...Она приходила глубокой ночью, садилась на краешек моей кровати и говорила, говорила…
Эта история подлинная от начала и до конца.
...За окном стояла тёплая осень 1967года. А я в силу обстоятельств вынуждена была в прекраснейшие дни «бабьего лета» находиться в детской клинической больнице, где в одном из отделений нянечкой работала моя мама.
Не так давно исполнилось мне шестнадцать лет, болеть не хотелось, мыслями была со своими друзьями в школе, тем более – класс выпускной.
Моя бабушка качала головой:
- К ней если не одна болячка прицепится, так другая хвороба приклеится!-
И была права. Не везло…
Перед больницей проходили дни в уколах, сидеть не могла, бесконечных переливаниях крови, то мама выступала донором, то выписывалась чья-то замороженная кровь, потом подскакивала вверх температура тела, добавлялись таблетки и так до бесконечности.
И тогда вперёд вышла хирургия. И начались операции. Они, кроме шрамов и боли, ничего после себя путного не оставили. Вскрывался один нарыв, рядышком возникало бессчетное количество новых. Медицина оказалась бессильной.
Терпеть боль становилось всё труднее, жизнь видела в чёрном свете, думала – никому не нужна.
Но и жаловаться на судьбу было некому. Мама работала, заглядывала ко мне редко, да и при малышне, а я оказалась самой старшей в палате, хныкать не смогла бы.
Отрада исстрадавшемуся телу –ночь. В тишине, пусть и на непродолжительное время, я оставалась наедине с собой. В такие часы, никого не потревожив, могла тихонько плакать, стонать, выплескивать боль и отчаяние наружу.
Одна из таких ночей была особенно тяжёлой. Очередная операция, местный наркоз не подействовал, привела в отчаяние. Казалось, кроме боли в этом мире больше ничего не существует. Прикрыв глаза, чувствуя себя брошенным щенком, скулила.
Внезапно ощутила рядом с собой чьё-то присутствие. А потом и почувствовала прикосновение тёплой руки к лицу.
Видно, умом тронулась, подумала я и открыла глаза. Никого. Огляделась. Заметив чей-то неясный силуэт, вздрогнула, отодвинулась на край узкой кровати.
«Точно, нет сомнения, что-то со мной не так – подумалось мне. Иначе призраки не мерещились бы!»
Может, задремала?! Если сон, то пусть и не заканчивается.
Поправила подушку, укрылась, расслабилась. Но уснуть не удалось. Луна, заглянувшая в больничное окошко, осветила незнакомку, расположившуюся на моей кровати. Значит, явь. А казалось – брежу. Девушка,живая, сидела напротив, поджав ноги.
- Я посижу рядышком. Не сдерживайся, поплачь. Не один день за тобой наблюдаю, знаю, терпеть умеешь. А днём кричала. У меня твой крик до сих пор в ушах стоит. Значит, настолько было больно, что не сдержалась. Вот я и пришла. Если не прогонишь, побуду с тобой, - заговорило «видение» тёплым, с лёгкой хрипотцой голосом.
Спать, как и страдать, расхотелось. Природное любопытство взяло верх.
Всмотревшись, я увидала перед собой худощавую, как мне показалось, высокого роста молодую женщину, большеглазую, со светлыми прямыми волосами до плеч, одетую в пижаму. Хоть и в полутьме, но смогла заметить синеву её глаз и чёлку, прикрывающую большой лоб.
Помолчали. В тишине ночи слышны были вздохи, бормотания уставших за день больных детей. Внезапно незнакомка заговорила. И я поняла - ей нужна была слушательница. В то время я ещё не умела слушать и слышать, но для моего «призрака», думаю, неважно было, кто рядом:
- Знаешь, я ведь по возрасту должна находиться сейчас в больнице для взрослых, а меня, когда заболела, привезли сюда, потому что я не имею права с кем-либо общаться, тем более разговаривать на разные темы. А с малышнёй разве поговоришь!
А тут ты, удача! Мне же ничего не надо, только увидеть кого-то иного, а не из тех, кто окружает меня годами…
Знай они о тебе, наверное, вообще в больницу не попала бы, и, если бы и умерла, никто бы не хватился, некому… Закопали бы в общей бы могиле, без слёз, сожаления, дат рождения и смерти…
Что она говорит?! Как такое возможно?! Недавно всем двором провожали в последний путь старика-соседа. Звучала похоронная музыка, сердце разрывалось от жалости. А её,молодую,красивую, как безродную собаку?!
- Да, да, ты правильно поняла, как безродную…-
Но я же ни одного слова не проронила. Она мысли читает?
- А я и есть без роду и племени. Сейчас, здесь записана как Ольга, а потом стану Татьяной, Катериной, Самантой, Рахелью, Сарой, той, которой понадоблюсь…
Не удивляйся, я не сошла с ума, но обо всём, если получится завтра, сейчас светает, прощай…
Хочу, но не могу сказать тебе «до свидания»,возможно, его и не будет…
Промолвив, Ольга-Саманта растворилась, исчезла в предрассветной темноте…
...К вечеру следующего дня я позабыла о случайной знакомой. День вымотал. Наполненный шумом, болью, детскими криками никак он не заканчивался. Я желала любого отдыха, мечтала о сне, пусть и зыбком, непродолжительном. Не получилась. Она пришла,как и обещала. И опять ни скрипа открываемой двери, ни её шагов, я не услыхала. Устроилась на кровати в прежней позе. И разговор повела так, словно не было в беседе перерыва:
- Я видела твою маму. Она такая молодая. Красивая. А целый день носится с вёдрами. Жаль её. О ней отзываются с уважением. Редко кто в наше время не ворует, а тут легче лёгкого – у детей украсть. У вас семья настоящая, пусть и без отца живёте, трудно…
Откуда она знает об отсутствии в нашей жизни отца? Я ничего о себе не рассказывала!
- Привыкла всё замечать, иначе бы не выжила.- продолжила свой монолог Оля.
Мысли читает. Устала. Больше этого не вынесу!
- Не волнуйся, я ещё немного посижу и уйду, не буду тебе мешать, отдыхай.
Но очень тебя прошу, умоляю, никому не рассказывай обо мне!
Ольга наклонилась ко мне, заглянула в глаза:
- Верю, тебе поверила сразу, как увидела в коридоре, ты из тех, из настоящих…
Она ещё что-то сказала, но я не услышала. Боль куда-то ушла, тело налилось приятной тяжестью. Я и не заметила, как под тихий говорок новой подруги погрузилась в долгожданный, благодатный, необходимый душе и телу сон.
Проснулась от прикосновения медсестры, разносившей градусники...
...Теперь я ждала очередной встречи. Хотела убедиться, существует ли новая знакомая, или я схожу с ума от вынужденного безделья.
С того момента, как дежурная нянечка, вымыв полы, щёлкнула выключателем и объявила отбой, я, не отрываясь, смотрела на дверь. Но девушка или молодая женщина, я никак не могла определиться с её возрастом, как и в прошлые свои посещения возникла ниоткуда.
Она приветливо кивнула, выбрала то же место на кровати и уселась в своей любимой позе:
- Ты желала проследить за моим появлением и опять пропустила. Так ведь?
Понимаешь, меня учат, как и моих одноклассниц,вернее их называть однокурсницами, на протяжении многих лет науке быть невидимой, неприметной, незаметной, когда это требуется…
И опять я ещё и пикнуть не успела, а она ответила на незаданный вопрос.
- Мне хочется рассказать тебе обо всём, выговориться, может быть, завтра не будет такой возможности. Приедут за мной Они и заберут. Не буду объяснять, кто это Они, береги тебя Бог от таких знакомств! Меня не уберёг…
Оля надолго замолчала. Казавшаяся невозмутимой, беззвучно плакала.
Когда при мне плачут, да ещё вот так, а я кожей чувствую настоящее горе, мне и самой становится плохо.
Я протянула руки. Она сжала их. Сколько мы так просидели – не знаю. Время остановилось.
Девушка, справившись с волнением, продолжила начатый ею разговор. И я услыхала о том, что она не знала родителей. Скиталась по детским домам. Но однажды её увезли. Как потом оказалось, в закрытую школу с английским уклоном для девочек. Таких школ, немецких, французских и прочих, много по стране.
Почему выбор пал на неё? Скорее всего из-за отсутствия родни, цепкой памяти и славянской внешности. Все учащиеся, словно близнецы, светловолосые, голубоглазые. И никаких родимых пятен или шрамов на теле. Вот такой отбор…
Она владеет шестью иностранными языками, читает и пишет, стенографирует, печатает быстрее любой самой высококвалифицированной машинистки, играет на нескольких музыкальных инструментах, хорошо танцует и бальные и современные танцы, умеет подбирать наряды к необходимым торжествам, поддерживать светские разговоры.
Столько знаний и умений! И всё лишь для того, чтобы подслушивать и подсматривать, доносить. А грубо сказать – быть обычными подстилками...
Ольга рассмеялась, а я поёжилась – такого смеха мне слышать не доводилось…
Мало кто из бывших выпускниц дожил до среднего возраста – иные спились, опустились ниже некуда, или погибли, участвуя, поневоле, в чужих играх и бесконечных разборках.
И никому нельзя довериться. Никому. Наушничество, доносы. Сколько раз предавали её так называемые подруги - не счесть, как и того, сколько времени провела она в карцере школы и именно за то, что покрывала других…
Девушка встала. Направилась к двери, но вернулась:
- Вот ещё что: а ведь Израиль выиграл*! Вот так! Хотели уничтожить, раздавить маленькое, микроскопическое государство, а не удалось! Я так радовалась, как будто это моя победа. Особенно приятно – «наши-то» ожидали другого исхода… Ладно, пусть каждый получает по делам своим...
- Прощай, мне пора, -
Скрипнула дверь. Оля ушла.
...На следующее утро у меня кружилась голова от недосыпания, волнения, от прикосновения к чему-то новому, неизвестному, тому, что напрочь отсутствовало в моей жизни.
Утомительные процедуры, перевязки, чтение малышне книжек, помощь медсёстрам, я всегда помогала разносить лекарства, бездействие убивало похуже болезни, ничего из того обычного, что наполняло очередной день смыслом - не отвлекало от мыслей об Ольге. Не стану же я её называть Самантой или ещё как! Оля и Оля…
Я верила и не верила ей. И не потому, что посчитала её лгуньей. Просто в моём мире фантазий и иллюзий жили и умирали, страдали и любили иные люди.
Я была «отпетой» фантазёркой. Романтической натурой. Обо мне знал правду лишь высоченный тополь, с которым я мысленно разговаривала, если не слушала урок или не читала очередную книгу. Именно из-за него я всегда выбирала парту у окна.
Сегодня я знатная дама, нарядная, красивая, весёлая, остроумная. Принимаю именитых гостей в своём замке, завтра - миссионерка в Африке. Борюсь с эпидемиями.
Начитавшись романтической литературы, забывала о действительности.
Нередко к жизни возвращали окрики матери или замечания учителей.
Израиль… Что-такое слыхала. В нашем дворе газет не читали, не верили им, дикторам из телевизоров, произносившим текст по бумажке, тем более. А тут ещё мама нам с сестрой – ни с кем ни о чём не говорите!
Во время вынужденного заточения я была Аннетой из «Очарованной души» Ромен Роллана.
А до того – любила и страдала вместе с Эдит из «Нетерпения сердца» Цвейга.
Безусловно, в «моём мире» жилось куда интереснее.
Этой ночью я обо всём поговорю с Олей. Может, ей бежать?!
Едва дождалась, когда погасят свет, не ложилась, бродила между кроватей.
Уже и рассвет наступил, а моя новая знакомая так и не появилась.
И ещё две ночи я ждала терпеливо. Мне нужно многое ей сказать, она должна узнать - на меня можно положиться. Но Ольга не пришла.
...Промаявшись ещё несколько ночей без сна, пребывая в сильнейшем волнении, я не смогла сдержаться и рассказала матери о ночных посещениях.
Хотя она и знала - её обманывать младшая дочь не стала бы, но всё мною сказанное показалось ей нереальным, абсурдным. Кто-то входит бесшумно, садится на кровать, говорит о непонятном. Бред и всё тут, и тема закрыта.
Но не тут- то было. Я вцепилась в неё мёртвой хваткой:
- Пойди, узнай, прошу, умоляю!
Мама согласилась не сразу. Но поняла – не отступлюсь, не сдамся. Начну сама выяснять.
К тому времени она проработала в этой больнице много лет. С одними лишь раскланивалась, с другими общалась более тесно.
Решила обратиться к старшей медсестре хирургического отделения, в котором я и находилось в те дни. Педантичная, строгая, та в своей вотчине была настоящей хозяйкой. Знала обо всём и обо всех. Мимо её внимания и муха не пролетала.
Мать ушла. А я в тревоге провела много часов. Что ей скажут? Где Оля? Не посмеются ли надо мной, не примут ли мои слова за очередную фантазию, выдумку?
Под вечер моя родительница вернулась раздражённая:
- Собирайся- ка ты домой, да побыстрее! Хватит лежать, на перевязки будешь приходить сюда.И в школу отправишься. Мой рабочий день закончен, вдвоём и уйдём.
Я всю прошедшую неделю канючила - выпишите, надоело. Не отпустили. По отделению ходила, расставив руки. Меня, шутя, прозвали вешалкой. Как же я пойду по улице с трубочками, торчащими из ранок?!
Мама ловко укладывала в принесенные ею сетки мои скромные пожитки. Она не разговаривала. Молча подтолкнула меня к выходу.
Удивлённая нашим внезапным появлением бабушка застыла на пороге...
...Жизнь продолжалась. Вылечиться не вылечилась, но в свой класс вернулась. Необходимо было догонять одноклассников.
Иногда вспоминала о ночной гостье. Потом забывала и надолго. Иной раз хотелось с кем-то и поговорить на эту тему. Попыталась рассказать подружке. Она слушала, но мысленно находилась не рядом со мной: ей сестра, замужняя дама, прислала из Германии красивые свитера…
Мама обсуждать произошедшее отказалась наотрез. Как ни упрашивала, ни словечка в ответ. Лишь в самом начале получила грозное предупреждение:
- Молчи, никому не рассказывай, рот сомкни и покрепче!
Время бежало, торопилось. Дни сменялись неделями, месяцами.
Однажды вечером моё внимание привлекла беседа мамы с бабушкой. Если бы они говорили громко - не заинтересовалась бы, а то почти шёпотом, грех пропустить!
- Как я, взрослая женщина, тогда девчонку послушалась, дала себя уговорить - понять не могу до сих пор! Но я не представляла, во что влезаю, думала, привиделось...
Я лишь задала невинный вопрос, а услыхала:
« Хорошо, что ко мне обратились. Забудьте, дочь убедите – приснилось. Сны посещали, сновидения болезненные…
Такая девочка умная, серьёзная и почему к ней всегда что-то липнет!
Я бы с Вами вообще не разговаривала, если честно. Но, зная Вашу порядочность, говорю.
А должна была бы о Вашем интересе сообщить… Не смогу. С работы уволят, пропадёт Ваша очередь на квартиру. Верю данному слову…»
Ты представляешь! Всего-то и спросила, был человек или не был!
Когда я, встревоженная, уходила, она едва слышно добавила:
«Была, увезли внезапно, медицинскую карту уничтожили на моих глазах…
Идите, работайте спокойно, я Вас уважаю и верю Вам!»
Бабушка слушала, кивала головой, но я поняла - не в первый раз обсуждают:
- Унзере мелихе!* Что с человеком может сделать! Это же надо – девушку увезли, ребёнка больного домой отправили, тебя, за копейки работающую, уволить могли…
…Взрослея, я вспоминала Олю всё чаще. Желала ей здравия, любви, семейного счастья. Но чувствовала - нет этого...
Сейчас думаю: как мало мы знали о той стране, в которой родились и выросли.
И как же мало знаем о том времени, в котором находимся сейчас….
… Она приходила глубокой ночью, садилась на краешек моей кровати и
говорила, говорила… Однажды не пришла…
* Наша власть, наше государство (идиш)
31.12.10