СЕКРЕТ СЧАСТЬЯ.
По грязным окнам, жалобно скрипящего вагона, часто стучал весенний дождь. Но только это был не тот радостный дождь, после которого весна полностью вступает в свои права, после которого все вокруг сияет чистотой обновления, а совсем другой - хмурый и злой. Природа, подразнила нас парой погожих деньков, и теперь будто насмехалась, обрушив на землю все свои запасы непогоды. Всё сегодня было: и холод, и ветер, и дождь со снегом. Мне-то еще хорошо, я смотрю на все эти происки весны, лежа на верхней полке купейного вагона, а каково сейчас тем, кто шагает навстречу порывам холодного и мокрого ветра. Вот им-то точно не позавидуешь. Хотя и мне вряд ли кто завидовать будет? Разве только тот, кто не понимает, что творится сегодня у меня на душе. Эти пусть завидуют. Они же не знают ничего. И хорошо, что не знают. А то ведь пришлось бы мне объясняться перед ними. И вряд ли бы они меня поняли. Да и как можно понять сорокалетнего человека, который ни с того ни с сего сел в вагон поезда дальнего следования и отправился в маленький таежный поселок, где не был я уже почти двадцать лет. Уже двадцать лет. Как быстро все-таки пролетело время.
Я уж и не помню точно, как мы забрели в ту серую покосившуюся сторожку. И чего нас тогда занесло окраину того лесного поселка? Не помню. Дела, видно, какие-то по службе были. Просто так в эту глушь мы вряд ли пошли бы. Вряд ли. У них в поселке и магазина-то не было, лишь автолавка раз в неделю. Наш железнодорожный батальон километрах в сорока от поселка этого, в районном центре базировался. Там всё было. Всё, чему положено быть в маленьком городке.
Вот хоть убей меня сейчас, а я не вспомню даже того, как мы в дебри эти добирались. Наверное, на гусеничном тягаче. По-другому в тех краях и километра весной не проедешь. Грязи там весной по уши, а местами и больше. Глушь, одним словом.
А вот старика – сторожа запомнил я хорошо. И разговоры наши в его сторожке помню ясно. А чего их мне не помнить? У нас в ту пору всегда и всюду одни и те же разговоры были. Служить нам оставалось чуть больше двух месяцев, а потому и не было у нас, кроме «дембеля», никаких других тем.
- Эх, братцы, - мечтательно вещал нам Вовка Долинин, понемножку отхлебывая горячий чай из помятой алюминиевой кружки, - оттянусь я в первые дни на гражданке, ну, просто на полную катушку оттянусь. Домой из областного центра непременно на мягком автобусе поеду. У нас можно и на электричке, но я поеду на автобусе. Знаете, как здорово на мягком автобусе домой ехать? Особенно весной!
- Да домой на чем угодно здорово ехать, - засмеялся Саня Громов, отламывая от буханки черного хлеба, приличный ломоть. – Мне хоть на козе, только бы домой. Ведь там у нас самая настоящая жизнь начнется. И когда же, наконец, это счастье к нам привалит?
- Недолго осталось, - махнул рукой Витя Кочерга. – Еще два месяца и всё. Наше время придет. Вот уж где счастье, так счастье. Я вам братцы мои, откровенно скажу, что счастье настоящее только в «дембеле» и бывает. А другого такого нет, и не было никогда. Никогда
- Это точно, - радостно подтвердил слова сослуживца Громов. – Большего кайфа, чем «дембель» в природе вообще не существует. Наша жизнь-то только после «дембеля» и начнется. Счастье это, короче говоря. Я как приду домой, так сразу же «Яву» свою из гаража выкачу и помчу куда-нибудь, чтобы ветер весенний в лицо и шум в ушах.
- Точно, счастье, - дружно поддержали мы Саню. – Всем счастьям – счастье.
- Чего вы в счастье-то понимаете, пацаны? - неожиданно встрял в наш разговор, сидевший в углу старик - Не изведать вам его никогда, а то, что изведаете вы, это будет только видимость одна. Вы станете думать, что это счастье, а это будет лишь суета. Суета и тлен. А мимо счастья вы чаще всего стороной будете проходить, не замечая его…
И чего он тогда сунулся в наш разговор? Сидел бы тихо в углу со своим валенком да сидел. А то ведь нет, не сиделось ему – сунулся. Нарушил нам дед мечтательную благодать и настроение основательно подпортил. Мы, конечно же, сразу к старику с вопросом.
- Ты чего дед против «дембеля», что ли? Что ж, по-твоему, счастья настоящего и не бывает никогда?
- Бывает, - пожал плечами старик, ловко протыкая шилом старый валенок. – Только люди никогда не понимают, что это счастье их было. Никогда. Запомните пацаны – никогда! И подсказать им некому.
- Врешь ты все нам, старик, - неожиданно всполошился Кочерга. – Ты просто завидуешь нам и врешь! А завидуешь потому, что тебе уже счастья никогда не испытать! Тебе и жить-то осталось всего ничего. А у нас всё еще впереди! Будет у нас через два месяца настоящее счастье! И потом его еще много будет! Все будет: и девчонки, и водка, и всё, чего хочешь! Будет! Ты понял, дед?!
Старик ухмыльнулся как-то по-особенному и обвел нас всех внимательным взглядом из-под сивых бровей. Посмотрел каждому в глаза да вновь стал валенок шилом тыкать. Всего лишь на миг встретился я с ним взглядом, но запомнил этот миг на всю свою жизнь.
Часто ночью я эти глаза вижу. Случится лишь со мною какая-нибудь жизненная радость, так сразу же эти глаза тут как тут, и ухмыляются они мне неизвестно откуда. А ведь прав старик оказался. Во всяком случае, лично я в его правоте сейчас на все сто процентов уверен. Не было мне в жизни настоящего счастья. Серость одна. Казалось иногда, что вот оно счастье-то, рядышком уже, а потом все прахом шло. Где ждал сладости, получал только горечь с обидой и ничего больше. Глупо так, наверное, в моем возрасте рассуждать? Конечно, глупо! Не пацан ведь уже. Да только прав был старик – нет в жизни счастья. Определенно нет, но иногда его так хочется, что волосы на себе от желания того готов рвать. И что самое обидное – ведь понимаешь умом, что не выйдет ничего хорошего из желания глупого, и все равно душу себе этим желанием травишь.
Вот как мне хотелось купить хорошую машину? До дрожи в руках хотелось. Всё был готов за это хотение свое отдать. Всё. И вот повезло. Дом теткин привалил мне в наследство. Я его скоренько продал и купил её. Новенькую. Блестящую. Я даже чуть было сознание от радости не потерял, когда сел за руль. Радовался целый день, а на второй день крыло поцарапал, и сразу же черная печаль на меня накатила. Мгновенно накатила. Приснился мне ночью опять тот старик из таежного поселка. Сидит он в углу своем и смеется. Ехидно так смеется.
- Ты чего ржешь?! – кричу я ему, что есть силы. – Чего насмехаешься?! Счастье у меня сегодня было! Я о такой машине считай, что всю жизнь мечтал! Понимаешь ты? Мечтал!
А он вдруг хохотать стал. Ничего не говорит, а только ржет и всё тут!
Проснулся я среди ночи в холодном поту. Тьма кругом, душно, жена рядом храпит, сердце колотится, как птенец в силке. На душе сразу кошки заскребли, и так пусто там стало, что того и гляди, разорвется душа моя на мелкие куски. Как бомба вакуумная, разорвется.
И вот тут на меня какая-то дикая блажь нашла. Сам не помню, как вскочил я с постели, оделся и бегом на вокзал. Жена что-то кричала мне вслед, а я только отмахнулся от неё, как от надоедливой мухи. Отмахнулся и побежал. Будто в беспамятстве побежал.
Опомнился я уже в поезде. На улице шел дождь, и мне совсем не хотелось жить. Вернее, не то чтобы не хотелось на свет белый смотреть, а желаний у меня никаких не было. Одна только пустота внутри. Пустота, стук колес с шумом дождя и ничего больше. Страшное состояние.
До поселка я добрался уже после полудня. Какой-то хмурый тип угрюмо кивнул на мою слезную просьбу и пустил меня в кабину тягача, развязав узел из ржавой проволоки на грязной помятой двери. Всю дорогу ехали мы, молча и, лишь часто вздыхали, каждый о своем.
Как ни странно, а сторожка та ни чуть не изменилась, и старик сидел всё в том же углу. Он ухмыльнулся на мое приветствие, закашлялся и указал морщинистой рукой на широкую лавку.
- Пришел все-таки? – справившись с приступом кашля, чуть слышно спросил меня сторож.
- Пришел.
- А я знал, что ты придешь. Я по глазам твоим понял, что мы встретимся еще раз. У друзей твоих глаза пустые были, а у тебя со смыслом.
- Как это со смыслом? – не понял я.
- А так. Не простой ты человек. Вовсе не простой.
- А какой же?
- Ты ищущий. Ты ведь всегда во всем смысла ищешь. Всегда.
- Ничего я не ищу!
- А зачем же тогда пришел ко мне через столько лет? Зачем?
- Я не знаю. Напало что-то на меня, вот и пришел.
- Вот видишь, - тяжело вздыхая, поднялся старик с зеленого ящика, - на других ничего не нападает, а на тебя напало. Небось, секрет счастья решил у меня спросить?
- Решил, - честно признался я не столько перед стариком, сколько перед самим собой. – Открой мне его. В чем оно? Помоги. Вот никак я понять не могу. Помоги разобраться.
- Вот, - опять засмеялся хозяин, - а говоришь не ищущий ты человек? Разве не ищущий приехал бы сюда за тридевять земель с таким глупым вопросом?
- Что же я дурак, по-твоему? – обиделся я, отвернувшись к мутному окну.
- Нет, не дурак, - поспешил успокоить меня старик. – Просто ты ищущий человек. Беспокойный ты. И потому открою я тебе секрет. Слушай.
Сторож опять уселся в свой угол, достал из под ящика старый валенок, и стал сосредоточено его подшивать. В сторожке было тихо. Я ждал от старика ответа на свой сокровенный вопрос, а он почему-то медлил. Просидели мы с ним молча минут пять и я, наконец, не выдержал. Я уж было раскрыл рот, чтобы напомнить хозяину о себе и вдруг понял, что в сторожке мы уже не одни. И тишины в сторожке нет. За столом сидели мои друзья. Сидели и мечтали о «дембеле». И Сашка Громов сидел. Вот он рядом со мною еще живой, будто и не выезжал Саня на своем мотоцикле на встречную полосу оживленного шоссе, и будто не хоронили мы его хмурым осенним утром. Вот он. И Витька Кочерга тут, причем трезвый совсем. Такой трезвый, каким я его лет пятнадцать уж не видел, и с лицом у него всё в порядке. Молодой он здесь, а не опухший с сизым носом да беззубым ртом. Чудеса. Вовка Долинин тоже сидит, причем сидит за столом, а не в колонии строгого режима, куда попал он за убийство своей очередной сожительницы. Она, конечно, у него дура была первостатейная, но все-таки зря он тогда за топор схватился. Зря. Такую беду по пьяни сотворил, что и вспоминать про неё сейчас страшно. Он себе, видишь ли, после первой отсидки всё любви искал, вот и доискался.
- Эх, братцы, - опять мечтательно вещал нам Вовка Долинин, понемножку отхлебывая горячий чай, все из той же кружки, - оттянусь я в первые дни на гражданке, ну, просто на полную катушку оттянусь. Домой из областного центра непременно на мягком автобусе поеду. У нас можно и на электричке, но я поеду на автобусе. Знаете, как здорово на мягком автобусе домой ехать? Особенно весной.
Мне захотелось отговорить его от поездки в автобусе. Очень захотелось. Он же еще не знает, что подерется там с наглым мужиком и вместо дома попадет на тюремные нары. Я пытался схватить его за рукав, сказать ему о грозящей опасности, но ничего из этого у меня не получалось. Не слушал меня никто. Я очень рассердился на них и внезапно понял, что мне-то на жизнь мою грех обижаться. А как понял я это, всё пропало: и друзья армейские, и старик, и сторожка его.
Я неведомо как очутился в своей квартире за кухонным столом в кругу семьи. Сын опять о чем-то спорил с дочерью, жена рассказывала мне про плохую уборку подъезда, по телевизору показывали последние новости, а на улице изо всех сил сияло теплое весеннее солнце. Настоящее весеннее солнце!
КОНЕЦ