РАЗДЕЛ 3. БОРЬБА С ЗАБВЕНИЕМ
Гималайские долины мало напоминают рай земной. Виды там, конечно же, не-обыкновенной красоты, но пейзажами все и ограничивается. Жизнь в тех доли-нах тяжкая, народ мало симпатичный. Их не то, что ночью в темном переулке, средь бела дня на оживленной улице встречать опасно. Все хороши: что непаль-цы, что бутанцы, что китайские обитатели северных склонов этой великой гор-ной системы. Помните, у древних римлян была такая поговорка: кариец, кили-киец, каппадокиец – все хороши: три "К", от которых воротит с души. Я не хочу проводить неуместных исторических аналогий и бросать тень на представителей всех гималайских горцев, но, тем не менее… а вам, читатели, искренне посоветовал бы держаться как можно дальше от этих замечательных мест.
Передвигались мы исключительно по ночам. Не то, чтобы кого-то опасались (к Азазеллу неприменимо слово "страх", да и наш медведь медвежьей болезнью почему-то не страдал), но мне стало почему-то жалко горцев. Какие ни есть, а все же живые души, и губить их почем зря не входило в мои планы. А то, что без жертв не обошлось бы, было ясно даже Хомяку. Дух не терпел безобразий, а именно темными делишками и предпочитало заниматься местное население. Курили тут опиум, обчищали караваны, мылись крайне редко и вообще вели себя самым неподобающим образом. Кузькина мать просто истосковалась по ним, кутузка – тоже.
По утрам было холодно, зато красиво. Восход, налетающий откуда-то из-за горизонта на белоснежные горные вершины, в мгновение ока превращал их в нежно-розовые исполинские монументы, в нечто такое, при виде которого за-бываешь все на свете. В такие мгновения я остро жалел о том, что не дал мне Господь таланта все это отобразить на холсте. Вернее сказать, пытался-то я много раз, да только мало вышло толку. Даже Дух проникался величием потря-сающих видов на утреннюю Джомолунгму, предвечерние Чогори и Пумори. Да и наша Аннапурна наряду с Макалу ничем не уступали этим красавцам-исполинам, за нее стыдно не было. Мы брели к северу-западу, ибо там имелся единственный удобный проход в великом Гималайском хребте. Он выводил на Памир, а там и Россияния близко. И пойдем мы по трассе БАМа в сторону хреб-та Удокан, ибо, если где и искать Бога, так только там. А вы видели его где-нибудь еще в каком-то непонятном месте? Просьба сообщить нам об этом неза-медлительно. Нам и самим порядком надоело болтаться по этим почти безлюд-ным трущобам, все по шпалам да по шпалам, а потом и вовсе по бездорожью. Может быть, Бог бывает и в иных, более доступных регионах?
Проходя по дорогам Индии, нельзя было не заметить, что страна уверенно мчалась в будущее маршем и дорогой энтузиастов. Индусы нашли, наконец, свой светлый путь. Многое им мешало, хватало за ноги, пыталось утащить на-зад, в темные времена кастовой сословности, можно сказать, языческой дико-сти. Но граждане Индии пинками отбрасывали со своего пути всякого рода препятствия, будь то сепаратизм населения штатов Джамма и Кашмир, враждебность мусульманских соседей - Бангладеш и Пакистана, почетная ненависть своих бывших хозяев-колонизаторов. Тут все поголовно читали, учились, с пьянством и наркоманией было покончено. Даешь самый образованный в мире народ, санскрит его подери! Одним словом, харе Кришну!
На индусов даже у Азазелла не поднялась тяжелая рука: он чтил книжников, потому как грамотность всегда давалась старому черту с огромным трудом. Не-смотря на то, что многие встречные были небриты - немыты, мы даже не мор-щились, и приветствовали их на всех известных нам языках мира: медведь – на наречии часки (он постоянно путал индейцев с индийцами, как и Колумб), Дух – на языке российских боцманов, я – на суахили и иврите. А Хомяк, дурень, только и знал – выкрикивать свое "Аллах Акбар". Мы с Азазеллом тотчас же бросались успокаивать возбужденную толпу: дескать, товарищ перегрелся, объ-елся белены, а вообще он старик стоящий, можно сказать, замечательный, ро-дом из арийцев, его дедушка стоял у истоков зороастризма, и так далее. Довер-чивые индийцы принимали наши уверения за чистую монету, ибо ни бельмеса не понимали из сказанного, так что нас даже не пытались вздуть или посадить на кол. Да и язык не повернулся бы назвать их диким народом. Лучшие про-граммисты мира трудились в индийских компьютерных центрах, их аграрии добились невозможного: смерть с голодухи в Индии стала едва ли не экзотиче-ской. А в прежние времена миллион в год было нормой.
Этой нации, похоже, гибель и забвение уже не угрожали. В отличие от своих дальних родственников, потомков славянских племен, они знали, куда и зачем движутся, и как избежать смуты, погружения во тьму. Никакая "толерантность" им не была нужна, преступников там не жалели, а вполне разумно вешали. Это, да и не только это, не позволяло криминальному племени оседлать власть. За порядком там следить умели, и этому уже не могли помешать их родственники из ближнего зарубежья – те же самые индийцы, отличающиеся лишь по конфес-сиональному признаку, исламисты чертовы.
Глядя на них, Дух и Гризли преобразились. Они рычали, ревели, скверно ру-гались, выпуская когти и, скаля клыки, все бурчали:
- А мы-то? А я-то? А ты-то? Мы им покажем, кто тут русские свиньи! Рано нас хороните, господа капиталисты!
И отвешивали нам с Хомяком оплеухи и затрещины, видимо, приняв нас за глобалистов или вообще за представителей транснациональных корпораций. Я терпел, потому что сам бы с удовольствием врезал какому-нибудь мистеру Тви-стеру, так что чувства моих свирепых товарищей были мне близки и понятны. Хомяк же брюзжал, злился и все пытался защитить свой загривок с помощью ятагана. Но – ничего не помогало. Дух был суров и справедлив, а уж резв, как молния, как сокол в пике. Гризли в эти разборки не вмешивался, потому что был занят поиском меда, которого в Индии почему-то почти не водилось. Пче-лы там лишь кусались, а толку от них было ровно столько же, как и от ос. Но медведь не был орлом-осоедом, так что страна ему, скорее всего, не очень-то и понравилась. Он бы, каналья, предпочел какую-нибудь Воронежскую область, или Башкирию. Да и кому он там, между нами, нужен?!
Вот и север Индии, территория, охваченная огнем гражданской войны, зона массового исламского терроризма и сепаратизма, умело подогреваемых из Па-кистана. Заняться пакистанскими генералами да спецслужбами, что ли? Хоро-шее, между прочим, дело, доброе: пакистанское руководство янки в рот смот-рит, их вздуть – святое дело. Одно лишь нас тревожило: они, канальи, успели обзавестить атомным оружием. Как бы сдуру не шарахнули по соседям! Так что если их и бить, то по-умному, чтоб ни одна ракета с ядерной боеголовкой не успела взлететь…
Что-что, а бить мои друзья-монстры умели, особенно за дело. Пришлось задер-жаться в чертовом Пакистане, пока они приводили наиболее безответственные и агрессивные элементы к единому знаменателю. После проведенной экзекуции агрессивность с сикхов, сингалов и прочего сброда как рукой сняло. Они долгое время были заняты собиранием разлетевшихся во все стороны зубов, лечением отбитых почек и сломанных ребер да конечностей. До смертоубийства, по моей просьбе, дело не дошло. Ограничились показательными экзекуциями, мордобоем и нанесением прочих травм средней тяжести. Лечитесь, господа агрессоры, сколько влезет! А нам надо было идти дальше. В Афганистане пришлось сделать большой привал, поскольку Духу нестерпимо захотелось разгромить англо-американские военные базы. Сказано – сделано. Америка недосчиталась несколько тысяч своих злобных сынов (на этот раз я не стал настаивать на гуманности, на них она не распространяется), зато Арлингтонское военное кладбище значительно расширилось. Страна не должна забывать своих героев, черт бы их побрал, какими негодяями они бы не были. Кстати, душманам тоже не поздоровилось. Нам с Шатуном крайне не понравилось, что эти Аники-воины дрались с нашими соотечественниками, можно сказать, насмерть, а проклятым америкосам сдались почти что без боя. Пришлось прочитать им коротенькую нотацию в количестве двадцати тысяч убитых и шестидесяти тысяч раненых, прием оставшиеся в живых были твердо убеждены в том, что их били именно янки. Так что дорога "зеленым беретам" в страну пуштунов и Северного альянса оказалась закрытой прочным шлагбаумом национальной ненависти аборигенов к колонизаторам.
Проведя зачистку в этом беспокойном регионе, мы двинулись дальше. Надо было спасать Россиянию от надвигающейся гибели и полного забвения. Не по-жалеем сил, чтобы спасти страну от сползания в пропасть! Да здравствует улич-ный порядок, даешь власть народа, а не кучки негодяев!
А тут, некстати, пришло сообщение о трагической гибели президента Чечни Ахмада Кадырова. Я-то знал, что бедолагу настигло темное прошлое, убили собственные старые грехи, которых хватило бы на сотню убийц средней руки; внешне же это выглядело как уничтожение непримиримыми сепаратистами раскаявшегося имама, перешедшего на сторону русских друзей. Следовательно, надо было спешить, пока не случилось что-то еще худшее. Спасти от полного забвения господина Кадырова мы уже не могли, потому что его забыли на третий день после гибели, а на пятый уже не могли вспомнить, кто это, собственно, такой, кем работал и чем прославился. Но дело было и не в нем, а в огромной стране, которая по щучьему велению все тех же транснациональных корпораций вот-вот должна была превратиться в кучу обломков и огрызков, обитатели которых уже никогда не смогли бы вспомнить, что такое Киевская Русь и СССР. А вот этого мы допустить не хотели, да и не могли: совесть не позволила бы. К моему изумлению, ее рудименты сохранились даже у Хомяка (вероятно, за счет нашей солидарной ненависти к янки). А медведь вообще был как бы живым воплощением этого подвида человеческого достоинства. Он, вообще-то людоед и хищник, мог часами рыдать над участью несчастной страны, отданной на поток иностранному капиталу неумными и алчными правителями. У этого представителя отряда куньих прорезался великорусский патриотизм, какого даже у Пуришкевича не наблюдалось. Я не уставал восхищаться зверюгой и даже в пример другим его ставил.
- Смотрите же, Хомяк и Дух, каким должен быть истинный русский патриот! – патетически восклицал я, на что ехидный Хомяк тут же не преминул съязвить:
- Шерстистым, клыкастым и когтистым, обожающим мед, да еще и канниба-лом?
- Не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле, - огрызнулся я, - имеется в виду дух…
- Да, душок от него еще тот, - соглашался имам-папа, - он хищник, но в то же время и падальщик…
- Тьфу ты, болван, невозможно разговаривать! Остришь, или в самом деле такой тупой?
Хомяк, сверкая глазами, полез за пазуху за поленом, но Азазелл не замедлил ус-мирить его ударом бревна по загривку. Досталось, естественно, и нам: а как же без этого? Мы и не подумали обидеться: бьет, – значит, любит.
Вот и таджикско-афганская граница, отсюда до юга Россиянии – рукой подать. Надо лишь Киргизию да Казахстан пересечь, а там, считай, дело в шляпе. По-граничники, хорошо запомнившие многочисленные переходы Духа через гра-ницы, даже и не думали нас останавливать – разбежались по окрестным кустам да посверкивали оттуда буркалами. Связываться с такими, как мы – себе дороже будет. Пусть уж лучше беспокойные нарушители катятся на все четыре стороны, а мы отвернемся, или, на всякий пожарный случай, вообще схоронимся. Так что мы прошли, как нож сквозь масло, по Варзобскому ущелью, и в Ягнобском побывали, заглянули в город Ош, и затем, должно быть, сдуру и с глубокого похмелья, заблудились в трех чинарах, в трех дубах, ядрена вошь! Заблудившись, загрустили, впали в кому, то есть, в скуку, стали бражничать да песни по-таджикски распевать… и забыли все на свете – про Россию, про науку, и глубоким сном заснули, спутав землю и кровать…
В общем, непонятно как, нас занесло на трассу Хорог-Ош, причем в самое сердце высокогорного Памира. Взошли на перевал, увидели там какую-то будку, да и рухнули спать, как подкошенные.
Проспавшись, Дух пришел в ярость:
- Чем вы тут все время занимались, а? Нельзя даже на минуту отойти, как вы тут же успеваете две недели пробездельничать! Я вам сейчас покажу, как игнорировать свои обязанности!
И вздул нас по всей науке, только кости трещали. Бревно, мерзко жужжа, громко шлепало по нашим спинам и ягодицам. Особенно досталось медведю, – у него площадь была больше, но и нам хватило за глаза. Мы почесались, приче-сались, выпили мировую, да и потопали дальше на север. Нечего прохлаждать-ся, Родина ждет. И, что уж точно, Бог. Наверняка у него в отношении нас име-ются какие-то не совсем понятные (точнее, совсем непонятные) планы. Так что мы обязаны неукоснительно выполнять его предписания, а то, как бы не было нам худо. Господь на расправу скор и горазд, даром, что милостив. Он нам мо-жет такое забвение организовать, что никакие пинкертоны потом днем с огнем наших останков не разыщут, никакие археологи не выкопают.
Тут я, непонятно почему, задумался: а почему же Господь, единый для всех, воспринимается по-разному не только всякого рода конфессиями, но и лично-стями, в том числе и подозрительными? И решил свои размышления на эту тему изложить в виде некого подобия сур, или аят. Вот что получилось:
ТАК КАКОЙ ЖЕ ОН, ГОСПОДЬ? (РАЗМЫШЛЕНИЕ СТАРОГО ПЕРЕГРИНА)
Кто из вас хоть раз увидел Бога? Многие хотели бы, да шишь:
Вроде бы свидетелей и много, а послушать стоит их, – глядишь, -
Выдумки, фантазии да бредни, или же расчетливый обман.
Ни во мгле столетий, ни намедни, Боже не заходил к нам ни в Оман,
Ни в Катар, ни в Ливию, ни в Чили, ни в ЮАР, ни в Йемен, ни в Перу…
Все, что нам о Боге настрочили – бред, мираж в полдневную жару.
Зря жрецы так рвутся на скрижали, на страницы всех священных книг:
Эти рядом с Ним и не лежали. Зрить его хотели бы, да фиг!
Бог – отнюдь не Библия, не кущи, не хозяин сада спелых смокв.
Он – наш рулевой вперед идущий, тот, кто может все (и, кстати, смог).
Не гадайте на кофейной гуще, кто ж он сам, откуда он возник:
Бог, как бы сказать вам… всемогущий: он и Вечность, он и – краткий миг.
И к тому же наш Создатель разный, хоть, вообще-то, в сущности, един:
У буржуев Боже – буржуазный, у грузин Господь – всегда грузин.
Он у ловеласов куртуазен, у марксистов - красен, как кумач,
У торговцев – мелкобуржуазен, а у басмачей Господь – басмач.
Путь богов – то синто, то судьбина, то вообще какой-то жуткий рок
В образе вампира, хунвэйбина, или – перекрестка всех дорог.
Путь его – тернистый, или гладкий (или же и гладок и тернист).
Для кого-то Бог – одни загадки, а для нас, для левых, он марксист.
Каждый нынче взял такую моду – видеть облик божий в зеркалах,
Глядя в воду, (или же не в воду), где - то Дух, то Деус, то Аллах.
Бога, как и суть всего, и смысл каждый ведь по-своему постиг:
Для кого-то он – набор всех чисел, а для шутников Господь - шутник.
Суть его во всем, и в каждой сути Бог – объединяющая суть.
Кто-то видит Бога в Абсолюте, кто-то в Абсолюте видит муть!
Всем его познать бы – да куда там! Меряют его на свой аршин…
Даже палачам и "демократам" нужен бог, и тут он не един!
Дурням божества нужны простые, умным боги глупые страшны…
(Как страшны нелепые посты и глупости заряды холостые)
Все его выдумывают – ты и всякие блаженные, святые,
И всегда – хозяева страны.
То-то Бог, в итоге, разной масти, с тысячью весьма различных черт.
Всем он нужен – смердам, высшей касте, то-то мы и рвем его на части,
И царят при том такие страсти, что их оценить не может (к счастью)
Никакой ответственный эксперт.
Рыночникам с властью и с деньгами, нужен не Аллах и не Христос,
А большой, хвостатый и с рогами, "бог", протектор, генеральный босс,
"Боже", у которого в программе - сберегать мерзавцев от угроз
Кризисов и прочего банкротства, охранять их власть и капитал,
Жадный и лишенный благородства, приобретший с жуликами сходство,
Вечно поощряющий юродство, власть скотов и всякой власти скотство…
Господи! В подобное уродство ни за что бы верить я не стал.
Впрочем, дорогие божьи чада, щукины и сукины сыны,
Бог-то всех вас видит так, как надо, в виде отраженья Сатаны.
Он-то вас, бездельников и жадин, вскоре подведет под трибунал, -
Да под тот, что будет беспощаден, выловит волков, раздавит гадин,
Бросив им в лицо: "я так и знал"!
Без него мы просто станем тенью, телом без души, (и без мошны),
И исчезнем в сумерках забвенья вовсе не по щучьему хотенью,
А за дело, сукины сыны.
Тяжело дыша, я вытер пот со лба. Что такое на меня накатило? Прозрение, оза-рение? Едва ли. Очередная блажь, не иначе. Надо бы поскорее выбросить это из головы, а то как бы от Господа нашего не нагорело за вольнодумство. У него с этим, знаете ли, просто! И еще я успел понять простую истину: без Бога борьба с забвением малоперспективна, если не сказать – бесполезна. Забудут нас или нет, – ему решать, а не нам.
Только я об этом подумал, как загремел гром, и не просто загрохотал, а, как будто бы, произнес своими раскатами:
- Молодец, дурак! Так держать, курс зюйд!
И передо мной явился Бог. Вернее сказать, я предстал пред его светлые очи, но это и не важно, кто перед кем. Главное заключалось в том, что встреча состоя-лась. Сейчас он меня вразумит!
И "вразумил", да так, что я неделю потом сидеть не мог. Рука, то есть десница, у него все-таки тяжелая – Бог есть Бог. Тут и мои спутники, увидев, кто пред ними, пали ниц и нестройно заголосили традиционное "Славься, Господь". Но Всевышний, как известно, на дух не выносил, (и не выносит) подхалимов, так что Хомяка, Гризли и Духа постигла та же участь, что и автора этих строк.
Бог хлестал нас по щекам и приговаривал:
- Забвения испугались, курицыны дети? Им, видите ли, захотелось остаться на скрижалях истории и в памяти тысяч поколений! А этого не хотите?
Тут Господь одновременно как бы и фигу из своих перстов сотворил, и нам по шее дал. Он все умеет, уж поверьте мне на слово! Пожурил нас раз, пожурил два, и вскоре это ему надоело до чертиков. Он так нам и сказал:
- Ну вас всех к черту, надоело мне вас поучать. Садитесь, что ли, закусим, чем Бог послал…
Оставалось лишь повиноваться воле Господа. Присели, причастились, хоро-шенько закусили, а затем выкурили по любезно предложенной сигаре. После этого нас не то, что каким-то забвением, даже рыночной демократией уже нель-зя было напугать. Мы сразу же окрепли духом, и настолько осмелели, что стали приставать к Богу – расскажи, мол, в чем же суть Бытия?! Демиург же, помол-чав, рассмеялся:
- У вас что, хронический склероз? Я же вам уже неоднократно заявлял:
- Вы да я – вот и суть Бытия. А полностью это звучало так:
- Хоть и трудно порой разобраться в смысле Жизни в процессе питья, заявляю ответственно, братцы: вы и я – вот и суть Бытия.
- Неужели и впрямь все забыли? Нехорошо!
Мы понурились действительно, как же так! Вот вам и борьба с забвением… са-ми-то хороши, нечего сказать!