Про Тома

   



    «Настоящего профессионала видно сразу. Во всяком случае меня, Джимми О'Нила. И не из-за моего добротного роста в семь фу-тов без двенадцати дюймов. И не из-за хорошей фигуры в двести фунтов убойного. веса. Я подвижен и скор. И не люблю долго сидеть на одном месте. Ни сидеть, ни стоять, ни лежать. Некоторые по сово-купности называют эти качества непоседливостью. Может это и так. Говорят, что всё дело тут в моей ирландской крови. Не знаю, не знаю... Разве что в фамилии. Как рассказывала мне моя матушка, отец вашего покорного слуги, пока он не сбежал в Мексику после одной не слишком удачной комбинации из чертовски сложного замка банковского сейфа и набора превосходных отмычек, в которую неожиданно вмешались трое полицейских, нарушивших установившуюся было гармонию, так вот отец считал себя испанцем. Хотя моя бабка, отцова мать было чистокровной квартеронкой, а дед - русским каторжником. Что же до родителей моей матушки, то поручиться могу только за бабку. Она из индианок племени сиу. А вот на роль деда по этой линии в своё время претендовало по меньшей мере пять молодцов, упорно добивавшиеся благосклонности индейской красавицы. Двое из них были французы, один - итальянец, ещё один - янки из Чикаго, а пятый - негр, чемпион Техаса по боксу в тяжёлом весе. Так и осталось неясным, кто из них первым склонил мою покладистую бабку на сеновале, что за вигвамом, но когда вдруг обнаружилось, что месяца через четыре ей придётся осчастливить одного из них наследником, то всех пятерых как ветром сдуло.
    Ну, а фамилию О'Нил я взял себе из лихости. Мне в ней понравился восторженный египетский душок, что ли... Понятно, что, имея за душой столько всякой крови, другой бы на моём месте открыл безубыточный донорский пункт или организовал лично для себя Пятый Интернационал. Но я стал профессиональным звероловом. У меня прямо-таки страсть к путешествиям, приключениям, опасностям. Прибавьте к моим физическим кондициям живой и сметливый ум, широкий размах, неукротимую волю, удивительное чутьё на удачу... Нет, ничего не прибавляйте. Всё это у меня уже есть. Прибавьте разве чуть-чуть нескромности.
Отбоя от клиентов у меня нет. Звонят и спрашивают: «О'Нил?»- «Он самый». - «Мне вас рекомендовал такой-то. Как бы вы отнеслись к предложению отловить для меня пятиметрового нильского крокодила?» -     «Как ваша фамилия? Понятно, Джонсон. Заказ принят».
И вешаю трубку. Мозг мой работает так же скоро, как и моё тело. По тембру голоса, тону, интонациям и обертонам я сразу понял: звонила новая восходящая голливудская звезда, которой щедрый про-дюсер успел подарить кроме двух главных ролей в будущих фильмах ещё и роскошную виллу на берегу Тихого океана с двумя бассейнами, в одном из которых будут плескаться приглашённые в гости акулы киношного бизнеса, а во втором - пятиметровый о'нильский крокодил.
    Через минуту снова звонок: «Нас, кажется, прервали, мистер О'Нил. Я бы хотела...».
    «Большую часть из того, что хотели, миссис… виноват, мисс Джонсон, я надеюсь, вы уже получили. Вам для полноты счастья не хватает только пятиметрового нильского крокодила. Задаток не нужен. Когда привезу товар, тогда и рассчитаетесь. Лишнего я не беру. Крокодил будет что надо. Но если окажется чуток подлиннее, то лишнее отрежете сами. Итак, Калифорния, Голливуд, Лонг-бич, вилла мисс Джонсон, правильно?»
«Да. Но откуда вы...» - «Поберегите свой прелестный голосок для предстоящих съемок. И побольше живости в интимных сценах нового фильма. Публика это любит. Желаю удачи и до свидания».
    Так я делаю дела. Звонят, скажем, из какого-нибудь зоопарка. Им, оказывается, позарез нужен белый двугорбый верблюд. Уточняю: важна горбатость или масть? Могу достать одногорбого, двугорбого и даже трехгорбого, если такой существует в природе. А если нужно удовлетворить потребность в масти, то и это могу. Белый медведь не подойдет? Как насчёт белого носорога? А белая ворона? Понял: белый двугорбый верблюд. Оплата по доставке. Аванса не беру. Считайте, что через месяц-полтора двугорбый белый красавец будет с удовольствием плеваться в ваших счастливых посетителей.
    Желание заказчика - для меня закон. Если он просит белого горбуна, то получит кипенно-белого. А бурый медведь - будет по-настоящему бурым. Красный волк - краснее советского бойскаутского галстука. Синий кит - непременно синим, а не, извиняюсь, голубым. И если кто-то не мыслит своей жизни без пятнадцатиметровой анаконды, то, будьте уверены, О'Нил никогда не станет по-жульнически вытягивать четырнадцатиметровую змеюку до нужного размера; он добудет именно пятнадцатиметровую и даже с некоторым запасом. На случай, если та в дороге похудеет в длину.
    Иногда с этими клиентами просто беда. Заказала мне одна японская фирма добыть что-нибудь поприличнее для их нового океанариума. И когда я им приволок на буксире (нанял русский крейсер за тридцать тысяч долларов) довольно-таки приличного кита длиною метров в тридцать и в тонн сто двадцать весом, то японцы, увидав этого молодца, от ужаса зажмурились даже больше, чем это возможно при их природной зажмуренности: в океанариуме могла поместиться лишь любая из двух на выбор половин этого прекрасного животного.
    Вообще-то, это только со стороны кажется, что поимка зверей - дело простое. А ведь так бывает, что месяц-другой рыщешь, ищешь, выслеживаешь, приуготовляешь как надо, но вдруг нелепая случайность - и всё летит коту под хвост. Как-то вылавливал я леопарда. Выследил прекрасный экземпляр, скормил ему с десяток антилоп, настроил западни, развесил сети, приготовил клетку... Ему, бедолаге, оставалось лишь в урочный час и в нужном месте... Вот в этом самом месте я его и поджидал. В самый же ответственный момент гремучая змея впилась мне в локоть. Здесь главное (запомните, вдруг пригодится в жизни) - не запаниковать и быстро отсосать яд из раны. Что я и сделал: отсосал яд и сплюнул на счастье через левое плечо за ближайший куст. И надо же было такому случиться, что попал прямо в притаившегося и изготовившегося к прыжку леопарда. Тот, понятное дело, тут же околел. Пришлось ловить другого. Поймал, конечно. Вот я так и вижу, что вы недоверчиво качаете головой. Мол, так не бывает. Во всяком случае, такого не могло быть с О'Нилом. Увы, бывает. Даже О'Нил совершает порой непростительные промахи.
    Я всегда работаю с помощником. До последнего, Тома, у меня их было поочерёдно четверо. Один из них до сих пор жив. И всё из-за своей изнеженности. Как-то в непроходимой сельве на одном из притоков Амазонки мы добывали, безо всякого преувеличения, гигантского ленивца. Помощник мой должен был что-то там высмотреть, выяснить, а потом доложить мне, что и как. Но для этого ему нужно было перебраться на другой берег речушки. Он разулся, сунул ногу в воду: не холодна ли... Сунул - и стая пираний моментально обглодала ему ступню до щиколотки. Пришлось мне влить ему в глотку пинту спирта и острым, как бритва, мачете отхирургировать начисто обглоданную ступню. Очнувшись, он всё сокрушался: какая, мол, была хорошая нога. Я потом специально из Африки привез порядочный обрубок «железного дерева», из кото-рого ему сделали великолепный протез. О такой не то что пираньи - крокодилы зубы обломают.
    Как я уже сказал, последним помощником у меня был Том. У него хорошее прошлое. Мы с ним вместе служили в морской пехоте. И Том был лучшим в полку. После меня, разумеется. Таким он и остался. Очень неплохо проявил себя, когда мы занимались бешеным слоном в одной индийской деревушке. Слон топтал не только местных жителей (с этим ещё так-сяк мирились), но и их скудные посевы. У них там странные, на наш взгляд, понятия: убить даже самую мелкую мошку считается за величайший грех. Ахимса называется, пояснил мне Том. Замечу, Том неравнодушен к книгам и забивает свою голову всякой ненужной ерундой. По мне что ахимса, что ахинса, но со слоном нужно было что- то делать. Но что? Надо было так всё устроить, чтобы и не убивать его, но чтобы и он прекратил свои безумные бесчинства. Можно было, конечно, усыпить его и отправить в ближайшую психиатрическую лечебницу для сумасшедших слонов. Но, боюсь, что ближайшая, если она есть, находится никак не ближе, чем на какой-нибудь неведомой планете в созвездии Золотого Тельца или Старой Девы. И тогда позвали О'Нила. Гонорар за работу предложили не то чтоб очень, но помочь людям было надо. Все шло по задуманному мною плану: я бежал впереди разъяренного слона, а он, понятное дело, позади меня. Вы видели, как мчится курьерский поезд? Я, значит, как реактивная дрезина впереди, а он, с распушёнными по ветру ушами, поднятым промеж грозных бивней хоботом с безумным ревом, как этот самый курьерский поезд, сзади, и вот-вот настигнет. Я со своей дрезиной ловко отпрыгиваю в сторону, а летящий на всех парах слон несется прямо на стоящего перед ним Тома. Том стоял в какой-то странной позе: его правая рука, обращенная к слону, была поднята на уровне груди ладонью вверх, а левая тоже ладонью вверх, но на уровне живота. Ну что такое три метра для хорошо разогнавшегося слона и к тому же, вдобавок, безумного? Для актера держать паузу - не последнее дело в их актерской профессии. Для профессионального зверолова - может даже и первое. Том держал паузу профессионально. И когда слон на полном ходу врезался своей безумной башкой в баобаб, перед которым мгновение назад стоял Том, то всё было кончено. Слону было от силы лет сорок. Баобабу же ну никак не меньше четырех тысяч лет. И как это часто бывает в жизни: опыт взял верх над молодостью. Жители деревушки долго горевали о покончившем самоубийством слоне, но гонорар в пятьдесят мешков риса нам всё-таки выдали.
    Этот рис мы тут же продали им же за вдвое меньшую цену. «Не баобаб, - поправил меня начитанный Том, - это дерево называется «бо», или «бодхи» - Ficus religiosa. Под ним, может статься, восседал сам Будда, когда придумывал эту самую ахимсу».
    Я спросил у Тома: «А что ты, если не секрет, выделывал руками?»
«Мудру бесстрашия. Когда-то злокозненный Девадатта решил погубить Будду и выпустил на него бешеного слона, Будда сложил руки в «мудре бесстрашия»: из пальцев его правой руки изошло пять разноцветных лучей, и слон моментально успокоился».
    «Наш слон, похоже, успокоился ещё моментальнее».
    После морского пехотинства наши с Томом дороги разошлись. Он отправился искать свою удачу в Иностранном легионе. Воевал в Латинской Америке, в Юго-Восточной Азии, на севере и юге Африки... В общем, помотался по белу свету. Людей посмотрел и себя показал. А потом ему захотелось спокойной жизни. И он поступил в полицию. Хороший морской пехотинец и хороший «солдат удачи» не мог стать плохим полицейским. И Том им не стал. Всё делал на совесть. А всякое дело доводил до конца. Но категорически отказывался брать взятки. Это последнее и не понравилось его шефу. И тот, вовремя поняв свою ошибку, решил сплавить Тома из полиции: поручил ему взять живым или мертвым одного из главарей местной наркомафии дона Антонио.
    «Наркомания - это, конечно, болезнь, - разглагольствовал томов шеф, - но пусть ею занимаются медики. Но наркоторговля, что раковой опухолью разъедает здоровые ткани нашего цивилизованного организма, - болезнь, которую должны лечить мы, полицейские. И здесь действенно только одно средство - свинцовые примочки. Я полагаюсь на твой опыт, Том».
    Но весь, фокус заключался в том, что никто и никогда этого дона и в глаза не видел. Сидит где-то в своём тёмном углу эдакий паук, на вид - и мухи не обидит, сидит, дергает свои мафиозные паутинки, а тысячи несчастных наркоманов, уколовшись, получив, так сказать временную передышку между земными муками и вечными, дохнут в конце концов как те же самые мухи после первого предзим-него мороза. Но, поди, поймай такого! Безнадежное дело, или «мертвяк», как называют подобные задания полицейские. Так что шеф рассчитал всё правильно.
Но и у Тома котелок варит не хуже. Он не стал искать дона Антонио, в полицейском досье которого сиротливо лежал один чистый листок: ни фотографии, ни отпечатков пальцев, ни даже справки о прививке от кори. Но Том отыскал одного торговца оружием. Не крупного, а так - среднеоптового. Зажав торговца в углу довольно-таки уютного кабинета фирмы «Льюис и К°. Детские игрушки», Том, ухватив того большим и указательным пальцами за кадык, стал доходчиво объяснять: «Видишь ли, я лично не против того, чтобы ты продавал свои стреляющие погремушки. Я скорее даже за. По мне, тот не мужчина, что не держал ничего тяжелее и опаснее собственной пиписки. Будь моя воля, то я раздавал бы пистолеты мальчишкам бесплатно в день их совершеннолетия. Но дядя Сэм, пока он мне платит за работу, а не наоборот, смотрит на это дело иначе. А я сейчас на службе у этого самого дяди. Представь себе, что у тебя как будто есть выбор: ты мне говоришь, где и когда я смогу лично вручить свою визитную карточку дону Антонио, а я, в свою очередь, делаю вид, что ничего не знаю о десяти ящиках с револьверами, о пяти - со скорострельными автоматами, о четырех - с огнеметами и о пятнадцати ящиках с патронами, что лежат на твоём складе возле порта, как свернешь с автострады, то через сто пятьдесят метров первый поворот направо, а ещё через пятьдесят - налево. Ведь этот дон Антонио тоже балуется оружием. Но и наркотиками... А вот этого я решительно не одобряю, так же как и мой дядя. Наркотики делают из настоящих мужчин ненастоящих женщин. Ну, куда это годится? Только не надейся, что ты не хочешь сказать мне ничего существенного. Видишь (Том поудобнее взялся за кадык), как у меня пальцы дрожат от предвкушения? И если я тебя сейчас случайно удавлю, то в выигрыше останется всё тот же дон Антонио: чем меньше конкурентов, тем выше доходы. И он будет продолжать штамповать ненастоящих женщин. Итак, считаю до одного...»
Торговец оружием поступил благоразумно. Он и сам ни разу не видел дона Антонио и не знал, где тот плетет свою паутину. Но ему доподлинно было известно, что в тихом китайском ресторанчике восьмого августа в восемь вечера главари всех мафиозных кланов тихоокеанского побережья соберутся обсудить свои скучные текущие дела. И среди них будет дон Антонио.
    От восьмого августа до двадцатого июля, если считать задом наоборот, было больше двух недель. И Том поспешил в указанный китайский ресторанчик.
    Владельца ресторанчика звали, разумеется, Ли. Заведеньице на вид было не слишком презентабельным, но кормили здесь, похоже, хорошо. Был общий большой зал и другой, на втором этаже, поменьше. Даже не зал, а просторная комната. Здесь Ли потчевал почетных и дорогих гостей. Том вежливо порасспросил Ли о бизнесе, о трудностях, о семейных делах. Ли вежливо улыбался. Том немного поудивлялся китайской расторопности: управляться с таким большим хозяйством семьёй в три человека... Улыбка Ли стала чуть шире.
    «Ах, да, - вспомнил Том, - ведь тебе же помогают две племянницы и их двоюродный дядя. Без них, думаю, было бы совсем тяжело. Но это - не моё дело. Это дело иммиграционной службы. Жаль будет, если завтра эти бессердечники из иммиграционной конторы вышлют твою святую троицу на берега их родной Янцзы или Хуанхе. А что до меня, то пусть хоть сегодня весь миллиард китайцев нелегально переберёгся в наш паршивый городишко».
    Улыбка Ли стала шире некуда: казалось, что уголки его губ дотянулись до мочек ушей. Тогда Том спросил насчет страховки. Оказалось, что Ли взносы выплачивает аккуратно. Том похвалил его за благоразумие и предусмотрительность. Мало ли что может случиться. Да и к тому же, если вызвать из Китая ещё парочку-другую племянниц, то тогда будет совсем тесновато. Придется подыскивать другое помещение, попросторнее. И правильно. Всякое дело надо расширять. Нельзя останавливаться на достигнутом.
    «И я хочу тебе помочь, Ли, ускорить процесс. Пойдем-ка в твой заветный зальчик».
    Зальчик Тому понравился. Понравился и добротный дубовый стол персон на двенадцать с роскошными, как ляжки турецких манекенщиц, ножками. Том объяснил продолжавшему улыбаться Ли, что через восемнадцать дней здесь будут ужинать важные гости. Ну очень важные. И он, Том, должен заранее позаботиться об их безопасности. У Тома золотые руки. Он аккуратно вмонтировал в турецкие ляжки (в каждую ляжку по порции) взрывчатку, всё тщательно заделал и вручил не перестающему улыбаться Ли пульт, похожий на переключатель телепрограмм.
«Восьмого августа в восемь пятнадцать вечера напротив ресторанчика произойдет автомобильная авария. Вы, китайцы, не сможете пропустить такого зрелища и всей семьей выскочите на улицу. Ну, и племянницы с их двоюродным дядей, разумеется. Потом ты нажмешь на эту кнопку, а затем - на эту. Смотри, не перепутай. Всё самое ценное, включая страховку, заранее перепрячь в надежное место».
    У Тома широкий взгляд на вещи. Вместо того чтобы высматривать, выискивать и вынюхивать, кто из двенадцати собравшихся мафиози дон Антонио, а кто - нет, Том взорвал их, для верности, всех разом вместе с многочисленными телохранителями. Обезумевший от горя Ли всё рвался в горящий ресторанчик и орал во все своё китайское горло: «Мои тарелки! Мои тарелки!! Где я ещё найду такие тарелки?!»
    Тома уволили из полиции за превышение служебных полномочий. И не удивительно. После этого взрыва по меньшей мере половина городских чиновников лишилась половины же побочных доходов. Ну, а о полицейском управлении и говорить нечего...
    И тогда Том позвонил мне. Он, конечно, не без слабостей. Первая из них – женщины. Вторая – книги. Если он не занят женщинами, боями местного значения, массовым геноцидом мафиози, то, значит, читает какую-нибудь книгу. Я говорю «какую-нибудь», так как никогда не угадаешь, куда уведет его неразборчивая любознательность. Книга может оказаться и учебником по квантовой механике, и «Сонетами» Камоэнса, и «Античной эстетикой» - галереей знаменитых фиговых листочков, и «Самоучителем игры на органе», и «Социальными аспектами прибавочной стоимости», и египетской «Книгой мертвых», написанной, по уверению Тома, живым и доступным языком. Том всегда возит с собой два ящика с книгами и не расстаётся с ними ни при каких обстоятельствах. Меняются только книги. Ящики же остаются прежними.
    «Как-то, - рассказывал мне Том, - сижу я в сыром окопе и как обычно читаю. И вдруг раздается команда «в атаку». Я засунул Гиббона за пояс, схватил автомат, выпрыгнул из окопа и... и две снайперские пули пожаловали по мою душу из «зеленки» вьетнамских джунглей. Одна из них, слава богу, просвистела мимо где-то в километре от моего сердца, а вот вторая... вторая угодила мне точно в живот. И если бы не Гиббон...»
    «Как ты назвал этого зверя, которого ты заткнул за пояс?» — с профессиональным интересом спросил я.
    «Гиббон. Эдуард Гиббон. И если бы не его седьмой том «Заката и падения Римской империи», то,  хотелось бы верить, не одна женщина уронила бы скупую слезу на моей безвестной могиле. Восемьсот страниц убористого текста плюс две ледериновые обложки - это, доложу я тебе, не хуже любого бронежилета. А может даже и получше».
    Когда я брал Тома в помощники, то перво-наперво объяснил ему, что если прежде его благополучие напрямую зависело от количества понаделанных им трупов, то теперь всё будет наоборот. Наш клиент платит только за живой товар. И ещё, добавил я, в нашей работе есть одно маленькое неудобство: может случиться так, что месячишко-другой тебе придётся обходиться без женщины, так сказать, попоститься. Ну, а что до книг – тут уж сам смотри. Том понимающе кивнул головой. Я знал, что мы с ним сработаемся.
    Когда я оказался в Кембридже, куда пригнал рефрижератор с двумя «императорскими пингвинами» для кафедры «сравнительной зоологии», чтобы пожать руку профессору Паркеру и заодно получить причитающийся мне гонорар, то совершенно неожиданно получил новый заказ.
    «Если вас, мистер 0'Нил, не слишком это затруднит, то помогите моему ассистенту», - профессор указал пальцем на тощенького очкатого студентика, стоявшего подле все время нашего с профессором разговора.
Что бы там ни говорили, но американцы - вырождающаяся нация. Первые переселенцы - лихие ковбои, отважные авантюристы, отчаянные грабители (из тех, кто выжил) быстренько сколотили свой первоначальный капитал, понастроили домов, городов, университетов, придумали для себя лучшую в мире конституцию и... А потом всё пошло на спад. Их дети, внуки, правнуки постепенно теряли вкус к настоящей жизни. И теперь потомки первых переселенцев протирают свои штаны в креслах сенатов, конгрессов, офисов, банковских контор - те, что поумнее, а те, что поглупее, -делают то же самое, но на университетских скамьях. И вот этот очкарик являл собой образцовый экземпляр типичного вырождения.
    - Мистер О'Нил, я надеюсь, без труда выполнит твою, Симменс, просьбу. Извините, я спешу. Вы уж тут без меня...
    - Видите ли, мистер... э...
    - О'Нил. Запомни, парень. О'Нил!
    - Простите, мистер О'Нил. Я хотел просить вашего содействия...
    - Короче, ассистент. Я и без твоих пояснений все сразу понял. Тебе нужно то, что может добыть только О'Нил. Считай, что это у тебя уже в кармане. Как я понимаю: кровожаден, бросается на людей...
    - Да, но откуда вы, мистер О'Нил, это знаете?
    - Оттуда. Слишком много слов. Для меня время - больше чем деньги.   
    И я не люблю это «большее» тратить на пустые разговоры».
    И протянул ему свой блокнот.
    - Вот тут напиши, чего тебе надо.
    Тот написал. Я заглянул в блокнот, прочитал: «Cimex lektularius».
    - Это по-каковски?—я ткнул пальцем в его писанину.
    - По-латыни.
    Я вырвал листок, скомкал его и бросил мимо урны. «Ты бы ещё по-русски написал. Напиши всё как надо по-английски. И поразборчивей. Укажи количество экземпляров. Желательно прописью. И свою фамилию».
    Ассистент тут же исправил ошибку. Я, не глядя на его каракули, захлопнул блокнот и сказал то, что всегда говорю своим клиентам: «Значит так. Задатка не беру, но когда доставлю товар - распла-чиваться не торгуясь. О'Нил дорожит своей репутацией и лишнего никогда не возьмет. Боюсь, парень, тебе это удовольствие обойдется не в один доллар».
    «В два?» - ассистент поправил сползающие на нос очки. Я люблю хороший юмор и умею ценить его в людях.
    Ну, кто бы мог подумать, что у этого тощего очкарика, в сидящем, как на сломанной вешалке, пиджачке, ещё не окончательно засушили мозги на кафедрах этих Гарвардов-Кембриджев? И мы вместе с ним стали смеяться. И, признаюсь, я давно так искренне не смеялся. С тех пор, пожалуй, когда смотрел передачу с Бенни Хиллом: тот хотел погладить задок проходящей мимо красотки, но пока щурился, пока целился, пока жмурился от предвкушения удовольствия, та уже прошла, и Хилл погладил зад оказавшегося перед ним здоровенного детины...
    Отсмеявшись, я похлопал остряка по плечу, отчего пиджачная вешалка перекосилась, и на всякий случай уточнил (бизнес есть бизнес, и лишний риск мне ни к чему): «Напомни, чем там торгует твой папаша: бриллиантами, бензином, биржевыми акциями, нефтью, золотом?»
    «Бензином», - простодушно ответил ассистент.
    «Понятно. Ты заказываешь музыку, О'Нил её играет, а за удо-вольствие платит твой папаша-миллиардер».
    Ассистент смущенно заулыбался.
    «Хорошо, хорошо. Не миллиардер. Миллионер. Я ведь не из налоговой полиции, и мне дела нет до того, кто, как, сколько и на чём зарабатывает свои деньги. Будем считать так: за удовольствие будет платить твой бедный папаша-миллионер».
И мы снова стали с ним дружно смеяться.
    «Только я хотел вас предупредить, мистер О'Нил, - прервал свой смех сынок бензинового воротилы, - что ни в Кембридже, ни, боюсь, и в Бостоне вы не найдете...»
    «Стоп! - прервал я болтуна, - мы с тобой не на научной конференции. Не рассказывай О'Нилу, где что искать».
Кстати, о конференциях. Я был на одной из них. Пригласили меня в качестве почетного гостя. Посидел, послушал. Вначале я и половины из того, что на ней говорилось, не понимал. А когда повнимательней прислушался, то перестал понимать и другую половину.
    И этот недоучившийся сравнительный зоолог будет учить О'Нила, где ему искать нужный товар! Разумеется, что и не могло быть кровожадного зверюги, нападающего на людей, в Кембридже. Ни в Кембридже, ни в Бостоне, ни в штате Массачусетс. Конечно же, ученым иногда можно верить, особенно недоучившимся. И хотя все они как один слабаки, когда дело доходит до настоящей потасовки, но, всё-таки, не стало бы государство тратить деньги налогоплательщиков на совсем уж бесполезных людей...
    У меня свой научный метод. Логический о'нилизм. Метод, который меня никогда не подводил. Прошу чуточку внимания. Искомого нет в Кембридже. Значит нет и в штате Массачусетс. Штат Массачусетс граничит со штатами Вермонт, Нью-Хемпшир, Нью-Йорк, Род-Айленд, Коннектикут. И, если бы эти звери водились в указанных штатах, то обязательно перебрались бы в Массачусетс и, разумеется, в Кембридж. Следовательно... Правильно! Штаты, граничащие с Массачусетсом, граничат с другими штатами, те, в свою очередь... и так мы добираемся до Техаса. Техас граничит с Мексикой (это - куда смылся мой непутевый папаша). Дальше не нужно объяснять? И не буду. Продолжая логическую цепочку о'нилизма, нетрудно понять, что ни в Северной, ни в Южной Америке вам этого зверя не изловить. Теперь посмотрим на Европу. Общий рынок, блок НАТО и поголовная долларизация давно уже превратили её, по сути, в пятьдесят, первый штат нашей родины. А в США, как мы выяснили, нужных тварей нет. Я вижу, что вы быстро усваиваете мой метод. Азия - продолжение Европы. Отпадает, значит, и Азия. Австралия отпадает по определению. Там только одни сумчатые, и им некогда нападать на людей; у них и без того дел по горло: присматривать за тем, чтобы кто-нибудь не залез к ним в сумку и не ограбил. В Антарктиде, где я недавно был, при полном безлюдье, если когда что и водилось, то давно вымерло от голода. Остается...
    «Том! На днях мы отправляемся в Африку. Поступил неплохой заказ».
Вот чем мне нравится Том, так это тем, что никогда не задает лишних вопросов.
    Я снял со счета приличную часть своих сбережений: подобные экспедиции требуют изрядных затрат. Зафрахтовал пароходик под панамским флагом, погрузил на него железные клетки, ловчие сети, капканы, канаты, веревки, оружие, консервы, радиостанцию и всё такое прочее. Кроме того купил десять слитков серебра и столько же - золота, пятьдесят ящиков виски. Опыт подсказывал: ничто никогда не бывает лишним. У Тома багаж был поскуднее: запасной комплект носильных вещей, да два ящика с литературой-макулатурой - это чтобы самопросвещаться со скуки.
    Высадились мы где-то в районе экватора. Ясное дело, что искомое можно было поймать в любом месте Африки (вы не забыли уроки логического о'нилизма?), но район экватора мне показался самым удобным. Для того чтобы перебраться из южной части Африки в северную и наоборот, зверям в любом случае придется пересекать экватор, и вот на этой тонюсенькой полосочке, которая на любой карте уже любой речушки, и будет их поджидать О'Нил. Я на всякий случай открыл блокнот, чтобы потом чего не перепутать. Открыл. Прочитал. «Цимекс лектулариус. 1 (одну) особь. Для Симменса». И всё это действительно было написано по-английски. И даже разборчиво. Да вот только проку от этого мне было мало.
    Я не буду утомлять вас рассказом о том, как мы выгружались на берег, как нас встречали дикари местного племени, как по узким протокам на протекающих челнах мы добрались до просторной по-ляны с тридцатью, примерно хижинами на ней, про обычные в подобных случаях китайские церемонии...
    Вождь и шаман - интеллигенция местного племени - восседали отдельно от других дикарей. Мы с Томом - напротив. При контактах с нецивилизованными народами следует строго придерживаться двух правил: улыбаться и кивать головой. Чем вождь с шаманом и занимались в течение примерно получаса. Затем вождь сосредоточенно почесал проплешину на своей груди и произнес: «Бакшиш!»
    В любом уголке земного шара это сакраментальное и непереводимое ни на один язык, кроме персидского, слово везде означает одно и то же, но, вместе с тем, имеет тысячи смысловых оттенков: от униженной просьбы ничтожного подаяния до откровенного вымогательства, смахивающего на грабеж.
    Я полез в свою дорожную сумку и достал из нее два слитка золота. Один протянул вождю, а другой - шаману. А Том в это время выставил на середину поляны два ящика с виски. Вождь, попробовав слиток на зуб, сунул его (не зуб, а слиток) куда-то между сиденьем и седалищем. Забрал у шамана второй слиток и, не пробуя, отправил вслед за первым. Я тут же извлек два слитка серебра и протянул их только-только начинавшему расстраиваться шаману. Вождь даже не взглянул на серебро. Гармония была установлена. Гармония же между остальными членами племени и двумя ящиками с виски к тому времени уже была полнейшая.
Потом нас кормили. Запомните ещё одно правило: никогда не отказывайтесь от угощения, будь это, даже, скажем, сушеная саранча, свежие гусеницы или жареные червяки. Иначе вы сами можете оказаться этим самым угощением.
    Наконец, вождь, одновременно посмотрев одним глазом на меня, а другим - на Тома, что-то спросил.
    За переводчика у меня Том. У него необычайные способности к языкам. Любой из них постигает максимум за две недели. Но для этого ему нужна женщина. С очень хорошенькой женщиной он может выучить язык и за неделю. Но пока у него не было возможности за счет местного языка расширить сферу своего полиглотства. Но вождя он понял. Понял и я. Похоже, тот интересовался нашим самым заветным желанием. Я открыл блокнот, ещё раз взглянул на напи-санное и сказал: «Цимекс».
    И на всякий случай развёл руки как можно шире, чтобы мне не подсунули всякую мелкоту.
    Вождь и шаман недоумённо переглянулись. Затем вождь в за-думчивости почесал своими заскорузлыми пальцами затылок шамана и твердо произнес: «Бакшиш!»
    Пришлось мне повторять манипуляцию со слитками, а Тому - с ящиками виски.
    И тогда умиротворенный вождь сложил три перста в щепоть, поднес их к своим вытянутым в трубочку губам, сочно причмокнул и воскликнул: «Цимес!»
    И тут же из соседней хижины вышла женщина. Эбеновая красавица, одетая лишь в свою собственную кожу, была столь изобильных форм, что я теперь готов признаться, что недооценил размаха своих рук. Сказать откровенно, я не враг пышной красоты, скорее даже друг, но здесь, кажется, Создатель несколько перестарался. Том даже привстал от восхищения: «Каллипига!»
    «Том, прошу впредь не употреблять при мне латыни. У меня от нее последнее время что-то вроде несварения. И подташнивает...»
    «Идиосинкразия, - просветил меня Том, - а Каллипига - это по-гречески. Означает: «прекраснозадая». Сиракузская Афродита».
    «Том, я понимаю, что нельзя отказываться от угощения, но не мог бы ты объяснить вождю, что когда я за рулем, то не пью. Ну, сделай что-нибудь, Том. Выручай».
    И Том выручил. Пододвинувшись поближе к вождю, и указывая то на меня, то на африканскую Афродиту, то на себя, то опять на Афродиту, мимикой, жестами, энергичными телодвижениями похоже-таки объяснил тому, что  Великий Белый Вождь (я, то есть) должен думать, думать  и думать... а вот он, Том, готов делать вместо него пусть черновую, но приятную работу. Вождь посмотрел на меня с участливым сожалением, а на Тома - с уважением и одобрительно кивнул.
    «С этой я выучу местный язык за три дня!» — пообещал Том.
    Я залез в отведенную нам хижину и действительно крепко задумался. А думать было над чем. Впервые О'Нил так опростоволосился. Вырисовывалась ситуация как в древнеамериканской сказке: пойди туда - не зная куда, принеси то - не зная что. Эх... Я ещё раз раскрыл блокнот и с отвращением закрыл его.
    Похоже, что Том действительно выучил местный язык за три дня, так как с четвертого он стал ночевать в хижине, распаковал оба ящика с книгами и по привычке взялся забивать свою голову всякой чепухой.
Хижина была, конечно, не пятизвёздочная, но просторная и прохладная. Правда, донимали клопы, но мне в своей жизни приходилось обитать и в куда менее комфортабельных апартаментах. Я лежал и думал. Том лежал и читал. Надо отдать ему должное: он ни разу не спросил, когда же мы отправимся вылавливать нашу добычу, безгранично доверяя моему профессионализму. Значит, полагал он, ещё не пришло время.
А время, которое не пришло, всё уходило и уходило. Как уходили и запасы золотых и серебряных слитков. Я уже не говорю о ящи-ках с виски. Через неделю нашего пребывания на экваторе, когда количество слитков уменьшилось до одного каждого сорта, а все пятьдесят ящиков с виски - до нуля, я уж было решился сказать Тому всё, что о себе думаю, но вдруг тот вскочил со своего лежбища, подошел ко мне и с восхищением произнес: «Ты, Джимми, действительно, лучший из лучших!»
Это было уже выше моих сил. Но я смолчал.
    «Да! Вот это я понимаю! - продолжал Том. - Тебе нет равных! Так всё хитро задумать!»
    Тут уж я всерьёз забеспокоился.
    А Том в волнении вернулся на своё место, взял огромную книгу, которую только что читал, и положил её передо мной. «Большой биологический словарь». Думаю, что потолще того самого Гиббона. На раскрытой странице были изображены всевозможные твари.  И под каждой тварью надпись. По-латыни. Я её сразу узнал, эту латинскую надпись. «Cimex lektularius». А в скобках: «клоп постельный».
Тома было не удержать: «Значит, целую неделю мы откармливали  здесь клопов, чтобы потом выбрать самого здорового, самого упитанного, самого лучшего».
    «Положим, - возразил я ему, - ты откармливал их всего четыре дня. Но мыслишь ты правильно: нельзя срывать яблоко прежде, чем оно созреет. Наилучшего тебе придётся ловить в моей постели».
    «Но их же здесь тьма-тьмущая! Как найти самого…»
    «Вспомни, Том, когда я брал тебя в помощники, то предупреждал: наша работа - не из лёгких».
    И Том отыскал наилучшего. Я сунул клопа в спичечный коробок, а коробок в карман.
    «Ты меня извини, Джимми, но я всё-таки не могу взять в толк: мы припёрлись чёрт знает куда, прилично поиздержались из-за какого-то там клопа. Неужели найдётся дурак, который будет платить деньги за эту, как выразился Франциск Ассизский, «жемчужинку Божью?»
    «Поиздержался я. Это – во-первых. А во-вторых, если хочешь знать, этих цимеков нет ни в Кембридже, ни в Бостоне, ни в Массачусетсе…»
Короче, мне пришлось посвятить Тома в тайны логического о`нилизма.
    «Ну, а в-третьих, тут недавно один чудак из тог же Кем-бриджа отловил какую-то хромосому, такую маленькую, что её даже в микроскоп еле видно, и отхватил за неё около миллиона Нобелевской премии. Вот так-то. Дело не в размере, Том, а в редкости и качестве товара. И может так статься, что наш клоп окажется представителем неизвестного доселе вида. Представляешь ли ты восторг этого паркеровского ассистента, сынка бензинового воротилы? Интересно, сколько нынче стоит на мировом рынке баррель нефти… Ведь бензин, насколько я понимаю, из нефти делают, правильно, Том?»
    Том подтвердил мою догадку и не к месту добавил: «Было бы справедливо назвать этот новый вид «цимекс лектулариус Кал-липигус» как ты считаешь?»
    «Будь по-твоему. Я намекну ассистенту».
    «И вот что ещё, Джимми, я тут подумал-подумал и решил: останусь я, пожалуй, здесь, женюсь на Каллипиге, детишек разведу. Хватит, помотался я по белому свету, людей посмотрел, себя показал…»
    Я не стал отговаривать Тома. На его месте я поступил бы так же. На его, а не на своём.
    Когда я погружался на пароходик, то меня провожали все со-племенники африканской Афродиты с её неожиданным мужем. Диспозиция картины была такова: левую часть берега заполнила сама она, а правую – эти самые соплеменники, а в их гуще стоял Том и что-то объяснял им на их тарабарском языке, которого, я полагаю, они сами никогда толком не понимали.
    По приезде в Штаты я первым делом позвонил в Кембридж: «Привет, Паркер! Это – О’Нил. Ну, как там поживают мои «царские пингвины»? Живы, говоришь? А что с ними сделается! Если не эконо-мить на мороженой рыбе, то они сто лет проживут. Чего и вам желаю. Да не рыбы мороженой желаю, а ста лет жизни, как и твоему ассистенту Цимексу…тьфу, Симменсу».
    «Симменс, к сожалению, ушёл из университета. А жаль. Такие задатки, такие способности! У него, понимаете ли, умер отец. Остались мать и две сестрёнки. Теперь он вместо отца работает на бензоколонке. Увы, ведь как-то надо зарабатывать на хлеб. У меня где-то записан его телефон. Дать?»
    «Нет, нет. Не надо. Хотел бы, конечно, задать ему один вопрос, но, похоже, надобность уже отпала. Пока».
    Достал из кармана спичечный коробок с каллипигивским Цимексом и, прицелившись, бросил его в урну, что возле телефонной будки. Бросил – и промахнулся. Надеюсь, что это был последний промах в моей жизни.
Решение Тома стало для меня тяжёлым ударом. Ударом ниже пояса, как говорят боксёры, или, если вам угодно, ударом выше колен; намного выше, чем хотелось бы. Но если Том, подобно хорошему актёру, мог профессионально держать паузу (помните случай с шизофреничным слоном?), то Джимми О’Нил не менее профессионально умеет держать удар. Я только почесал ушибленное место и срочно позвонил в банк узнать о своих наличных возможностей. Возможностей оказалось негусто: последняя экспедиция ничего, кроме сокрушительных убытков, мне не принесла. Но тут как раз поступило три интересных заказа. Первый – на какого-то там допотопного ящера, что мутит воду в озере Лох-Несс (надо будет справиться по карте, где это самое озеро мутится). Второй – на шерстистого бегемота (известный парижский модельер-кутюрьер, позвонивший мне, по секрету сказал, что в следующем году пуловеры из шерсти этого бегемота будут не просто криком моды, но настоящим истошным её воплем). Третий заказ… Вот этот третий поначалу меня немного смутил. Какой-то чудак (из тех, у которых вечные проблемы с лишними деньгами) попросил меня изловить для него «снежного человека». «Извините, - говорю, - но О’Нил не ловит людей. Вам лучше обратиться в уголовную полицию, а не то – в частное розыскное агентство». «Вы меня не так поняли, - перебил меня чудак с лишними деньгами, - я прошу Вас изловить так называемого «снежного человека», или йети, который, может быть, и не человек вовсе, а некий реликтовый гоминид. Хочу заметить, что вот уже пятьдесят, что ли, лет о нём ходят всякие невероятные слухи и домыслы, находят неясные отпечатки следов, пытаются сфотографировать или снять на кинокамеру – всё тщетно. Но я наслышан о Вашей репутации…» «Всё понял. Не надо лишних слов. Сколько вам нужно этих «снежных людей»? Хотя бы одного? Так и запишем. А пол вы какой предпочитаете? Да не вообще, а в данном конкретном случае? Что значит, могу ли я? Запомните, мистер Смит, О’Нил может всё, кроме того, чего не может. И ещё: размер важен? Поясняю: изловлю я эту снежную бабу с нормальным, скажем, русским мосфильмовским стандартом: 130-100-160, а вы привыкли к стандарту голливудскому - 90-60-90, что тогда? Понял, удовле-творитесь любым. Хорошо, можете надеяться на скорую встречу со снегурочной Каллипигой и получить неизъяснимое удовольствие с ней. Каллипига – значит «прекраснозадая». Похоже мистер Смит, у вас нелады с зарубежными языками, особенно с древнегреческим. Всё. Цену я назначу сам. Только запомните: торговаться со мной не стоит. Только время зря потеряете. Уж поверьте, лишнего никогда не возьму».
    Эх, подумалось мне, с Томом мы эту снежную бабу отыскали бы в два счёта. Но, увы… Где искать – я уже решил. Конечно же, в России. Там вечная мерзлота, крепкие сибирские морозы и даже в июле снега по колено. С этим всё ясно. Но без помощника тут никак не обойтись. Впрочем, я ещё не решил какой их трёх заказов выполню первым. Завтра же дам объявление в газете. Если вы крепкий и сильный мужчина, выносливы, неприхотливы, не слишком трусливы, не особо жалуете книжную премудрость и можете месячишко-другой обходиться без женщины, то, прочитав объявление, звоните О’Нилу.

                Рассказ включён в "ФУГУ"