КРИК В НОЧИ
Последние годы Наталья видела, что Горин не так уж щедр на заботу и внимание к ней и хотела только одного: быть необходимой ему, дарить, что ему надо, поддерживать и даже жертвовать многим, если это будет нужно Горину.
И только теперь поняла: ему ничего от неё не надо... Ничего!.. Но почему? В чём причина?.. Он же не такой! Невероятно!.. Непостижимо!..
Тугие мысли, сменяя друг друга, холодными тучами роились в её голове; казалось, что это не она, а кто-то другой смотрит со стороны. Её – нет в этой жизни! Она исчезла, испарилась ...
«А как же любовь? Высокая! Страстная! Вечная! Она ей верила... Неужели всё – блеф и фантазия?.. Да нет! Я же чувствую: она есть! Есть!.. Вот бьётся в моем маленьком сердце, невыносимо громко и страстно, пытаясь разрушить грудь и взлететь к небесам и к звёздам и снова вернуться в свое гнездо для долгой и красивой жизни... Нет, только для Любви!.. А он?.. Что же с ним? Притворялся? Что, измывался над ней, чистой и верной?.. Для чего?.. Какая всему причина? Кто бы ей рассказал?.. Кто бы помог разобраться в каком-то клубке тайн?..»
Наталья испугалась своих мыслей.
«Нет! – сказал ей страх. – Его шаг – твоё страдание... Ты чиста, пока он сияет...»
И Наташа тут же отреклась от своих подозрений, но они, словно рогатые чёртики, лезли изо всех щелей, заставляя крушить всё вокруг, не жалея себя.
Среди молний и грома, которые терзали Наталью, в комнату ворвался телефонный звонок.
Наталья замерла. Стало стыдно за поспешность, с которой она чернила Горина. Вот он!.. Звонит! Добивается, чтобы объясниться... Да, это он!.. Он!..
Схватив трубку, она выдохнула:
- Алло! Я слушаю!
- Наталья Николаевна! Это Берестов. Простите! Я не помешал?
- Нет, Николай, нет!
- Завтра я уезжаю в командировку и, к сожалению, не смогу вас проводить.
- Коля! Большое тебе спасибо! Мне ничего не надо.
- Наталья Николаевна! Мне что-то не нравится ваш голос. У вас неприятности?
- Нет-нет! Не волнуйся!
- Я могу что-то сделать для Вас?
- Нет, Берестов! У меня всё хорошо.
- Тогда будьте здоровы! Приезжайте! Буду очень рад!
А через минут пятнадцать он уже стоял в её комнате и извинялся:
- Простите, Наталья Николаевна! Меня почему-то взволновал ваш голос... Что произошло? Я ведь чувствую: что-то не то!
- Да ничего, Коля... Просто устала...
- Значит так: пять минут вам на сборы! В такой вечер негоже сидеть дома.
Наталья раздумывала:
«А вдруг только уйду, а он позвонит... Да дурёха же ты! – тут же корила себя. –Если пожелает, обязательно найдет!»
Через несколько минут они зашли в кафе. Тихо... Уютно... Мягкий свет. Дёрнулось сердце: почему не с любимым, а с чужим?
Николай и виду не подал, что о чём-то догадывается: вёл себя просто и естественно, как всегда.. Рассказывал о своей работе и с присущим ему юмором посмеивался над собственными промашками.
Наталья тоже улыбалась. Сначала вяло, одним уголком губ, потом свободней и постепенно щемящее чувство потери сменилось благодарностью к человеку, сидящему напротив.
- Вот теперь вы - другая, - откровенно любуясь ею, сказал Берестов. – Вам очень идёт улыбка. Почаще улыбайтесь, Наталья Николаевна!
- Легко сказать...
- Улыбаться ещё легче! Поймите: во всякой грустной истории можно найти смешное. Во всём ищите юмор, и вы увидите: жизнь – прекрасна! Почаще смейтесь над собой! Уверяю: это самое тонизирующее средство.
- Тебе помогает?
- До сих пор кажется да!
Наталья, вытерев губы салфеткой, посмотрела в глаза Берестову:
- Коля! Знаешь, о чём я сейчас думаю? О дружбе... И о... любви... И думаю о том, что дружба по своим оттенкам не менее прекрасна, чем сама любовь, но она ещё и добрее её, ибо в дружбе – равенство... Любовь – жестокая дама. Какой бы взаимной ни была, она сминает одного напрочь... Мне так спокойно с тобой, и завтра не будет ни сожалений, ни горечи... Это дружба!
Николай мягко улыбнулся, помолчал.
- Наталья Николаевна! Я знаю, что вы – женщина сентиментальная. Вам бы жить где-то сто лет назад, носить длинные платья, ездить в каретах. Вы всё идеализируете, придумываете... И меня придумали, наделив сверхблагородными чертами. Вы – изумительно интересный человек! Я сейчас непрерывно думаю: какая женщина рядом со мной! Какая?! Но... Но у меня хватает трезвости и ума понимать, что эта женщина – не для меня...
Наталье стало неловко. Принимать или отрицать что-то в равной мере было бы глупо. Она заторопилась, и Николай проводил её домой.
- Спасибо, друг! – И, прежде, чем скрыться в вестибюле, подала ему руку и прикоснулась к щеке мягким благородным поцелуем.
Спешно поднялась на седьмой этаж, открыла свой номер – и первый взгляд бросила на телефон.
«Серый, холодный аппарат! Сколько таишь в себе тайн! Сколько ты можешь и ничего не хочешь! Скажи: тревожил ли кто тебя в моё отсутствие? Ну, скажи же! Признайся!.. Молчишь, раздув в напыщенной важности щеки... Соблазняешь лишь только черными цифрами, притягивая к себе сильнее магнита... Ну, скажи же!..»
Хотелось самой позвонить и, услышав мягкий извиняющийся голос, снять с него все обвинения и подозрения, но страх перед какой-то неизвестной правдой, касающейся Горина, чего она ещё не знает, оказался выше её желания поднять трубку.
Наталья долго не могла уснуть: давила обида напрасных усилий, затраченных на поездку. Вспомнила, сквозь какой заслон прорвалась: домашние скандалы, ухмылки вездесущих сотрудников, которые уже давно смаковали всякие слухи о связи Горина с Гавриловой.
Ради чего шла на это? Зачем так страдала, ожидая долгожданной встречи?
Обнимала пустота безнадёжности: завтра уходит поезд... И всё-таки не оставляла надежда, что ей позвонят. Позвонит он, Горин!.. Иначе не может быть... Тогда что? Как объяснить всё?..
Но Горин пришёл... Пришел лишь к ней в тяжелом полубредовом сне. Наталья стонала, не в силах подняться ему навстречу или хотя бы протянуть руку. Понимала, что надо проснуться и тогда встанет, но сон тяжелым непомерным грузом придавливал её к постели. Она пыталась открыть глаза, но не могла.
В тяжелом сне всё-таки услышала телефонный звонок. Не успев очнуться и понять что-нибудь, схватила трубку.
- Алло! Я слушаю! – В голосе её было столько взволнованной нежности, что на том конце провода произошло удивление и изумление.
- Кто вы, милая? – услышала в ответ.
- Я... Я... А кто вам нужен?
- Кто вы? У вас такой чудный голос... Не кладите трубку!..
Только теперь поняла, что звонок случайный.
- Я вас разбудил? Простите меня!
- А как вы думаете?. Чего это вам не спится?
- Не спится... Думы одолели... Хочется поговорить с кем-то, кто бы меня понял. Подарите мне свой голос.
- Каким образом?
- Ну, поговорите со мной. Мне сейчас это очень важно...
- О чем?
- О чём-нибудь, лишь бы в эти минуты я слышал Ваш голос.
- Но я Вас не знаю... – В сердце Натальи поселилась досада: за сегодняшний день столько звонков и все - чужие. А когда же тот, самый важный и нужный?..
- Вы сердитесь? – мужской голос был мягким, далёким и было в нём столько тоски и безысходности, что, казалось, это был сигнал бедствия, прорвавшийся к ней сквозь мрак ночи.
Наталья, опустошенная последней рухнувшей надеждой на встречу с Гориным, поняла это, когда нажала на рычаг.
«Что же я сделала? – тут же подумала со злостью на себя. – Кто-то ведь среди ночи нуждался в помощи, в поддержке... Как я могла так поступить? Протягивал человек руку, а я её отвергла... А, может, у него беда? Может, он искал ниточку спасения... Я ли это? - и рука Натальи рванулась к телефону. - Куда? – тут же остановила себя властным голосом. – Что же мы за люди такие? Так часто говорим друг другу гадости и лишь на похоронах роняем со слезой доброе слово».
Наталья подошла к окну. Москва ещё спала и только кое-где горели огни.
«Этот голос в ночи... Это же крик о помощи!.. Кому ещё вот так плохо сейчас, как мне? А, может, и хуже... Что за человек звонил? Что хотел сказать? Почему жаждал открыться неизвестному человеку? А я... Я не помогла...»
Она задумалась, стоя у окна, и горькие слезы поползли по её побледневшим щекам. Она была на краю отчаяния...
ТРЕВОГА НАРАСТАЕТ
Наталья так и не спала всю оставшуюся ночь. С рассветом связала чертежи, готовясь к отъезду. Затем сходила в магазин, купила сыну московских тетрадей и кисточек и в последний раз с надеждой глянула на телефон: он, нахохлившись, по-прежнему молчал.
«Не в молчании телефона – тайна, - собираясь в дорогу, думала Наталья, далеко не отходя от черного аппарата. – Тайна - в Горине... Но какая тайна? О чем он молчит годы? Видно по его изменившимся отношениям к ней, видно по взгляду, по голосу, что он что-то от неё прячет... Когда такое было, чтобы Горин скрывал хоть что-то от её глаз, от её ушей и от её сердца? Такого она припомнить не могла... такого не было!..
И вот последние годы... Он совсем другой... Он холоден, задумчив... Разлюбил, может? Но других-то женщин у него нет! Об этом и Николай ей рассказывал и удивлялся: мол, чудный, грамотный, красивый москвич – всегда и везде один. В Москве никто его не видел в обществе женщины...
Он что-то прячет от неё... Что именно? Что?..
Через несколько минут Наталья оставила номер.
Поезд уходил в половине двенадцатого. С Клавдией Петровной договорились встретиться на вокзале. Лишь увидела её, стало неловко: в её руках громоздились три переполненные сетки, из которых всё время что-то вываливалось.
- Ого! Пол-Москвы прихватила! – пошутила Наталья, помогая собирать какие-то свёртки.- И кому столько много?
- Везу всем гостинцы, - бойко ответила Клавдия Петровна. – Да и себе кое-что прихватила: в Москве же бываешь редко. А еще Горин должен что-то матери своей передать. Дома меня встретят. Довезу!
Наталья обмерла: Горин будет здесь! Он будет рядом... Что делать? Уйти в сторону и вернуться за две минуты до отхода поезда, чтобы не осталось времени для каких-то объяснений? Или что?..
Она была растеряна, как никогда.
«Придет!.. И очень скоро! И как же я? Как вести себя в его присутствии? - Наталью покрыла горячая испарина.- Что делать? .. Скрыться в вагоне?»
Подали поезд на посадку. Вдвоём занесли все вещи. Горин не появлялся. Волновались уже обе женщины.
И вдруг вдали показалась высокая стройная фигура Горина. Наталья не смотрела в ту сторону, но почувствовала каким-то неуловимым, ей только известным чутьём, что Горин приближается...
Опять затуманились глаза и забилось сердце, словно она бежала. Опять каждая клеточка тела напряглась, словно она сама окунулась в ледяную воду. Что делать? Куда бежать? Как быть?..
Наталья внезапно сама себя успокоила:
«Зачем скрываться от любимого человека? Надо всё узнать... Расспросить...»
Он прибежал за десять минут до отхода поезда. Его тут же перехватила Клавдия Петровна и снова стала упаковываться, шелестя бумагой и гремя банками.
Наталья отошла в сторону и осталась там стоять до тех самых пор, пока они не закончили хлопотливую работу и стали переговариваться о пустяках.
«Последние минуты и снова – она! – с грустью думала Наталья, всё ещё выгораживая Вадима Горина. – Да, что же ты за женщина? Неужели ничего не понимаешь? Дай хоть минутку мне! Дай хоть спросить, узнать, что случилось? А ты, Горин! Что же могло в жизни перековать тебя в холодную статую?»
- Что стоишь в стороне? – наконец-то выговорил Горин. – Подойди поближе!
- Я, Горин, человек воспитанный, и в чужие разговоры не вмешиваюсь, - пыталась шутить Наталья, а самой казалось: сейчас не выдержит и отшвырнёт эту прилипшую к Горину надоедливую женщину.
«Три... Две... – Наталья в лихорадке отсчитывала минуту. – Одна... Всё!»
Стрелки упали – время вытекло... Клавдия Петровна поднялась на ступеньки, приглашая за собой Наталью, но Наталья, окаменев, стояла на месте и ждала, чтобы к ней подошел Горин. Он как бы почувствовал её зов, рванулся к ней и схватил её за руку:
- Послушай меня! – глаза Горина были полны печали и какого-то глубокого невысказанного горя. – Секунду лишь!
Наталья вывернулась: в это время она ненавидела его. Вадим снова силой схватил её за руку.
- Ты будешь меня слушать или нет? - закричал он, заглушая своим голосом шум набиравшего пар поезда.- Ты обязана узнать всё!
Поезд, к великому счастью, ждал еще пару минут, по-видимому не желая допустить в мире такую несправедливость: он же привёз эту женщину ради нескольких минут встречи, и должна же эта встреча состояться!
- Я не мог прийти, - глухо выговорил он.- Не мог! Я, Наташа, страдал... Я бился головой о стену... Я терзал себя так, как терзают людей при самой жестокой пытке на плахе.
- Я два часа тебя ждала... Я ждала, Горин, и не менее твоего страдала...
- Сложились такие непредвиденные обстоятельства, что меня не отпустили. Я безумствовал, я разорвал некоторые документы в порыве отчаяния... Прости меня!
- Ладно. Хватит! – Наталья почувствовала, что последние секунды уходят на бессмысленное препирательство и что ей не дано времени наказать Горина гордым упрямством; надо либо прощать, ничего не поняв или не приняв его объяснений, либо, хлопнув дверью, уйти навсегда.
На последнее у неё не хватило сил...
Горин взял её голову в ладони и лихорадочно стал целовать. Наталья сама поспешила хоть как-то прикоснуться к нему и тянулась горячими и пересохшими от волнения губами куда придётся: то прикасалась к носу, то к плечу, то зарывалась губами в его покрытые сединой кудри...
Она его лихорадочно зацеловывала, не обращая внимания ни на людей, ни на солнце, ни на весь большой мир...
Окружающие люди с удивлением и завистью смотрели на удивительную сцену короткой любви, словно эти двое прощались навсегда.
Поезд дёрнулся и замер. Наталья зашла в тамбур и тут же почувствовала каждой своей клеткой, как удаляется от неё Горин. В уставшем её сердце звонили колокола, разбивая её грудь.
Поезд набирал скорость, и Горин бежал рядом с вагоном.
- Пойми меня, Наташа! Если ты не поймешь, то кто же тогда?
Всё чаще стучали колёса. Вадим, наконец, отстал, но ещё кричал вдогонку:
- Я должен!.. У меня ничего иного не осталось!.. Пойми-и-и!..
Наталья в смятении ничего не понимала, только видела лицо Горина, такое родное и искаженное болью, глаза с такой глубокой тоской, что хоть прыгай с вагона, чтобы узнать какую-то тайну.
А Горин всё бежал и просил понять его.
«Что понять? Что? – мысленно спрашивала себя, оголяя чувства и нервы от непонимания всей ситуации. – Понять и простить, что не принял её любовь? Понять его и больше не тревожить? Что? Что именно? Что за тайна у него?»
Поезд чихнул, словно конь, рванулся вперед, и Горин, более не в силах справляться с его скоростью, остался на людном московском перроне...