***
Четыре лодки под протяжную песню стремительно плывут. Заполнили мужики оперный театр, внимают, с чем-то соглашаются, но в целом предпочитают сцене свой причал. И в самом деле, слова «Верди», «солист» и «фестиваль» очень мало говорят. Бог с ними и без них четыре лодки под протяжную песню стремительно плывут...
Душа солиста в нервном покое находится, в благодушии поверх больных мест, в полусне рассуждений неясных, ведь больно от настоящих вопросов и сладко от настоящих ответов теперь, а раньше наоборот было, но солнце вот, лупит, сука, меняет освещение и сбивает, сбивает с настроя. Одна из четырех лодок виляет, и даже как трагическая ария встала поперек. В первый раз и плыву, и солнце «сукой» называю...
***
У каждого приличная работа и хотя бы маленькие публикации, у каждого и приятели, и целый мир себе подобных, а у меня нет ничего, только самые маленькие деньги и устная известность, но они выглядят неуверенными, тяжеловесными и заморенными, а я светел, легок и уверен - при том, что здоровья у них опять-таки много больше, чем у меня, худого да бледного… (П.С.: Неуверенны они на фоне большого мира, где стихи не пишут… Здесь «светел, легок и уверен» против «худ и бледен» - 3:2, но матчей много и бывает самый разный счет…)
Пяти из шести (шестая предпочла конкурента моего) девушек нравлюсь, ведь интересный мужчина каждой девушке нужен, но они же не дуры и каждая подозревает, что и четырем остальным я, кажется, нравлюсь и вот: расступаются все деликатно, стараясь и себя не выдать, и другой не помешать, чтобы опять-таки в моем мнении выиграть, но я быстро-быстро ухожу, совсем иначе пользуюсь случаем!
***
Он уже умер давно, в ванной вены себе перерезал, а по черному радио только и слышишь, например, что вот «и Науменко сподобился поучаствовать, но только не в серьезной исторической ленте - ему предложена роль Клеопатры» и хотя и понимаю я, что и фамилия у него распространенная и пол я мог перепутать, а всё же стоило ли ему пережить перестройку...
В оперном театре проходит фестиваль, а на улице Советской Армии в это же самое время убивают, но всё остальное население ничего ни про то, ни про другое не знает, потому что даже серых газет не читает. А что бы, кстати, я сам делал, очутившись рядом с убийцей? Снял бы свитер, как ни в чем не бывало, словно ничего не подозреваю еще, а просто жарко мне стало, а потом бы накинул его на него, чтобы он не видел, как я побегу? Или лучше попытаться задобрить и образумить его? Нет, смешно, лучше всё-таки сидеть в оперном театре и не очутиться рядом с убийцей...
Идут старик и парень - и смерть в их компании прочиталась как «молодой старик». Да, в старике была смерть физическая, а в парне смерть духовная, жизнь складывалась направо, а смерть - налево, но дева - дева была тоже налево и в свободной левой руке ее находилась роза, что не хуже парня называлась «смертью», непринужденно меняя цвет свой с белого на красный, потом на пурпурный и черный...