(Детектив № 2)
На чёрном непроницаемом небе мерцали холодные звёзды. Довольно широкая заснеженная лесополоса чёрной стеной протянулась между оживлённой трассой и глухим забором завода. Рассеянный свет уличных фонарей, свободно проникал сквозь обнажённые ветви деревьев, и недавно выпавший снег тускло искрился между чёрными стволами деревьев. В глубине лесополосы замерла чёрная тень мужчины. Сдерживая тяжёлое прерывистое дыхание, мужчина пристально осматривался по сторонам. Ни одна фигура не мелькнула среди деревьев, лишь приглушённый шум проезжавших по трассе машин нарушал вечернюю тишину. Впрочем, мужчина хорошо знал и этот запущенный городской уголок, и эту часть рощи. Вечером, да и днём здесь всегда безлюдно. Высокая глухая стена Зоопарка, забор завода «Рубин» и оживлённая городская трасса окольцовывали этот «лесной аппендикс» с четырёх сторон.
Мужчина посмотрел под ноги и недовольно поморщился. Из большого чёрного полиэтиленового пакета выглядывал острый женский каблук. Неизвестный оторвал недовольный взгляд от каблука, ещё раз огляделся, обхватил тяжёлый пакет руками, с трудом приподнял и понёс дальше. Идти было тяжело, ноги увязали в многочисленных рытвинах, прикрытых слежавшимся снегом. Тяжёлый полиэтиленовый пакет норовил выскользнуть из рук, и мужчина, балансируя, чтобы не упасть, тихо и зло матерился. Но идти было недалеко, и скоро он остановился у бетонного забора городского Зоопарка, заросшего густым кустарником. Мужчина бросил тяжёлый пакет на снег, неловко затолкал подальше в кусты, торопливо забросал рыхлым снегом, выпрямился, облегчённо вздохнул и закурил. Красный огонёк сигареты то разгорался, освещая чёрные сплетения ветвей, то потухал, превращая окружающее пространство в смутные тени. Неизвестный продолжал безотрывно присматриваться к месту, где лежал пакет. Увиденное его удовлетворило. Чёрные сплетённые ветви кустарника хорошо маскировали снежный холмик. Докурив сигарету, он потушил её о снег, положил мокрый окурок в карман и глухо, надрывно закашлял. Отойдя на несколько шагов от кустов, мужчина ещё раз оглянулся и снова недовольно кашлянул.
Среди девственно нетронутой снежной белизны чётко выделялась истоптанная им полянка и глубокие следы, идущие туда и обратно. Мужчина вернулся к кустам, наломал веток и, низко наклонившись, пошёл к трассе, заметая на снегу свои следы. На всякий случай. В этот глухой угол всё равно никто не заглядывал ни зимой, ни летом. Назавтра обещали снегопад, и тогда снег скроет все следы. До весны. Но до весны ещё надо дожить, а он сомневался, что доживёт до этой весны.
Мужчина добрался до автострады. В глубокой задумчивости перешёл дорогу и на какое-то время выпал из времени и пространства. Он очнулся лишь в небольшом городском парке у новогодней ёлки. Дети с весёлыми криками катались на ледяной горке. Настоящая лесная ель сверкала и переливалась красными электрическими огнями. Неизвестный смотрел немигающим, пустым взором на мерцающие кровавые огни и никак не мог понять, как он очутился возле этой ёлки… Последней ёлки в его жизни...
Я стояла в колбасном отделе и скучала. Рабочий день заканчивался. Свою дневную выручку я уже сдала и теперь была свободна. Через пятнадцать минут магазин, гордо названный хозяином «Дешёвый продукт», закроется, и я с нетерпением ожидала наступления этой чудесной последней минуты. Надеюсь, объяснять это чувство никому не надо, ведь каждый, кто провёл на работе хоть один день, прекрасно поймёт меня.
Как всегда перед закрытием поток покупателей иссяк, и сейчас лишь редкие прохожие забегали в магазин, чтобы купить булку хлеба или бутылку водки. Как я уже давно заметила, дорогой коньяк почему-то в это время покупали редко. От скуки я стала подмигивать своей закадычной подруге, продавщице вино-водочного отдела, Монике Николаевой. Но Моника не обращала на меня никакого внимания. Она продолжала увлечённо пересчитывать бутылки в высокой стеклянной витрине и расписывать полученные данные в толстую зелёную потрепанную тетрадь, чтобы отметить для своего собственного учёта, сколько она сегодня продала водки, вина, коньяка… Моника так увлеклась подсчётами, что не обратила внимания на подошедшего к прилавку покупателя.
Покупатель, низенький плотный мужчина, несколько секунд смотрел на Монику взглядом Ивана Грозного в тщетном ожидании, что от его убийственного взгляда продавщица очнётся, бросит свои дела и подойдёт к нему. Но девушка продолжала, сосредоточенно хмурясь, смотреть в зелёную тетрадь, беззвучно шевелить губами и одновременно накручивать на палец длинную рыжеватую прядь, выбившуюся из-под белой форменной шапочки. Ожидание совершенно вывели мужчину из себя, и он злобно рыкнул на Монику:
– Девушка, сколько можно ждать! Ув-в-волю!!
Моника испуганно вздрогнула, уронила ручку на пол, и с растерянными глазами подлетела к покупателю.
Мужчина улыбнулся, довольный произведенным эффектом, купил бутылку самой дешёвой водки «Спотыкач», засунул её во внутренний карман чёрной кожаной куртки и, злобно пнув ногой стеклянную дверь, торопливо вышел из магазина. Через широкую стеклянную витрину было видно как он сел в чёрный «Мерседес» и, резко снявшись с места, влился в поредевший поток машин.
«Мерседес» исчез и Моника, оторвав взгляд от окна, повернулась ко мне, демонстративно громко вздохнула и опять занялась своими алкогольными подсчётами. Я некоторое время упорно смотрела на Монику в надежде, что подруга обратит на меня внимание, и мы в тишине безлюдного магазина весёлой болтовнёй скоротаем оставшееся рабочее время. Но она продолжала свои подсчеты, и я отвернулась к окну.
На улице пошёл снег. Крупные лохматые хлопья падали с чёрного неба медленно и неторопливо, как в замедленной съёмке. Подлетая к уличному фонарю, снежные хлопья искрились бело-голубым сиянием, потом снежинки попадали в мерцающий красный свет предновогодних лампочек, украшавших витрину магазина, и начинали блистать алыми искрами. А на асфальте рыхлый снег, похожий на искусственную вату, снова сверкал белоснежным праздничным сиянием. На улице было сказочно красиво. Напротив магазина, в небольшом сквере, мерцала алыми огоньками новогодняя ёлка, справа от неё светились, подсвеченные голубоватым светом, ледяные фигуры огромного толстого Деда Мороза и тоненькой, как будто заморенной голодом, Снегурочки. Слева от Деда Мороза дети катались на ледяной горке. Около ёлки, съежившись, стоял мужчина. Что-то в его неподвижной, словно застывшей фигуре, окружённой красными ёлочными огнями, привлекло моё внимание. Какое-то время я пыталась вычислить, что именно меня заинтересовало в этом человеке. И я уже вроде бы решила, что это кто-то из моих знакомых, но долго задумываться мне не дали. К прилавку подошла покупательница, и я тут же забыла о чёрной, неподвижной, смутно знакомой фигуре. Когда в следующий раз я взглянула на ёлку, мужчина исчез, и я тут же забыла о нём. Да и какое мне дело до него? Впереди Новый год, и я в который раз задумалась, где буду его встречать.
От медленного, монотонного падения снега меня стало клонить в сон. Я отвернулась от окна и принялась в сотый раз разглядывать помещение. Магазин, где я работала, был небольшой, всего три продавца. Трудились по графику: два дня работали, два отдыхали. Во время нашего отдыха выходила другая смена. Наша смена – это я, Царёва Маруся – продавец колбасного отдела, моя подруга Моника Николаева – продавец вино-водочного отдела и Алёна Аверина – продавец хлебного отдела. Авериной было далеко за сорок. Она была вечно всем недовольна, и я всей кожей чувствовала, что Алёна нас с Моникой ненавидит. Мы с Моникой любили пошутить и посмеяться, а я давно заметила, что Аверина, услышав наш смех, всегда откровенно злилась. Возможно, её раздражало то, что нам по восемнадцать лет, и в то время, когда мы весёлым галопом мчались на «ярмарку» жизни, одинокая и некрасивая Аверина на своей разбитой колымаге печально ехала с опустевшей «ярмарки». Хотя свою нелюбовь к нам Алёна явно никогда не высказывала, но по её недовольным взглядам в нашу сторону это было понятно и без слов.
Я в трёхсотый раз осмотрела магазин «Дешёвый продукт» с его совсем недешёвыми товарами, затем, ещё внимательнее, – свой колбасный отдел. Во время осмотра я заметила на витрине «преступные» следы пальцев покупателей и решила вывести их подчистую. Я взяла в подсобке тряпку, брызнула на неё «Мистер» и принялась увлечённо протирать «до дыр» пуленепробиваемое стекло английской витрины. До закрытия оставалось пять минут.
Перед закрытием в магазин ввалилась весёлая шумная компания молодёжи. Парни, шутливо подталкивая друг друга, взяли недорогого пива и побежали кататься на ледяную горку. Я печально вздохнула. Впереди у меня одинокий вечер у телевизора в маленькой комнатке бывшего заводского общежития.
Неожиданно, за минуту до закрытия магазина, в «Дешёвый продукт» влетел наш директор Ваня Иванов: высокий, модно одетый человек двадцати двух лет. Директором Ваня был номинальным, – этот магазин, как и несколько других, принадлежал его отцу Альберту Ивановичу Иванову, а Ваня на этом магазине набивал себе руку для будущих великих дел.
Иван Иванов девять лет учился в Лондоне, боготворил Англию, и мне всегда казалось, что он относится к нам, бедным русским женщинам, как к аборигенкам из страны с недоразвитой цивилизацией.
За несколько секунд до закрытия «Дешёвого продукта» Иванов принялся выискивать в нашей работе недостатки. Моника, увидев директора, мгновенно бросила подсчитывать алкоголь и вытянулась в струнку. Алёна Аверина принялась с усердием выравнивать оставшиеся две булки хлеба. Я нагло продолжила вытирать витрину, чтобы только не видеть его заносчивое английское лицо с русскими конопушками.
Сначала Иванов прицепился к Авериной. На её идеально разложенных полках с кондитерскими изделиями он нашёл гору неровностей. Потом он перешёл к прилавку Моники и грубо потребовал переставить пиво со средней полки на верхнюю, забыв о том, что всего четыре дня назад по его указанию Моника переместила это же пиво вниз. Николаева принялась рьяно выполнять приказ, и некоторое время директор высокомерно наблюдал, как она нервозно снимает с верхней полки бутылки с вином, чтобы поставить на эту полку пиво. Одна из бутылок выскользнула у Моники из рук и, звонко упав на пол, разбилась. Моника застыла на месте с несчастным видом. Директор недовольно поморщился и перешёл к колбасному отделу.
Он остановился рядом со мной и стал придирчиво рассматривать витрину с колбасой. Я мельком взглянула на него и, тщательно скрывая улыбку, подумала: «К чему же сейчас «английский плантатор» Иванушка Иванов придерётся? К аккуратно разложенной колбасе? К английскому пуленепробиваемому стеклу витрины? Или к тряпке, которой я протираю стекло?» Чтобы не рассмеяться, я прикусила губу и стала с такой силой протирать витрину, словно мне действительно надо было срочно протереть в ней дыру.
На директора магазина я старалась не смотреть. Он уже давно искал повод меня уволить, как он сам утверждал, за мой нахальный взгляд и русское пренебрежение к этой важной и ответственной работе. Но я считала, что Иванов хочет меня уволить за мою несгибаемость и русское наплевательство на всех английских джентльменов. Я даже думаю, – он, может быть, давно бы меня уволил, но моя мать когда-то давным-давно, ещё на заре перестройки, заняла его отцу, Альберту, не очень большие деньги, но именно они сыграли решающую роль в становлении его бизнеса. И, наверное, поэтому его отец Альберт Иванович не давал пока своему сыну разрешения отправить меня «с дырявой котомкой» во широкое русское поле. Но всё это – мои личные домыслы. Старшего Иванова я вижу раз в году по великим праздникам, и его мнение по этому вопросу мне неизвестно.
Я продолжала как заведённая тереть витрину, а придирки английского джентльмена Вани Иванова меня почти никогда не задевали. Иванов какое-то время пытался уловить мой, как он говорит, нахальный взгляд, но это ему никак не удавалось. Мой «нахальный» и одновременно – скромный взгляд лицезрела лишь английская витрина и русская колбаса. Поэтому сэр Иванушка высокомерно спросил мою спину:
– А вы, Царёва, чем занимаетесь?
– Навожу английский лоск на виденье русской колбасы, – бездумно заявила я и мысленно представила взбешенного Иванова, непроницаемое лицо Алёны Авериной и еле сдерживаемую улыбку Моники.
– Опять хамите, Царёва, – еле сдерживая гнев, сказал номинальный директор.
– Иван Альбертович, извините, это я сказала совершенно не думая, – спокойно и отрешённо пробормотала я.
– Вот именно, не думая. Вы, Царёва, по-моему, давно забыли, что есть такое слово – думать. К своей работе надо относиться ответственно, по-английски, по цивилизованному, а не с русской безалаберностью и пофигизмом.
Тотчас вспомнив русскую поговорку: «слово – серебро, молчание – золото», я благоразумно промолчала. Русско-английского самодура Ваню Иванова я не боялась, а такую «важную и ответственную» работу я найду на любом проспекте и в любой дремучей дыре нашего города. За этот магазин я держалась лишь потому, что он был ближе всех к моему дому, не надо тратить время на поездки в общественном транспорте. К тому же, здесь я работаю вместе со своей подругой Моникой.
Иванов придирчиво просмотрел мой ветчинно-колбасный ряд, нашёл море невидимых колбасных изъянов, приказал немедленно их исправить и наконец-то, в девять часов двадцать девять минут пятнадцать секунд, покинул наш российский продовольственный беспредел.
Как только наш номинальный директор, «джентльмен» Иванушка, исчез на своём вишнёвом «Феррари», мы все бросили выполнять его бессмысленные, дурацкие указания и принялись радостно собираться домой. Даже редко улыбающаяся Аверина, надевая в подсобке чёрную зимнюю куртку, с довольной улыбкой запела себе под нос что-то весёлое и бравурное. Я оделась быстрее всех. Моника похвалила мою новую короткую шубку из искусственной голубой норки, и живо поинтересовалась, где я её купила, потому что ей срочно захотелось приобрести точно такую же.
Я со смехом отказалась назвать этот драгоценный уголок китайского рынка, где великий китайский дизайнер Си Сю Сян продал мне этот искусственный норковый шедевр. Дело в том, что у моей подруги всегда появлялось желание купить только то, что покупала я, и если бы я не останавливала её желания, то мы бы с ней давно уже выглядели, как две послевоенные детдомовки. Кстати, я забыла сказать, что Моника – сама из детдома, но мы с ней десять лет сидели за одной партой. И в этом году вместе пытались поступить в институт на факультет экономики. И опять же, вместе – провалились. Но если я решила на будущий год обязательно поступить, то Моника опустила руки и больше учиться в институте не хотела.
Все оделись, Моника проверила сигнализацию, и мы закрыли магазин. Аверина торопливо пошла на остановку, а мы с Моникой пешком отправились ко мне домой. Она решила сегодня погостить у меня. Моника любила у меня ночевать. Я была её единственная подруга.
На улице было сравнительно тепло, недавно выпавший снег искрился под ногами. Вокруг сверкала предновогодняя праздничная иллюминация, и упавшее было настроение, изрядно испорченное тираном Иванушкой, поднялось. По дороге Монике позвонил её брат Илья. Из разговора я поняла, что он просит её срочно придти домой, – он потерял ключи. Моника расстроилась, что ночевка у меня отменяется. И нахмурилась.
Я шла и тихо напевала под новогодней иллюминацией:
– Бывает всё на свете хорошо, в чём дело даже не поймёшь…
Можно было спеть вдвоём, но Моника дождалась окончания весёлой летней песенки и опять принялась за своё любимое самоедство. Она в который раз стала доказывать, что она некрасивая, несчастная, рыжая, и потому Иванов всегда придирается именно к ней. А я в сотый раз принялась её успокаивать, объясняя, что все её комплексы вышли из детдомовского детства, что она нормальная рыжая девушка. И пусть берёт пример с меня: я тоже девушка обыкновенной русской красоты, но не мучаю же себя и других ненужными и бессмысленными страданиями. На этой печальной ноте мы подошли к светофору, где должны были разойтись в разные стороны. Здесь Моника поворачивала направо в микрорайон Северный, где она жила со своим братом Ильей в двухкомнатной квартире. А я, как всегда, шла налево.
Дожидаясь зелёного сигнала, мы ещё немного постояли на перекрёстке, три раза пропустили останавливавшийся на зелёный свет поток машин, обсудили свои девичьи страдания, и нехотя разошлись.
До дома мне осталось идти десять минут, но эти минуты были самыми страшными и опасными. Хотя дорога была освещена фонарями, но была безлюдной, шла вдоль высокого бетонного забора бывшего механического завода «Красный Механик», ныне переменившего название на «Рубин». Сейчас завод выпускал оборудование для золотодобывающей промышленности. С другой стороны дороги тянулась длинная лесополоса. За ней шла оживлённая автотрасса, приглянувшаяся городским проституткам. Приглушённый шум проезжающих по шоссе машин доносился до нашего тупика. За трассой стояли кирпичные пятиэтажки микрорайона Северный и автобусная остановка тринадцатого маршрута. Поэтому тропинка, протоптанная жильцами нашего дома в середине тупика, входила в лесополосу, и дальше, петляя среди деревьев, выходила к ближайшей остановке.
Я как всегда, с замиранием сердца, остановилась на углу. Вверху бетонного, прокопченного городской сажей, забора зелёные, неровно написанные буквы возвещали непосвящённым название нашей тихой улочки с одним домом: «Космический Тупик». Очень оригинально. Кто ещё может похвастаться, что когда-либо жил в тупике, да ещё не в простом, а в Космическом? А ведь многие мои соседи родились и всю свою жизнь провели в этом Космическом Тупике.
Время шло, а я продолжала стоять на углу забора и подозрительно вглядываться в ярко освещённую, сверкающую снежную дорогу, окаймлённую чёрным заводским забором, заснеженными деревьями и хмурым, непроглядным небом. Непосвящённый человек сейчас вряд ли догадался бы, что в этом тупике есть жильё. Перед нашим двухэтажным общежитием возвышался запущенный сад, и разросшиеся деревья плотно закрывали освещённые окна.
Я продолжала стоять и вглядываться в белую дорогу. Обычно, на этом месте меня встречал сосед, пенсионер дед Данила, хороший и добрый человек. Он любил прогуляться здесь вечерком, как он говорил: для здоровья, а заодно всегда встречал меня после работы и провожал до дома. Но сегодня деда Данилы не было. В последнее время он стал всё забывать. Наверное, сегодня запамятовал, что я работаю. И Моника, как назло, из-за Ильи, потерявшего ключи, не пошла со мной. Дорога была пустынна и красочна, как лунная картина, и я на какое-то время забыла про страх. Просто стояла на углу и любовалась прекрасной лунной красотой.
Я всё ещё набиралась смелости, и вскоре увидела, как недалеко от меня, между тополей, на тропинке, ведущей к автобусной остановке, показалась женщина в светлой короткой шубе. Она нервно оглянулась и торопливо направилась к нашему общежитию. Мельком увидев её лицо, я удивилась – определенно, эту женщину я никогда не видела. А в тёмное время суток чужие в наш тупик не заглядывают.
Женщина быстро удалялась. Я кинулась её догонять, чтобы не идти по пустынной дороге одной. Шум проезжавших по дороге машин, доносившийся из-за тополей, заглушал мои шаги, и, видимо поэтому, женщина ни разу не обернулась. Пробежав на высоких каблуках несколько метров, я поскользнулась на ледяной корке, припорошенной свежим снежком, и со всего маху упала на дорогу. Страшась, что женщина исчезнет и мне придётся идти одной, я быстро вскочила и, торопливо отряхивая с одежды влажный налипший снег, посмотрела вперёд. Теперь я удивилась ещё больше. Вечером, да и днём встретить человека в нашем тупике – большое чудо. А тут, какое-то столпотворение. Следом за женщиной по дороге шёл неизвестно откуда появившийся мужчина в чёрной куртке. Он шагал намного быстрее женщины. На улице было сравнительно тепло, но мне показалось, что он сильно замёрз. Мужчина сгорбился, низко опустил голову, руки он держал в карманах. И от этого понять, какого он роста, было сложно. На мгновение мне показалось, что это дед Данила. Я уже хотела крикнуть, чтобы он меня подождал. Но неожиданно мужчина рванулся, догнал женщину, размахнулся… В его руке сверкнул нож… и я от ужаса громко закричала…
Мой крик прозвучал одновременно с его ударом. Женщина упала на заснеженную дорогу. Мужчина кинулся к тополям и растворился среди деревьев.
Трясущимися от страха руками я достала из сумочки сотовый, вызвала милицию в Космический Тупик и, то и дело оглядываясь по сторонам, побежала к женщине. По дороге я ещё раз упала, сломала каблук и, уже хромая, снова побежала. Когда я доковыляла до лежащей, наклонилась над ней и тихо спросила: «Вы живы?», женщина в ответ слабо, прерывисто застонала, и у меня отлегло от сердца. Жива! Я выпрямилась и внимательно присмотрелась к ней. На вид ей было лет тридцать, лицо смуглое, из-под капюшона шубы выглядывали длинные пряди волос, выкрашенные в ярко-баклажановый цвет.
Сумочки рядом не было: то ли она шла без неё, то ли сумку успел схватить нападавший. Но больше всего меня заинтересовала её шуба: слишком уж она была похожая на мою, только мех её шубы был не из китайской искусственной норки, а из настоящей сибирской. Машинально разглядывая её шубу, я посмотрела на нож, который бросил преступник. Вокруг ножа расползлось на снегу красное пятно, а белые короткие ворсинки меха на шубе, в месте удара, слиплись в красные иголочки. Я не выношу вида крови, даже кинематографической, а здесь была настоящая. Меня затошнило, голова закружилась, пространство вокруг стало вращаться всё быстрее и быстрее, словно я понеслась на скоростной карусели, и я упала на дорогу рядом с женщиной.
Свежий морозный воздух и холодная ледяная дорога быстро привели меня в чувство. В голове всё ещё стоял туман, ощущалась слабость во всём теле, но я медленно поднялась на ноги и опять спросила женщину: «Вы живы?» Женщина молчала. Она ещё дышала, но её белое бескровное лицо испугало меня. Я поёжилась от озноба. Может, мне уйти? И дожидаться милицию дома. Но что-то меня удерживало около неё. Почему-то казалось, что если я уйду, то женщина сразу же умрёт.
Милиции всё не было. Я ещё раз вызвала её по сотовому, и теперь уже не говорила в телефон, а кричала. В ответ мне слишком уж спокойно, как мне показалось, ответили, что патрульный наряд уже в пути.
Чтобы не замерзнуть я, прихрамывая, на одном каблуке, ходила вокруг женщины и нервно оглядывалась, высматривая нападавшего. Вдруг он ещё вернётся? И убьёт меня, как свидетеля преступления.
Изредка я смотрела на женщину и размышляла: «К кому она шла? В нашем доме живёт так мало жильцов, что мы хорошо знаем не только друг друга, но и всех знакомых, родственников и друзей наших соседей. И если я никогда не видела эту женщину, то она, скорей всего, никогда не бывала в нашем доме. Значит, она шла к моей соседке, астрологу Розе Красновой. Роза была очень популярна в Северном микрорайоне, возможно, потому, что брала за свои туманные астрологические предсказания сущие копейки. Мне она не раз объясняла, что астрология, это её судьба, а не способ добычи денег. Но я думаю, что это был её маленький астральный приработок к основному заработку. Роза трудилась костюмером в музыкальном театре и получала там не очень большие деньги. Но опять же, в тёмное время суток гадать к Розе никто не приходит. Обычно, страждущие узнать свою звёздную судьбу идут к ней в выходные дни и обязательно в то время суток, когда в нашем Космическом Тупике ярко светит солнце».
Милиции всё не было. На улице стало резко холодать, поднялся лёгкий, морозный ветерок. И я уже стала переживать, что если женщина ещё не умерла от ножевого ранения, то скоро, вероятно, умрёт от переохлаждения и, может быть, я замёрзну вместе с ней. Я опять наклонилась над ней, чтобы убедиться дышит она или нет. Но ничего понять не смогла. Если женщина и дышала, то совсем незаметно.
Почему же нет милиции? Может быть, они ищут наш хорошо замаскированный тупик? Наконец-то до меня дошло!!! Они его не могут найти! И я быстро захромала к началу тупика. На дороге у светофора стояли милицейская машина и «Скорая помощь». Один из милиционеров находился около кабины «Скорой помощи» и что-то говорил шофёру, а яркая мигалка вращалась на крыше машины, отбрасывая на чёрную дорогу синий мертвенный свет. Я крикнула милиционеру и помахала рукой. Он обернулся, прищурившись, посмотрел на меня и, вяло махнув мне, пошёл к патрульной машине. Вскоре оба автомобиля свернули в наш тупик.
Вокруг женщины замелькали люди. Молоденький курносый милиционер попросил меня подождать в сторонке. Я, хромая, отошла к забору и посмотрела на небо. Крупные звёзды холодно и бесчувственно подмигивали с неба. И что им до наших забот? Плевать им и на нашу жизнь, и на нашу смерть.
После отъезда «Скорой», тот же курносый милиционер торопливо подошёл ко мне и позвал в милицейскую машину для составления протокола. В тёплой кабине пожилой усталый милиционер наскоро записал мои свидетельские показания.
Мои показания были – короче не бывает. Женщину я не знаю. Лицо мужчины не видела. Его рост не скажу даже примерно, так как он шёл, сгорбившись. И его чёрную куртку не узнаю, даже если мне её покажут при ярком свете дня. А что я могла увидеть? Преступника я видела издалека и только со спины.
Милиционер неторопливо дописал протокол. Я подписала и спросила, жива ли женщина или уже умерла. Он усталым, безразличным тоном коротко сказал:
– Умерла.
Я вышла из тёплой машины на мороз. Автомобиль опергруппы уехал, и я опять, одна, стояла на заснеженной пустынной дороге. Сейчас мне было ещё страшнее, чем раньше. Почему-то рядом с полумёртвой женщиной на дороге мне было намного уютней. И почему я не догадалась попросить милиционеров довезти меня до дома?
Теперь мне из каждого куста чудились странные зловещие звуки и шорохи, и даже шум автострады не заглушал их. Я побежала домой, но сломанный каблук мешал бежать. Пришлось остановиться и снять зимние сапоги. Как только сапоги оказались в моих руках, где-то среди деревьев звонко треснула ветка, и я в одних носках сломя голову понеслась домой. Если сама Русланова «по морозу босиком к милому ходила», то мне тем более нечего стесняться. Как говорится: захочешь остаться живой, как миленькая босиком по снегу побежишь!
То ли из-за крепчающего мороза, то ли по вине блуждающего в роще человека, то тут, то там раздавался треск. И я летела быстрее пули. Изредка, замирая от ужаса, я оглядывалась назад, и мне чудилось, что какая-то чёрная тень мелькает у тополей и неуклонно приближается ко мне. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от страха.
Перед нашим домом рос запущенный сад. Деревья и кусты прикрывали освещённые окна, и мне казалось, что я бегу в какую-то чёрную космическую дыру. Я ворвалась в сад, пробежала с десяток шагов, и сквозь сплетённые ветви деревьев стали видны три освещённых окна.
Я забежала в светлый подъезд, трясущимися руками закрыла дверь на ключ и облегчённо вздохнула: наконец-то я дома и в безопасности. На всякий случай проверила вторую дверь в подъезде. Эта дверь под лестницей выходила в другой сад, за нашим домом. За садом тянулся глухой забор городского Зоопарка, заросший густым кустарником. Второй дверью мы пользовались только летом, если хотелось побродить по саду или Зоопарку. В заборе Зоопарка была дыра, но о ней знали только жильцы нашего дома. Густой кустарник закрывал её от посторонних глаз и с той, и с этой стороны.
Я толкнула вторую дверь. Она была закрыта на замок. Ключ от двери висел на гвоздике под лестницей. Что-то мне показалось странным, я взяла ключ в руки, присмотрелась и заметила в бороздке ключа ещё не растаявший снег. Кто-то совсем недавно уронил его в снег, и только что вошёл в дом через эту дверь. Интересно, кто это? Я повесила ключ на место, и для собственного успокоения решила, что это вездесущие проныры Андрей Новицкий и Максим Малышев, подростки нашего тупика. Мельком я посмотрела под лестницу: вход в подвал опять был приоткрыт. Значит, Максим и Андрей снова искали «сокровища Теодора Трахтенберга», построившего этот дом. Я заглянула в подвал: свет там не горел, – значит, «сокровища Трахтенберга» отдыхают до следующего прихода юных тупиковых археологов. Я закрыла дверь в подвал на крючок и ещё раз огляделась. В тишине услышала, как на первом этаже тихо закрылась чья-то дверь. Обычно, наши двери закрываются намного громче.
В одних носках, практически бесшумно, я поднялась на второй этаж. Дверь кладовки, расположенной в углу лестницы второго этажа, скрипнула, и я от страха не смогла сдвинуться с места. В этой крохотной кладовке был свален всякий хлам, который был никому не нужен, но свято сохранялся на всякий случай. Когда наступит этот случай, никто не знал. Дверь стала тихо, со скрипом, приоткрываться, я приготовилась закричать на весь дом. Но из приоткрытой двери грациозно и вальяжно вышел чёрный кот Марсик, который часто любил копаться в этом хламе, а иногда даже ловить там мышей.
Я тихо, чтобы не будить соседей, постучалась в комнату деда Данилы. Он долго не открывал, и я, вспомнив, что дед Данила глуховат, постучала немного громче. Через минуту дверь открылась. Дед Данила, заспанный, с покрасневшими глазами, вытер пот со лба, и вяло, полусонно пробормотал:
– Добрый вечер, Машенька.
– Извините, пожалуйста, что разбудила вас, – стала оправдываться я, – но вы сегодня не встречали меня, и я подумала: вдруг с вами что-то случилось?
– Ты сегодня работала? А я думал, ты отдыхаешь. Я стучался к тебе днём, и мне показалось, что ты сказала через дверь, что приболела и хочешь отдохнуть. Неужели мне показалось? – удивился старик.
– Может, кто-то из соседей сказал это, а вы подумали, что я? – отмахнулась я.
– Может быть. У меня сегодня высокая температура, голова раскалывается, вот всё в ней и перепуталось. Температура 39 и 2 стоит весь день, не снижается, – вяло сказал Данила.
– Может, «Скорую помощь» вызвать? – предложила я.
– Не надо. Я уже таблеток напился. К утру всё пройдёт. А если каждый будет из-за гриппа «Скорую помощь» вызывать, то умирающих некому будет спасать, – отказался Данила.
– Ещё раз извините, что разбудила. Выздоравливайте, – улыбнулась я.
Дед Данила закрыл дверь, и я пошла к себе. Благо, идти далеко не надо. Он живёт напротив меня, и от его двери до моей, всего три шага.
Замок опять плохо открывался, и я еле-еле открыла ключом свою крохотную комнатушку. Придётся завтра попросить деда Данилу посмотреть замок. В комнате я сняла китайскую норковую шубку, повесила у двери и занялась своим здоровьем. Всё-таки бегать босиком по снегу – опасное занятие. Это только в песнях бегать по морозу босиком здорово и приятно. А в жизни это грозит воспалением лёгких или менингитом. Поэтому мне пришлось достать из аптечки «Эфкамон» и натереть мазью замёрзшие ноги. После лечения в комнате разлился аромат пихтового, эвкалиптового и ещё неизвестно какого удушающего ароматического леса. Я погасила свет, включила настольную лампу и с превеликим удовольствием легла под одеяло.
От переживаний есть не хотелось, и я решила немного попозже, когда согреюсь, устроить себе кофейный вечер. Буду пить только мой любимый кофе с колбасой. Тем более, четыреста граммов моей любимой «Краковской» я сегодня сама у себя купила в колбасном отделе.
Я лежала под тёплым одеялом, и лицо незнакомой женщины неотвязно стояло у меня перед глазами. Кто она? И почему её пытались убить? Может быть, она просто подвернулась маньяку под руку? Или убийца хотел убить определённую женщину из нашего дома? Кого? Меня? Или… Я подумала о… Но тут же отогнала это фантастическое предположение. В нашем доме нет таких женщин, которых кто-либо когда-либо захотел бы убить.
Несмотря на то, что наше общежитие стоит в Космическом Тупике, здесь живут приятные и хорошие люди. Вообще-то, наш дом общежитием мы называем по привычке. На самом деле, этот небольшой, старинный двухэтажный дом с двумя подъездами имеет давнюю и замысловатую историю.
Этот дом ещё до революции построил управляющий заводом, немец Теодор Трахтенберг, чьи сокровища постоянно ищут в подвале мальчишки. После революции дом перешёл в ведомство ВЧК, потом ВЧК сменил НКВД, а после смерти Сталина дом приспособили под общежитие для молодых специалистов завода. Молодые инженеры женились, разводились, оставляли здесь своих жен с малолетними детьми. Да и сами молодые специалисты уезжали, получали квартиры, и постепенно общежитие заполнялось жильцами, не имеющие к заводу никакого отношения. В перестройку завод совсем развалился, долгое время его цеха стояли пустые, и, несмотря на то, что сейчас предприятие снова выпускает продукцию, говорят даже, не простую, а секретную, – общежитие давно уже не принадлежит заводу. Дом перешёл в ведомство муниципалитета, и теперь бывшее заводское общежитие – обыкновенная городская коммуналка.
Лично мне моя комната досталась по наследству от бабушки, тридцать лет проработавшей на заводе инженером по технике безопасности. Сначала я хотела сдавать эту комнату, а на полученные деньги учиться в институте. Но год назад моя мама умерла. И отчим, никогда не любивший меня, летом попросил меня, мягко говоря, но грубо выражаясь, убраться из квартиры, когда-то полученной моим отцом. Я молча собралась, вышла из квартиры, в которой прожила всю жизнь, и переехала в Космический Тупик. В квартире, где остались жить отчим и его дочь, моя сводная сестра Рита, я больше не появлялась.
Как я уже говорила, в нашем двухэтажном доме два подъезда, на каждом этаже по четыре комнаты. Следовательно, в нашем первом подъезде – восемь комнат. Четыре комнаты на первом и четыре на втором. Вторая половина дома нежилая, его выкупила торгово-закупочная фирма «Техно. К. Икс». Фирма хранит там свой товар. Но в одной из комнат на первом этаже живёт сторож Лев Чернобыленко. Лев, мужчина молчаливый, странноватый, и с жильцами нашего первого подъезда никогда не общается. Два раза в неделю к подъезду подкатывают машины, могучие парни то вносят, то выносят из подъезда какие-то коробки с иностранными надписями. Чернобыленко стоит рядом, но с грузчиками он никогда не перебросится даже словом.
В доме царила тишина, даже телевизор на удивление ни у кого не работал, и меня стало клонить в сон. Но уснуть не удалось. Сквозь дрёму я услышала в коридоре скрип дряхлых, рассохшихся половиц. И скрипели они так, будто кто-то тихо крадётся по коридору. Этот таинственный скрип меня окончательно разбудил, я заинтересовалась и стала прислушиваться. Скрип замер примерно у моих дверей, и я стала гадать: кто же это крадётся? Дверь в дом всегда закрыта на замок, значит это кто-то из наших жильцов, но у моих соседей нет привычки ходить крадучись.
Моя соседка, черноглазая Роза Краснова, астролог и костюмерша, женщина крупная, энергичная, и под её ногами половицы стонут и прогибаются так, как будто сейчас они треснут и разломятся пополам. К тому же, Роза никогда не ходит бесшумно. Ей это даже не придёт в голову. Голова у неё всегда забита звёздными вычислениями, и такие пустяки, как спящие земные соседи, не берутся ею в расчёт. Она может постучаться ко мне в час ночи, чтобы узнать, какое сегодня число, или в выходной день в восемь утра поинтересоваться, победила наша команда по футболу на чемпионате мира или нет.
Дед Данила, худенький семидесятилетний старик, живущий в комнате напротив, давно уже глуховат, и скрипучесть наших полов для него неведомое и неслыханное явление. Следующий мой сосед по этажу, блондин Николай Герасимов по прозвищу Герасим, тоже никогда не ходит крадучись. Дело в том, что непризнанный поэт и признанный тунеядец Герасим, по причине постоянного сочинения стихов, вечно парит в поэтических облаках. И банальное скрипение половиц вряд ли доносится до его возвышенных небес.
Тот, кто подошёл к моей двери, замер и мне показалось, что я даже слышу его прерывистое дыхание. Я вздохнула. Сейчас придётся вылезать из-под одеяла, открывать дверь и минут двадцать, а может, два часа вести светскую беседу. Так положено. Даже, если мои соседи просто пришли занять ложку соли, пакетик чая или сотню до получки, я должна сначала пообщаться с ними. Ведь в нашем Космическом Тупике считается верхом неприличия, подать ложку соли и мгновенно, без всяких приятных слов и дружеских улыбок, плотно закрыть дверь.
Я ждала стука затаившегося соседа и гадала: что опять исчезло в нашем тупике? Сахар? Чай? Телепрограмма? Или несчастный многострадальный российский рубль? Но на удивление, тот, кто подошёл к моей двери, немного постоял и опять тихо, стараясь не скрипеть половицами, пошёл к лестнице на первый этаж…
Мой мозг снова активно заработал. Неужели, это опять Андрюха Новицкий, сын Оксаны, принялся за старое? Дело в том, что этот наивный оболтус пятнадцати с половиной лет, после моего переезда в этот тупик, какое-то время пытался за мной ухаживать и целыми сутками торчал с любовными посланиями под моей дверью. Но после того, как я наврала ему, что давно люблю безответной и страстной любовью нашего президента, Андрюша посчитал меня идиоткой и завёл себе нормальную подружку одноклассницу. Теперь он больше не подслушивает под моей дверью мои любовные телевизионные сериалы.
Кто же это был? Однозначно, кто-то с первого этажа. Но точно – это не Николай Камышин. Николай – шофёр-дальнобойщик, и два дня назад отбыл в рейс до Саратова. Мать Андрея, Оксана Новицкая, к соседям по вечерам ни за солью, ни за деньгами не ходит. Игорь и Ирина Донских, студенты мединститута, тоже по гостям ходить не любят. У них то зачеты, то экзамены, то хвосты по анатомии, то громкий развод, то тихое примирение.
Остается одна Людмила Малышева – мать-одиночка с двумя сыновьями. Людмила – хорошая и доброжелательная женщина. Но у неё есть один огромный недостаток. Если Людмила приходит в гости, то ближайшие три, а то и четыре часа можно смело вычеркнуть из своей жизни. Она работает охранником на заводе «Рубин», и два свободных дня она заполняет многословным общением, а её сыновьям: Максиму – тринадцати лет и трёхлетнему Вове, предоставлена полная свобода. Впрочем, в нашем тупике хулиганов и наркоманов нет, так что никаким дурным влияниям они не подвергаются. А наблюдателей за их поведением у нас полно. Все жители тупика, не сговариваясь, приглядывают за нашими тупиковыми детьми.
Крадущиеся шаги прогнали сон, и опять что-то тревожное закралось в сердце… А если убийца живёт в нашем доме? Вдруг у кого-то снесло крышу и он решил убить всех «космических» жительниц? И начать эту акцию он решил именно с меня. Ну почему именно с меня? Не виноватая я-я-я…
Спать уже не хотелось. Я встала с постели и позвонила Монике. Её телефон не отвечал и я, решив перекусить, включила электрочайник и заодно телевизор. Телевизионный голос принялся тихо и вкрадчиво рассказывать о прекрасном, незабываемом отдыхе в Греции, и я напрочь забыла, что всего лишь полчаса назад видела на заснеженной дороге преступника, вонзающего нож в человека.
Чайник вскипел. Я приготовила растворимый кофе и села перед телевизором.
В Греции было солнечно и беззаботно. Разрушенный Парфенон остановился на последней стадии разрушения, а прекрасные новые отели и не думали разваливаться…
В мою дверь постучались, и я бросилась в коридор, чтобы не упустить пришедшего гостя. Вдруг, это именно тот, кто недавно крался по коридору. У двери стояли двое. Чёрный, голубоглазый кот Марс, в просторечии Марсик, и его хозяйка, театральная костюмерша и предсказатель на «звёздной» гуще, мадам Роза. Так я шутливо называю Краснову, и ей такое обращение очень и очень нравится. А «мадам» я её называю из-за её любви к шляпкам, длинным разлетающимся одеждам и – к французским певицам. Как мне говорила сама Роза: в молодости она изучала французский язык и даже преуспела в этом занятии, но в виду того, что окружающие не желали говорить с Розой по-французски, она этот дивный язык уже давно и благополучно забыла.
С Розой мы общаемся каждый вечер и, несмотря на большую разницу в возрасте – мне восемнадцать, а ей сорок пять – мы с ней очень дружны. Роза живет одна, муж её, актер музыкального театра, погиб два года назад в автокатастрофе, дочь Татьяна живёт с мужем моряком во Владивостоке. Поэтому одинокая Роза жильцов нашего дома воспринимает как своих близких родственников.
Черноокая мадам Роза вплыла в мою комнату, как корабль с алыми парусами. Полы длинного белого шелкового халата в алых розах развевались, а красный тюрбан, скрученный из махрового полотенца, грозил вот-вот развалиться под напором её быстрых энергичных шагов. В руках она несла хрустальную вазочку с домашним ванильным печеньем. Кот Марсик с кошачьей грацией вошёл следом, по-хозяйски запрыгнул на мой диван, растянулся на нём и довольно замурлыкал.
Я пригласила Розу к столу, и за чашкой кофе с колбасой спросила, не собирался ли кто из её клиенток сегодня вечером посетить её звёздное представление. Роза, не раздумывая, отрицательно покачала головой и твёрдо заявила:
– Маша, скажи мне, какая дура, пойдёт в наш безлюдный тупик вечером? Это мы знаем, что наш тупик, самый безопасный и спокойный в мире. А другие-то этого не знают и ночью за километр его обходят.
После этих слов я подробно рассказала Розе о преступлении, совершенном в нашем идеальном Космическом Тупике всего лишь час назад. Роза была потрясена до глубины души. Она отставила чашку с кофе в сторону и бросила колбасу на тарелку (одно это уже говорило о крайней степени её волнения). Мадам астролог подняла глаза к потолку, как будто хотела увидеть там преступное расположение звёзд. Но звёзд на моём потолке не было. Комната была окрашена в пастельно-лимонный цвет, а, как всем известно, астрологические светила не любят яркий солнечный свет. Не найдя своих всезнающих звёзд на потолке, она с ужасом посмотрела на меня и страшным голосом сообщила, что во всём конечно виновато неудачное расположение звёзд, которое она именно сегодня увидела на своих картах, и поэтому зашла ко мне предупредить о надвигающейся опасности. А кроме того, заявила Роза, не думаю ли я, что убить хотели не эту женщину, а меня? Ведь именно я в девять двадцать возвращаюсь с работы. Теперь уже я вздрогнула от ужаса и напомнила Розе, что, во-первых, меня всегда встречает дед Данила. А кроме того, вечерами по нашему тупику ходят Оксана Новицкая – она часто в бухгалтерии на заводе задерживается, и студентка Ирина Донских тоже иногда по вечерам от подружек приходит.
– А шуба? – уперлась мадам Роза. – Ты сама говорила, что у женщины, такая же шуба, как у тебя.
– Не пугай меня, пожалуйста, Розочка. Мне и так страшно. Лучше утешь, – дрожащим голосом пролепетала я.
– Предупреждён, значит, вооружен, – твёрдо и безапелляционно заявила Роза и тут же добавила. – А может, ты кому-нибудь колбасы не довесила и тебя решили убить? Мало ли каких психов земля носит. Помню, у нас в театре одна актриса треснула другую реквизитной дубинкой. И знаешь за что? За то, что та постоянно фальшивила одну ноту в контрапункте.
– Ну не ножом же она ударила, а реквизитной фальшивой дубинкой.
– Хоть дубинка была фальшивая, зато сотрясение мозга у Соловьёвой было настоящее. Полмесяца в больнице пролежала.
– А что было той актрисе, которая ударила дубинкой? – заинтересовалась я.
– Дмитриевскую лишили премии, вот и всё наказание. У неё чудесное редкое меццо-сопрано, а такими голосами не разбрасываются. Тем более в нашей провинции. В прошлом году Дмитриевской бешеные деньги предлагали, чтобы она в Магаданский театр перешла, а она отказалась! Представляешь, что Дмитриевская магаданскому обольстителю сказала: «Я свою Родину не продаю». Молодец! Какие прекрасные слова! Как я её обожаю! – восхищённо сказала Роза.
– А Соловьёва больше не фальшивила эту ноту, – улыбнулась я.
– Никогда! Учение дубинкой отбило у неё навсегда охоту изменять хоть одну ноту композитора, – засмеялась Роза и тут же опять пристала ко мне: – И всё-таки, если певицу чуть не убили за одну ноту, то за сто грамм колбасы некоторые идиоты могут запросто убить, – подвела итог Роза.
– Обижаешь!? – возмутилась я. – У меня весы электронные! Они всё до грамма подсчитывают! И я никого никогда не обсчитываю.
– Может, тебя хотели ограбить? – с задумчивым видом предположила Роза.
– Что у меня можно взять? Шубу из синтетической норки? И вообще, кому нужна продавщица колбасного отдела? Ценностей у меня нет, а «драгоценная» колбаса в моём отделе принадлежит не мне, а Альберту Иванову. И в моей сумочке было всего пять рублей и двести граммов колбасы. Поэтому, я очень сомневаюсь, что меня собрались убить из-за колбасы и дешёвой китайской шубёнки. Тем более, после удара ножом шуба всё равно будет непригодна к носке.
– Да, – хмыкнула Роза и улыбнулась, – что можно взять у наших тупиковых женщин? Только честь, но её можно купить на ближайшей автостраде, не прибегая к таким убийственным уговорам.
Роза задумалась, подошла к окну, раздвинула шторы в подсолнухах, посмотрела на заснеженные искрящиеся яблони, прикрывающие наш дом от дороги, перевела свой задумчивый взор на небо в звёздах и вдруг, резко повернувшись ко мне, авторитетно заявила, что преступник хотел убить именно меня, и об этом ей говорит высший космический разум. Я снисходительно улыбнулась. Иногда я Розу совершенно не понимаю: то она нормальная, благоразумная женщина, то начинает нести полный бред и во все свои разговоры втискивает космический разум, инопланетные влияния, лунные потоки сознания, звёздные психические пульсары и тому подобную дребедень.
Я продолжала грустить и молчать. Всё же не верилось, что кто-то хочет убить именно меня. А если человеку очень хочется во что-то верить или не верить, то сдвинуть его с этой точки практически невозможно. Но, тем не менее, мне всё равно стало грустно. Увидев мое несчастное лицо, мадам Роза вдруг резко переменила свое мнение и тут же принялась убежденно доказывать, что убить хотели Оксану Новицкую. Теперь Роза вспомнила, что Оксана купила новую шубу, очень похожую на мою. И тут же предложила пойти вдвоём к Оксане и проверить. Мне не хотелось никуда идти, тем более, Новицкая скорей всего давно уже спит, а мы заявимся к ней в 11 вечера, чтобы посмотреть на её шубу. Но разве кто-то может сопротивляться мадам Розе, когда ею руководит высший космический разум?
Мы вышли из моей комнаты. Закрывать дверь на ключ я, как и все здесь живущие, не стала. Мы закрываем двери своих комнат, только если уходим на работу или в магазин. В остальных случаях, доверяем замку на входной двери первого этажа. Там у нас стоит хороший замок-краб, и у каждого есть свой ключ.
Спустившись с Розой на первый этаж, мы постучались в комнату Оксаны. Новицкая, красивая, видная зеленоглазая блондинка, как будто ожидала нас, тут же открыла дверь. В комнате было темно, за её спиной белела расстеленная постель, и я ощутила неловкость. Оксана удивлённо глядела на нас и завязывала пояс на шикарном вишневом халате. Я уже хотела повернуться назад, чтобы уйти, но Роза без предисловий втолкнула меня внутрь, следом вошла сама и включила свет.
Комната Оксаны, оформленная в зелёных тонах, всегда мне напоминала лесную зелёную поляну. Мадам Роза по-хозяйски села на расстеленный зелёный диван и поинтересовалась у Оксаны: не собирался ли кто-нибудь из её знакомых зайти к ней сегодня вечером. Оксана отрицательно покачала головой и почти повторила слова Розы:
– Сомневаюсь, что кому-нибудь из моих знакомых придёт в голову ходить по нашему тупику в темноте. Это только мы понимаем, что здесь безопасно. А мои подруги, сами знаете, по вечерам ко мне не ходят. А если и соберутся зайти в мой «космос», то такси закажут.
Роза согласно покачала головой и принялась вдохновенно рассказывать хозяйке про преступление, совершённое в нашем Космическом Тупике.
Оксана, накинув зелёный халат, присела рядом и стала внимательно слушать её повествование. Мадам Роза так разукрасила мой короткий рассказ, что я его просто не узнавала. В её красочном пересказе, женщина была не ранена, а сразу убита, и само убийство сопровождалось зверскими криками, реками крови и жуткими описаниями. Уже в середине Розиного рассказа, Оксана Новицкая побелела, как мел, а в конце, пошатываясь, пошла к шкафу за валерьянкой. Запах разлитой валерьянки утихомирил Розу, и она быстро закончила повествование.
Моё участие здесь не предполагалось. Я молча сидела в углу, у маленького кухонного стола, и разглядывала комнату, виденную много раз.
У Оксаны как всегда было чисто, но уют комнаты портили жуткие чёрные, африканские маски, развешенные по стенам. Её пятнадцатилетний сын Андрей уже несколько лет занимался резьбой по дереву в кружке Детского дома творчества, и в последнее время он увлекся африканской тематикой. Раньше комната Новицких мне нравилось больше. Буквально три месяца назад стены украшали фигуры красивых русалок, мускулистых кентавров и потешных бородатых домовых, вырезанных из светлых пород дерева янтарного оттенка. Кстати, одну из своих русалок Андрюша подарил мне на день рождения, и сейчас она висит у меня над диваном. Эта русалка очень похожа на меня за исключением, конечно, хвостовой части.
Мне уже надоело рассматривать чёрные маски со звериным оскалом и я посмотрела на моих соседок. Алый махровый тюрбан астролога уже лежал на диване скомканным полотенцем. А Роза, заплетая в косу свои длинные чёрные волосы, интересовалась у Оксаны, где так поздно бродит Андрей. В ответ Новицкая горько вздохнула и слабым голосом сообщила, что Андрей завёл себе подружку Кристину, самоуверенную и нахальную особу. Оксане эта девочка очень не нравится, но Андрей бегает за ней, как комнатная собачонка, и теперь почти не бывает дома. Сейчас они с Кристиной ушли кататься в сквер Северного микрорайона, и Оксана, собравшаяся пораньше лечь спать, никак не может уснуть, пока Андрей не вернётся домой. К тому времени как мы пришли, Оксана уже несколько раз пыталась дозвониться до Андрея, но его телефон не отвечает.
Роза посочувствовала Оксане и тут же вспомнила этого пятнадцатилетнего негодяя Сашку, который носился, как собачка, за её дочерью Татьяной. Этот хулиган тоже часто задерживал её дочь на танцульках, а Роза, дожидаясь дочь, не раз пила из-за него валерьянку. Я думаю, Розино высказывание здесь было не к месту. Все-таки у Розы главный виновник её волнений был негодный мальчишка, а у Оксаны, негодницей была девочка. Но мадам, конечно, этого несоответствия не заметила.
Оксана немного успокоилась и попросила меня подробно описать неизвестную женщину: вдруг это кто-то из её знакомых. Я подробно описала её, и Новицкая убеждённо сказала, что никто из её знакомых не носит норковых шуб и не красит волосы в баклажановый цвет.
Разговор затухал. Я уже приготовилась идти домой, но космическая энергия мадам Розы ещё не иссякла и она снова вернулась к тупиковому преступлению. Краснова попросила Оксану показать свою новую шубу. Дело в том, что у убитой была такая же шуба, как у Оксаны, и тогда страшно подумать… Оксана не стала додумываться до страшного и сразу же вытащила из шкафа свою новую шубу. Шуба Новицкой была из коричневой баргузинской норки и без капюшона. Я отрицательно покачала головой. Однозначно, Оксанина шуба была мало похожа и на мою, и на шубу неизвестной женщины. Роза расстроилась, видимо, она уже твёрдо уверилась, что если кого-то и хотели убить из нашего тупика, то это Оксану, которую она почему-то тайно недолюбливала.
Оксана опять аккуратно повесила шубу на плечики, и мы все вместе принялись обсуждать преступление. Кто эта женщина? К кому она шла? Почему её убили? Может, она случайно зашла в наш тупик, а преступник шёл за ней и здесь ударил ножом. А может, преступник хотел убить кого-то из жителей нашего тупика, а её спутал с кем-нибудь из нас?
В результате наших версий Роза и её космический разум стали торжественно уверять нас с Оксаной, что звёздные психические пульсары, говорят: убить хотели именно меня, потому что у нас с этой женщиной одинаковые шубы. Оксана, не знаю почему, была уверена, что убить хотели Розу. А я высказала слабое подозрение, что убить хотели Оксану, так как её любовник Михаил Тухачевский в последнюю пятницу орал на весь дом, что убьет её.
Впрочем, это была слабая версия. Тухачевский ревновал Оксану даже к фонарному столбу и обещал убить её и воображаемого любовника уже, наверное, тридцать три раза. Оксана же до сих пор жива и выдуманный Тухачевским любовник тоже прекрасно поживает в его воображении.
Никому не хотелось быть жертвой и в итоге после долгих споров мы дружно договорились до решения, которое устраивало всех. Преступник – это какой-то неизвестный тупиковый маньяк, который решил именно сегодня убить первую попавшуюся ему на глаза женщину и для этого забрёл в наш безопасный тупик. Маньяк, вероятно, тоже думал, что наш тупик самый безопасный. Ведь милиция никогда даже случайно к нам не заезжает. После совместного решения, что никто и не думал покушаться на нас, мы успокоились. Я пожелала Оксане спокойной ночи, и мы вышли.
В коридоре Роза резко остановилась и многозначительно посмотрела на меня. Видимо, космическая энергия требовала выхода, поэтому ей срочно захотелось узнать, к кому же могла идти женщина? И она тут же стала стучаться ко всем соседям по очереди.
Я с невинным видом села в уголок на стул и, подперев рукой подбородок, наблюдала за передвижениями «звёздного» детектива.
Роза громко постучалась в комнату Николая Камышина, примыкавшую к комнате Новицкой. Но я напомнила ей, что Николай два дня назад уехал в рейс и вернётся только тридцатого декабря. Потом Роза постучала в комнату напротив. Здесь жили студенты-медики четвёртого курса, молодая пара: Донских Игорь и Ирина. Из комнаты выглянула полусонная Ирина и на вопрос Розы: «Вы сегодня вечером гостей ждали?», удивлённо посмотрела на неё, а та без всякого вступления принялась рассказывать о недавно совершённом злодейском преступлении в нашем Космическом Тупике. Через несколько минут после начала Розиного рассказа, Ирина заволновалась, запахнула на груди синий халат, вышла из полутёмной комнаты в коридор и попросила поподробнее описать неизвестную женщину. Я, не вставая со стула, описала её. В конце моего рассказа Ирина облегченно вздохнула и уверила нас, что эта женщина ей незнакома. Тут же Ирина потеряла к нам всякий интерес, торопливо пожелала спокойной ночи и закрыла дверь.
Роза переместилась к комнате Людмилы Малышевой и требовательно постучала. За дверью послышалось какое-то шипение, потом бормотание, следом грохот падающего стула и только после этого дверь отворилась. На пороге стоял полуголый, вымазанный малиновым вареньем, Вова. Увидев Розу, он с той же обворожительной улыбкой подтянул повыше свою единственную одежду, плавки в розовых поросятах, и вопросительно уставился на неё. Так как хулиганистому кудрявому ангелочку Вовочке было всего три года, его непрезентабельный вид нас нисколько не смутил. Роза заглянула через голову Вовы в комнату, погрозила ему пальцем за учинённый домашний переворот и, не входя, принялась допрашивать. В итоге она выяснила, что мама ушла на сутки на смену, а его брат Максим отправился с Андреем кататься на горку и никакие чужие тёти к нему не ходят.
Допрос закончился и я с облегчением поднялась со стула. В подъезде громко стукнула входная дверь. В коридор влетел красный, взъерошенный Андрей Новицкий. Увидев нас, он нахмурился, поздоровался, скинул с себя чёрную куртку, повесил на руку, мельком посмотрел на меня и тут же отвёл глаза.
Я с независимым видом прошла мимо Андрея, вышла в подъезд, проверила за ним, закрыта ли входная дверь, и пошла по лестнице наверх. За спиной я слышала, как Роза, следуя за мной, успела спросить Андрея: почему Максим оставил Вову одного, и почему Андрей пришёл с горки без Максима? Андрей буркнул, что-то неопределенное и громко хлопнул дверью. На лестнице Роза догнала меня и тихо прошептала:
– Интересно, откуда у Оксаны норковая шуба?
– Она же бухгалтером работает. Наверно, заработала, – устало сказала я.
– Завод «Рубин», я слышала, еле дышит. На их зарплаты еле-еле двух норок прокормишь. А Оксана всего лишь простой бухгалтер, а не главный, – упорствовала Роза.
– Может, в последнее время у них пошла работа? Всё-таки «Рубин» золотодобывающие драги выпускает.
– Но на заводе-то ещё золотоносную жилу не нашли.
– Может, Миша Тухачевский ей шубу подарил? – защищая Оксану, сказала я.
– Не смеши меня! Тухачевский за пять последних лет ничего, кроме палки колбасы и бутылки водки Оксане не подарил.
Роза забежала вперёд, развернулась, остановилась в дверях нашего коридора и задумчиво посмотрела вниз, на дверь комнаты Новицкой. Чтобы её «космический» разум не начал выяснять это щекотливое норковое дело у самой Оксаны, я подхватила Розу под руку и повела к своей комнате. У синей двери, расписанной жёлтыми звездами, мадам Роза пригласила меня к себе, но я отказалась. От всех этих событий у меня по страшному разболелась голова и до чёртиков захотелось спать. Я вошла к себе, включила свет и увидела прямо под ногами листок бумаги. На белом листе чернели неровно приклеенные буквы, вырезанные из газеты: «Ты молилась на ночь, Дездемона?» После этого прочтения Шекспира, спать мне мгновенно расхотелось и головные боли почему-то тотчас прошли. Почувствовав в голове полную ясность, я грустно, вслух, усмехнулась:
– Вот она! Сила искусства! Всего-то четыре слова, а головной боли, как не бывало.
На всякий случай я выглянула в коридор, вдруг увижу автора этой записки. Но коридор был пуст. Ни соседей, ни Шекспира я не увидела. Лишь из темного угла, ярко-красными глазами, на меня смотрел кот Марсик, помесь чёрного дворового и сиамской кошки. А, как известно, голубые глаза сиамцев в темноте становятся красными. Я поёжилась от немигающих красных глаз Марса, подняла с пола бессмертные строки, сложила листок вчетверо, положила в карман чёрных брюк и пошла к Розе. Марсик направился вместе со мной.
Вся её комната была в розах. Красные и розовые, – они были везде: на обоях, на покрывале, на посуде, на паласе, на шторах и на домашней одежде Красновой. У себя дома мадам Роза, костюмер музыкального театра и астролог Космического Тупика, буквально утопала в розах. Причём круглый год. И даже зимние суровые морозы не могли заморозить её розы.
Роза обрадовалась моему приходу. Её кот Марсик – тоже. Мадам пригласила к столу. Марсик запрыгнул ко мне на колени и свернулся чёрным урчащим клубком. Роза налила мне в чашку, расписанную розами, горячий чай, тут же влила в него рюмочку трёхлетнего армянского коньяка, стоявшего на столе в бутылке, и пододвинула тарелочку с нарезанными сырыми овощами. Иногда Роза пытается похудеть и принимается есть одни сырые овощи, которые почему-то называет космическими завтраками. Может быть, потому, что эти сырые пластинки похожи на завтраки космонавтов на орбите. Но это длится недолго. Земная воля Розы быстро иссякает, и космические завтраки отправляются в помойку, находящуюся за нашим домом.
Пока я пила успокаивающий армянский чай, мадам Роза уверяла меня, что преступник хотел убить Оксану из-за её дорогой норковой шубы. Я допила чай и напомнила Розе, что дырявые норковые шубы не пользуются спросом, даже если на дыру в спине поставить дорогую норковую заплату. Затем, я неторопливо достала из кармана брюк листок с приклеенными буквами и показала Красновой. Роза взяла листок, вынула из кармана халата очки, водрузила на кончик носа, несколько раз вслух прочитала послание, озадаченно посмотрела на меня и в раздумье заметила:
– Неужели, это Андрей написал?
– Ты же сама слышала от Оксаны, – Андрей теперь за Кристиной бегает. Нет, я думаю, это не он. Скорей всего, после того как я ему сказала, что буду вечно верна моей платонической любви к президенту, вся его любовь прошла, повяли помидоры и он влюбился в новенькую молоденькую редиску, – уверенно заявила я.
– А кто же тогда эту чушь написал? – удивлённо спросила Роза.
– Как кто? Шекспир! Как вы могли, мадам Розалинда, цитату из Шекспира назвать чушью? – засмеялась я.
– Знаешь, Маруся, хватит смеяться. Всему своё место! Шекспир на сцене – это одно, а в жизни – совсем другое. На сцене Отелло скажет: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?», потом задушит её, занавес закроется, и она, эта Дездемона Иванова, пойдёт домой борщ варить. А в жизни – этот Отелло самый опасный – сидит себе тихо, ревность в себе растравляет, подогревает, а потом раз… и нож вонзает. А ты всё шутишь, Маруся. У меня бы волосы дыбом встали, если бы я такую записку получила, – встревожено сказала Роза и добавила. – Интересно, и кто же этот Отелло?
– Не знаю. Может, Герасим? По-моему, его платоническо-поэтическая любовь ко мне ещё не прошла. Но обычно он мне стихи сам пишет, а не ворует у Шекспира. К тому же, я сомневаюсь, что Герасим будет вырезать буквы из газеты. Хотя… может, у него поэтическая белая горячка началась...
– Нет, это не Герасим. Он сегодня ушёл к шести часам в литературный клуб, и его до сих пор нет. Наверно, опять заночевал у этой своей хреновой поэтессы Даши Кулаковой.
– А вдруг он уже вернулся? Розочка, пойдём со мной, посмотрим дома Герасим или нет. А то, если я одна к нему зайду, он ещё что-нибудь подумает... И так надоел со своим любовным поэтическим бредом, – предложила я.
– Машенька, его нет дома. Он мне свой ключ оставил. Боялся, что опять потеряет где-нибудь и придётся дверь выбивать. Сама знаешь, ему уже замок некуда вставлять, одни дыры. Так что, поверь мне, когда Герасим домой вернётся, он ко мне обязательно зайдёт.
– Ничего не понимаю! А кто же тогда подбросил мне эту записку? Уличная дверь на замке, значит, этот кто-то из нашего тупика.
– А кто сейчас дома? – стала размышлять Роза. – Камышин в рейсе. Коли Герасимова нет, он свои стихи читает Дульсинее Кулаковой. Андрей только что пришёл. Максима ещё нет. Вова ещё не умеет читать, да он и не знает, кто такой Шекспир и с чем его едят. Кстати, надо проверить, придёт Максим домой или нет. Иначе придётся Вову к себе вести ночевать. Кто остаётся из жильцов? Дед Данила и Игорь Донских.
– Дед Данила такой дурью заниматься не будет. Он уже сто лет, кроме Библии ничего не читает. Наверно, уже и забыл, что есть такой драматург Шекспир.
– Ты права. Я тоже уверена, что Данила тут ни при чём. М-м-м… Тогда это Игорь Донских, больше некому, – твёрдо заявила Роза.
– У Игоря есть жена, – напомнила я.
– Которой он постоянно изменяет, – уточнила Роза.
– Вот именно! Постоянно изменяет! Поэтому, на роль Отелло он не подходит. Бабники не способны на глубокие, сильные чувства. Они живут под девизом: отказала одна звезда, в небе есть ещё три сотни других звёзд. Какая-нибудь да пустит прилуниться на одну ночку.
– Ну, это тебе лучше знать. Но всё-таки я вот что тебе скажу: бывает, сто лет человека знаешь, а он потом такое отмочит, что диву даёшься.
– Нет, это не Игорь. Чувствую... Не будет он мучаться, вырезать буквы, клеить их на листок, и тем более, не возьмёт для своего послания цитату из Шекспира. Скорей всего, если ему что-то взбредёт в голову, он беззаботно постучится в мою дверь и безо всяких Шекспиров и романтических заморочек позовёт в постель.
– А что, уже звал? – округлила глаза Роза.
– Конечно, нет. Он на меня и не смотрит. И он мне так же – до лампочки. Здравствуй и до свидания, все наши разговоры. И вот что я ещё думаю: Игорю нет резону заводить шашни в своём доме. Рано или поздно, всё вылезет наружу, а ты не забывай, что их комната принадлежит Ирине и неизвестно, найдётся ли ещё одна такая дура, которая будет терпеть его откровенные походы налево. Тем более, ему, как бедному студенту, намного выгодней бесплатная комната с женой, чем койка в общаге или в съёмной квартире.
– Кто же это тогда? – Роза задумчиво уставилась на меня, а я на неё.
Вдруг она вскочила из-за стола и торжествующе подняла вверх указательный палец:
– Сейчас звёздную карту посмотрим. Звёзды многое нам объяснят, – глубокомысленно пробормотала Роза.
Я недоверчиво вздохнула и красноречиво подняла глаза к потолку. Мол, не верю я звёздам и всё!
– И не спорь со мной, – несмотря на мое молчание, сказала Роза. – Я очень многим помогла. Некоторые люди до сих пор меня благодарят. Вернее – это не я помогла им, а небесный разум. Я тебе, наверно, уже рассказывала ту историю? Как я посоветовала Ирине в ближайшее время не ездить в далёкие поездки на любом виде транспорта. А она как раз собиралась на майские праздники на своей машине съездить к родителям в Красногорск. Ира поверила мне и отложила поездку. А на следующий день Коля Камышин попросил у неё машину на час. Он навороченный плазменный телевизор собрался покупать. Ну, ты же знаешь, что Камышин часто её старенькому «Мерседесу» мелкий ремонт делает. Ира дала ему ключи от машины. Коля поехал в «Эльдорадо», а по дороге у него тормоза отказали. Хорошо – Камышин асс на дороге, съехал в кювет и выкрутился без ущерба «Мерсу» и себе. А представь, если бы Ирина поехала в Красногорск по этой сумасшедшей московской трассе, а в дороге тормоза отказали. Всё! Пиши пропало! Вот и не верь после этого звёздам! Ирина до сих пор мне благодарна. И теперь все свои планы по моей звёздной карте сверяет.
Рассказывая эту историю, Роза успела убрать со стола посуду, спрятать почти полную бутылку коньяка в холодильник, убрать овощи, вытащить из резного книжного шкафа карту небесных созвездий и большую чёрную толстую тетрадь с подробным описанием значений тех или иных позиций зодиакальных созвездий.
Затем мадам Роза присела напротив меня, аккуратно разложила на столе карту. Долго рассматривала её, что-то тихо и неразборчиво шептала, то и дело, сверяясь с чёрной тетрадью, и только потом принялась неторопливо и туманно разъяснять, что в ближайшее время мне ничто хорошее не светит, впереди «космический тупик», и даже тусклый звёздный свет не осветит мою несчастливую колбасную долю.
Но, тем не менее, и я, и кот Марсик с интересом слушали её предсказания. Оказывается, сегодня Марс и Юпитер слишком близко подошли друг к другу на космическом перекрёстке. Опасный воинственный Марс и грозный Юпитер соперничают между собой из-за любви прекрасной Венеры, но ещё опасней, что в их звёздное соперничество вмешивается созвездие Скорпион и хитрая, лукавая Луна. Поэтому, люди, рождённые под созвездием Льва, то есть я, в ближайшее время должны опасаться финансовых убытков, налоговой и автодорожной инспекции, опасных болезней, цунами, морозов, дальних поездок, начальства и своих сотрудников, а особенно, – подчеркнула Роза, – друзей Скорпионов. Я тупо смотрела на звёздную карту и даже не изображала веру в звёздный разум. Так как я давно уже поняла, что если верить Розиным предсказаниям, то в любом году обязательно есть триста тридцать несчастливых дней. Счастливые дни, по карте Розы, выпадают только в великие праздники и в выходные дни. Ну, это я и без её звёздной карты знаю.
Видимо, Роза что-то заметила в моём лице, потому что с досадой спросила:
– Опять смеёшься?
– Нет, – слабо уверила я, – это, наверно, у меня нервный тик после
всех этих страхов и шекспировских записок.
– Маша, ты веришь, что Луна влияет на приливы и отливы в океане? – неожиданно громко спросила Роза, и кот Марсик укоризненно посмотрел на меня.
– Верю, – согласилась я.
– Ты веришь, что человек на семьдесят процентов состоит из воды?
– Верю, – подтвердила я.
– А почему ты не веришь, что луна, планеты и звёзды влияют на человека? Ведь человек, это тот же океан, только маленький-маленький. У него тоже свои приливы и отливы, штиль и цунами или, проще говоря, солнечное спокойствие внутри тебя или космическая буря. И точно так же это влияет на всех людей, окружающих тебя. Вот это и есть – влияние космического разума. Можешь верить мне или не верить, но возле тебя крутятся два соперника и одна ревнивая «лунная» дама. Один из воздыхателей принёсет тебе звёздную удачу, а другой поклонник, Скорпион, несёт космическое зло.
Я промолчала и не стала спорить с Розой – это было бесполезно. Она верила, что космос влияет на судьбу человека, а я нет.
Я никак не могу поверить в то, что расположение звёзд, к примеру 31 декабря, одинаково повлияет на двух женщин, рождённых под созвездием Девы. Если учесть, что одна из этих Дев, одинокая девяностолетняя бабушка из глухой деревушки, а другая Дева – девятилетняя дочь миллионера.
Я распрощалась с Розой и пошла к себе. У двери комнаты у меня мелькнула одна мысль, которая давно интриговала меня, и кто знает, может быть, она имеет какое-то отношение к убийству. Я вернулась к Розе и поинтересовалась: откуда берёт деньги безработный поэт Герасим и почему он всю эту неделю ходит пьяный? Ведь раньше я его никогда не видела пьяным. Всезнающая Роза пожала плечами. Оказывается, она тоже задавала себе этот вопрос и даже пыталась выяснить это у самого Герасима: почему он уже неделю пьет и где этот станок, на котором он печатает деньги? Но Герасим молчал, как Му-му. И даже всезнающие Розины звёзды не ответили на этот вопрос. Они только удивленно моргали глазками: алкоголь и земные бумажки звёздам не интересны. Видимо, их больше волнуют масштабные космические дела.
В постели, несмотря на недоверие к Розиному гороскопу, я немного поразмышляла о неведомых мне двоих воздыхателях, которые так хорошо прячутся, что я их в упор не вижу. Если конечно не считать одним из них безработного поэта Герасима. А лунная ревнивая дама и вовсе для меня загадка. Если нет воздыхателей, то откуда возьмётся ревнивая дама? Так как на моем горизонте ещё не промелькнул ни один путный поклонник, то я отбросила бессмысленные космические страдания и мгновенно уснула.
Утром я конечно проспала. За всеми этими убийственными событиями я забыла вечером завести будильник. Разбудил меня звонок сотового телефона. И как раз во время, потому что во сне вчерашний убийца гнался за мной по снежному полю и ноги мои уже завязли в сугробе. Я в ужасе остановилась, хотела оглянуться, чтобы увидеть его лицо, как будто это могло спасти меня. Но убийца уже схватил меня чёрными руками за горло так, что я отчётливо видела его тонкие пальцы. Он нежно и медленно впивался ими в моё горло и едва слышным, знакомым голосом шептал: «Ты молилась на ночь, Дездемона»? Так что телефонный звонок, можно сказать, спас меня от виртуального убийства, но зато вышиб из памяти, чьим голосом говорил Отелло. Помню одно, что во сне я узнала этот голос, а при пробуждении всё тут же вылетело из головы. А мне почему-то казалось, что это очень важно! Я должна вспомнить, чьим голосом говорил убийца, сотворенный моим воображением? А вдруг моё подсознание именно во сне вычислило убийцу, которого я не узнала наяву… Но сейчас вспоминать мне было некогда. Я схватила трубку телефона.
Звонила Моника. Она сказала еле слышным, испуганным голосом, что с большим трудом обслуживает два отдела и было бы очень хорошо, если бы я быстрее пришла на работу. Я уверила подругу, что минут через 15 буду на своём боевом посту и тут же принялась, как электровеник, носиться по комнате. Как всегда, когда торопишься, всё рвалось и валилось из рук. Замок на брюках зажевал белую футболку и её пришлось с трудом вытаскивать из замка. Тёплый пушистый красный свитер впопыхах наделся наизнанку, пришлось его переодевать. У зимнего сапога сломался замок и в ход пошли осенние полусапожки. Но, несмотря на все вредительства, вскоре я уже стояла в коридоре и снимала с крючка китайскую шубку. Один вид шубы мгновенно вызвал во мне безотчётный страх. Кто знает, может быть, имеет значение то, что и у меня, и у неизвестной женщины похожие шубы? Поэтому я вернула шубу на место и твёрдо решила сегодня не испытывать судьбу, а попробовать замаскироваться. То есть, поменять свой китайский имидж на турецкий. Я повесила шубу на место и достала из шифоньера двухстороннюю турецкую куртку. Одна сторона куртки была красной, другая чёрной. Носить её можно было и так, и эдак. Таким образом, я могла уйти на работу в красной куртке, а вечером возвращаться уже в чёрной. И, если дед Данила не встретит меня после работы, у меня есть возможность в чёрной куртке слиться с чёрным забором завода «Рубин». Когда я, сломя голову, вылетела из комнаты, в дверях коридора, загораживая мне выход, стояли невозмутимый кот Марсик и грустный Герасим. Подойдя к поэту, я удивлённо посмотрела в его ясные, проникновенные глаза бутылочного цвета. Сейчас эта непередаваемая печальная глубина пустой пивной бутылки отчего-то заворожила меня, и я тихо спросила:
– Герасим, что с тобой? У тебя что-то случилось?
– Ничего не случилось, – грустно сказал Герасим и ещё более печально продолжил. – Ты же сама мне сказала: если я больше не буду пить, то ты выйдешь за меня замуж.
– Я сказала, может быть, выйду замуж. Может быть, – ты понял! – разозлилась я.
– Опять обманула! Ну что ж, тогда пойду в магазин за бутылкой… Нет… сразу возьму три… с горя… – грустно сказал Герасим, и кот Марсик осуждающе посмотрел на меня.
– Постой, не ходи, – спохватилась я и вздохнула, – сейчас я опаздываю, вечером поговорим. Но если я почую вечером, что ты выпил хоть грамм, то напущу на тебя Розу. Она договорится со звёздами и тебя навсегда покинет поэтическое вдохновение.
Марсик на мою угрозу недовольно замурлыкал, а я, проскользнув мимо кота и тупикового поэта, побежала вниз по лестнице.
До магазина я добежала за тринадцать минут и десять секунд. В некотором роде, мой мировой рекорд. Всю дорогу в моей голове вертелось одно и тоже: как же быть с Герасимом? И зачем я ему сказала, что выйду за него замуж, если он бросит пить? Сказала-то я из благих намерений, чтобы выпивающий Герасим, не дай бог, не стал алкоголиком. А теперь не знаю, как отвертеться.
Герасим неплохой парень, но я его не люблю, а его поэзию считаю настоящей поэтической… Хотела сказать: Му-му… Халтурой! Как вам понравятся такие стихи:
Город-джунгли завял, свет луны, так бодрящ.
Я на милую женщину пялюсь из чащ.
Я давно заблудился среди улиц-лиан,
Средь домов – баобабов, людей-обезьян…
Если нет тут любви, на хрен жить, все здесь, бля…
Вновь рассвет, как в крови, без тебя, без тебя…
К магазину «Дешёвый продукт» я подбегала, всё так же глубоко задумавшись. Что же мне вечером сказать Герасиму?
Когда я вошла в помещение, у прилавков было всего два покупателя. Аверина в хлебном обслуживала пожилую женщину в белой шубке. Второго покупателя, пожилого полного мужчину, за моим прилавком отпускала Моника. Я торопливо переоделась в подсобке, накинула рабочий голубой халат и с глубокомысленным видом встала в колбасный отдел.
Утром, как обычно, народу было мало. И в тот редкий миг, когда в магазине, кроме нас, никого не было, я рассказала Монике о вчерашних событиях. После моего рассказа Моника почему-то решила, что убить хотели именно её, потому что вчера она должна была ночевать у меня. Я сказала, что она говорит ерунду, и заодно поинтересовалась, нашёл ли Илья свои ключи? Моника недоуменно пожала плечами. Когда она вернулась домой, Ильи у дверей квартиры не было, и куда он исчез, она не знает. Наверное, убежал к своей подруге Тане. И Моника весь вечер злилась: зачем он позвонил ей, чтобы она шла домой? Мы снова принялись гадать, кто убил женщину. Говорили мы очень тихо, но видно Аверина что-то слышала, потому что неожиданно сказала, что на северной трассе кто-то убивает проституток.
В магазин опять пошли покупатели. Я обслуживала их и размышляла о вчерашнем преступлении. Почему Роза думает, что убить хотели меня? Потом стала уверять, что – Оксану. Та считает, что убить намеревались Розу, а Моника, искренне уверена, что злоумышленник поджидал именно её?
Но долго задумывать мне не дали. Рабочий день продолжался в предновогоднем аврале. Как обычно к обеду в магазин повалил народ. И как всегда, в понедельник, часть покупателей встали, что называется не с той ноги и, видимо, сразу же пошли в наш магазин. И эта, не самая лучшая часть человечества, чётко заучив девиз: «Покупатель всегда прав», принялись срывать на продавцах свою раздражительность и злость.
Покупатели отрывались на мне. Я терпела и молчала, словно скифский курган. Я молчала, и когда на меня зло покрикивали, и когда уничижительно поторапливали, и даже тогда, когда одна крупногабаритная нервная особа ни с того ни с сего швырнула мне в лицо купленную колбасу. Я продолжала, сцепив зубы, по-скифски молчать, тем более говорить в таком состоянии было не желательно… За разговоры на ненормированном русском языке меня быстро уволят. Менять же шило на мыло не хотелось. В другом магазине будет всё то же самое. Те же психопаты, которые не могут наорать на своего начальника, будут орать на меня. Но именно в тот миг, когда в меня швырнули колбасой, я дала себе честное слово, обязательно в будущем году поступить в институт. Потому что была уже сыта по горло колбасой.
После обеда от всей этой нервотрепки у меня по-зверски разболелась голова. Мысли сбивчиво путались, и я подала одному старичку интеллигентного вида сдачи вместо десяти рублей тысячную купюру. Слава богу, старичок сразу же вернул мне эту тысячу и мне не придётся начало Нового года работать бесплатно.
И, конечно же, сегодня не обошлось без бабы Яги, то есть бабы Яны, скандальной и немного придурковатой бабёнки.
Ровно в четыре часа дня баба Яна, словно на метле, влетела в наш магазин. На её худощавом, остроносом лице безумно блестели тёмные большие глаза, серо-мышиные нечёсаные пряди свисали из под чёрной, потрепанной беретки, пуговицы на чёрной куртке были застёгнуты кое-как и одна из пуговиц висела на одном волоске. Наверное, она успела подраться с Кощеем Бессмертным, ядовито подумала я… и моё сердце, в ожидании предстоящего скандала, заледенело. Мы слишком хорошо знали своих постоянных покупателей, особенно таких, как баба Яна.
Сейчас Яга-Яна подойдёт ко мне. В хлебный отдел она и не взглянет. Аверина год назад подбила ей левый глаз и теперь баба Яна боится её, как Илью Муромца. Почему Аверину после драки в магазине не уволили – загадка и для меня, и для Моники. В вино-водочный Яга тоже не сунется. Местные алкаши ещё в начале скандала могут разъяриться и выкинуть её из магазина. Им не понравится, если Яна злобными выкриками будет задерживать выдачу столь жизненно необходимого им продукта. Остаюсь одна я – слабая и беззащитная колбасница.
Яна, как я и подумала, подлетела к моему прилавку, оттолкнула худенькую, молоденькую девушку и грубо потребовала сейчас же взвесить ей сто граммов финской салями. Я, словно Марья искусница, пыталась отрезать от палки салями ровно сто граммов. Но когда я положила отрезанный кусок на электронные весы, на зелёном табло загорелось сто четыре грамма. Я на секунду задумалась, как бы отрезать от этого куска лишних четыре грамма. Иначе Яна за эти лишние граммы размажет меня по колбасной витрине… Но нескольких секунд хватило, чтобы начался шабаш ведьмы. Яна швырнула в меня этим куском салями. И я второй раз за день увидела летающую колбасу.
Дальше не буду портить вам настроение. Расскажу кратко. Яна с таким бешеным напором принялась оскорблять меня, что даже нервные и агрессивные покупатели быстро и молча испарились из нашего «дешёвого» продуктового изобилия. В итоге, в магазине остались три девицы-продавщицы и одна баба Яга. Моника со слезами на глазах смотрела в мою сторону, а я, скрестив руки на груди, невидящим взором уставилась в потолок. На потолке ничего не было, но зато там не было и перекошенного злобой лица Яны. И это очень успокаивало. Иногда на работе так хочется никого не видеть и ничего не слышать. На любой работе.
Одна Аверина, к моему удивлению, заступилась за меня. Она со зверским выражением лица вышла из-за хлебного прилавка и с угрожающим видом пошла к бабе Яге. Яга, вытаращив глаза, попятилась. Видимо, она ещё не забыла, как Аверина подбила ей глаз. Аверина подходила всё ближе и ближе. Яна, наткнувшись спиной на витрину, развернулась, чтобы убежать, но поскользнулась на разлитом кем-то йогурте и со всего маху шлепнулась своей «костлявой ступой» на пол. От неожиданного падения глаза Яны бессмысленно остекленели, чёрная беретка слетела с нечёсаных волос на мокрый затоптанный пол, полуоторванная пуговица наконец-то оторвалась и покатилась к двери. Но скоро Яна очнулась, проворно вскочила с пола и с криком: «Милиция! Убивают!», бросилась на улицу.
Мы все облегченно рассмеялись, и некоторое время обсуждали бабу Яну, от которой сбежали четверо мужей. И что нас всех удивляло больше всего, – где она нашла этих четырех идиотов, рискнувших зайти в её избушку.
После бабы Яны пришла наша постоянная покупательница Галя, нудная и прилипчивая старушка. Как рассказала её соседка, в однокомнатной квартире Гали живут шесть собак и двенадцать котов, любителей колбасы.
Галя тоже сразу же пошла к моему прилавку, недоверчиво, сквозь разбитые очки, посмотрела на новые ценники.
Как обычно к Новому году колбаса подорожала, и баба Галя принялась нудным и плаксивым голосом выговаривать мне, почему в магазине «Дешевый продукт» опять поднялись цены? Я молчала, но баба Галя продолжала зудеть, словно комариная стая в дремучем лесу. Я обслужила семь покупателей, но она не прекращала свою нескончаемую горестную песню о дорогой колбасе. И весь смысл этой песни заключался в том, что на Новый год её котики останутся без любимой колбаски. И слушать это приходилось именно мне. Хитрая и настырная Галя ждала, когда мне всё это надоест, я отрежу кусок колбасы и вручу ей бесплатно, в подарок, для её котов. Как было уже не раз. Но впереди был Новый год, у меня у самой зарплата короче лягушачьего хвоста, к тому же, пятую часть зарплаты я откладываю для поступления в институт. Поэтому я изо всех сил старалась держаться. Мне тоже хотелось в Новый год побаловать себя чем-нибудь.
Галя продолжала плаксиво ныть. Плакаться она могла часа два-три, пока не пропадёт её тихий, тоненький голосок. Столько я уже выдержать не могла. По-крайней мере сегодня, после встречи с Бабой Ягой. Поэтому, в какой-то момент я не выдержала, посмотрела мимо неё бесстрастным взглядом и автоматическим голосом посоветовала ей со всеми своими претензиями обращаться к директору магазина Альберту Ивановичу Иванову, а ещё лучше, пусть она сразу идёт далеко-далеко, к американскому президенту. Ведь это именно он под Новый год устроил мировой экономический кризис. Баба Галя не оценила мой бесстрастный голос, но прекрасно поняла, что бесплатной колбасы её двенадцати котам не видать.
Она нервно взвизгнула, назвала меня на весь магазин бесстыжей хамкой и потребовала Книгу отзывов и предложений (в просторечии Жалобную книгу.) Покупатель, молодой приятный мужчина в серой дублёнке, попытался вступиться за меня, но лучше бы он этого не делал. Баба Галя ещё больше разозлилась и принялась называть меня всевозможными словами, которые в русском языке обозначают гулящую женщину. Лучше бы я выделила часть своей маленькой зарплаты для её котов.
Баба Галя исчезла. Но в Жалобной книге осталась жалоба. На работе устаёшь всегда, но сегодня я устала так, будто целый день разгружала вагоны с углем. Голова болела. Ноги от долгого стояния онемели. Поясница невыносимо болела, любой наклон сопровождался адской болью в спине, но я не могла, не нагнувшись, достать с витрины колбасу. По-моему, я уже впала в полный маразм, когда очередная покупательница: сухопарая, нервная дама бальзаковского возраста, заставила меня раз пятнадцать наклониться и достать с витрины разные сорта колбасы и ветчины. В итоге, колбаса, которая продаётся во всех ростовских магазинах, ей не понравилось и она, взглянув на меня высокомерным взглядом, быстрым нервным шагом перешла в вино-водочный отдел. Там она чётко знала, что купить и не стала перебирать бутылки с водкой.
Я мельком взглянула на Монику и позавидовала ей. Подруге было намного легче, чем мне. В вино-водочном отделе покупатели были в основном мужчины. Они никогда не перебирали бутылки с водкой, и всегда точно знали, что они возьмут. К тому же, мужчины очень редко скандалили. Вероятно, один вид шеренги бутылок, наполненных прозрачной, почти хрустальной сорокоградусной жидкостью, расположенных прямо перед их вожделенным взором, приводил в радостное благодушное настроение.
Вот и не верь после этого Розе, что все рабочие дни находятся под вредоносным воздействием космических психических пульсаров. Действительно, только выходные дни, когда я сижу дома, и бывают спокойными. Может быть, мое созвездие Льва работает и отдыхает в те же дни, что и я?
К вечеру, когда поток покупателей заметно уменьшился, в магазин медленно и неторопливо вошёл директор магазина Иван Иванов. Некоторое время он прогуливался за спинами покупателей, и мне показалось, что особенно он присматривается ко мне.
Одно из двух: или он ищет повод, чтобы сегодня уволить меня, или… В моей голове вспыхнул громовой раскат. А вдруг неизвестный убийца – это Иванов, и он в последний раз любуется своей жертвой?! Или не любуется, а упивается радостью оттого, что я работаю в его магазине последние часы… и скоро я уже никогда не войду в магазин… и в другой, кстати, тоже…
Кто знает, а вдруг богатому мальчику захотелось острых ощущений? И он решил начать убивать неугодных ему работников. Хотя, в это трудно поверить. Что-то никогда не слышала, чтобы начальник – убил подчиненного, а вот то, что подчиненные убивают своих начальников, слышала тысячу раз. Поэтому я отбросила эту версию, как фантастическую.
Иванов изредка останавливался около моего отдела, смотрел на меня, как удав на кролика, и я уже мысленно простилась со своей колбасной работой. И если он не найдёт повода уволить (или убить?) меня сегодня, всё равно это произойдёт в ближайшее время. В конце месяца он как обычно просмотрит Жалобную книгу и воочию увидит жалобу бабы Яги. Конец месяца – это 31 декабря. Так что очень скоро я, Маша Царёва, буду встречать Новый год свободная, как бомж на ростовской помойке. Ну что ж, утешила я сама себя, после праздников перейду в другой магазин. И обязательно в вино-водочный отдел. Там спокойнее. Выдал бутылку водки, и покупатель готов тебя расцеловать.
Иванов ходил и ходил по магазину, и его мелькание за спинами покупателей раздражало меня всё больше и больше. Поэтому я стала всё больше подозревать его в садистских наклонностях.
Как на зло, один из покупателей, зеленоглазый симпатичный парень, пристал ко мне с предложением встретить Новый год вместе. Так как разговаривать с покупателями на личные темы запрещено, особенно в присутствии директора, мне пришлось демонстративно изображать из себя немую. Но зеленоглазый змей-искуситель долго не отходил от моего прилавка, продолжая и так, и эдак заманивать меня под свою новогоднюю ёлочку. Чтобы отвязаться от него, мне пришлось сказать, что Новый год я буду встречать в дремучем лесу с Иванушкой-дурачком. Говоря про Иванушку-дурачка, я, конечно, подразумевала Герасима. Но Иванов, видимо, принял это на свой счёт, и его лицо перекосилось, словно он съел лимон.
Зеленоглазый искуситель, не очень расстроенный моим отказом, ушёл, а следом за ним испарился английский Иванушка-дурачок. Вот так всегда в нашей жизни. То рядом с вами бродят сразу двое – Иванушка и Змей-искуситель, то на сто вёрст никого – ни дурачка, ни змея.
Впрочем, сразу после их ухода меня опять посетил мой старинный дремучий полковник и одновременно наш постоянный покупатель, старичок-бровичок Смирнов Павел Ильич. К тому же, Смирнов – лучший друг мадам Розы. Он верит в предсказания, а она составляет ему астрологические прогнозы.
Я посмотрела на боровичка и обреченно вздохнула. Передо мной стоял улыбающийся умильной улыбкой Павел Ильич. Старичок-боровичок купил триста граммов балыковой ветчины, рассчитался за покупку, и подал мне дрожащими потными руками длинный белый конверт. Я изобразила на лице строгую неподкупность и, не открывая конверт, сунула под прилавок. Не стоило даже терять время на открывание. Я заранее знала, что в нём лежит. Листок с предложением прийти к нему домой в субботу в 6 часов вечера. Плата – 5 тысяч рублей. Эти недвусмысленные предложение я получаю уже полгода. Но идти к нему не собираюсь. У меня идея фикс. Я решила выйти замуж девственницей. И старичок-боровичок напрасно тратит свои пенсионные деньги на конверты. Всевидящая Алёна Аверина сразу заметила настырного старичка и поверх головы очередного покупателя призывно посмотрела в глаза Смирнову. Видимо, она надеялась, что старичок сегодня вручит конверт ей. Но Смирнов, увидев её обворожительную улыбку, стушевался и почти бегом ринулся к выходу. Входная дверь за ним громко хлопнула. И Аверина метнула в меня убийственный взгляд. По её мнению, только полная дура может отказаться от такого ценного предложения. Значит, я и есть та самая – дурная царевна Марья.
Рабочий день продолжался тихо и незаметно. Около семи вечера в магазин зашёл Лев Чернобыленко, сторож фирмы «Технокомп», проживающий в соседнем подъезде. Лев почему-то очень редко отоваривался в нашем магазине, поэтому его чрезвычайно редкое появление в наших не очень дешёвых продуктах заинтриговало меня. И я исподволь принялась наблюдать за ним.
У Авериной Лев купил две булки хлеба, несколько ванильных булочек с повидлом и два килограмма мятных пряников. Удивительно, но обычно хмурая Аверина улыбалась Льву так, словно его появление, вызвало у неё нечаянную радость. Но Лев, как я заметила, не разделял с ней её радость. В вино-водочном он купил две бутылки водки и два литра пива «Сибирская корона». К моему отделу он подошёл в последнюю очередь и я второй раз в жизни услышала его негромкий хрипловатый бас.
Я, по-соседски, приветливо поздоровалась с ним, но Лев посмотрел на меня так, будто я его самый первый враг на земле. Впрочем, таким злым и отталкивающим взглядом он смотрел на всех окружающих, без исключения.
Чернобыленко сложил продукты во вместительную чёрную хозяйственную сумку. А я, продолжая механически улыбаться, задумалась: зачем Льву столько продуктов? Живёт один, в гости к нему никто никогда не ходит. Это я точно знаю, ведь в нашем Космическом Тупике даже комар не пролетит незамеченным. Впрочем, у меня нашлось одно объяснение. Возможно, Лев решил в ближайшую неделю не выходить из дома за продуктами. Чернобыленко направился к выходу. Я смотрела на его спину и пыталась угадать, похож он на вчерашнего убийцу или нет? Ответ я так и не нашла.
Время приближалось к девяти, и пора было подумать о своей драгоценной жизни. Я попросила Монику сегодня пойти ночевать ко мне. Тем более, сегодня последний рабочий день и следующие два дня у нашей смены выходные. Моника как обычно с радостью согласилась. Она так искренне, по-детски, радовалась этому, что мне стало стыдно и я напомнила, что меня могут сегодня убить, а заодно пострадает и она. Так что, если она откажется идти со мной – я не обижусь. Но Моника легкомысленно уверила, что убийца никогда не нападёт на двоих. Всеслышащая Аверина демонстративно усмехнулась и фыркнула. И я ещё раз убедилась, что слух у Авериной, как у собаки. То есть, в двадцать раз сильнее, чем у обычного человека.
За несколько минут до закрытия опять появился Иван Иванов. Он торопливо вошёл в магазин, проследовал до середины зала, остановился и, постукивая носком итальянского туфля о кафельный пол, молча наблюдал за нами. Теперь он переменил тактику и почти неотрывно следил за Моникой. Под его пристальным, недобрым взглядом она то бледнела, то краснела, и скоро лицо Моники сравнялось с цветом её волос. А я в который раз задумалась, почему Иванов почти никогда не обращает внимания на Аверину? Словно она продавщица-невидимка. И только мы с Моникой всегда находимся под его неусыпным взором. Интересно почему?
К закрытию магазина подошла вторая смена. Каждая из нас сдала свой отдел под отчёт другой смене и наконец-то рабочий день закончился. Иванов дождался, когда мы закроем магазин, и умчался на своем «Феррари» в неизвестном направлении.
Мы с Моникой вышли из магазина и остановились на середине тротуара. Павел Ильич, бродивший у входа, торопливо удалился. У дороги стоял Илья Николаев, брат Моники. Моника неторопливо пошла к нему, а я издали наблюдала за ними.
Брат и сестра были совершенно непохожи друг на друга. Моника – маленькая, плотная, круглолицая и рыжеволосая. Илья, высокий, худощавый шатен с орлиным носом. И ничего удивительного в этом не было. Илья был от другого отца, и пока Моника, после лишения материнских прав её матери, находилась в детдоме, брат благополучно жил с родным отцом и мачехой. После смерти матери Илья и Моника стали жить вместе в двухкомнатной квартире матери. Тогда-то я и познакомилась с Ильёй. Какое-то время я была в него влюблена. Мы даже собирались пожениться, но после того как я за два дня до свадьбы застала его в постели с другой женщиной, бывшей моей подругой, свадьба расстроилась и мы больше не виделись. Если не считать того, что иногда я вижу его в магазине, когда он приходит к Монике.
Моника подошла к Илье и громко, недовольно спросила:
– Привет! Что, опять деньги нужны?
Илья что-то тихо ответил, и Моника, нахмурившись, достала из сумочки кошелёк Она долго копалась в нём и, наконец, словно отрывала деньги от сердца, вытащила на свет бумажную купюру. Илья взял деньги, улыбнулся и благодарно поцеловал сестру в щёку. Меня эта картина несколько удивила. Илья работал в хорошей фирме и зарабатывал намного больше, чем сестра.
Получив деньги, Илья хотел было уйти, но Моника попросила его проводить нас до моего дома. И мы пошли втроём. Я в середине, Моника и Илья по бокам.
Оживлённая и радостная Моника тут же принялась рассказывать брату о вчерашнем убийстве. Илья без всякого интереса выслушал её рассказ и посоветовал нам быть осторожнее, а вечером после работы ходить только по оживлённым улицам.
– Спасибо, Илья, – пожала плечами я, – очень хорошее предупреждение, но оно годится только для Моники. В вашем Северном микрорайоне все улицы оживленные, а в нашем Космическом Тупике бывает – днём, с огнём человека не найдёшь. А уж вечером и подавно.
– Договаривайтесь с соседями. Ждите после работы друг друга у светофора, а потом вместе идите домой, – предложил Илья.
– Не получится. У нас работающих, раз-два и обчёлся. Только я, да Оксана Новицкая возвращаемся с работы вечерами. От Оксаны толку нет. Она может до одиннадцати в бухгалтерии просидеть или после работы не домой, а к Тухачевскому отправиться.
– Неужели только двое? – удивился Илья. – А Роза? Герасим? Они что, не работают?
– Я смотрю, ты хорошо знаешь моих соседей, хотя никогда у нас не бывал, – удивилась я.
– Моника мне все уши прожужжала про твой Космический Тупик. Говорит, у вас там весело. Прямо, одна большая семья, как в детдоме. Её бы воля, она у тебя навечно поселилась. Может, найдётся в Тупике комната и для неё? Кстати, от твоей подруги Розы она просто без ума. Кажется, Роза работает в театре? Договаривайтесь с ней и вместе возвращайтесь домой.
– Не получится. У Розы другой график. Она приходит или намного позже, или раньше меня, а стоять два часа у светофора у меня желания нет. Если я буду у светофора по два часа стоять, то скоро все мои знакомые решат, что я проститутка и ловлю на дороге клиентов, – невесело засмеялась я.
– А остальные жильцы? Моника вроде говорила про какую-то мать-одиночку и студентов.
– Людмила Малышева работает охранником на заводе, сутки через трое. Она утром уходит на работу, и на следующий день утром возвращается, а потом три дня отдыхает. Студенты Ирина и Игорь по вечерам обычно дома сидят, а если ходят в гости, то вдвоём. Камышин то в рейсе, то у своей любовницы Любы. Герасим и дед Данила не работают. А наша тупиковая мелкота ещё в школе учится и приходит домой днём.
– Давай я тебя буду до дома провожать, – предложил Илья и шутливо, но крепко прижал меня к себе.
– Спасибо, Илюша, но меня дед Данила встречает, – без сожаления отказалась я.
– А вчера почему тебя Данила не встретил? – спросил Илья.
– Он подумал, что у меня выходной. Тупик наш тихий. Он, наверно, и не мог предположить, что у нас может такое произойти, – объяснила я.
– Знаешь, я думаю, что в рабочие дни ты можешь ночевать у нас, – предложил Илья и двусмысленно подмигнул.
– Ой, точно! Теперь, пока убийцу не поймают, будешь ночевать у нас, – с большим воодушевлением поддержала брата Моника.
– Вряд ли я соглашусь. Я ненавижу ночевать в чужих домах.
– Я тоже не люблю спать в чужих спальнях, но приходится, – засмеялся Илья и тут же укоризненно посмотрел на сестру. – Если бы Моника не выгоняла моих подруг, то я бы ночевал только дома.
– Теперь я виновата, что его подруги у меня, что-нибудь, да стащат. И где он таких профурсеток находит, – возмутилась Моника.
– Всего один раз и украли какую-то твою дурацкую помаду, – усмехнулся Илья.
– Не один, а два раза. Первый раз твоя лягушка всю мою косметику украла. Второй раз эта рыжая лиса Алиса всю квартиру обчистила, – возмутилась Моника и со всей силы треснула брата кулаком по плечу.
– Зато всё старьё из дома исчезло, а мы купили новое, – миролюбиво протянул Илья.
– Прекрасно! Можешь приводить Алису снова. Пусть теперь она всё наше новое стащит, а мы ещё раз квартиру обновим. Так и будем до пенсии, во всём себе отказывая, обновлять квартиру.
– Успокойся, Моника, – миролюбиво сказал Илья, – Алиса вышла замуж за турка и теперь его гарем зачищает. Если, конечно, её уже не продали бедуину, у которого всего богатство – один старый верблюд.
Моника смешливо фыркнула и обиженно отвернулась от брата.
Мы остановились на светофоре и замолчали. Моника посмотрела вправо на трассу. Недалеко от нас две легко и ярко одетые проститутки неторопливо прогуливались вдоль дороги. Машины, не останавливаясь, проносились мимо них, и свет сияющих фар отражался на их кудрявых блондинистых париках.
Моника отвела взгляд от полусонных ночных бабочек и неожиданно спросила Илью:
– Ты ещё ходишь к этой проститутке?
– Нет! Задолбала уже! – психанул Илья и тут же, еле сдерживая рвущийся наружу гнев, повернулся ко мне. – Мария, давай всё забудем, и выходи за меня замуж. Может, тогда Моника прекратит меня воспитывать, как ребёнка.
– Маша, соглашайся, – радостно заорала Моника, – станешь моей невесткой. Будем с тобой, как родные!
Я промолчала.
Загорелся зелёный свет. Мы, смеясь и подшучивая друг над другом, неторопливо пошли через дорогу. Успели пройти лишь несколько шагов, как вдруг Илья неожиданно схватил нас с Моникой за шиворот и резко дёрнул назад к светофору. В это же мгновение прямо перед нашим носом чёрной стрелой промелькнул «джип» с тонированными стёклами. Мы с Моникой, не сговариваясь, с ужасом посмотрели друг на друга. Ещё миг и нас бы сбила машина. Если бы не Илья.
Илья вдогонку назвал лихача на «джипе» козлом и рьяно принялся вдалбливать нам правила дорожного движения. Мы стали возмущаться и доказывать, что всё сделали правильно и пошли через дорогу по всем правилам – на зелёный свет. Но Илья в ответ на наше возмущение разозлился ещё больше, назвал нас дремучими дурами и предупредил, что в следующий раз, когда его не будет рядом, мы обязательно попадём под машину. Мы с Моникой наконец-то вспомнили, кто наш спаситель, и принялись искренне расхваливать его на все лады. Илья повеселел, успокоился и махнул на нас рукой. И в прямом, и в переносном смысле.
На углу тупика, поджидая меня, прохаживался дед Данила.
Сегодня, несмотря на тёплую погоду, – на улице было всего минус два, – он закутался так, словно собрался на зимовку в Антарктиду. Мы подошли к нему. Илья поздоровался с Данилой за руку и тут же, сославшись на то, что оставляет нас в надёжных мужских руках, пошёл назад к шоссе.
Мы молча шли по Космическому Тупику, и в который уже раз меня заворожила какая-то нереальная, марсианская красота нашего уголка. Никого нет. Тишина. Вверху звёздное небо. По бокам – чёрная стена деревьев и такая же чёрная стена забора. Впереди, под светом фонарей, тянулась длинная белая дорога, упиравшаяся в непроглядную тьму сада. Мы шли и молчали. Видимо, не только я чувствовала некую сказочную нереальность Космического Тупика.
В середине пути, там, где тропинка уходит в лесополосу к автобусной остановке, я мельком взглянула по сторонам и вспомнила о вчерашнем происшествии. Дед Данила остановился, прищурившись, посмотрел в глубину лесополосы и виновато пробормотал, повернувшись ко мне:
– Машенька, извини, что я тебя вчера не встретил. Разве я знал, что такое произойдёт.
– Да что вы, Данила Леонидович, не извиняйтесь. Вы меня и не обязаны были встречать. Хоть я очень благодарна, что вы всегда провожаете меня до дома, – взволнованно сказала я.
А Моника спросила:
– Данила Леонидович, как вы думаете, к кому шла женщина, которую убили?
– Откуда я знаю. Я же не следователь. Лучше у Розы спроси. Сегодня следователь приходил и всех наших опрашивал. Андрей мне по секрету сказал, что у Розы следователь дольше всех просидел. Даю руку на отсечение, она у него всё выпытала. Даже то, о чём он ещё и сам не подозревает, – засмеялся дед и тут же глухо закашлял.
– А что, Роза сегодня не работает? – поинтересовалась я.
– Она на больничный пошла. У неё тоже грипп, кашляет, задыхается и высокая температура поднялась, – пояснил дед, и я в сотый раз убедилась, что в нашем общежитии в одном углу чихнёшь – в другом скажут: «Заболел!»
В предвкушении того, что скоро мы выпытаем у Розы много интересного, мы с подругой принялись играть в Шерлока Холмса и стали выдвигать свои версии, чтобы потом сравнить их с версиями Розы.
Я уверенно заявила, что неизвестная женщина шла к Камышину. Возможно, она не знала, что Николай в рейсе. И скорей всего, это женщина – первая, вторая или третья жена Николая Камышина, или его новая …надцатая по счёту пассия. Моника, в отличие от меня, была уверена, что женщина шла к Игорю Донских. Я тут же опровергла её, ничего не стоящее утверждение. У Игоря дома была жена Ирина и вряд ли неизвестная женщина, которая, кстати, намного старше Игоря, пошла бы к нему домой на свидание. Моника всё равно уперлась в свою версию. Иногда, обычно уступчивая и мягкая, Моника становится до невозможности упрямой. Вопреки всем разумным доводам. Вот и сейчас она упирала на Игоря, а я – на Камышина. Про Герасима мы и не вспомнили. Женщина была ухоженной, хорошо одетой, а дамы этого сорта поэтов-алкоголиков вроде Герасима обходят стороной. К тому же, мы все знаем, что к нему ходит одна и та же женщина, поэтесса Даша Кулакова – долговязая, мужеподобная, вечно всем недовольная девица.
Мы продолжали горячо спорить. Моника не отступала, я тоже. В итоге, мы чуть не поссорились. Дед Данила надрывно закашлял и я посоветовала ему срочно купить «Бромгексин» – он очень хорошо помогает от кашля. Данила сказал, что Роза уже надавала ему кучу таблеток и кашель начинает проходить. Разговор о кашле примирил нас с Моникой, и мы переключились на личность неизвестного убийцы. И опять наши точки зрения не совпадали. Я утверждала, что убийца зашёл в наш тупик случайно, и убить он хотел какую-нибудь проститутку с трассы. Потому что, о том, что в нашем тупике есть один-единственный дом, мало кто знает, и убийце вылавливать здесь жертву – дохлое занятие. Тут можно два дня просидеть и всё задаром. Оксана часто возвращается домой с Тухачевским или наоборот, идёт после работы к нему. Розу часто подвозит до дома её друг, старичок-боровичок Смирнов, а меня встречает дед Данила. Но Моника уверяла, что скорей всего убийца не раз захаживал к кому-то из наших соседей и прекрасно знает тупик. Я стояла на своём, возможно даже оттого, что мне не хотелось верить, будто убийца – кто-то из моих соседей или знакомых. Моника не отступала, всё больше заводилась и в пылу спора заявила:
– Знаешь, Маша, я почему-то думаю, что скорей всего, убийца живёт в вашем общежитии. Именно живёт, а не приходит. Поэтому, он прекрасно знал, что Данила Леонидович сегодня тебя не встретит. Или второй вариант: убить хотели не тебя, а именно эту женщину. Но опять же, убийца знал, что она пойдёт по дороге, значит он заранее договорился с ней о встрече. Надо найти, к кому она шла, и сразу выяснится, кто убийца.
– Что-то мне не верится в это. Мы сейчас будем подозревать всех и вся. А потом выяснится, что убийца, это сумасшедший, случайно завернувший в наш тупик, – хмыкнула я, но дед Данила поддержал Монику:
– Я тоже думаю, что, возможно, убийца живёт в нашем доме.
Моника издала победный индейский клич и показала мне язык. Я нахмурилась. Перед моим мысленным взором промелькнули мужские лица жителей нашего дома, в том числе и физиономия Миши Тухачевского, ревнивого любовника Оксаны, который тоже часто появляется в нашем доме, и я поежилась, словно от ледяного ветра. Тем временем Моника пристала к деду Даниле, как репей. Она всё пыталась узнать, кого же он подозревает? По-моему, дед Данила был уже не рад, что поддержал Монику. Он молчал, как партизан, а она упорно теребила и упрашивала его назвать имя убийцы. Но дед выстоял против её натиска и ни одного подозреваемого не назвал.
Мы втроём вошли в дом и я на всякий пожарный случай решила проверить вторую дверь, ведущую в сад за нашим домом. Она была открыта, ключа на гвоздике не было, и я закрыла дверь на защёлку. Красный, вспотевший дед Данила расстегнул шубу, снял шапку и пошёл искать Андрея и Максима, чтобы забрать у них ключ и закрыть дверь.
Мы с Моникой поднялись на второй этаж. Ступеньки жалобно скрипели под ногами.
У моей двери на полу сидели и мурлыкали двое: моя четырнадцатилетняя сводная сестра Рита и кот Марсик. Только Рита, подражая коту, мурлыкала глупую современную песенку.
Увидев меня, Рита радостно поднялась с пола. Кот Марсик фыркнул, потянулся и с независимым видом направился на первый этаж, ловить «космических» тупиковых мышей.
Рита сразу же протараторила, что отец уехал на два дня, и она это время будет жить у меня. Я спросила сестру, почему она сидит в коридоре, а не у меня в комнате, и Рита легкомысленно заявила, что опять потеряла ключи от моей комнаты. А может даже, у неё их украли. Я разозлилась и до боли в руке стиснула свои ключи… Это уже вторая пара ключей, потерянная сестрой за последнее время. Придётся опять менять замок, если конечно до этого меня не убьют в своей квартире.
Но, тем не менее, я ничего не сказала. Я была уже сыта скандалами. Поэтому молча открыла дверь, и моя сестра, худенькая кареглазая шатенка, первой проскользнула в тёмную квартиру. Но и в темноте Рита светилась, как светофор. Она любила яркие одежды и сейчас оделась, как новогодняя ёлочка. На ней были красный свитер, зелёные брюки, а в волосах сияла крупная заколка из фальшивых искрящихся китайских бриллиантов.
Я включила свет и окинула быстрым взглядом комнату. Всё на месте. Никаких новых шекспировских произведений, и я облегченно вздохнула. Но зря.
Моника, не успев раздеться, остановилась у двери и тихо, чтобы не слышали соседи, зашипела на Риту:
– А ты зачем сюда припёрлась? Сначала твой психованный папочка выгнал Марью из квартиры, которую, между прочим, её родной отец купил. Теперь и ты зачастила сюда, чтобы Марусю из бабушкиной комнаты выжить.
– А тебе какое дело? – взвилась Рита. – Я её сестра, когда хочу, тогда и прихожу. Это ты тут торчишь безвылазно, словно это твой родной детдом.
Моника широко открыла глаза, и две слезинки медленно потекли по щеке. Она смахнула слёзы, прищурила глаза и кинулась на Риту. Сестра резво оттолкнула Монику, схватила табуретку и, прикрываясь ею, как щитом, дурашливо посмеиваясь, затараторила: «Не достанешь, не достанешь, у тебя руки короткие».
– Хватит ругаться, – устало сказала я, – у меня и так день был – страшнее самого страшного фильма ужасов. Думала, хоть дома отдохну, а вы опять скандал завели. Успокойтесь, всем места хватит. Ты, Рита, ляжешь со мной на диване, а Моника на раскладушке.
– Твоя подруга меня оскорбляет, а ты говоришь: успокойся, – обиженно возмутилась Рита и демонстративно, с грохотом, поставила табуретку на пол.
– Тихо! В низу всё слышно. Вдруг Оксана уже спать легла? – не выдержав, вспылила я.
– Пусть Моника убирается домой. Или я сама сейчас уйду! – глядя исподлобья, заявила Рита.
Моника плюхнулась на стул около двери и от обиды громко, навзрыд, заплакала.
– Не буду я её выгонять. Монику я сама пригласила. Сейчас я тебя домой отправлю. Вызову такси и отвезу домой, чтобы не наглела и не оскорбляла людей, – отчеканила я, сбрасывая куртку.
И только тут увидела, что не вывернула свою двухстороннюю куртку. Она так и осталась на красной стороне. Так что зря я утром выдумывала гениальный план турецкой конспирации: уйти из дома в красной куртке, а вернуться в чёрной. Так и не удалось мне по-настоящему слиться с нашим чёрным космическим забором. Впрочем, сегодня у меня было полно провожающих.
Я погладила Монику по рыжим шелковистым волосам. Она прекратила плакать, посмотрела на Риту и неожиданно дрожащим голосом вскрикнула:
– Я знаю кто убийца!
– Кто? – одновременно спросили Рита и я.
– Это отец Риты. Он решил тебя, Маша, прихлопнуть, чтоб в твою комнату потом Ритку заселить.
– Что? Да ты дура! – заорала Рита и кинулась на Монику.
Я стала их разнимать и немного пострадала сама. Мне поцарапали ногтями руки и шею. Дравшиеся тоже немного попортили себе товарный вид.
Наконец, все успокоились. Красная и взъерошенная Моника села к телевизору. Показывали её любимый сериал, сорок третью серию американского фильма «Она написала убийство». В комнате наступила относительная тишина. Только телевизор тихо бормотал про очередное убийство. Детектив Джессика Флетчер опять расследовала сто первое замысловатое убийство. В этой серии неизвестный убийца столкнул с лестницы леди Джейн Скотт, и Моника с глубоким интересом следила за дедуктивными методами расследования преступления. Рита, закинув руки за голову, лежала на диване, тупо смотрела в потолок и шевелила губами, словно разговаривала с невидимым космическим собеседником. Мне надо было готовить ужин и, вытаскивая курицу из холодильника, я поинтересовалась у Риты, откуда она узнала про убийство. Сестра недовольным, капризным тоном рассказала, что об убийстве ей сообщил Андрей. Она сидела у моей двери. Новицкий вышел от Герасима, у которого он постоянно торчит, увидел её и они больше часа гадали: кто убил эту женщину и к кому она шла.
Куриный суп бурлил на электроплитке. В дверь постучали. Я выглянула в коридор: за дверью стоял белобрысый дылда Максим Малышев, сын Людмилы. Максим смущённо посмотрел на меня и, медленно растягивая слова, прошептал:
– Андрей просил сказать Рите, чтобы она к нему зашла. Он её внизу ждёт, чтобы что-то сообщить. Очень важное. Всё!
Я с улыбкой повернулась к сестре и постаралась точно повторить слова Максима. Рита подняла голову с дивана, недовольно посмотрела на Максима и дерзко сказала:
– Никуда я не пойду. Отстаньте все от меня. Надоели!
Максим недоуменно захлопал длинными белёсыми ресницами и обиженно посмотрел на меня.
Я пожала плечами: мол, что я могу поделать, если человек не хочет идти. Максим, несмотря на отказ Риты, продолжал стоять, словно соляной столб, у моего порога, и я, виновато улыбнувшись, медленно закрыла дверь.
Через несколько минут Моника, не отрываясь от телевизора, шёпотом посочувствовала Людмиле:
– Бедная женщина. Не повезло же ей с Максимом. Я как увижу этого дурачка, так мне всегда и его, и мать жалко становится.
– Никакой он не дурачок, – отмахнулась я. – Я тоже так сначала думала. А потом стала общаться с ним и поняла – Максим просто редкий тугодум. Он думает, пишет и говорит, гораздо медленнее, чем другие. Но, тем не менее, он совершенно нормальный человек, только обидчивый очень. Но это можно понять, если учесть, что все окружающие принимают его за дурачка.
– Наша Маша как всегда всех дурачков защищает. А почему же он в школе для дураков учится? – громко сказала Рита.
Я приложила палец к губам, чтобы она говорила тише и сама, понизив голос, пояснила:
– В обычной школе Максиму тяжело учиться. Учителя не будут ждать, когда он соберётся с ответом, у них времени нет. В классе двадцать пять человек. К тому же, его там постоянно обижали и обзывали. А в этой школе, Максиму учиться намного легче, да и не обижают его там.
– Ты просто его защищаешь. Максим странный и это видно невооруженным взглядом, – тоном знатока сказала Моника, не отрывая взгляда от телевизора. Ведь Джессика Флетчер всё больше приближалась к тому, чтобы рассказать всему миру, кто же столкнул с лестницы леди Скотт.
– Я знаю, что говорю. Людмила водила Максима к психиатру и никаких отклонений у него не нашли. Максим обычный подросток, только с заторможенными реакциями. Вот его вердикт, вполне профессиональный, – с луковыми слезами на глазах пояснила я и торжествующе бросила нарезанный лук на раскалённую сковороду.
В дверь опять постучали. Я открыла. В комнату с двумя пистолетами влетел белокурый ангелочек Вова, брат Максима. Один пистолет, железный, очень похожий на настоящий «Макаров», Вова держал в руке. Другой, – пластмассовый, китайского производства, был заправлен за резинку чёрных шортиков, расписанных белыми черепами и костями. Малыш остановился посреди комнаты, направил железный «Макаров» на Риту, из-за резинки шорт выхватил китайский пистолет и громко закричал:
– Всем ложиться на пол! Тра-та-та-та. Рита, иди к Максиму или я тебя убью. Тра-та-та…
Моника вздрогнула, оторвалась от телевизора и, вытаращив глаза, испуганно посмотрела на пистолеты. Рита шутливо раскинула руки и умирающим голосом простонала:
– Я умираю. Всё мое богатство: три замка, три яхты и три нефтяных вышки оставляю своей любимой сестре Марии.
Вова довольно засмеялся и опустил пистолеты. А я заинтересовалась одним из них: слишком уж он был похож на настоящий «Макаров». Я немного разбиралась в оружии. Мой дедушка был заядлым охотником и увлекался ружьями. У него была энциклопедия об оружии всего мира и коллекция детских железных пистолетов советского времени. Того времени, когда игрушечные пистолеты делались из железа, с большой достоверностью, вплоть до мельчайших деталей. После смерти деда мой отец продал эту коллекцию какому-то французскому журналисту коллекционеру. К тому же, в детстве я два раза видела настоящий «Макаров». У моей одноклассницы Наташи отец служил в милиции. И мы, когда он спал в обед, вытаскивали пистолет из кобуры, брошенный около кровати, и на кухне с замиранием сердца разглядывали НАСТОЯЩИЙ пистолет. На второй раз нас поймали за этим опасным занятием и хорошо всыпали. Больше мы «Макаров» никогда не трогали, да и Павел Фёдорович после этого не бросал его где попало.
Я попросила Вову дать мне пистолет, но он ни за что не хотел давать мне в руки своё боевое оружие. С большим трудом я сломила его сопротивление. И помогла мне в этом маленькая карамельная конфета «Му-му». При виде её глаза у Вовы загорелись, но чтобы не уронить своё достоинство он недовольно нахмурился и дал мне пистолет, как он сказал: «на одну маленькую минутку». Мы произвели, по мнению Вовы, равноценный обмен – один пистолет на одну карамельку. Малыш с радостной улыбкой развернул карамель, положил в рот и полез на диван дурачиться с Ритой.
Я с огромной осторожностью рассматривала ржавый, но недавно смазанный пистолет. И долго не могла решить, что это – настоящий «Макаров» или советский игрушечный пистолет? Как это проверить я не знала, в детстве я лишь разглядывала пистолет, но никогда им не пользовалась.
Пока Вова и Рита смеялись и шутливо боролись на диване, я тихо выскользнула из комнаты, дошла до комнаты деда Данилы и постучалась.
Дверь открылась, я вошла, заперла за собой дверь на задвижку, и очутилась в бедной, но чистой комнате. Дед Данила сидел за кухонным столом, пил чай с мёдом и читал Библию. Увидев меня, он закрыл Библию. Я осторожно вытащила из кармана пистолет и положила на стол. Данила удивлённо посмотрел на меня, взял пистолет, повертел в руках, оттянул затворную раму, заглянул в патронник, отпустил затворную раму и она с громким щелчком закрылась.
– Ты где взяла «Макаров»? – охрипшим голосом спросил Данила.
– У Вовы, он забежал к нам с этим пистолетом, – развела руками я.
В коридоре громко, истошно завыл Вова. Я выглянула. Малыш, стоя посередине коридора, растирал пухленькими кулачонками грязные слёзы и горько рыдал. Увидев меня, Вова сквозь слёзы отчаянно провыл: «Маша, у меня пистолет украли-и-и-и». Я подошла к Вове, взяла его на руки и грозно спросила:
– Вовочка, ты где этот пистолет взял?
– Не скажу! – упрямо пробормотал Вова. Он перестал плакать и демонстративно отвернулся от меня.
– Тогда тебя посадят в тюрьму. Говори, где взял? – упрашивала я.
– Не скажу! – набычившись, ответил Вова и закрыл ладошкой рот.
– Если не скажешь, где взял пистолет, твою маму посадят в тюрьму, – нарочито рявкнула я, но на Вову мой сердитый тон не подействовал и я сменила грозный голос на ласковый: – Вовочка, миленький, радость моя, скажи, где взял пистолет? Ты же не хочешь, чтоб твою маму посадили в тюрьму. Если не скажешь, где взял пистолет, – твою маму посадят!
Вова отрицательно помотал головой и заплакал:
– Не надо маму в тюрьму. Я пистолет у Андрея взял. Они с Максом нашли его в подвале, за кирпичами.
С Вовой на руках я вернулась к Даниле. Следом за мной проскользнул вездесущий проныра кот Марсик. Я закрыла за собой дверь на задвижку. Данила сидел на диване и внимательно разглядывал «Макаров». Марсик грациозно запрыгнул на диван, подошёл к пистолету, понюхал его и, недовольно фыркнув, спрыгнул на пол.
Я села с Вовой на стул у двери и рассказала деду Даниле, откуда взялся пистолет. Он нахмурился и на лбу прорезались глубокие морщины.
– Что будем делать? – подавленно спросила я.
– Надо звонить в милицию. Пусть приезжают и забирают его от греха подальше. В доме опасно оставлять оружие, – веско, с растяжкой сказал Данила.
– Теперь пацанов затаскают в милицию. Может, даже на учёт поставят. Жалко, – расчувствовалась я.
– А я скажу, что это я нашёл пистолет. Мне легче будет от милиции отбояриться. Я старый и тёртый калач, а с пацанами потом наедине, по-мужски, поговорю, – помедлив, уточнил Данила и пошёл к телефону звонить в милицию.
Вове надоело сидеть на моих руках, про пистолет он уже забыл, проворно соскочил на пол и побежал играть с Марсиком. Данила позвонил в отделение, и положил пистолет на верх высокого кухонного шкафа. Я уже давно забыла и про суп, и про гостей, которые в моей комнате дожидаются ужина. Опасная находка заняла все мои мысли.
– Вова, – вкрадчиво спросила я, – а мальчишки только пистолет нашли или ещё что-нибудь?
– Не знаю, – отмахнулся Вова и продолжил таскать Марсика за ноги волоком по полу. Доселе спокойный, кот вдруг агрессивно изогнулся и царапнул Вовину руку острыми когтями. Капля красной крови выступила на запястье. Вова, увидев кровь, скривился и приготовился зареветь, но Данила строго посмотрел на малыша и тот, шмыгнув носом, сдержал слёзы. Я обработала Вове рану йодом, узнала, что его мама смотрит в комнате телевизор, и повела домой. Мальчик нехотя пошёл за мной. Спускаясь с лестницы, он вспомнил про пистолет и со слезами на глазах принялся выпрашивать его у меня. Потому что «одна маленькая минутка», по его словам, уже прошла, и теперь он боялся расправы Андрея, ведь пистолет он взял у него без спроса.
Дверь в комнату Людмилы была приоткрыта и я завела хныкающего «солдата» Вовочку домой. Людмила, подложив под спину подушку, сидела на диване, щёлкала семечки и с огромным вниманием смотрела чемпионат Европы по фигурному катанию. Российская фигуристка Юко Минотава, выполняя тройной аксель, упала на лёд и Людмила во весь голос огорчённо охнула. Вова, увидев мать, забыл про пистолет и полез к ней на диван целоваться. Лишь после прикосновения мокрого, заплаканного лица сына, Малышева с большим сожалением оторвалась от экрана.
Увидев меня, Людмила искренне обрадовалась, оттолкнула Вову, чтобы не приставал, проворно вскочила с дивана, выключила телевизор и потащила меня к столу пить чай. Чай мне пить не хотелось, но, зная неугомонную болтливость Людмилы, я рассчитывала во время чаепития узнать много полезного. Вначале, как водится в последнее время в нашем Космическом Тупике, мы обсудили наше тупиковое убийство. Во время обсуждения Вова устроил в комнате шумную стрельбу из китайского пистолета, и Людмила решительно выпроводила его в коридор.
Видимо Вова убежал на второй этаж, потому что мы продолжили разговор в гробовой тишине. Из коридора не было слышно ни звука, словно общежитие вымерло и все телевизоры были отключены.
Сначала я рассказала всё об убийстве, свидетелем которого была. Но на вопрос Людмилы, кого я подозреваю в первую очередь и подозреваю ли кого-нибудь из нашего дома, что особенно подчеркнула Людмила, я беспомощно развела руками. Мол, никого я не подозреваю и подозревать не хочу.
Но у Людмилы было своё видение совершённого злодеяния. За день она успела обойти всех соседей и даже поговорить со следователем. Тот конечно почти ничего не сказал, но это не помешало Людмиле по его непроницаемому лицу, скромным недомолвкам и по предъявленной ей фотографии выяснить, что милиция так и не узнала к кому шла Попеску Полина Андреевна. Так звали убитую женщину. Остальное Людмила выведала у Розы, так как следователь оказался младшим братом её школьной подруги и когда-то в юности пылко ухаживал за Розой. Оказывается, сорокатрёхлетняя Попеску в наш город переехала недавно, из Иркутска. После смерти матери ей досталась двухкомнатная квартира в центре города. С мужем она давно разошлась, детей у неё не было, а в областной больнице, куда она совсем недавно устроилась кардиологом, Полина ещё не успела завести подруг. К тому же, по словам сотрудников, Попеску была женщиной закрытой и необщительной.
Но, тем не менее, Людмила была уверена, что даже исходя из этих скудных фактов, она сумела вычислить убийцу. Перед тем, как назвать его имя, Людмила словно заговорщик понизила голос, приблизилась почти вплотную к моему лицу и внимательно посмотрела на меня.
Меня почему-то обуял непонятный страх от её горящего взгляда и я поёжилась, словно от холода. Людмиле понравилось произведенное впечатление и она с таинственной улыбкой прошептала, что убийца – это её соседка, студентка мединститута Ирина Донских, о чём Малышева и поспешила сообщить следователю. Я откровенно и бурно возмутилась, услышав её заявление. Зачем Ирине убивать Попеску? Ирина приятная и добрая женщина. К тому же, по моему мнению, убийца скорей всего мужчина, а не женщина.
Но Людмила стала доказывать мне, почему она пришла к таким выводам. Двоюродная сестра Людмилы живёт в Красногорске и по роду своей работы хорошо знает семью Ирины.
Дед Ирины во времена Сталина прошёл путь от простого милиционера до заместителя прокурора Красногорска. А после смерти вождя народов, то ли сам застрелился в своём кабинете, то ли его застрелили. В общем, – тайна покрытая мраком, долго занимавшая умы красногорских обывателей. Потом, отец Ирины долгое время возглавлял МВД Красногорска, и несколько лет назад выяснилось, что под его крылом в городе создалась мощная организованная группа, которая буквально терроризировала провинциальный город. Милицейская мафия под его руководством занималась наркоторговлей, крышеванием проституции, похищениями бизнесменов, и ещё многими незаконными операциями. Не брезгуя ничем, где бы можно было поживиться. После разоблачения его преступной деятельности, отец Ирины, не дожидаясь суда и расследования, застрелился на даче, а может быть, его застрелили. Мать Ирины в данное время – главный врач всех муниципальных медицинских учреждений Красногорска, и дочь пошла в мединститут, по её стопам. Но самое интересное то, что мать Ирины тоже благочестием не блещет. Внешне она женщина приятная и доброжелательная, но только с людьми, стоящими рангом выше. С подчинёнными мать Ирины жестокая, грубая, мстительная, и тот, кто каким-то образом пошёл против неё, потом очень и очень об этом пожалел. Ведь Красногорск город небольшой, все друг друга знают, и найти здесь работу намного тяжелее, чем в большом городе.
Имея таких родителей, трудно поверить, что Ирина – божий одуванчик. Как говорится, не родится ёж от поросёнка. Ирина любит своего мужа, но она до безумия ревнивая. А Игорь парень видный, и женщины к нему льнут, как мухи на мёд. Живут они вместе чуть больше года, но Людмила постоянно слышит скандалы, устроенные Ириной. Хотя сама Ирина во время скандала говорит тихо, и её голос Мила через стенку не слышит, но ответный громкий бас Игоря она разливает очень хорошо. Муж, в отличие от жены, во время скандала говорит во всю мощь голоса. Как раз за день до убийства Людмила слышала, как Игорь орал, что ему надоела её беспричинная ревность и завтра он с радостью смоется из этого дурдома.
Полина Попеску кардиолог в областной больнице. Игорь стажируется по кардиологии в той же больнице. Людмила провела параллель и пришла к выводу, что Игорь собрался перейти на квартиру к своей любовнице Попеску, а Ирина решила убрать её с дороги. В любом случае, подозревать будут мужа, а не её. Так она отомстит и любовнице, и мужу.
Людмила закончила рассказ и торжествующе посмотрела на меня. Я неуверенно сказала, что возможно она права, но всё же я сомневаюсь, что Ирина причастна к убийству. Мила обиделась на моё неверие и пообещала в ближайшее время доказать это. В комнату влетел Вова. Он начал кружиться с бумажным самолётиком и дико завывать, подражая самолётному гулу. Я перевела разговор на другие рельсы и поинтересовалась у Людмилы, где сейчас Максим, так как он мне очень и очень нужен. Людмила пожала плечами и предложила мне поискать его у Андрея. В последнее время они почему-то особенно сдружились. Хотя раньше Максим чаще гулял один.
Я вышла в пустой коридор и постучалась в комнату Новицких. Дверь никто не открывал, и я приникла к замочной скважине. В помещении было темно и тихо. Или Андрей, заметив пропажу пистолета, испугался и затаился в комнате, или они вдвоем с Максимом ушли на улицу.
Я решила поискать их на втором этаже. Пацаны любят сидеть у Герасима, которого непонятно за что боготворят. Я постучалась в его комнату, и неплотно прикрытая дверь распахнулась. На столе у двери лежал сотовый телефон Герасима и пиликал, вызывая хозяина. На ободранном диване в задумчивой позе сидела рослая, мужеподобная поэтесса Даша Кулакова. Я приветливо поздоровалась с ней и поинтересовалась, где Герасим. Увидев меня, Даша вышла из задумчивости и недружелюбно ответила, что сама уже час ждёт его, и когда он заявится, сам чёрт не знает. Её недружелюбие не смутило меня. Даша меня не любила. Мы с ней находимся в странном, поэтическо-тупиковом треугольнике. Даша безнадежно любит Герасима, Герасим безнадежно любит меня, а я не люблю ни Герасима, ни её.
Я опять пошла к деду Даниле. Первым делом сообщила ему, что ни Андрея, ни Максима дома нет.
– Надо узнать, может, они ещё что-нибудь нашли, – задумчиво пробормотал Данила. – Сегодня же обязательно их поймаю и допрошу, – прервал свои размышления дед.
– Интересно, а кто спрятал «Макаров» в подвале? Может быть, убийца? Данила Леонидович, вы слышали, что убивают проституток на нашей трассе?
– Слышал. Герасима из-за этих проституток позавчера в милицию таскали, – недовольно пробормотал Данила.
– Герасима? – удивилась я, – а почему его?
– Не знаю. Герасим особо не распространялся. Спроси у него сама. Он же каждый вечер к тебе заходит.
– Знаете, я что подумала: а вдруг проституток из этого пистолета убивали, – высказала предположение я.
– Нет, «Макаров» здесь ни при чём, он из другой оперы. Во-первых, никто не будет стрелять из пистолета в городе. Слишком много шума. Во-вторых, из этого пистолета уже много лет не стреляли. «Макаров» старый, проржавел, хотя, я думаю, что им ещё можно пользоваться, если конечно к нему есть патроны. Я предположительно знаю, – кто его бывший хозяин. Раньше в этом здании ВЧК была, потом НКВД, затем какое-то короткое время отделение районной милиции. Скорей всего, это кто-то из энкэвэдэшников спрятал оружие, на всякий случай, а потом, по каким-то причинам, забрать не смог. Может даже, обладателя этого «Макарова» свои же отправили в тайгу лес валить, а он оттуда не вернулся.
Дед Данила задумался и замолчал. А я вспомнила про своих гостей, кипящий на плитке суп, и пошла домой.
Ни Риты, ни Моники в моей комнате не было. Плитка была выключена и я попробовала суп. Вполне съедобно.
Так как гости исчезли в неизвестном направлении, я решила подождать их, включила телевизор и легла на диван. По телевизору показывали дикую волчью жизнь. На моих глазах стая волков догнала маленького оленёнка, мёртвой хваткой вцепилась в него, и я выключила телевизор. С меня было достаточно зверских убийственных историй. Делать было нечего. Мне в голову пришла одна идея, и я решила тут же её проверить.
Я вышла на улицу и огляделась. Серебристая луна, проглядывавшая сквозь полупрозрачное кружево ночных облаков, освещала снег мертвенным голубым сиянием. Чёрные сплетённые ветви деревьев закрывали единственную дорогу, ведущую к нашему дому, и у меня в который раз появилось непередаваемое ощущение, что наш дом стоит в глухом дремучем лесу, и кругом на сотни вёрст, кроме нашего дома, ничего нет. Быть может, именно поэтому и я, и Роза любим наш тихий лесной тупик. А летом, когда в саду расцветают яблони, вишни и сливы, наш тупик становится настоящим райским уголком.
Но сейчас любоваться природой мне было некогда. Я обошла наш дом со всех сторон и выяснила, что в данный момент свет горит только в трёх комнатах: у деда Данилы, у Людмилы Малышевой и у Герасима, где сидит в одиночестве хреновая поэтесса Даша. Даже окно Розы чернело, почти сливаясь с фасадом. На улице было тихо. Мальчишек нигде не было видно, но сейчас они мне были и не нужны. Я решила последить за Львом Чернобыленко. Он сегодня набрал подозрительное количество продуктов, и я хотела узнать, не живёт ли кто-нибудь ещё во втором подъезде. Может быть, именно поэтому он старается не заходить в наш магазин, чтобы меня не удивляло то количество продуктов, которое он берёт домой.
То и дело оглядываясь, я крадучись пошла по тропинке ко второму подъезду. Светящееся окно Льва было плотно завешено бордовой занавеской. Я встала на цыпочки, прильнула к окну, но как ни старалась, не могла найти хоть маленькую щелку, чтобы заглянуть в комнату. Некоторое время я стояла, почти не дыша, и всё пыталась услышать из его квартиры хоть какой-нибудь звук. Но за окном было тихо и ни одна тень не мелькнула в багряном квадрате окна. Я отвернулась от окна и посмотрела на вход в подъезд. Дверь была чуть-чуть приоткрыта, тусклая тонкая полоска света протянулась по дорожке. Я на секунду замерла, раздумывая над тем, зайти в чужой подъезд или не стоит так рисковать.
За моей спиной кто-то громко и глухо кашлянул. Я резко обернулась и от неожиданности дико вскрикнула. В тени деревьев чернела неподвижная фигура Льва Чернобыленко, и от его колючего, неприязненного взгляда меня пробрала дрожь.
Чтобы выкрутиться из этой неприятной ситуации, я пролепетала, что-то о том, что ищу Андрея и Максима. Но Чернобыленко молча миновал меня, вошёл в подъезд, и я услышала как звонко щёлкнул замок входной двери. Моё расследование не удалось, и я, позабыв про конспирацию, направилась к своему подъезду.
У подъезда остановилось такси. На дорогу выскочила нервная и взбудораженная Оксана. Увидев меня, она радостно вцепилась в мою руку. Мы вошли в подъезд. Оксана быстро и нервно закрыла входную дверь на замок и принялась громко рассказывать мне, как она только что встретилась с убийцей.
Рабочий день заканчивался, Оксана вспомнила об убитой в нашем тупике женщине и позвонила своему любовнику Мише Тухачевскому, чтобы он сегодня проводил её до дома. Миша отказался, сославшись на какие-то туманные срочные дела, и Новицкая, психанув, послала его к чёртовой бабушке и пожелала ему забыть к ней дорогу навсегда. Сотрудницы бухгалтерского отдела торопливо одевались, чтобы быстрее уйти с работы. Оксана позвонила Андрею, чтобы он с Максимом встретили её у светофора. Телефон сына не отвечал. Позвонила Герасиму – тоже никакого ответа. У деда Данилы сотового телефона никогда не было. А сосед Камышин, который мог бы её встретить, ещё был в рейсе. Идти домой одной было страшно, но не оставаться же спать на работе. Оксана выпросила у своей сотрудницы газовый баллончик и пошла домой, держа его в боевой готовности. Она свернула в тупик, мысленно перекрестилась, и, постоянно оглядываясь по сторонам, пошла домой. Неожиданно на середине пути из лесополосы на дорогу выскочил человек в чёрном. Их отделяло всего несколько метров, но узнать его было невозможно. На лице у него была чёрная шапка с прорезями для глаз, а в руках, как ей показалось, он держал нож. Но точно она не уверена, разглядывать убийцу не было времени. Мужчина преградил ей дорогу к дому, и Оксана со всех ног бросилась назад к светофору. Задыхаясь от бега, она хотела закричать, позвать на помощь, совершенно забыв о том, что в нашем Космическом Тупике звать на помощь – гиблое дело. Но в тот момент всё это вылетело из головы, да и закричать она не смогла – из горла вырвался лишь хриплый звук. Убегая, она несколько раз оглянулась, но дорога уже была пустынна и ей стало казаться, что чёрный человек был лишь игрой её воображения. Добежав до светофора, Оксана решила больше не рисковать, поймала такси и поехала домой на машине.
Во время своего эмоционального и сбивчивого рассказа Оксана успела, продолжая держать мёртвой хваткой мою руку, затащить меня к себе домой. Андрея дома не было, и Оксана, сбрасывая с себя норковую шубу, попросила меня, пока не придет сын, посидеть с ней, потому что она боится оставаться одна. Я, конечно же, осталась. Бросив шубу на диван, Оксана подошла к окну, плотно задёрнула изумрудные атласные шторы, и принялась нервно ходить по комнате туда и обратно. Несмотря на то, что комната была небольшая, Оксана двигалась широкими шагами, изредка натыкаясь то на зелёный диван, то на зелёное кресло. На ней было красное шерстяное элегантное платье, и мне в какой-то миг почудилось, что я нахожусь в лесной чаще и кто-то, неведомый мне, трясёт передо мной красной тряпкой. Красное пятно на зелёном лесном фоне то удалялось, то приближалось. Оксана смотрела мимо меня в пустое пространство и взволнованно, дрожащим голосом, говорила:
– Меня чуть не убили. Я знаю, вчера хотели убить меня, а не ту женщину.
– Оксана, успокойся. Милиция скоро найдёт убийцу и выяснится – это просто какой-то фанатик-придурок возомнил себя блюстителем нравственности и пошёл убивать проституток. А в наш тупик он заходит случайно. Может, у него в башке что-то переклинивает и он теряет ориентацию, – успокаивала я соседку.
– Думаешь, кто-то перепутал оживлённую трассу с безлюдным тупиком? Не верю! Я знаю, – это меня хотели убить. Что же мне делать? – чуть не плача, простонала она.
– Оксана, успокойся. Всё будет хорошо. Отпросись с работы и куда-нибудь съезди вместе с Андреем. К родственникам или по турпутевке в другой город, за это время, надеюсь, найдут преступника и всё вернётся на круги своя.
– Не могу. Конец года, скоро Новый год, меня никто не отпустит и так работать некому, двух бухгалтеров сократили. Если я сейчас отпрошусь, то потеряю работу, а её не так то легко найти, тем более теперь, когда из-за кризиса многие предприятия закрываются, – с досадой сказала она.
– Возьми больничный и посиди дома, болезнь – это святое. И никто не придерется, – предложила я другой выход.
–Кто мне его даст? Все гриппуют, а я здорова, как лошадь, даже насморка нет.
– Тогда я тебя завтра и послезавтра вместе с дедом Данилой после работы встречу. На нас троих точно не нападут. А когда я на работу выйду, пусть тебя Андрей с Максимом встречают. Все-таки, двое маленьких мужиков заменят одного взрослого. А Максим к тому же силой не обделён.
– Это ты точно говоришь, этому Максиму Бог не дал ума, так силой сверх меры наградил. Спасибо тебе, Машенька, за помощь, – благодарно сказала Оксана, затем на минуту задумалась и неожиданно, обращаясь к кому-то неизвестному, с ненавистью продолжила: – Сволочь, настоящая сволочь! Он у меня еще пожалеет!
– Оксана, ты кого-то подозреваешь? Кто он? – спросила я.
Оксана резко остановилась, прищурила зелёные, в коричневых крапинках, глаза, пристально посмотрела на меня: лицо её окаменело, словно она раздумывала, говорить мне или нет. Прошло всего несколько секунд, и на моих глазах лицо её разгладилось, напряжение спало, и я поняла, что она решила не называть мне имя, вертевшееся у неё на языке. Оксана продолжила нервно ходить, и в комнате воцарилась неловкая, тягостная тишина. Я перебрала в памяти рассказ Оксаны, и что-то меня в нём насторожило, но что именно, я сейчас никак не могла понять.
Чувствуя себя не в своей тарелке, я продолжала сидеть на диване. И пока я раздумывала, оставаться здесь или отправиться искать своих исчезнувших гостей, вернулся Андрей. Он влетел в комнату нахмуренный и злой, увидев меня, отвёл глаза и стал слишком уж нарочито неторопливо снимать тёмно-синюю «аляску» и зимние сапоги. Ещё не успокоившаяся, нервная Оксана накинулась на сына и принялась кричать, что Андрей совсем распустился, связался с этим придурком Максимом и скоро вместе с ним загремит в тюрьму. Андрей на все обвинения матери, посмеиваясь, издевательски тихо и монотонно повторял:
– Тра-та-та…
Оксана, не выдержав издевательского тона, подлетела к сыну и со всей силы влепила ему звонкую пощёчину. Андрей с ненавистью посмотрел на мать, и в тот же миг, босиком, выскочил из комнаты и побежал на второй этаж. Я бросилась за ним.
Андрей влетел в комнату к Герасиму и закрылся на замок. Я через дверь попросила его срочно зайти к деду Даниле, но Андрей не отвечал. Я продолжила уговаривать Новицкого сквозь закрытую дверь, туманно намекая на то, что ему срочно надо обсудить с дедом Данилой находку «Макарова». Но Андрей молчал и Даша Кулакова тоже, если она, конечно, ещё была в комнате. Во время моих уговоров из своей комнаты, с расстроенным, несчастным видом, вышел дед Данила. Держась за сердце и шаркая ногами, он приблизился ко мне и виновато пожаловался:
– Машенька, мне плохо, сердце схватило. У меня пистолет украли.
– Как украли? Кто? – отчаянно спросила я.
– Не знаю! Моника явилась ко мне и сказала, что будто бы ты пропала. Она ждала, ждала в комнате, а тебя всё нет. Она пустилась на поиски, всех соседей обошла, но ты как в воду канула. Пришла ко мне и говорит: наверно, с Машей что-то случилось, надо её в подвале или на улице искать, а она одна идти боится. Мы сначала в подвал спустились, там никого. Потом обошли с Моникой весь сад. Она перед домом искала, а я в саду за домом. Но нигде тебя не нашли.
Мы с Моникой хотели уже милицию вызвать. А потом решили ещё раз соседей обойти, и услышали твой голос, доносившийся из комнаты Оксаны. Успокоились, что ты жива. Я пошёл домой, решил ещё раз пистолет рассмотреть, а его уже нет.
– Мы, наверно, разминулись. Пока Моника меня по дому искала, я была на улице, а когда вы спустились в подвал, я вошла в дом с Оксаной и двинулась к ней, – устало объяснила я.
– Что же делать? Сейчас милиция приедет, а «Макарова» нет. Машенька пойдём поищем его по дому? – предложил Данила.
– Бесполезно! Мы его уже не найдём. Тот, кто украл пистолет, давно уже запрятал его так, что на поиски роту солдат надо вызывать. В доме оружие вряд ли оставили. Скорей всего, его на улице в снегу спрятали. Не будешь же теперь на трёх гектарах весь снег перерывать.
– Кто же его взял? – убитым голосом сказал дед.
– Однозначно, кто-то из нашего дома. Чужие здесь не ходят. А вы, когда уходили, дверь свою закрыли? – спросила я.
– Забыл! И про дверь, и про «Макаров» забыл. Моника пришла, я за тебя испугался и обо всём забыл. Привык к тому, что дверь, когда я дома, никогда не закрываю, и ушёл.
Я растерянно молчала и не знала, что сказать. Действительно, дед Данила славится своей забывчивостью. Правда и то, что никто из нас, кроме Оксаны Новицкой и студентов Донских, не закрывает свои двери. Мы запираем дверь на ключ только в тех случаях, когда идём на работу, в больницу, в гости. Я могу два часа провести у Розы, моя дверь открыта, и я уверена, что ничего у меня в комнате не пропадёт. Так же поступают и Роза, и Людмила, и Герасим, и Данила, и Камышин. Но зато мы все тщательно следим, чтобы входная дверь в подъезд всегда была на замке. Всё же мы живём не в диком лесу, а в большом городе, около оживлённой трассы.
Долго задумываться мне не дали. С улицы мелодично прозвенел дверной звонок. Я спустилась вниз и открыла дверь. В подъезд с шумом и грохотом вошли два милиционера – молодые, высокие, широкоплечие парни спортивного вида. Оба смуглые, черноволосые и длинноносые. Они были так похожи друг на друга, что я невольно решила: близнецы. Так сказать, два брата-акробата. Парни громовыми басами сообщили мне, что долго искали наш заброшенный Космический Тупик, и я в который раз вспомнила, что наш тупик вечно ищут все: милиция, «Скорая помощь», аварийные службы и лишь убийца прекрасно ориентируется здесь.
Дед Данила пошёл было вниз вслед за мной, но на середине лестницы он с бледным, мертвенным лицом присел на ступеньку. Тут же к нему на колени забрался кот Марсик, любитель всевозможных собраний. Поэтому весь разговор с милиционерами прошёл здесь, на лестнице. Я стояла рядом и молчала. Дед Данила всё взял на себя. Дрожащим голосом он сообщил милиционерам, что это он нашёл старый, ржавый пистолет «Макарова» в нашем подвале, и это он виноват в том, что его украли.
Два брата-акробата, грохая армейскими ботинками, прошлись по комнатам и опросили соседей. Самое интересное: все жильцы, кроме отсутствующего дальнобойщика Камышина, оказались дома. А ведь совсем недавно большей части из них дома не было. В краже пистолета никто не признался. Андрей с Максимом молчали, как партизаны. Хулиганистый ангелочек Вова, несмотря на весь шум и грохот, производимый братьями-милиционерами, крепко спал в своей постели. Милиционеры, по-моему, не сильно расстроились глухими и немыми свидетелями, и у меня создалось ощущение, что пропажа пистолета им по барабану и больше всего они хотят как можно быстрее выбраться из нашего закоулка.
Стражи порядка вежливо предложили деду Даниле проехать с ними в отделение. Я бросилась на защиту старика:
– Неужели вы не видите, что человеку плохо! Вдруг у него сейчас инфаркт будет? Его надо срочно везти в больницу, а не в милицию.
Братья со снисходительными улыбками пообещали вызвать «Скорую помощь» в отделение милиции, а пока дедушка до утра побудет у них, так как они уверены: ночёвка в отделе быстро освежит память дедушки, и к утру он вспомнит, куда спрятал пистолет. Я снизу вверх посмотрела на двух амбалистых милиционеров и поняла: взывать к их сочувствию – напрасное занятие. Хотя, где-то в глубине души я понимала – это их работа. Не могут же они просто так собраться и уехать. Кто-то должен ответить за пропажу пистолета. Я смирилась с обстоятельствами, попросила их немного подождать, сбегала в комнату деда Данилы за сердечными лекарствами, прихватила его зимнюю одежду и выбежала на лестницу.
Дед Данила вместе с котом Марсиком продолжал сидеть на ступеньке, и его лицо выражало полнейшее безразличие ко всему происходящему. Впрочем, коту Марсику тоже было всё по барабану. Чёрный кот довольно урчал, лёжа на тёплых коленях деда. Я буквально заставила деда Данилу подняться со ступенек, принять сердечные лекарства и одеться. Даже зимнюю шапку мне пришлось нахлобучить на неподвижную склоненную голову деда Данилы. На прощание я пообещала, что завтра, если его не отпустят из отделения, начну борьбу за его освобождение. Дед Данила грустно улыбнулся и, держась за перила, стал спускаться вниз.
С ужасным настроением я вернулась домой. Все мои гости опять были на месте. Моника смотрела очередной убойный сериал. В это время на экране знаменитая сериальная опергруппа убойного отдела стояла в зелёном лесном массиве у трупа молодой женщины и глубокомысленно рассуждала, почему её бросили в кусты так близко от шоссе. Моника, краем глаза заметив меня, на секунду оторвалась от захватывающего зрелища, благодушно мне улыбнулась и опять уткнулась в зелёный экран. Убитую женщину двое безликих санитаров положили в длинный чёрный пакет, потом на носилки и затем ловко запихнули их в машину. В это же время Рита, лёжа на диване, читала «Историю России», дрыгала худенькими ножками и тихо напевала мультяшную песенку:
– Эх, жизнь моя жестянка, живу, я как поганка. Да ну её в болото, а мне летать охота…
Я накрыла на стол и пригласила девчонок к ужину. Как оказалось, у всех, кроме меня, был зверский аппетит, и мой недоваренный суп прошёл на ура.
Во время еды у меня не было желания болтать. Моника тоже молчала. Лишь Рита жаждала обсудить с нами новое тупиковое происшествие, но пока ей мешала еда. Поэтому она быстро доела вторую тарелку куриного супа и весело, бесхитростно сказала:
– Маруся, я теперь буду жить у тебя. У вас в тупике так интересно. Сегодня я твою книжку почитаю, а завтра с утра начну свое расследование. Вот увидите, я быстрее милиции найду преступника и пистолет быстрее их найду.
– Нашему бы теляти, да волка поймати, – иронично усмехнулась Моника.
– Посмотрим! – многозначительно улыбнулась Рита и показала Монике язык.
– Никакое расследование ты проводить не будешь, – твёрдо заявила я и показала Рите кулак. – Сейчас ляжешь спать, завтра тебе в школу, а после школы поедешь к своей бабушке Шуре.
– А у меня грипп, поэтому мне в школу нельзя, – хитро улыбнулась Рита и демонстративно закашляла.
– Всё равно пойдёшь в школу. И – никакого расследования! Убийца шутить не будет и играть с тобой в детективные игры тоже. Одного человека уже убили, хочешь, чтобы второй жертвой оказалась ты? Убийца не посмотрит на то, что тебе всего четырнадцать лет. Так и погибнешь юная и красивая.
– Я здесь останусь, – заупрямилась Рита.
– Я твоя сестра, я тебя старше, так что ты обязана меня слушаться. Поэтому, завтра поедешь к бабушке. И пока милиция не найдёт убийцу, чтоб здесь не появлялась. Тут находиться – опасно для жизни! Поняла?
Рита громко фыркнула, допила чай и пошла на диван читать историю. Я мельком посмотрела на неё и вспомнила, что в последнее время Рита слишком много общается с Андреем и Максимом.
– Рита, ты знала, что Андрей и Максим нашли в подвале пистолет? – спросила я.
– Откуда? Ничего я не знала. Ты что думаешь, стали бы мальчишки говорить девчонке о пистолете? Никогда! Все мальчишки думают, что девчонки болтушки и трусихи, – не отрываясь от «Истории России», пробормотала Рита.
В разговор включилась Моника:
– Маруся, а мы тебя с дедом Данилой искали. Ты где была?
– Мы, наверно, разминулись. Ты меня по дому искала, а я пошла во второй подъезд за Львом Чернобыленко следить. Он сегодня в нашем магазине слишком много продуктов купил, и я решила проверить, не живёт ли кто-нибудь с ним.
– Что-нибудь необычное у Льва увидела? – с большим интересом спросила Моника.
– Зря сходила. Оказывается, не я за ним следила, а он за мной. Пока я в его окно пыталась заглянуть, Лев за моей спиной стоял. В итоге, я перепугалась до смерти, но ничего не узнала. Направилась домой, у входа повстречала Оксану и пошла к ней. А вы, наверно, в это время в подвале были.
– А ты где была? – спросила я Монику. – Я от деда Данилы вышла, в комнату вернулась: ни тебя, ни Риты нет. Смотрю, – никого, я и отправилась следить за Львом.
– Сейчас вспомню, – нахмурилась Моника и через миг радостно воскликнула: – А я в туалет пошла… надолго!
– Не в туалет ты пошла, а в подвал, – торжествующе сказала Рита.
– Зачем ты врёшь? – возмутилась Моника.
– Ничего я не вру. Я видела, как ты в своей тёмно-зелёной куртке полезла в подвал. Вернее, я твоё лицо не рассмотрела, его лестница прикрывала, а зелёную куртку и чёрные брюки я прекрасно видела.
– Ничего ты не видела, а напрасно обвиняешь. Мало ли у кого в доме зелёная куртка и чёрные брюки. Мужики тоже носят такие куртки и брюки. У Андрея, кстати, тоже тёмно-зелёная куртка. Маша, скажи своей сестре, чтобы она от меня отвязалась. Надоела уже со своими придирками, как банный лист.
– Ты меня тоже не любишь, – парировала в ответ Рита.
– А за что тебя любить? Вечно гадости мне говоришь, а я тебя за это должна любить? – процедила сквозь зубы Моника.
– Хватит ругаться. Моника права. Если ты, Рита, хочешь, чтобы тебя уважали, относись уважительно к другим. Есть такой закон: я уважаю того, кто уважает меня. А если ты будешь продолжать оскорблять мою подругу, то больше ко мне в гости не приходи.
– Значит тебе подруга дороже сестры! – яростно возмутилась Рита.
– Если у меня есть сестра, это не говорит о том, что я должна всех своих подруг выгнать. А с тобой я буду встречаться на нейтральной территории.
– Где? В магазине? Или в тупике на дороге будем встречаться, – засмеялась Рита.
Чтобы прекратить этот спор, я рассказала девчатам о нападении на Оксану. Моника и Рита сразу же забыли о взаимной неприязни и принялись гадать, кто этот чёрный человек. Они выдвигали самые разные версии, одна другой фантастичней. Моника даже со смехом предположила, что чёрный убийца – это инопланетянин, который прилетел к Розе, похитить её звёздные карты. Но инопланетянин заблудился в нашем Космическом Тупике и поэтому решил убивать всех женщин, которые двигаются по нашей тупиковой дороге, а за компанию, и всех проституток, чтобы не мешали ему делать здесь своё чёрное космическое зло. Рита в ответ тоже закатилась от смеха, а я, решив кое-что выяснить, спросила Монику:
– Моника, когда ты меня искала по дому, кто из наших жильцов был дома?
– На втором этаже – только дед Данила, – начала вспоминать Моника.
– А когда я заглядывала к Герасиму, у него в комнате была Даша Кулакова. Ты её не видела? – поинтересовалась я.
– Нет. Комната Герасима была закрыта, значит, его не было дома. Не веришь мне, спроси деда Данилу.
– Очень интересно, а мне Даша сказала, что давно ждёт Герасима. Зачем она врёт?
– Может, она не захотела открывать мне дверь? – предположила Моника и добавила: – Я забыла ещё сказать, – Роза прикрепила на свою дверь маленькую записку: «Сплю. Улетела в космос. Не мешайте больной женщине летать». И я к ней не стала даже стучать. А на первом этаже были дома только Людмила и Вова. Остальные двери были закрыты, и на мой стук никто не отозвался.
– Значит, в то время, когда напали на Оксану, отсутствовали: Игорь и Ирина Донских, Андрей, Максим, Герасим и Даша Кулакова. Николая Камышина можно не считать, у него алиби – он в рейсе.
– Ты думаешь, кто-то из них напал на Оксану? – спросила Моника.
– Я пока ещё ничего не думаю, но на всякий случай решила кое-что выяснить для себя.
– Я знаю, кто напал на Оксану! – заявила вдруг Рита
– Кто! – одновременно спросили мы.
– Пацаны! Или Андрей, или Максим.
– Глупости! Никогда не поверю, что мальчишки решились на убийство. Тем более, Андрей. Ведь Оксана – его мать.
– Никто не собирался Оксану убивать. Я думаю, – они так глупо решили пошутить, – заявила Рита.
– Ты это точно знаешь, или это твоя версия? – спросила я.
– Моя версия.
– А может, ты это от мальчишек слышала? – прищурив глаза, спросила я.
– Маруся, я тебе уже сто раз говорила, что мальчишки ничего мне не рассказывают. Они считают, что я тут же всё передам тебе. Я эту версию придумала сама, и считаю: если бы Оксану действительно хотели убить, то её бы обязательно убили. Ту женщину убили, а её нет. Почему? Значит, никто Оксану не собирался убивать. Её просто хотели напугать, – торжествующе сказала Рита.
– Молодец, Рита. Я только после твоей версии поняла то, что меня в рассказе Оксаны постоянно смущало, – заговорила я. – Но тогда, во время её повествования, я этого никак не могла понять. Слушайте внимательно. Вчера убийца выскочил из рощи на тропинку и направился за Полиной Попеску. Так звали убитую. Он шёл следом за ней, прячась за её спиной, чтобы жертва не увидела его раньше времени. Меня он не видел, потому что я в этот момент поскользнулась на дороге и упала. В своей шубке я сливалась с белой дорогой. А тот, кто сегодня хотел напасть на Оксану, выбежал впереди неё. Зачем? Он же прекрасно понимал, что она его сразу же увидит и убежит, или начнет сопротивляться и кричать. Поэтому я думаю, – ты Рита права. Оксану никто не собирался убивать, кто-то хотел её напугать. Он прекрасно знал про убийство в нашем тупике, и на этом построил своё фальшивое нападение.
– Здорово! – радостно просияла Рита. – Девочки, давайте мы все втрое организуем команду детективов. Во-первых, обыщем все комнаты и обязательно найдём у кого-нибудь улики. Во-вторых, мы опросим всех жильцов и узнаем много нужных фактов. Так все детективы делают. Они говорят, говорят, говорят, а потом – бац, и всё выяснили! И кто убийца, и почему он убил. Только давайте потом честно друг другу рассказывать всё, что мы узнали. Так мы быстрее милиции найдём преступника.
Её предложение почему-то ни у меня, ни у Моники не вызвало понимания. Я с ужасом представила, как мы все втроём носимся по дому, обшариваем комнаты, всё вынюхиваем, а потом все втрое дружно погибаем. И Моника тоже откровенно заявила, что хотя она и любит детективы, но участвовать в них не собирается. Её внутренне «я» говорит, что так как она человек несчастливый, то во время расследования убийца обязательно убьёт её самую первую. А она ещё хочет жить, и быть хоть несчастной, но живой до восьмидесяти лет. Рита, не увидев нашего детективного вдохновения, откровенно расстроилась, обозвала нас старыми кукушками и заявила, что пойдёт искать Андрея, чтобы выведать у него что-нибудь интересное. Я приказала ей быть всё время в доме и на улицу ни за какие коврижки не выходить. Рита поклялась быть осторожной и весело поскакала к Андрею.
Мы остались одни. Я вспомнила про Илью и поинтересовалась у Моники, почему её брат стал часто занимать у неё деньги. Ведь он зарабатывает намного больше Моники. Подруга некоторое время молчала, явно обдумывая, открыть мне свои семейные тайны или нет, и все-таки решилась.
В начале рассказа Моника сразу же предупредила, что она всё это скрывала от меня по одной простой причине. В глубине души она всегда надеялась, что я и Илья когда-нибудь помиримся и я всё-таки выйду за него замуж, а её откровения могут расстроить этот брак.
В последнее время они с Ильёй постоянно ругаются. Илья заставляет Монику продать их двухкомнатную квартиру и разделить вырученные деньги пополам. Затем каждый из них купит себе отдельную квартиру. Моника продавать квартиру не желает, и вот по каким причинам. Илья копит деньги, и большую часть своей зарплаты откладывает, чтобы можно было добавить на покупку собственной квартиры. Потому-то он так часто занимает деньги у Моники. И если они продадут общую квартиру, то Илья, в отличие от Моники, без проблем купит себе однокомнатную квартиру. А Моника на свою часть денег в нашем городе не купит ничего. Единственный выход, взять однокомнатную в ближайшем районном центре, например, в Красногорске, что и предлагает ей сделать Илья. Моника переезжать в другой город не собирается. В небольшой городишко, тем более. В таких городках всегда проблема с работой, да и расставаться со мной по прихоти Ильи она не желает. Кроме того, она против продажи квартиры ещё и потому, что всегда надеялась: материна жилплощадь полностью перейдёт к ней. Отец Ильи живёт в трёхкомнатной квартире. Илья – его единственный сын, так что квартира отца в любом случае достанется ему. Но Илья продолжает заставлять Монику продать квартиру мвтери, так как он считает: половина двухкомнатной квартиры по праву принадлежит ему, и он хочет получить свою часть наследства.
Эти ссоры из-за квартиры тянутся почти три месяца. А недавно, в пылу спора, Илья пригрозил, что полквартиры рано или поздно всё равно будет его, и он добьётся этого любыми средствами. Моника в ответ, не зная почему, заявила брату, что он продаст квартиру только после её смерти, но и тогда не получит её долю. Она уже написала завещание, и в случае её смерти полквартиры достанется её подруге Марии Царёвой. Илья, услышав это, рассмеялся и сказал, что он не собирается убивать свою родную сестру, он её искренне любит и ему очень обидно, что Моника его слова, вылетевшие в пылу спора, восприняла в таком ракурсе.
Моника закончила рассказ и, откровенно расстроившись, спросила меня:
– Как ты думаешь, что мне делать?
– Моника, честно говорю, не знаю. С одной стороны Илья прав: полквартиры его, и он имеет на неё право. С другой стороны, у него есть трёхкомнатная квартира. Мачеха умерла, отец живёт один, и две комнаты – в полном распоряжении Ильи.
– Вот об этом я ему и твержу, – обрадовалась Моника.
– А почему Илья именно в последние три месяца требует разделить квартиру? До этого вы почти два года жили дружно и мирно.
– Не знаю. Может, Илья собрался жениться и его невеста требует отдельную жилплощадь? Отец Ильи разменивать свою квартиру не собирается. Иван Ильич сказал, что после его смерти Илья пусть делает, что хочет, но он желает умереть в своём доме.
– А с кем из женщин Илья общается сейчас?
– Не знаю. После того как нашу квартиру обворовала его подруга Алиса, я стала выгонять всех его подруг и он больше никого не приводит.
– Может, поэтому Илья решил разделить квартиру? Должен же он куда-то водить своих подруг? – высказала предположение я.
– Пусть Илья водит их к своему отцу. Маша, ты не представляешь, как они все мне надоели. Сама знаешь, из-за них я в собственной квартире живу как в гостинице. Придёшь домой: на столе после их романтического ужина – гора грязной посуды. Ванна то грязная, то занята. Музыку некоторые его подруги врубают на всю катушку. А мне иногда хочется днём поспать или просто посидеть в тишине. А последняя его подруга, Алиса, буквально поселилась у нас. Она за два месяца даже ложку не помыла за собой. Единственное, что умела, это разбрасывать вещи, разводить грязь и весь день жевать чипсы у телевизора. А когда Илья по моей просьбе всё-таки решил с ней расстаться, она тут же нас обворовала со своим бывшим дружком.
– А когда ты запретила Илье приводить подруг домой. Давно?
– Где-то в сентябре.
– В сентябре! Значит, это было четыре месяца назад и через месяц он стал требовать, чтобы вы разделили квартиру. Вот и весь ответ. Пока ты не мешала ему приводить подруг домой, разговор о разделе не поднимался.
– Всё равно я не уступлю. Пусть Илья женится и ведёт свою жену к отцу в квартиру. Почему я должна уезжать из своего родного города? На худой конец, я согласна жить с его женой, если конечно она будет порядочная женщина.
– А почему Илья психанул, когда ты спросила, ходит ли он к той проститутке?
– Я зря, наверно, сказала ему про неё. Посмотрела на трассу, увидела проституток и, не задумываясь, ляпнула ерунду.
– Моника, опять что-то скрываешь, – возмутилась я.
– Ничего я не скрываю, – стала оправдываться Моника. – Я тебе эту историю уже рассказывала летом, ты, наверно, забыла. Тогда тебя это не интересовало. Хорошо, расскажу ещё раз. Когда я иду к тебе, – всегда приходится стоять на светофоре. От нечего делать смотришь на этих проституток. И скоро я их уже всех изучила наизусть. Особенно среди них мне запомнилась одна симпатичная девица, такая же рыжая, как и я. А потом я встретила её в нашем микрорайоне вместе с Ильёй. Я шла с работы, Илья увидел меня, издали помахал рукой, и они вместе вошли в подъезд. Потом я ещё раз увидела их вдвоём на остановке, они садились в автобус, и тогда решила поговорить с Ильёй. Я с самыми хорошими намерениями объяснила ему, что с такими женщинами лучше не связываться, у них часто СПИД, и обязательно букет венерических заболеваний. Илья, честно говоря, сначала сильно расстроился. Оказывается, он с ней познакомился на дне рождения у друга. Инна ему очень понравилась, но о том, что она проститутка, он и не подозревал. На другой день после нашего разговора, он видимо опять встретился с ней, пришёл домой и стал уверять меня, что я ошиблась. Инна работает бухгалтером в фирме, и я просто спутала её с кем-то. Мы начали спорить, и в итоге разругались в пух и прах. Илья заявил, что я постоянно лезу в его личную жизнь, а я посоветовала ему прогуляться по северной трассе и встретиться там с бухгалтером Инной, которая считает деньги проезжающих мимо водителей. Через несколько дней я спросила Илью, кто из нас прав, но он буркнул, чтобы я побыстрее занялась своей личной жизнью, тогда у меня не будет времени вмешиваться в чужую.
– А если эта Инна действительно бухгалтер? Меня тоже несколько раз путали с другими девушками. Потом люди извинялись и говорили, что я очень похожа на Таню или на Олю.
– Может быть, я ошибалась, но тогда я была уверена: эта рыжая Инна стоит на трассе.
– А сейчас она стоит?
– В последнее время я её не вижу, но Илья сразу же перестал с ней встречаться.
– Почему ты так уверена? Ты же говоришь, что не знаешь, с кем он общается в последнее время?
– А я решила после его слов проверить, расстался он с Инной или нет, и несколько дней за ним следила. Инну я больше не видела, Илья уже встречался с другой женщиной. А вся эта история была в конце лета, так что он уже успел сменить не одну подругу.
Моника замолчала и зевнула. Мне тоже захотелось спать, и я начала стелить постель. Моника, пока я расстилала диван, включила телевизор, убавила громкость и опять уткнулась в детективный сериал. На этот раз это был старый добрый Шерлок Холмс. Как раз сейчас английский детектив разглядывал пистолет, найденный на месте преступления. В комнату заскочила раскрасневшаяся, запыхавшаяся Рита, подбежала к чайнику и залпом выпила стакан холодного чая. Я сказала ей, что пора ложиться спать, но сестра сделала вид, что меня не слышит и вновь убежала. Я выключила свет, и теперь комнату освещало только слабое голубоватое сияние телевизионного экрана. Моника продолжала смотреть детектив. Я подошла к старинному высокому окну и раздвинула шторы. На улице поднялся ветер и ветви деревьев извивались за моим окном, словно чёрные змеи. Я залезла на подоконник и неуклюже встала на окно, в этом положении ветви не заслоняли вид на наш Космический Тупик.
На улице началась метель. Вокруг фонарей роем проносились белые снежные мотыльки. По дороге змеилась позёмка. Я какое-то время смотрела завороженным взглядом на открывшийся вид. Скоро ко мне присоединилась Моника. Неожиданно из нашего сада на дорогу вышел человек. Мы видели лишь его чёрную сгорбленную от ветра спину, а контуры неясной фигуры затушевывала снежная круговерть. Чёрный человек торопливо прошёл половину дороги и свернул в лесополосу, на автобусную остановку. И снова перед нами была лишь белая пустынная дорога. А мне в который раз привиделось, что наш тупик огромный и нереальный, мы оторваны от всего мира, и кроме нашего дома, больше ничего нет.
В комнату заглянул Максим. Свет из коридора осветил наши неподвижные фигуры, стоящие на подоконнике, и Максим от удивления открыл рот. Мы по очереди слезли с подоконника, а подросток всё стоял с открытым ртом. Я спросила, что ему надо, и Максим, медленно растягивая слова, позвал нас к Розе на важное-преважное собрание.
Когда мы с Моникой вошли в розарий мадам Розы, то увидели здесь всех наших тупиковых жителей. Не было только дальнобойщика Николая Камышина и деда Данилы. Так кто же был тот чёрный человек, которого мы пять минут назад видели на дороге? Лев Чернобыленко? Или кто-то другой?
Все собрались у Розы. К слову сказать, в нашем Космическом Тупике, Роза Краснова была лидером. И не потому, что она желала им быть, а скорей всего потому, что являлась им по своей природе.
Вам, наверно, не раз встречались такие люди. Они вроде бы тихие и незаметные личности, НЕ пытаются командовать и управлять окружающими, НЕ стремятся быть главными в своём сообществе, в общем, не делают НИЧЕГО, чтобы занять это высокое лидерское положение. Но, тем не менее, именно они являются для окружающих истинным авторитетом, и именно на них, может быть, даже на подсознательном уровне, равняется общество. Как-то я задумалась над этим интересным фактом скрытого лидерства, прочитав книгу прекрасного русского писателя Фёдора Абрамова.
Председатель северного колхоза сбился с ног, чтобы организовать колхозников на строительство нового коровника, но все мужики тем или иным способом уклонялись от этой тяжелой, ничем не оплачиваемой работы. А потом вдруг все прекратили тихое скрытое сопротивление и дружно пошли строить коровник. И лишь потом, случайно, во время мужицкого питейного собрания в деревенской бане, которое он случайно подслушал, председатель понял, что в колхозе главный лидер, не он, председатель, поставленный властью, а тихий и незаметный инвалид-фронтовик Петр. Именно к его мнению прислушивались мужчины. Вот именно таким лидером и была Роза Краснова, и все, кто тем или иным образом приближался к ней, совсем скоро, незаметно для себя попадал под её незримое влияние. Впрочем, я всегда была не против её влияния. Роза была человеком порядочным и умным, поэтому к ней тянулись. Лично я на её звёздно-космические заскоки никогда не обращала внимания и всё это воспринимала, как желание подняться над нашей обыденной тупиковой действительностью. Насколько я знаю, астрологией она занялась после смерти мужа. И я подозреваю, что это отвлекало её от одинокой жизни.
Мест в комнате Розы уже не было, все сидячие места были заняты, и Моника, не раздумывая, села в уголок, на красный узбекский ковер. Я на некоторое время замешкалась. Мне хотелось выбрать место, с которого я могла бы наблюдать за поведением всех жильцов. Мне казалось, что я смогу увидеть много интересного, наблюдая за их лицами. Я ещё раз окинула беглым взглядом комнату, где красные и белые розы были везде: на посуде, на обивке дивана, на обоях, – и вскоре поняла, что самое удобное место, пригодное для обозрения, выбрала Моника. Поэтому я притулилась рядом с ней.
Роза, скрестив руки, сидела за столом. На её плечах был накинут чёрный – в красных розах – Павловский платок. Кот Марсик пристроился у неё на коленях. Он обожал собрания и всегда с удовольствием присутствовал на них. И хотя кот обычно на собраниях спал, но всегда при громких звуках вздрагивал, просыпался и укоризненно смотрел на нарушителя спокойствия.
Роза медленно окинула всех собравшихся доброжелательным, спокойным взглядом и тут же, словно ей было холодно, плотнее закуталась в платок. Я тоже обвела комнату внимательным взглядом. Непоседа Рита сидела в уголке, и на её лице ясно читался восхищённый интерес к захватывающим на её взгляд событиям. Наверно, сестра уже представляла себя великим сыщиком.
Прекрасная Оксана Новицкая походила на мировую скорбь. Видимо, недавнее нападение чёрного человека ещё не выветрилось из её белокурой головки. Миловидная Ирина и симпатичный шатен Игорь Донских любовно прижимались друг к другу и если бы я недавно не слышала от Людмилы об их последней ссоре, когда Игорь собрался уходить от Ирины, то подумала бы, что они самая влюбленная пара на земле. Людмила Малышева, в старом фиолетовом халате, увлечённо вязала Вове красно-чёрные шерстяные носки. Максим и Андрей переглядывались друг с другом, словно заговорщики, но в их лицах ясно читался страх и беспокойство. Более ясно это было видно по лицу Андрея. Максим, из-за своей заторможенности и меньшей эмоциональности, выглядел куда более спокойным, но, тем не менее, и он напряжённо следил за Розой. Герасим, одетый во всё чёрное, сидел в красном бархатном кресле в позе Роденовского мыслителя и смотрел куда-то вдаль, отстраненным, глубокомысленным взором. Так и хотелось думать, что он сейчас сочиняет своё новое великое стихотворение: про город обезьян, дома-лианы, кровавое сердце-солнце и берёзовый автомат Калашникова. Заметив мой взгляд, Герасим очнулся и приветливо улыбнулся. Роза, так же как и я, исподволь наблюдала за всеми присутствующими. Она же первой нарушила тишину. И при первом же звуке её голоса я ощутила, как в комнате витает незримая нервозная напряженность. Но от кого она исходила, понять было невозможно. Или это была общая нервозность?
– Дорогие мои соседи, пожалуйста, извините меня, что я вас оторвала от дел и пригласила сюда. Но мне кажется, – нам надо срочно выяснить некоторые вещи, – проговорив это, Роза замолчала и вновь обвела всех внимательным взглядом.
Я сдержанно улыбнулась. Все жильцы смотрели на неё, как первоклашки на учителя первого сентября. Никто не сказал ни слова, и Роза грустно продолжила:
– Вы знаете, что деда Данилу забрали в милицию. Данила – человек старый, больной, и если этот ржавый пистолет не найдётся, то он умрёт не в своей постели, среди любимых ему людей, а на нарах в переполненной камере. Я очень прошу, если кто-нибудь из вас знает, где сейчас пистолет, отдайте его. Обещаю: я скажу милиции, что нашла его в снегу за домом, и буду стоять на своем, пусть меня хоть убьют.
В комнате стояло молчание, и – что меня удивило – пацаны Андрей с Максимом словно успокоились. Они перестали нервничать.
– Я здесь прожила всю жизнь, и наш тупик всегда был райским местом. Настоящим оазисом в чёрном бездонном космосе. А сейчас я чувствую, – здесь поселилось зло.
– Райский тупик, – истерически засмеялась Оксана. – Роза, милая, вдумайся в это словосочетание: РАЙСКИЙ ТУПИК. Несусветная космическая глупость, – ха-ха-ха.
Кот Марсик вздрогнул, открыл голубые глаза и что-то грозно промурлыкал Новицкой.
– Каждому своё, – парировала Роза, – кому-то тупик кажется райским, а для кого-то даже широкий проспект – дно ада. Но вернёмся к нашему опасному товарищу «Макарову». Андрей и Максим, где и когда вы нашли пистолет?
Андрей демонстративно изобразил недоумение. Максим потупил голову. Людмила выронила спицы и чёрный пушистый клубок покатился по полу. Роза продолжила:
– Не спрашивайте меня, откуда я узнала, но отпираться бесполезно.
– Андрей! – вскрикнула Оксана. – Ты что, хочешь, как и твой отец сесть в тюрьму? Он оттуда, сам знаешь, уже не вернулся, там и похоронили, и ты хочешь там сгинуть? Пожалей меня! Андрюша, или ты сейчас же вернёшь пистолет, или я тебе врежу!
Андрей побледнел, как мел, и выскочил из комнаты. Кот Марсик испуганно соскочил с колен Розы и тоже выскользнул в приоткрытую дверь. Оксана кинулась вслед за сыном, но Герасим неожиданно ловко перехватил её у двери и почти насильно посадил на диван. Оксана обмякла, словно сдутый шарик, и тупо, бессмысленно уставилась на красную розу, нарисованную на обоях.
– Максим, где и когда вы нашли пистолет? – устало продолжила Роза.
Максим молчал. Людмила решительно встала с дивана, приблизилась к сыну и поднесла к его лицу внушительный кулак. Максим испуганно посмотрел на мать и медленно протянул:
– Мы его в подвале нашли. Мы клад Теодора Трахтенберга искали. Ходили, ковыряли, стукали по кирпичам, потом кирпич раскололся, куски вывалились, а там в ямке – пистолет.
– А когда нашли?
– В начале декабря.
– И что вы с ним собирались делать?
– Андрей говорит: продадим и деньги поделим. Он хотел велосипед купить. А я ещё не придумал, что купить. Хотел маме букет роз подарить. Мама говорила, что ей никогда не дарили розы, а ей всегда хотелось. А Вовке я думал машинку красивую купить.
– И покупателя уже нашли? – сурово спросила Роза.
– Нет, мы ещё не искали. Мы сами ещё с пистолетом не наигрались, – засопел Максим.
– Кто вам сказал, что пистолет у деда Данилы на шкафу?
– Вова сказал. Он нам пожаловался, что дедушка украл у него пистолет и не отдаёт.
– А теперь, Максим, иди вместе с мамой и принеси пистолет.
Максим понуро поднялся и пошёл к выходу. Разъярённая Людмила двинулась следом и по дороге успела дать сыну увесистую затрещину. Игорь и Ирина облегчённо вздохнули и встали, чтобы уйти. Роза попросила их остаться.
– У меня ещё один вопрос. Ко всем, кто здесь находится. Вы, наверно, знаете, что на нашей северной трасе убивают проституток. Одна исчезла без следа. Другую нашли убитой на остановке. Если кто-то из вас что-то знает об этом убийстве или что-то видел, или что-то слышал, – расскажите мне, и я передам сведения Сергею Павловичу. Обещаю никого не впутывать в это дело. Я сама всё сообщу следователю.
Игорь развёл руками: мол, ничего не видел, ничего не слышал. Ирина громко хмыкнула и что-то пробурчала себе под нос. Но мне ясно послышалось: «Мало их убивают, этих наркоманок. Разносят заразу по городу, а потом на них лекарства трать и время». Оксана молча встала и решительно направилась к выходу. У двери она остановилась и чётко заявила:
– Никакого отношения к проституткам не имею и слышать о них не хочу. У меня своих проблем выше крыши.
Следом за ней поднялись Ирина и Игорь. Ирина, обращаясь к Розе, извинилась. У них уже началась сессия, а времени на подготовку как всегда не хватает. Донских, держась за руки, вышли из комнаты. Герасим зевнул, чуть приподнялся с кресла, словно тоже собирался уходить, но потом вдруг передумал и снова сел на место.
В комнату вернулась расстроенная Людмила. Максим с опущенной головой понуро брёл следом. Заплаканная Малышева посмотрела на Розу и еле слышно сообщила, что пистолет опять пропал. Моника с ужасом посмотрела на меня, словно исчезнувший пистолет уже приставили к её виску. Рита захлопала глазами. Герасим нахмурился. Роза обвела комнату непроницаемыми чёрными очами и задумчиво сказала, обращаясь ко всем нам:
– А если завтра пистолет выстрелит? И кто-то умрёт. Кто будет виноват в его смерти? Виноват будет тот, кто взял пистолет.
Я посмотрела на Герасима. Он напряженно о чём-то размышлял.
Зная, что мальчишки часто общаются с ним и многое рассказывают, я подумала, что пора бы Герасиму сказать своё слово. Роза видимо подумала о том же и требовательно посмотрела в его сторону. В итоге, мы вдвоём уставились на него, словно два кролика на удава. Герасим в ответ развёл руками и поспешил заверить:
– Честно говоря, я об этом пистолете в первый раз слышу. Андрей и Максим никогда мне о нём не рассказывали.
Герасим строго посмотрел на Максима, а мальчишка упрямо и зло глянул на Риту. Она отвела взгляд и заёрзала, словно уж на сковородке. Роза, заметив эту немую сцену, неожиданно резко сказала:
– Рита, если ты сейчас же не принесёшь пистолет, то придётся нам с тобой проехать в милицию!
– Сейчас принесу, – запинаясь, сказала Рита и стрелой выскочила из комнаты. Скоро она вернулась с «Макаровым» и принялась оправдываться.
Рита не нашла ни Андрея, ни Максима и вернулась в мою комнату. Комната была пуста и она опять отправилась вниз, продолжать поиски Андрея. Спускаясь на первый этаж, Рита заметила под лестницей мелькнувшую фигуру в зелёной куртке. Кто-то вошёл в подвал, но увидеть его лицо она не могла из-за лестницы.
Рита решила, что это преступник: в подвале он прячет орудие убийства или убитых проституток, или, на худой конец, их вещи. Как раз недавно она читала книгу, где убийца любил разглядывать вещи убитых им женщин. Девочка тихо, на цыпочках, вернулась наверх лестницы, зашла в маленькую кладовку, оставила дверь чуть приоткрытой и затаилась. Скоро она увидела, как из подвала торопливо вышел Максим и, не оглядываясь, выскочил на улицу. Рита тут же спустилась в подвал. Летом Максим показывал ей тайное место, где они с Андреем прячут обычно сигареты. Поэтому Рита сразу же прошла в дальний угол, где за сплетением труб отопления, в кирпичной стене, находилась неглубокая выемка. Увидеть углубление можно было только, если человек очень низко пригнёт голову, так как сверху тайник закрывала широкая труба. Там она нашла пистолет, отнесла на улицу и закопала в снегу около яблони. Рите очень хотелось самой отдать оружие милиционерам, но её сотовый телефон разрядился, мой она нигде не нашла, а звонить в милицию с чужих телефонов побоялась. Вдруг разговор услышит преступник и узнает, что пистолет у неё. Рита решила дождаться рассвета, а рано утром она сама отвезёт пистолет в милицию и, возможно, даже получит за это вознаграждение.
Рита закончила рассказ и, чувствуя себя неловко под строгим взглядом Розы, торопливо выскочила из комнаты. Роза, не откладывая дело в долгий ящик, тут же позвонила в милицию и попросила милиционеров побыстрее приехать в Космический Тупик. Так же она напомнила, чтобы они не забыли привезти домой Дмитриева Данилу Леонидовича.
Людмила, Максим и Герасим ушли домой. Я пересела на диван, чтобы поговорить с Розой наедине. Моника тоже решила остаться с нами, но я попросила её последить за Ритой. Вдруг она ещё что-нибудь натворит. Например, опять пойдёт искать убийцу и действительно найдёт, себе на голову. Моника нехотя ушла. Она любила сидеть у Розы и относилась к ней с особым благоговением. Звёздные карты, астрологические прогнозы и рассказы о театре, где работала Роза, приводили Монику в космический восторг.
Мы остались одни. Роза тут же скинула платок в розах и бросила его на диван. По её словам, как только все покинули комнату, её тут же перестало морозить. А до этого безумно болела голова и трясло её, словно она сидела в ледяной проруби. Я видела, что мадам Роза действительно устала, поэтому заранее предупредила, что надолго её не задержу. Я попросила Розу узнать у своего знакомого следователя Сергея Павловича, где сейчас находится симпатичная молодая рыжая проститутка, всё лето стоявшая на нашей Северной трассе. Меня заинтересовала история Ильи и проститутки Инны, рассказанная Моникой, но на вопрос Розы, почему я заинтересовалась этой девушкой, я почему-то уклонилась от ответа.
Несмотря на поздний час, Роза набрала номер телефона следователя Сергея Павловича. Немного поговорив с ним, она попрощалась и, выключив сотовый, сообщила мне, что рыжую девушку зовут Митина Инна. Сама Инна из детдома. В начале сентября она, по словам подруг, неожиданно уехала из города, и где она сейчас, никто не знает. Следователь уже пытался её отыскать, но пока никаких результатов не достиг. Проститутки прописываться по месту жительства не стремятся. И сейчас она может находиться без регистрации, как в любом русском борделе, так и в любом борделе Турции.
Я вернулась к себе. В комнате было темно, лишь слабый свет уличного фонаря освещал помещение. Моника и Рита лежали на моём диване и чуть слышно обсуждали последние события. Как всегда кот Марсик присутствовал и на этом собрании, и как обычно – сладко дремал. Правда, теперь уже не на коленях Розы, а на коленях Моники. Услышав звук открываемой двери, кот приподнял голову и посмотрел на меня огненными красными глазами. И хотя я прекрасно знала, что у сиамца в темноте глаза фосфоресцируют красным, всё равно мне стало жутко. Тем более на фоне последних убийственных событий. Впрочем, такую картину – чёрная комната и чёрный кот с вампирскими красными глазами – мало кто выдержит и в более спокойной обстановке.
Чтобы не видеть красных глаз, я быстро включила оранжевую настольную лампу и только тогда увидела на кухонном столе букет красных роз.
– Кто мне принёс розы? – устало спросила я.
– А почему именно тебе, может, это мне букет подарили? – тихо засмеялась Рита.
– Неужели это тебе подарили? – подыграла я сестре.
– Наверно, это дед Данила Рите розы подарил, – съязвила Моника. – В благодарность за то, что она его хотела оставить до утра в камере.
– Очень смешно, – обиделась Рита и отвернулась к стене.
– Ой, я ошиблась, – шутливо воскликнула Моника, – это серийный убийца послал Рите букет красных-красных роз. Наверно, он уже знает, что Рита идёт по его следу и вот-вот настигнет.
– Мама!!! Я боюсь! Маша, скажи Монике, чтобы она меня не пугала.
– Ладно, Рита, не бойся, – насмешливо протянула Моника, – этот букет тебе послал кот Марсик. Наш Марсик – инопланетянин с Марса. Он подарил тебе цветы за то, что ты самая вредная девочка Космического Тупика. Ведь у них на Марсе всё наоборот, и вредность – самая почитаемая черта характера.
Кот Марсик, услышав, что его разоблачили, укоризненно посмотрел на Монику, медленно выгнул спину, спрыгнул на пол и невесомой космической походкой пошёл ловить тупиковых мышей. Я тоже не стала слушать бесконечные споры Риты и Моники, вышла за дверь вместе с Марсиком и отправилась к моему соседу Герасиму.
В бедной, скромно обставленной комнате Герасима, где раньше единственным богатством было множество книг, произошло кардинальное изменение. Непризнанный поэт, всё в тех же чёрных брюках и чёрной итальянской водолазке, сидел на старом продавленном диване и смотрел на экран нового широкоформатного плазменного телевизора. И здесь шёл детектив. Косоглазый американский следователь Коломбо, глубокомысленно покуривая гаванскую сигару, стоял над трупом молодой женщины. Как я поняла, бегло взглянув на экран, владелицу шикарного загородного дома задушили корабельным канатом, завязанным сложным морским узлом. Поэтому, можно было и без кубинской сигары догадаться, что её убил знакомый моряк или капитан шикарного туристического лайнера, которого она бросила, как только сошла на берег.
Но Коломбо и Герасиму казалось, что это очень запутанная история. Герасим так увлёкся разглядыванием этого молчаливого действия, что моё появление прошло мимо его сознания.
Я громко кашлянула и, чувствуя себя последней негодяйкой, виновато пробормотала:
– Спасибо большое за розы, но ты напрасно…
– Молчи, молчи, больше ничего не говори, – перебил меня Герасим, торопливо вскочил с дивана, выключил телевизор и широким жестом пригласил к столу. Там стояла полупустая бутылка французского вина «Кардинал Мазарини», два высоких хрустальных бокала и тарелка с нарезанной ветчиной. Я отказалась от вина и внимательно посмотрела на Герасима. Мне показалось, что он был совершенно трезв, но тем не менее я сказала:
– Ты снова начал пить?
– Всего один бокал вина. Это мы с дедом Данилой отметили его возвращение. Освобождение из тюрьмы – святое дело, – засмеялся Герасим.
В комнате было невыносимо жарко и душно, запах дорогого мужского одеколона душил, и я попросила Герасима открыть форточку. Он неторопливо встал с дивана, и я впервые увидела, что буквально за последние несколько дней Герасим разительно изменился. Куда-то исчезла его вечно опущенная голова, шаркающая, расхлябанная походка и неуверенность, ранее сквозившая во всех его движениях и словах.
Теперь он стал как будто выше, значительнее и весомей. Я улыбнулась: мне показалось, что теперь Герасим стал походить на кота Марсика – та же полная раскованность и независимость. Словно и Герасим, и Марсик – космические братья. И хотя они и живут вместе с нами в тупике, но находятся намного выше нас, и только какие-то неведомые причины ещё заставляют их находиться с нами в тупике.
Из открытой форточки потянуло свежим, морозным ветром. Герасим с насмешливой улыбкой чеширского кота вернулся на диван, стряхнул невидимый волосок с дорогих чёрных брюк и, широко потянувшись, хрустнул костями. Я подошла к книжному шкафу и бегло осмотрела его библиотеку. Мне всё не давала покоя подброшенная записка: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» Известная фраза из «Отелло». Я хорошо помнила, что у Герасима есть томик Шекспира, но сейчас не увидела в шкафу золоченый корешок этой книги. Герасим, продолжая с улыбкой наблюдать за мной, спросил:
– Ты хотела взять у меня что-нибудь почитать?
– Да, захотелось почитать «Отелло» Шекспира.
– Возьми его у Ирины, если она, конечно, его уже прочитала.
– Ирина читает Шекспира? – удивилась я.
– Наверно, читает, раз попросила.
Я продолжала, как бедная родственница, стоять у двери, и Герасим предложил:
– Садись на диван, располагайся как дома.
Я вернулась, присела на краешек стула и поинтересовалась:
– Ну и как Данила себя чувствует?
– Отлично! Возвратившись домой, дед испытал настоящее счастье. И я даже подумал: может, мне тоже сесть в тюрьму, чтобы испытать настоящее счастье, – неловко пошутил поэт.
– Попробуй, рискни здоровьем, – нахмурилась я.
– Шучу. Самое страшное для меня – это несвобода.
– А за что сидел муж Оксаны? – спросила я.
– За дело. Он занимался бизнесом и захотел избавиться от своего партнёра, чтобы прибрать всю фирму к рукам. Убийство не удалось, Андрея, мужа Оксаны, посадили, там он и умер. Возможно даже – по желанию того же партнёра, так как весь бизнес Андрея перешёл к нему. А Оксана вернулась туда, откуда она и вышла.
– Неужели у неё от богатого мужа ничего не осталось?
– Всё, что ей досталось – двадцать чемоданов тряпок.
– А квартира, где они жили с мужем?
– Оксана вторая жена Андрея. Андрей был намного старше её. К тому же, они не были расписаны, и после того, как Андрей умер, первая жена выкинула её из загородного коттеджа на улицу. А комната, в которой она теперь живёт с сыном, – это комната её матери.
– Ты, наверно, хорошо знаешь Оксану?
– Кто может сказать, что знает другого человека на все сто – тот наивный глупец. Тем более, Оксана намного старше меня, а в детстве разница в несколько лет играет огромную роль. Хотя, когда-то в розовом детстве я некоторое время был в неё влюблён. Правда, моя любовь быстро прошла. Прекрасная Оксана в молодости была очень жестокой. Сейчас её жизнь побила и она стала мягче. Хотя и сегодня не советую становиться у неё на дороге.
– Зачем мне становиться на её пути? У нас разные дороги. Но сегодня Оксану пытались убить.
– Неужели Тухачевский всё-таки решил исполнить свои ревнивые угрозы?
– Кто он – неизвестно. Нападавший был в чёрной куртке, а на лице у него была чёрная шапка с прорезями для глаз.
– Странно, – прищурившись, протянул Герасим.
– Что именно тебе кажется странным?
– Я понимаю, когда убивают проституток. Какая-нибудь «Зараза» заразила клиента, и он теперь мочит всех ночных бабочек. Но зачем нападать на тебя и Оксану, никак не пойму.
– Ты тоже думаешь: вчера хотели убить меня, а не Попеску?
– М-м-м, – замялся Герасим и быстро продолжил, – ничего я не думаю, пусть милиция думает. Но мы сегодня договорились с дедом, что я тебя буду встречать после работы. Данила сильно заболел, как всегда зимой обострился полиартрит, еле по комнате ходит.
– Спасибо, но не надо. Я буду приглашать к себе Монику. На двоих уж точно не нападут. Может, с Оксаной ещё договоримся, чтобы по вечерам втроём возвращаться.
– Зря отказываешься. Даже три женщины беззащитны. Я всё же, хоть и поэт, но когда-то боксом занимался. Третье место на чемпионате России занимал.
– А почему бросил бокс? – удивилась я.
– Судьба! После одного нокаута сильные головные боли начались. Врач посоветовал срочно бросить бокс, если мне моя жизнь дорога.
– Головные боли прошли?
– Боли прошли, но я начал на свою голову стихи писать, – горько усмехнулся Герасим.
Разговор затухал и Герасим, зевнув, предложил мне посмотреть телевизор. Мол, его телевизор намного лучше показывает, чем мой. Но меня его разговор о новом телевизоре натолкнул ещё на одну мысль и я, чувствуя неловкость, спросила:
– Герасим, извини меня за мой нахальный вопрос, но где ты в последнее время берёшь деньги?
– Можно, это будет моя тайна? В нашем тупике так мало тайн. Вечно все про всех знают, поэтому мне хочется хоть что-то оставить в секрете.
– Это честные деньги? – не отставала я.
– Честные! Они мне, можно сказать, свалились с неба. Подарок небес. Странно, что они свалились на меня, а не на космическую Розу, которую я искренне уважаю.
– А может, ей деньги не нужны.
– Деньги нужны всем! – насмешливо отрезал непризнанный поэт.
Говорить больше было не о чем. Герасим к концу разговора серьёзно погрустнел и начал механически кружить около меня. А я явственно почувствовала, что разговор о деньгах испортил ему настроение, поэтому торопливо попрощалась и пошла домой.
Моника и Рита уже спали. Моника свернулась клубочком на раскладушке и тихо стонала. Наверное, ей снился страшный сон. Я подошла к ней, чтобы разбудить и вывести из ночного кошмара. Как только я прикоснулась к её плечу, Моника вскочила с постели, посмотрела на меня безумными, сонными глазами и бесстрастно, словно во сне, пробормотала:
– Иванов, ты меня всё равно не догонишь.
Всё ясно! Дурачок Иванов уже так достал Монику, что даже во сне, словно серый волк, гонится за беззащитной рыжей белочкой. Я уложила полусонную подругу на раскладушку и погладила по голове. Моника тут же затихла, и я пошла к дивану. Сестра раскинула ноги и руки на весь диван, мне уже лечь было некуда и я осторожно, чтобы не разбудить, подвинула её к стене.
Было уже поздно, я устала, как тупиковая собака, но уснуть долго не могла. Сначала я мысленно перебирала всё, что сегодня узнала, но это ни к чему не привело. Так и осталось загадкой: кто хочет убить меня и Оксану, и каким образом мы с ней связаны? У нас с Оксаной нет особой дружбы, просто приятельские, соседские отношения, и общих точек пересечений у нас никогда не было. Любовник Оксаны, Миша Тухачевский, любит её без ума, и я для него – пустое место. Кстати, интересно: почему Тухачевский и Оксана не живут вместе? Завтра спрошу об этом Розу. Она знает всё обо всех.
Когда я всё же уснула, мне приснился странный кошмар. Герасим носился за мной по тёмным улицам с красными розами, и шипы этих роз были длинными и острыми, как пики. И как всегда в любом кошмарном сне, лишь проснувшись, я убежала от него.
В комнате было тихо. Звонко тикал будильник. Моника тихо храпела. Видно, Иванов тоже угомонился и больше не мучает Монику во сне. Рита бормотала что-то отрывистое и нечленораздельное. Единственное, что я поняла из её бессвязных высказываний, это: «Данила, Данила». Видимо, во сне её мучила совесть. В комнате храпели и бормотали. Сон не шёл. Какое-то время я пыталась вспомнить сцену убийства Попеску и по спине убийцы определить, кто это был. Мужчина? Женщина? Низкий или высокий? Старый или молодой? Что-то смутное вертелось в моей голове, но уловить это неосязаемое я не могла и скоро, под тихое похрапывание Моники, заснула.
Утро.
Узкая полоса яркого солнечного света протянулась сквозь неплотно закрытые шторы и уткнулась в мою подушку. Я открыла глаза, и яркий утренний свет ослепил меня. Приподнявшись с дивана, я взглянула за окно. Верхушки деревьев, обсыпанные длинным кружевным инеем, переливались на солнце крупными искрами. По белоснежной тупиковой дороге на автобусную остановку шёл Герасим. Я видела только его спину, но почему-то была уверена, что это именно он. Мужчина свернул к тропинке, повернулся ко мне в профиль, и я увидела, что это Игорь Донских. Оказывается, издали и со спины Герасим и Игорь похожи, как две капли воды. А мне всегда казалось, что высокий, жилистый Герасим и плотный, среднего роста, Игорь должны отличаться даже со спины. Значит, объёмная зимняя одежда смазывает индивидуальные черты и я напрасно всё время пытаюсь вспомнить, кого напоминает мне убийца Полины Попеску.
Игорь исчез в заснеженной лесополосе. Я плотно закрыла шторы и опять легла на диван. В комнате было тихо. Рано вставать в выходной день не хотелось и можно было для полного счастья поваляться в постели.
Моника ещё спала. Одеяло упало с раскладушки и валялось на полу. Риты рядом со мной не было, только её блестящая заколка лежала на подушке. Зная её невероятное тупиковое упрямство, я была уверена, что она опять понеслась ловить убийцу. Надеюсь, что она его никогда не найдёт, но лучше подстраховаться. Меня она совершенно не слушается, поэтому придётся звонить моему отчиму Сергею Георгиевичу: пусть он срочно забирает Риту домой. Я накинула бархатный вишневый халат и набрала его номер телефона. Во время гудков я посмотрела на букет красных роз, подаренных Герасимом, и уже не могла оторвать от них взгляд. За окном зима, а на моём столе живые ярко-красные розы. Спасибо Герасиму – это единственное, что порадовало меня за эти дни.
Я услышала голос отчима. Сергей Георгиевич сообщил, что едет по трассе к своему двоюродному брату в Красногорск. Они договорились на эти выходные отправиться на рыбалку. Рита об этом знает, и он очень удивлен, что она не сообщила мне. Ведь он сам вчера вечером отправил её ко мне.
Я положила сотовый на стол и задумалась. Опять Красногорск. В последнее время я что-то слишком часто слышу это слово. Как будто все пути ведут не в Рим, а в Красногорск. Но я что-то никогда не слышала от отчима о загадочном красногорском брате. И где Сергей Георгиевич его откопал?
Ну что ж, придётся заставить сестру дать мне обещание, ни на секунду не выходить из дома. Но сначала надо найти Риту.
Я вышла из комнаты, проследовала несколько шагов и остановилась у приоткрытой двери деда Данилы. Зайти к нему или нет? До меня донёсся запах жареного мяса, еле слышный звук включённого телевизора и звяканье ложки о фарфоровую тарелку. Значит, дед Данила завтракает, и я пошла дальше.
Сначала я заглянула к Розе. Рита, так же, как и Моника, любила бывать у неё. Но сестры здесь не было. Печальная Роза в ярко-синем платье, с рисунком из золотых звёзд, в гордом одиночестве пила чай с вареньем из лепестков роз. По телевизору показывали концерт Лучано Паваротти. Великий Паваротти пел арию Жоржа из оперы «Травиата» Верди, и Роза, по моему наблюдению, находилась на вершине блаженства. Чтобы не мешать ей наслаждаться Паваротти, я хотела тихо исчезнуть, но мадам резво встала из-за стола и почти насильно усадила меня пить чай. Теперь уже Паваротти пел в гордом одиночестве. А Роза всё своё внимание переключила на меня. Во время розового чаепития я рассказала ей о вчерашнем нападении на Оксану, и она уверенно заявила, как отрезала:
– Я тебе сразу сказала, что убить хотят Оксану, а ты мне не верила.
– А при чём здесь врач кардиолог Полина Попеску? Убили то её, а не Оксану.
– Скорей всего, Попеску убили случайно. Перепутали с Оксаной.
– Тогда кто убийца? Тухачевский? Только он вечно ревнует её к любому фонарному столбу.
– Может, и не зря ревнует, – туманно намекнула Роза.
– Ты точно знаешь? Или это только твои догадки?
– Я ничего не знаю, зато хорошо знаю Оксану.
– Почему ты её не любишь? – спросила я.
– Есть одна история, но я обещала Оксане никогда никому о ней не рассказывать. Тем более, это было давно, тогда она ещё жила с отцом Андрея, и всё уже быльём поросло.
Несмотря на то, что Герасим вчера рассказал мне о первом муже Оксаны, я почему-то задала Розе тот же вопрос:
– А за что сидел муж Оксаны?
– Из-за Оксаны он и сидел.
– А я слышала: он сидел за покушение на человека, – поразилась я.
– Не верь тому, кто тебе это сказал. Или он лжет, или слышал эту историю из уст Оксаны. Уверяю тебя, Машенька, – я знаю всю подноготную этой истории! Муж Оксаны был намного старше её. А его партнёр по фирме намного моложе и красивее. Они с Оксаной замутили роман и решили посадить Андрея, мужа Оксаны. Благодаря их усилиям Андрей сел в тюрьму и там умер. Говорят, у него инфаркт случился. В сорок семь лет. А после его смерти Оксана пролетела, как муха над Парижем. Её любовник завладел фирмой мужа и тут же забыл про неё. Хотя нет, он успел сказать, что ему не нужна такая подлая баба. Потом Оксана узнала, что у него уже давно была другая любовница, намного моложе и красивее. Эту историю в нашем доме знаю не только я, поэтому не делаю из неё секрета.
– Андрей, сын Оксаны, знает об этом?
– Я думаю, нет. Да и Оксана своему сыну рассказала совсем другую историю. О подлом партнёре фирмы, который бесчестно поступил с его отцом.
– А Людмила знает настоящую историю?
– Рассказать это Людмиле, значит – рассказать всему Северному микрорайону. Честно говоря, я думаю, что сейчас в нашем тупике только я и ещё один человек знают об этом случае. Остальные или давно переехали из тупика в неведомые дали, или унеслись на небеса. А кто тебе рассказал другую версию?
– Герасим, – призналась я.
– Странно… Я думала, – он тоже знает настоящую историю. А может, он по старой памяти решил защитить Оксану.
– Он любил её?
– Ещё как! Оксана – красивая женщина, а в молодости была просто королева. В неё не влюбился бы только импотент или слепой… Герасиму было тогда пятнадцать лет, столько же, сколько сейчас Андрею. Короче, влюбился в неё мальчишка, а Оксана, как могла, издевалась над ним. Льстило ей, что сын директора завода готов валяться у её ног.
– Герасим – сын директора завода?
– Бывшего директора, его уже давно нет в живых. Не знаю почему, – отец и мать Герасима разошлись. В то время мальчику было шесть лет. Директор тут же вселил свою бывшую жену с сыном в эту комнату. Мать Герасима, Галина, – женщина высокомерная, заносчивая, необщительная, и, может быть, поэтому муж никогда с ней не общался и с сыном тоже. Галина шумную Оксану терпеть не могла, между ними, как будто чёрная кошка пробежала. И когда Герасим влюбился в Оксану, та с большим удовольствием потрепала Галине нервы. И Герасиму, кажется, тоже.
– Интересно, как много я не знала о нашем тупике.
– Если бы не эти убийства, я бы вряд ли тебе это рассказала. Может, теперь тебе легче будет понять, что происходит в нашем доме. Мы вчера вечером с Данилой долго разговаривали, всё пытались выяснить, не в нашем ли доме завелась подлая змея. Но так ничего и не выяснили.
– Ты думаешь, убийца живёт в нашем доме?
– Не знаю. Не хочется верить, но в убийстве Попеску так много странностей.
– А ты сама кого-нибудь подозреваешь?
– Я подозревала Льва Чернобыленко. Он несколько лет служил в Иностранном легионе, по-моему, где-то в Африке. А после тяжёлого ранения вернулся на Родину. Я думала: вдруг у него от войны и одиночества крыша поехала? Да и после нескольких лет войны ему убить – раз плюнуть!
– А ты следователю свои подозрения высказала?
– Высказала. А Сергей Павлович говорит: у него алиби. Он с другом в шахматы играл.
– С другом? У него нет ни одного друга.
– Оказывается есть. И кто ты думаешь его друг?
– Кто???
– Максим!!!
– Максим играет в шахматы? И сколько же времени длится их самая короткая игра? Пять часов? Сама знаешь, Максим будет полчаса думать, куда коня переставить, а потом будет двадцать минут его переставлять.
– Оказывается, Лев часто слышал, как Людмила сына идиотом и дебилом называет. И Лев, пожалев пацана, договорился с ней, что будет развивать его мышление, играть с Максимом в шахматы. Но просил это широко не рекламировать. Теперь они с Максимом два раза в неделю играют в шахматы.
У меня уже поехала крыша. Столько новостей я не слышала за ближайшие десять лет. К тому же, Роза без конца мне наливала чай, и я машинально выпила четыре кружки горячего чая. Кажется, вода уже закипала и булькала в голове, а пошевелиться мне было просто страшно. Единственное моё желание сейчас было, – лечь и уснуть. Почему-то чай Розы усыпил меня почти как снотворное. На глаза попались ключи Герасима с брелком – красной боксерской перчаткой. Ключи лежали на краю стола, у сахарницы, и я краем сознания отметила, что Герасим ушёл, а ключи как всегда оставил Розе. Пока я сидела и собиралась с силами, чтобы встать и пойти искать Риту, Роза машинально налила мне пятую кружку чая и тихо, доверительно сказала:
– Машенька, ты бы присмотрелась к Николаю да вышла за него замуж. Он тебя любит.
– Николай Камышин? – поразилась я, и Розин чайный сон мигом вылетел из моей головы.
– Не Камышин, а Николай Герасимов. Я сама иногда забываю, что Герасима зовут Коля. Посмотри сама, какой он стал бравый: не пьёт и деньги появились.
– Не люблю я его.
– Поженитесь, дети пойдут и полюбишь. Герасим парень неплохой, я его с пелёнок знаю.
– А вы вышли замуж по любви?
– Не по любви, а по верности слова.
– Как это?
– Я с Сашей до армии встречалась, думала: любовь до гроба. Проводила в армию, обещала ждать. Прошло два года. Он вернулся, я увидела его и поняла – не люблю его и всё. Словно чужой человек передо мной. Чужой и незнакомый. То ли два года назад он другим был, а в армии сильно переменился, то ли я сама за два года изменилась. А Саша меня продолжал любить, позвал в ЗАГС. Я вышла за него замуж и никогда об этом не пожалела.
– А почему вы без любви вышли замуж?
– Я же слово ему дала, значит обязана была сдержать.
– Интересно! – изумилась я.
– Да, я очень интересная женщина, – засмеялась Роза и, прикоснувшись ко мне горячей рукой, продолжила, – подумай над моими словами и не спеши давать отказ. Отказать никогда не поздно. А вдруг это твоя звёздная судьба?
– Это вас Герасим попросил со мной поговорить или вы по собственной инициативе решили нас сосватать?
– Честно говоря, Герасим попросил. Он утром ко мне заходил, ключи отдать.
Роза принялась меня уговаривать выпить четвёртый стакан чая, но я решительно отказалась, заскочила домой, накинула куртку, сапоги и вышла на улицу. Мне хотелось обойти наш дом при свете дня. Вдруг увижу что-то интересное, вычислю убийцу, и потом буду спать спокойно.
Я шла медленно вдоль фасада, оглядывая каждый клочок земли, а вернее – каждый комок снега. Снег пред домом был изрыт и затоптан. Весь этот снежный беспредел устроили Андрей, Максим и Вова. Они часто развлекались в саду: то строили снежный городок, то играли в снежки, то в войну. И даже ночная метель едва прикрыла их снежный переворот. Не найдя ничего интересного перед домом, я пошла за дом. Обогнув угол, я остановилась и внимательно огляделась. Передо мной сияла белая нетронутая равнина, и казалось: нога человека не ступала на это снежное полотно. Но я помнила о ключе, на котором в день убийства Попеску блестел снег, и решила пройтись до нашего чёрного хода. Кто-то ведь входил и выходил из него. Не мог же этот человек лететь по воздуху. Значит, должны остаться какие-нибудь следы.
Следы действительно остались, но издали они не были видны, их прикрывал длинный снежный занос. Я наклонилась ниже и внимательно их рассмотрела. Ночью шла метель, но следы не были присыпаны снегом. Кто-то входил через чёрный ход сегодня утром. Это был отпечаток женского сапога на маленьком остром каблуке, размер ноги 35-36. Примерно такую обувь носит Людмила, но зачем она здесь ходит и куда ведёт её путь? Я пошла по следу, но уже знала, куда приду – к забору Зоопарка. А вернее, к пролому в заборе.
И действительно, я дошла до забора. Заснеженные кусты закрывали его, но именно в том месте, где за кустами зиял секретный вход в Зоопарк, снег с кустов осыпался, и чёрные ветви нарушали снежную идиллию сада. На территорию Зоопарка я не пошла. Я и так знала, что там задворки: старый сарай и всевозможная рухлядь, хранимая руководством парка на всякий случай.
Теперь уже мой путь шёл к Андрею Новицкому. В последнее время они с Ритой – не разлей вода. На первом этаже я встретила хулиганистого ангелочка Вову и кота Марсика. Вова со смехом носился по коридору с длинной чёрной ниткой, на конце которой был привязан бантик из газетной бумаги. Марсик пытался схватить эту бумажную мышку. Иногда ему это удавалось, и тогда клочок бумаги оставался лежать на полу. Я мельком взглянула на разбросанные клочки и подняла один из них. На нём чётко было видно вырезанную букву «д». Видимо, эта буква понадобилась для слова «Дездемона». А я уже почти забыла про записку, подброшенную мне в комнату: «Ты молилась на ночь, Дездемона?»
С большим трудом я выпросила у Вовы всю бумажную мышку. За шоколадную конфету, обещанную ему в необозримом будущем, Вова отдал мне изорванный газетный клочок. Я разорвала нитку, развернула обрывок бумаги: и здесь были вырезаны буквы. Но особенно меня заинтересовала газета. Это был «Звёздный гороскоп», и покупала её только мадам Роза. Пришлось опять выведывать у Вовы, где он взял эту бумажку? За вторую виртуальную шоколадную конфету Вовочка сообщил мне, что эту бумажку он взял у студентки Ирины. Она выставила за порог чёрный мешок с мусором, и Вова взял бумажку из пакета. Я положила вещественное доказательство в карман. Вова уже не отходил от меня ни на шаг. Две шоколадные конфеты приковали его ко мне, словно стальные цепи.
Я тихо постучалась в комнату к Новицким. Дверь мне долго не открывали, хотя я слышала за дверью тихие смешки, невнятный шёпот и шум передвижений по комнате. Я постучала уже громче. На мой стук сначала выглянула Людмила, затем Максим, и даже не любопытная Ирина вышла из своей комнаты. Мне надоело тупо стоять у двери и я крикнула Рите, что сейчас взломаю дверь. Через секунду на пороге появилась смущённая Рита. Андрей в глубине комнаты вырезал очередную страшенную африканскую маску и изо всех сил изображал полнейшую погруженность в работу. Я взяла сестру за руку и повела домой. Вова как на веревочке шёл за мной. Призрак двух шоколадных конфет витал в его белокурой, хулиганистой головке.
Мы с Ритой вернулись в комнату. Из «закромов Родины» (жестяной коробки на верхней полке шифоньера) я достала последние конфеты «Умка» и отдала их Вове. Вовочка, радостный и счастливый, помчался домой. Так как Моника уже готовила завтрак, о котором я совершенно забыла, то я сняла с полки учебник по алгебре. Рита с загадочным видом села к телевизору, где черноокая Тина Канделаки задавала умные вопросы умным деткам.
На плите жарилась курица с картошкой, умопомрачительный аромат разносился по комнате, и неизвестно откуда появившийся Марсик с важным видом шеф-повара закружился около стола. Моника не обращала на него никакого внимания и кот, не выдержав такого невнимания к его персоне, громко и требовательно замяукал. Моника и Рита посмотрели на него и одновременно рассмеялись. Марсик, ожидая лакомого кусочка, принялся облизывать свои лапки, словно мыл руки перед едой. Моника выловила из сковородки кусочек курицы, подула на него и бросила Марсику. Я продолжала в пятый раз читать одну и ту же задачу. И хотя сегодня алгебра никак не хотела влезать в мои мозги, я упорно пыталась вникнуть в сложнейшую задачу. Пора было готовиться к экзаменам, и я надеялась, что в будущем году я обязательно поступлю в институт, если конечно неизвестный преступник не убьёт меня до экзаменов.
Рите надоело смотреть умную передачу с умными детками и она выключила телевизор. Потом она так лихо запрыгнула на старенький диван, что её сверкающая бриллиантовая заколка свалилась на пол. Сестра подобрала её, снова заколола каштановый хвост и под страшным секретом сообщила нам, что они с Андреем догадались – убийца, возможно, живёт в нашем доме. Мы прохладно отнеслись к её новости. Рита не успокоилась и предложила нам написать на бумажке имя убийцы и логическое объяснение, почему мы его подозреваем. Моника сразу же отказалась. Она не собирается из-за дурацких предложений Риты подвергать свою жизнь опасности. Если убийца действительно живёт в нашем доме, и она вдруг нечаянно угадает, кто он, то мигом превратится в следующий труп. Я тоже отказалась от каких-то идиотских логических записей. Во-первых, мне нечего было писать. Во-вторых: вдруг я тоже нечаянно угадаю, кто убийца? Сейфа у меня нет, а хранить в нашем доме записную книжку, всё равно, что повесить плакат на северной трассе: «Я знаю, кто убивает проституток». Тем более, я всё равно по привычке, гуляя по дому, не закрываю дверь, и зайти в мою комнату может любой житель нашего тупика.
Но Рита загорелась этой идеей и пристала ко мне, как репей. Пришлось, чтоб отвязаться от неё, закрыть алгебру и достать из сумочки записную книжку. Недолго думая, я с очень умным и загадочным видом написала какую-то абракадабру. Вначале я пронумеровала всех жильцов нашего дома. Затем крупно записала в столбик:
\Механический – космический \ тупик-боевик \ трасса-касса \ проститутки – попутки \ студенты-дивиденты \ Му-Му – почему \ розы-морозы \ Оксана-поляна \ Андрей-воробей. \
Скоро я уже еле сдерживалась, чтоб не рассмеяться, но всё-таки для полной тупиковой конспирации нарисовала Марсика с пистолетом, на лоб ему прилепила звезду, а на конце хвоста нарисовала огромную букву «Икс».
Рита закончила детективные записи в своей тетради и попыталась заглянуть в мои детективно-дефективные космические исследования. Сестра лезла носом в мои записи, а я с глубокомысленным видом стремительно захлопнула книжку и спрятала в карман халата. В итоге, в моём кармане уже собрались два секретных материала – обрывки газеты и записная книжка.
Рита принялась умолять показать мои записи, и я, чтобы нейтрализовать эту непоседу, попросила её срочно сбегать к Максиму и выведать у него: правда ли, что во время убийства Полины Попеску он играл с Чернобыленко в шахматы? Рита мгновенно забыла про мои секретные материалы и понеслась выполнять секретное задание.
После её ухода в комнате наступила тишина. Моника закончила готовить завтрак, а, может быть, обед, потому что время уже подходило к двенадцати дня. И теперь уже Моника попросила посмотреть мои дедуктивно-дефективные записи. Какое-то время я шутливо отнекивалась, тем самым накручивая к моим дурацким каракулям незаслуженно повышенный интерес. Скоро, словно нехотя, я сдалась и показала подруге то, что написала. Моника долго рассматривала мои «детективные умозаключения», вертела записную книжку и так, и эдак, и всё пыталась разгадать мои нелепые записи. Вскоре она сдалась и попросила объяснить, что всё это значит. Я расхохоталась и прошептала ей на ухо:
– Это ничего не значит. Абракадабра. Набор бессвязных слов. Пусть Рита мучается и разгадывает мою марсограмму.
Я забрала у Моники записную книжку и задумалась, что теперь с ней делать. Носить целый день в кармане – лишняя морока. Положить на видное место – неинтересно. Я прекрасно знала, что Рита будет искать мою записную книжку. Поэтому я спрятала её за диван, но так, чтобы сестре пришлось потратить время на поиски. Надеюсь, я на какое-то время нейтрализую её неуемную детективную энергию.
Рита долго не возвращалась от Максима, и мы решили пообедать без неё. Марсик принял участие в нашей трапезе, и после сытного обеда нагло улёгся спать на мой диван. После обеда Моника засобиралась домой, но сразу же предупредила, что обязательно придёт ночевать и будет всю ночь охранять меня. По её словам, от моей глупой сестры всё равно никакого толку. И всё, что может Рита, это приманивать ко мне убийцу своими бездумными действиями.
Моника ушла, а я в третий раз за это утро взялась за алгебру. Но видимо сегодня был не мой день и уж точно, не день алгебры. Математические формулы усыпляли меня и расплывались в глазах. Иксы, игреки, синусы, косинусы превращались в китайские иероглифы и никак не хотели объединяться в единое целое. Не в силах сопротивляться прилипчивому алгебраическому сну и почти засыпая на ходу, я поставила учебник обратно на полку и легла на диван. Марсик, почувствовав диванное волнение, приоткрыл голубые глаза, полусонно посмотрел на меня, сладко потянулся и прижался ко мне.
Меня разбудила Рита. Она с шумом влетела в комнату, громко хлопнула дверью, а по пути к кухонному столу уронила табуретку. Пока она накладывала в тарелку курицу с картошкой, – успела уронить на пол тарелку, вилку и пакет с хлебом. Марсик от Ритиного шума проснулся, недовольно фыркнул в её сторону и неторопливо пошёл к двери, чтобы досмотреть свой марсианский сон в более спокойном месте. Мне пришлось встать с дивана и выпустить его в коридор. Быстро поедая жаркое, Рита весело сообщила мне, что они с Максимом и Андреем идут в парк кататься на ледяной горке. Я напомнила, что отправила её узнать у Максима, правдиво ли алиби Льва Чернобыленко. И сестра уверила меня, что Максим дал ей честное пионерское слово, что на момент убийства они со Львом играли в шахматы. Рита выскочила из-за стола, и я заставила её пообещать, что она ни на шаг не отойдет от мальчишек. Рита дала, честное пионерское, схватила розовую пушистую беретку и выскочила за дверь.
В комнате опять наступила тишина. Спать или заниматься алгеброй не хотелось. Послонявшись без толку по комнате, я решила сходить к деду Даниле, чтобы узнать, как он себя чувствует после вчерашних треволнений. Данилы дома не было. Я постучалась к Розе, но и она куда-то ушла. Вернувшись в комнату, я сделала то, чего никогда не делала, если не собиралась выйти из нашего дома на улицу. Я закрыла дверь на ключ и направилась к Ирине.
Я давно хотела поговорить с Донских и узнать у неё, что она думает об убийстве Полины Попеску. Вдруг именно она расставит всё на свои места?
Я еле слышно постучалась к Ирине. Тишина. Постучала громче. И хотя за дверью была всё та же тишина, у меня появилось неуловимое ощущение, что в помещении кто-то есть. Я уже собралась уйти, но из своей комнаты выглянула Людмила и молча поманила меня к себе. У неё было такое загадочное и плутовское выражение лица, что я невольно улыбнулась.
Людмила за руку втащила меня в комнату и осторожно, медленно прикрыла дверь, оставив узенькую полоску между дверью и косяком. Я протянула руку, чтобы плотно закрыть дверь, но Людмила легонько хлопнула меня по руке и приложила палец к губам. Затем она безмолвно, знаками, показала мне, чтобы я смотрела в эту щель. В узенький просвет была видна дверь студентов. Мы с ней молча стояли в коридоре, и я чувствовала себя полнейшей дурой. Хорошо, хоть Вовочка не застал нас за этим греховным занятием. Вова сладко спал, подложив ручонку под щёку.
Вскоре из комнаты Донских, озираясь, вышла молоденькая, незнакомая мне девушка. Она оглянулась по сторонам и на цыпочках пошла к выходу. В конце коридора девушка повернула не к парадному ходу, а к чёрному. Людмила повернулась ко мне с сияющим лицом, плотно закрыла дверь и радостно сказала:
– Видела!
– Может, она в гости к Донских приходила? – пожала плечами я.
– Какие гости? Ирина поехала к матери, а Игорь тут же привёл любовницу.
– А почему Игорь вместе с женой не поехал?
– А он мать Ирины не переваривает. Она его тоже. Арина Романовна считает, что Игорь скотина и подлец.
– Это тебе Игорь сказал?
– Нет. Сама Арина Романовна, – когда приезжала в гости к дочери.
– Люда, а ты всё время подглядываешь за ними? – спросила я.
– Ничего я не подглядываю, – обиделась Людмила. – Меня нужда заставила. В последнее время я стала замечать, что у нас чёрный ход часто открыт. Обычно я его никогда не проверяю, мы ведь редко пользуемся им, тем более зимой. Но после того, как услышала про убийства, – стала проверять все двери. Несколько раз заметила, что чёрный ход не закрыт, и стала ругать мальчишек, а они мне поклялись, что в последнее время через него не выходили. Тогда у меня мелькнула мысль: а вдруг это убийца пользуется нашей дверью? Убьёт проститутку, а потом к нам идёт. Сама подумай: если он сразу от трассы в город пойдёт, – кто-нибудь да запомнит его. А так, – он зарежет проститутку, сразу спрячется в нашем лесочке, потом заглянет к нам, отсидится и домой пойдёт. Поэтому я стала караулить, кто входит к нам через чёрный ход. И эту девушку засекла. Она, видимо, Игорю позвонит, он ей чёрный ход откроет, она к нему – шмыг, и никто её не видит.
– А зачем ей входить через чёрный ход, если можно войти в парадный? – удивилась я.
– У тебя на втором этаже наша тупиковая дорога просматривается?
– Да, от начала тупика и до дома.
– И от Розы вся дорога, как на тарелочке. И представь: ты её увидела, Роза её заметила, и скоро об этом Ирина узнает. А с другой стороны дома ничего не видно. От дома до Зоопарка сад простирается, и ветви – человека прикрывают. И живут на той стороне дома, на втором этаже, – Герасим да дед Данила, а на первом – Донских и Камышин. Они мужики и в окна не смотрят. Один в телевизор уткнётся. Другой стихи целый день кропает. Камышин вечно в дороге. Потому-то подружка Игоря не по тупику идёт, а со стороны Зоопарка. Купит билет, войдёт в Зоопарк, а потом через дыру в заборе – шмыг к чёрному ходу, и к Игорю. И никто её не видит. А заметят Данила с Герасимом, – они своего брата мужика всегда прикроют, и трепаться про её посещения не будут.
– Странная девушка у Игоря. И охота ей такие сложные зигзаги выписывать? Зоопарк – билет – чёрный ход – военная конспирация!
– Если мужика любишь, и не в такие дыры и тупики полезешь, – подвела итог Людмила. – Сама по себе знаю. Я к одному своему любовнику по три часа добиралась. Два с половиной часа на электричке до Азова, потом по просёлочной дороге к новому микрорайону – ещё полчаса. А уж после, как Штирлиц к радистке Кэт, стучусь в дверь и оглядываюсь, чтобы соседи не увидели.
– Ромео и Джульетта! – засмеялась я.
– Вот такая любовь была! Красивый мужик! И умница! И Вова в него – красавец и умница, не то, что Максим, горе моё. Отец его идиот был и сын – такая же бестолочь, – махнула рукой Людмила.
– Зря ты так, Максим нормальный мальчишка.
– Ты с ним два раза в неделю общаешься, а я каждый день. Раньше Максим был нормальный пацан, послушный, что ему скажешь, то и сделает. А сейчас с этим Андреем связался, как дурачок стал. Тот матери грубит и этот туда же.
– Люда, а ты знаешь, за что сидел в тюрьме отец Андрея?
– Конечно, знаю. Я всё знаю, обращайся ко мне, если хочешь услышать наши тупиковые секреты. Андрей Карпов, отец Андрея, хотел своего партнёра убрать с дороги. А киллер заказ взял и тут же отправился к этому же партнеру и рассказал про заказное убийство. В итоге, киллер за невыполненный заказ получил в два раза больше денег. И Андрей ему заплатил, и партнёр. Киллер подстраховался, сделал видеозапись заказа. Андрея сразу же в тюрьму посадили и там он от инфаркта умер. А ещё я от Оксаны слышала, что видеозапись могли бы в суде не принять, там какие-то спорные вопросы были и его, возможно, после суда бы выпустили. Но Андрей суда не дождался – умер от предательства, – подвела итог Малышева, а я подумала: «Может, Андрей умер от раскаяния?»
Хлебосольная Людмила пригласила меня к столу на чаепитие. Похвасталась, что Ирина Донских угостила её настоящим зелёным чаем из Испании, и она очень-очень хочет напоить меня этим прекрасным напитком. Пить испанский чай мне до ужаса не хотелось, но в интересах следствия что только не сделаешь. Тем более, я не всё ещё узнала от Людмилы, а испанское чаепитие очень к этому располагает.
Людмила налила мне в огромную надтреснутую кружку зелёный чай. А я, взглянув на прекрасный испанский напитком, содрогнулась. В этой кружке поместилось почти два стакана. Но я стоически улыбнулась и взялась за чаепитие. Людмила, женщина общительная и многословная, принялась заинтересованно рассуждать о нежданном богатстве Герасима. Я выдвинула свою версию. Может быть, Герасим неожиданно получил наследство от отца, бывшего директора завода? Но Людмила сразу же опровергла мою версию. Отец Герасима люто ненавидел свою бывшую жену Галину, и с сыном никогда не общался. Сейчас у него новая семья и новый сын. И сын этот в данное время учится в Англии. Поэтому безработный поэт Герасим после отца вряд ли что получит. Слушая Людмилу краем уха, я внимательно осматривала комнату. Сказать, что именно я искала в комнате Людмилы было трудно. Но в свете последних событий, я решила пристальнее приглядеться к своим соседям. Слова Моники, что убийца живёт в нашем доме, сидели во мне, как ржавый гвоздь. И хотя мне не хотелось верить в это, но тем не менее я пыталась выяснить кое-какие факты. Ведь, чем быстрее найдётся убийца, тем спокойнее буду спать я.
В комнате Людмилы по обыкновению было чисто, но как всегда всё разбросано. На паласе валялись Вовины игрушки. На диване – детские книжки, цветные карандаши, разрисованные и порванные Вовой листы. В кресле возвышалась гора выстиранного белья. На окне, за раскрытой жёлтой шторой, громоздилась куча вещей непонятного назначения: старинный чугунный утюг, потрёпанная книжка «Смерть Гитлера», ржавая чугунная гиря, пустая стеклянная бутылка в виде Кремля, красная жестяная банка с крупной белой надписью «соль», зелёный спущенный плавательный круг и плюшевый Мишка с оторванной головой. Одноглазая голова Мишки лежала невдалеке от туловища, на книжке «Смерть Гитлера», и печально взирала на этот грубый и жестокий мир. Мишка почему-то напомнил мне Льва Чернобыленко, и я спросила Людмилу:
– Я слышала, – Максим в шахматы с Чернобыленко играет. И как у него успехи?
– Пока никаких. Сидит весь вечер как дурак и за час всего три пешки переставит. Но может быть, что-нибудь получится. Лев ему книг шахматных надавал, теперь Максим их весь вечер изучает. Я против шахмат не возражаю. Пусть лучше в шахматы со Львом играет, чем с плохой компанией свяжется.
– Ты права. К тому же шахматы развивают ум, – согласилась я и тут же поинтересовалась: – А ты не знаешь, кто-нибудь, кроме Льва, живёт во втором подъезде?
– Он один живёт. На весь подъезд один сторож Лев и сто компьютеров, – рассмеялась Людмила.
– Странно.
– А что тут странного?
– Недавно он в нашем магазине набрал продуктов на целую футбольную команду, – пояснила я.
– А это он, наверно, нам продукты купил. Максим пошёл к нему в шахматы играть, а после игры Лев подал ему пакет и попросил отнеси мне: это, мол, гуманитарная помощь из Африки. Сначала я хотела отдать ему эти продукты назад, а потом передумала. И нам они не лишние, и ему приятно доброе дело сделать. Но ты не думай, что я просто так продукты взяла. Я Максиму носки шерстяные самовязанные дала, чтобы он их Льву передал, подарок к Новому году.
Людмила хотела налить мне ещё чаю, но я, сославшись на занятость, отказалась и вскоре её покинула.
Вернувшись к себе, я твёрдо решила в трёхсотый китайский раз, заняться алгеброй. Не давая себе расслабиться, я решительно взяла учебник, тетрадь с ручкой и села за стол. Так же решительно я открыла Алгебру, исписанную тетрадь, записала решение первой задачи и даже успела её быстро решить. Но видимо я действовала слишком уж решительно. Ручка под моим крепким нажимом сломалась в начале второй задачи, и я пошла по комнатам, чтобы занять ручку у соседей. Я обошла все квартиры, но во всем доме не было ни одного человека. Даже Людмила с Вовой куда-то успели уйти. Я вернулась в свою комнату, включила телевизор, села в кресло и сразу же попала на канал, где в документальном жанре описывалось реальное преступление, совершённое несколько лет назад. В этот момент как раз показывали как молодая девушка Мария Х. сидит у телевизора, а преступник, традиционно одетый во всё чёрное, открывает отмычкой дверь и, крадучись, подходит к девушке с острым длинным ножом… Меня обуял ужас. Я тоже сижу одна, как Маша Х. Одна-единственная в длинном, безлюдном тупике. Одна,.. а где-то рядом бродит опасный маньяк во всём чёрном. И кто же будет его следующей жертвой? Отгадайте?
В панике я соскочила с кресла, подбежала к двери и трясущимися руками закрыла её на задвижку. Хотя я часто сижу дома с открытой дверью. Впрочем, как и все в нашем доме. Здесь все доверяют друг другу.
Ужас всё больше и больше разрастался в моей душе, и у меня уже было ощущение, что я одна в глухом, дремучем лесу и на сотни вёрст вокруг меня ни одной души. Только дикие звери и маньяки-волки. Я панически оглядела комнату, выискивая тяжёлый охранный предмет. Но в «моём лесу» ни одной дубины не было. И вообще ничего, что бы пригодилось для обороны. Оглядывая комнату у шкафа с одеждой, я увидела надоевшую мне блестящую Ритину заколку, постоянно соскальзывавшую с её волос. Я подобрала её, положила на стол и вернулась к шкафу. Сейчас мне нужно было как можно быстрее исчезнуть из безлюдного дома.
По-моему, я никогда ещё так быстро не одевалась. Тем более, если я шла к Монике. И я уже представляла почти воочию, как она удивится, увидев меня у своего порога. Ведь после расставания с её братом Ильей, я почти не ходила к ней.
Я уже стояла одетая у двери, когда в неё тихо, еле слышно, постучались. Я замерла, как мышка, и затаила дыхание.
– Мария, ты дома? – раздался за дверью тихий голос Ильи.
– А почему ты говоришь так тихо? – дрожа от страха, проблеяла я.
– Тихо? Хорошо, скажу громче. Мария, ты дома? – крикнул Илья.
– Не кричи, соседи услышат, – прошипела я.
– Тебе не угодишь, то тихо говорю, то громко. Может, ты откроешь дверь и мы поговорим? – засмеялся он.
– О чём?
– У тебя сейчас мужчина?
– Нет у меня никакого мужчины, у меня сидит подруга-каратистка. Она вчера чёрный пояс по карате получила и мы празднуем.
– Марья, мы что, так и будем разговаривать через дверь?
– Да, будем разговаривать через дверь. Илья, зачем ты пришёл?
– Машенька, я решил попросить у тебя прощения. Выходи за меня замуж.
– Не выйду.
– Почему? Вспомни, Маша, ты меня любила, я тебя тоже любил и сейчас люблю. Я сколько раз проклинал себя, что повёл себя как идиот. Давай всё забудем и начнём сначала.
Я задумалась. Но не потому, что прикидывала: выходить за Илью замуж или нет, а совсем из-за другого. Передо мной стояла дилемма: открывать ему дверь или нет? Если открою, Илья подумает, что я согласна. А если не открою, – решит, что я его боюсь. Пока я раздумывала и парилась в тёплой зимней одежде, за дверью послышался громкий бас Герасима. Он поздоровался с Ильей. Я нерешительно открыла дверь в надежде, что вряд ли два ухажера сговорились меня убить.
В центре коридора стоял нарядный Илья с букетом белых кудрявых хризантем. Герасим застыл напротив него с сумкой в руках, смотрел на Илью с еле заметной насмешливой улыбкой и отчего-то не спешил заходить в свою комнату.
Под его неусыпным оком я вышла в коридор, посоветовала Илье подарить букет своей очередной подруге и, не дожидаясь его реакции, направилась к лестнице. Илья догнал меня на середине лестницы и сообщил, что букет оставил у моей двери. Я резко остановилась. Мне стало жалко хризантемы. Я ухожу надолго, и цветы скоро завянут. Жалость к цветам заставила меня вернуться. Илья шёл следом за мной.
Я поставила хризантемы в двухлитровую банку с водой, – у меня была всего одна ваза и она уже была занята розами Герасима. Закрывая дверь на ключ, я предупредила Илью, что принятие хризантем ничего не значит, и наши отношения останутся на том же уровне, что и прежде.
Мы с Ильёй шли по Космическому Тупику и он изо всех сил старался очаровать меня снова. Пока это у него плохо получалось.
Прошло столько времени, что прежняя любовь испарилась без следа. Мы расстались у светофора. Илья двинулся в сторону Северного. Я смотрела в его сутулую чёрную спину и в моей душе шевельнулась какая-то лёгкая, еле осязаемая жалость. А может быть, это было то, что осталось от прежней любви?
Илья уходил, и я направилась в другую сторону, к остановке. Во время разговора с Ильёй я узнала, что Моника куда-то ушла, и решила, чтобы не терять времени зря, сходить в кардиоцентр, где работала убитая Полина Попеску. Вдруг мне повезёт и я узнаю то, что поможет мне понять, кто убийца?
* * *
Благодаря Людмиле я чётко знала, куда мне идти. В кардиоцентре не раз лежала моя бабушка, и я наизусть выучила эту дальнюю дорогу. С той поры, когда я была в клинике в последний раз, она очень изменилась и – в лучшую сторону. Вокруг больницы построили ажурный чугунный забор, во дворе посадили сосны и ёлочки, из-под снега торчала незамысловатая чаша фонтана, а выкрашенный фасад здания светился нежной лазурной зеленью.
В новом, белоснежном вестибюле я взяла у гардеробщицы белый халат, купила голубые полиэтиленовые бахилы и уверенно пошла к лифту, ещё не зная каким образом я пройду внутрь. Охранник, молоденький белобрысый паренек, дремал, развалившись в кресле, и я тихо проскользнула мимо него в кардиологическое отделение.
В отделении я не стала обращаться к врачам и медсёстрам. Посчитала, что представляться следователем, заявившимся во второй раз за сведениями о Полине Попеску, бессмысленная затея. Вряд ли кто поверит в эту сказку и меня тут же выпроводят на улицу. Более реально выяснить что-либо, это поговорить с какой-нибудь бабулей санитаркой. Скорей всего, именно она, тихая и незаметная, больше всех осведомленна о внутренней жизни отделения. Ведь знать всё и обо всех – святое занятие всех бабуль мира. Или почти всех, за редким исключением. Когда уже нет своей личной жизни, то чужая становится во сто крат интересней.
Я шла по новому коридору и размышляла, где мне искать санитарку? Медсестра, сидевшая на посту, перебирала какие-то бумаги и моё появление не вызвало у неё никакого интереса. Посетители – триста дней в году, бродят по коридору.
Санитарку я нашла в туалете, отделанном белым кафелем. Полная, рыхлая женщина лет пятидесяти набирала под краном воду в ведро и тихо, недовольно ворчала на больных сердечных «свинюшек». Я достала из кошелька сотню и сунула ворчунье. Санитарка поставила полное ведро на светлый кафельный пол, положила в широкий карман сотню и с фальшивой улыбкой, сказала:
– Это вы за кого даете? За Шульгину?
– Я знакомая Полины Попеску.
– Так её же убили, – переменившись в лице, сказала женщина.
– Я знаю, но мне очень нужно узнать, с кем она дружила в отделении?
– Ни с кем она не дружила. Попеску была тихая, молчаливая и работала она совсем немного.
– А студент Игорь Донских у вас в отделении работал?
– Донских? Никогда не слышала.
Я опять достала купюру и задумчиво посмотрела на жёлтую бумажку.
– Подождите, – всполошилась санитарка, – я сейчас к медсестре Сорокиной сбегаю. Она, как настоящая сорока, всё знает и видит.
Санитарка улетела искать сороку, а я прислонилась к холодной стене. Скоро женщина вернулась и сообщила, что студент Донских действительно у них недавно подрабатывал и успел закрутить роман с медсестрой Петровой Мариной. Марина не знала, что он женат, и когда к Донских пришла по каким-то делам жена и стала разыскать его по отделению, Петрову чуть не хватил инфаркт. Я поинтересовалась, зачем приходила Ирина Донских, и женщина словоохотливо уточнила, что скорей всего жена студента о романе своего мужа с Петровой не знала, потому что она поговорила пять минут с мужем и тут же удалилась. Тихо пришла и тихо исчезла, никакого скандала. Но Сорокина слышала краем уха, что Петрова Марина беременна от Донских. Марина попросила Попеску, проживавшую на краю Северного микрорайона, сходить к студенту и сообщить о своей беременности. Видимо, Попеску на свое горе согласилась, и пошла ночью в какой-то бандитский Космический переулок.
Вторая сотня исчезла в широком кармане санитарки. Я поблагодарила женщину и пошла к выходу.
На улице уже начинало темнеть и я мчалась по нашему тупику, словно за мной гнался серый волк. Волк, конечно, за мной не гнался. Но кто его знает, а вдруг он сейчас выпрыгнет из кустов? Космический переулок как всегда был пустынный, и что-то мне уже перестал нравиться наш тупик. Большую часть дороги я бежала, оглядываясь назад, поэтому, лишь подходя к дому, увидела за деревьями на обочине тупиковой дороги вишнёвую «Феррари» нашего директора Ивана Иванова. От удивления я остановилась и опасливо посмотрела на автомобиль. К кому приехал Иванов? К студентам медикам? К Герасиму? К Оксане? А может, к Розе, чтобы она составила ему астрологический прогноз – как повлияет экономический кризис на его продуктовый бизнес? От этого сказочного предположения я тихо засмеялась и пошла, задрав нос. Как будто я в упор не вижу эту вишнёвую уродину.
Иванов вышел из машины и направился в мою сторону. Значит, он приехал ко мне! Зачем? Может, чтобы сообщить, что я уволена? Неужели я ему так надоела, что он не мог дождаться рабочего дня? Впрочем, мне же лучше, не надо напрасно тащиться завтра в «Дешёвый продукт», чтобы в начале рабочего дня узнать, что я уволена.
Но я ошиблась. Иванов приехал не за этим. Он догнал меня и с галантной улыбкой пригласил в японский ресторан. Я немного (три секунды) подумала и согласилась. Во-первых, я уже сто лет не была в японском ресторане (да и в русском ресторане не была лет двести). Во-вторых, надо налаживать дружеские отношения с начальством. В-третьих… Что в-третьих я так и не придумала, но сразу же предупредила «джентельмена» Иванова, что после ресторана он сразу же отвезёт меня домой. Пусть не думает, что я за кусочек суши отправлюсь с ним на край земли. Я забежала домой, надела своё самое лучшее чёрное платье, нарисовала лицо, взглянула в зеркало и осталась довольна собственными усилиями. Будет ли доволен Иванов меня мало волновало.
Иванушка привёз меня в ресторан «Сакура», расположенный в центре города на тихой, старинной улочке в дореволюционном, недавно отреставрированном особняке. Стены ресторана были расписаны цветущими вишнями; среди розовых ветвей вишни чернели японские гравюры; под потолком курился белый ароматный дым (неужели это дым горы Фудзиямы?); официантки, одетые в вишневое кимоно, были само японское терпение и смирение, но с русскими задумчивыми лицами.
В суши-баре я была не раз, поэтому тоном знатока заказала роллы с морским гребешком, вассаби, непонятно с чем, и японский вишнёвый чай. Цена для меня имела большое значение и я постаралась выбрать в меню наиболее дешёвые блюда. Недаром же я работаю в «Дешёвом продукте».
Японо-руский ужин прошёл безупречно. Директор Иванушка Иванов за ужином изменился до неузнаваемости. Куда делись его заносчивость и дурацкий деспотизм. Как будто он искупался в чане с кипящим молоком и всё чёрное в нём побелело и обмякло. Иванов был само совершенство. Он ласково улыбался мне, рассказывал об учёбе в Англии и даже изредка смеялся. Я по ходу действия вставляла в его речь вежливые фразы, ела все эти японские сырые заморочки и усиленно соображала, что Иванову от меня нужно? У меня даже и в мыслях не было, что директор неожиданно воспылал ко мне страстью. Конечно, ему что-то от меня надо, но что? Денег у меня нет и в ближайшем тысячелетии не предвидится. Наследство от тётушки-миллионерши мне не светит за отсутствием этой самой тётушки. И никакие государственно-продуктовые секреты мне не известны. Но, несмотря на все мои тревожные размышления, я продолжала по-японски улыбаться Иванову. Иванов улыбался в ответ, и в какой-то момент мне стало смешно и одновременно – грустно. Мы были как две улыбающиеся японские маски, за которыми кроются неизвестные ухмылки. Хотя Иванов, наверное, уверен, что я растаяла от его японского предложения и уже влюблена в него по уши. Пусть тешит себя напрасными иллюзиями. Дурачок!
Ужин закончился. После ресторана, уже в машине, Иванов всё-таки попытался заманить меня в своё логово, предложив настоящий индийский чай, привезённый из Калькутты, но я вежливо отказалась. Сегодня я уже была сыта международным чаепитием: розовым – Розы, испанским – Людмилы и японским – Иванова.
За окном в мрачном вечернем сумраке мелькали торопливые прохожие, залитые светом витрины магазинов, праздничная новогодняя иллюминация, ёлки, сверкающие разноцветными огоньками. В салоне было тепло и уютно, пахло дорогим одеколоном, и вроде бы надо было наслаждаться приятным времяпрепровождением. Но меня продолжал мучить вопрос: чем вызван этот неожиданный интерес ко мне? Но я думаю, что эту загадку я рано или поздно (если, конечно, останусь жива) разгадаю.
Я поднялась по лестнице на второй этаж. У моей двери сидела Рита. Она была уже в другой одежде: в джинсах и жёлто-лимонной водолазке. Я возмущенно сказала:
– Рита, я же просила тебя не отходить от пацанов ни на минуту. Убийца, шутить не любит. Когда вы все вместе, то я за тебя спокойна.
– А я от них ни на минуту не отходила, – голосом пай-девочки сказала Рита.
– Опять лукавишь. Всё твое враньё всегда вылезает наружу. Я же вижу, что ты переоделась. Сомневаюсь, что мальчишки потащились за тобой на другой конец города, чтобы ты переоделась.
– Я не виновата, что они меня бросили. Мы катались, катались на горке, потом Андрей смылся к своей Кристине, а Максим пошёл в книжный магазин искать какую-то шахматную книгу. Ключа от твоей комнаты у меня нет и я решила съездить домой.
Я открыла дверь, включила свет и остолбенела. На моём диване спал неизвестно откуда появившийся Марсик. Я точно помнила: когда уходила в ресторан, – он был на нашей лестничной площадке. И сейчас как наяву вижу: чёрный кот неспешно входит в полуоткрытую дверь кладовки. Но и на этом моё удивление не закончилось. Из комнаты исчезли хризантемы Ильи, пропала блестящая заколка Риты, а на столе лежала новая записка, опять составленная из вырезанных букв: «Моменто мори», что в переводе с латинского означает: помни о смерти. Сестра подошла к столу и несколько раз вслух прочитала записку. То, что напрочь испортило мне настроение, вызвало настоящий восторг у сестры.
– Как интересно! – обрадовалась она. – Настоящий детектив: закрытая комната и страшная, загадочная записка от убийцы.
Я оставила Риту в комнате, сказала, чтобы она закрылась на задвижку, не выходила за порог и никого не впускала в комнату, пока я не приду. А я отправилась к Герасиму. Пропажа хризантем сразу же натолкнула меня на мысль: кто побывал в комнате.
Я вошла в комнату Герасима, и старая дверь заскрипела, как несмазанное колесо. Особенно она противно скрипела, когда я закрывала её за собой. Несмотря на скрипение, Герасим продолжил своё занятие. Он сидел за новым жидкокристаллическим компьютером. Насколько я помню, раньше поэт пользовался общими тетрадями. Они и сейчас высокой разноцветной стопой высятся в его книжном шкафу. Герасим продолжал увлечённо работать. Я тихо подошла к нему и с любопытством заглянула в экран. Ничего интересного, опять стихи, и я успела прочитать первое четверостишие:
«Укройте вьюгой Вашу шею нежную,
Накиньте шубу с зимнего плеча.
Подайте, дева, Вашу руку снежную.
Моя рука… она так горяча…»
– Герасим, по какому праву ты входишь в мою комнату, когда меня нет дома? – стоя за его спиной, спросила я.
Герасим вздрогнул и повернулся ко мне.
– О чём ты говоришь?
– Хочешь сказать, что хризантемы из моей комнаты взяла Роза?
– Какие хризантемы?
– Хватит придуриваться. Ты прекрасно видел, как Илья подарил мне хризантемы. Я сейчас пришла домой, твои розы стоят, хризантемы исчезли, а единственный ключ от моей комнаты у меня в кармане.
– Марья, я не заходил в твою комнату. И зачем мне твои хризантемы? Я ещё с ума не сошёл, чтобы воровать цветы.
Герасим повернулся к монитору, щёлкнул мышкой, закрыл виртуальную папку, резко встал и прошёл к стенке. Он достал из шкафа букет белых роз и протянул мне. Я демонстративно убрала руки за спину.
– Мария, это тебе! А про хризантемы забудь, мне на них наплевать. Всё равно ты с ним никогда не будешь вместе.
– Почему? Ты его совсем не знаешь, – возмутилась я.
– А ты знаешь? – спросил Герасим.
– Да знаю!
– И ты думаешь, он изменился?
– Не знаю…
– Знаю – не знаю. Если он такой чудесный, почему же ты с ним рассталась?
– А откуда ты знаешь, что мы с ним расстались?
– Мне Моника рассказала. Я же и Монику, и Илью давно знаю. Мы с ним вместе в спортивный клуб ходили и на ринге не раз встречались. Только он через полгода бросил, а я ещё много лет занимался боксом. Хотел чемпионом стать и из этого проклятого тупика выбраться.
– Почему ты так ненавидишь тупик?
– Долгая история. Но если коротко, то в детстве я вылетел из царских хором и приземлился в Космическом Тупике. Может, поэтому я и ненавижу это общежитие и этот тупик… Марья, возьми розы, а то я стою с ними, как дурак.
– Извини, но розы я не возьму. Подари их Даше или ещё кому-нибудь. Не хочу тебя обнадёживать.
– Тогда я их выброшу в окно.
Я продолжала упорствовать. Герасим подошёл к окну, открыл его настежь и вытянул руку с букетом наружу. Ледяной зимний воздух пронёсся по комнате и я поёжилась. Розы, по-моему, тоже.
Герасим с улыбкой посмотрел на меня и сказал:
– Сейчас их выброшу. Марья, я же знаю, что ты будешь переживать, если прекрасные живые цветы будут замерзать в холодном, зимнем сугробе.
– Давай букет, чёрт с тобой. Ты прав, мне будет их жаль. Но это ничего не значит. Забудь обо мне.
Он закрыл окно и с улыбкой приблизился. Я взяла розы и мельком посмотрела на белоснежные лепестки. Не замерзли ли они. В этот момент поэт неожиданно обнял меня так, что я не могла пошевелиться, и впился в мои губы. Я попыталась вырваться, но это было всё равно, что вырваться из железных тисков. Мы целовались – Герасим с большим удовольствием, я без удовольствия. Хотя, как сказать…
Через минуту или две, или три, а может, и четыре,.. я услышала скрипение двери, почувствовала лёгкое дуновение ветерка и услышала елейный голос поэтессы Даши Кулаковой:
– Я вам не помешала, голубки? Розочки только не помните.
Герасим оторвался от моих губ и посмотрел на меня ошалелыми глазами. Я, красная и злая, выскочила из комнаты и пошла к себе.
Рита, увидев меня с розами, бросила книгу и заплакала:
– Опять тебе цветы! Когда же мне подарят? Почему я такая некрасивая? Почему меня никто не любит?
– Дарю букет самой прекрасной Маргаритке! – сказала я, щедро протягивая ей цветы.
– Нет, так не интересно. Я хочу, чтобы мне их подарил какой-нибудь мальчик.
– Подожди, и тебе подарят, – успокоила я сестру.
– Всё жди и жди, надоело ждать. Когда же я стану взрослой? Когда же, когда? Папа вечно ругает, ты тоже, в школе ругают, вот стану взрослой, и никто меня не будет ругать!
– Веди себя хорошо, и никто не будет ругать, – посоветовала я.
– Папа всё равно найдёт, за что ругать. Я стараюсь, стараюсь, а он всё равно недоволен. С мамой было лучше.
Я поставила розы в двухлитровую банку и немного полюбовалась цветами. Красные и белые розы прекрасно смотрелись вместе, и я задумалась. Интересно, а с какими розами, белыми или красными, сравнивает меня Герасим? И почему он дарит мне именно розы? Розы колючие. А Илья мне подарил хризантемы. Что лучше, розы или хризантемы…
Скоро я вспомнила о поступлении в институт и взяла алгебру. Сейчас мне хотелось алгебраически отвлечься и не думать о страшном «Моменто мори». Но алгебра опять витала где-то в облаках, только не в романтических, а в детективных. Кто входил в мою комнату? Если раньше я была уверена, что это Герасим, то теперь уже в этом сомневалась. И пропажа дешёвой Ритиной заколки, и записка из вырезанных букв выглядели как-то нелепо и по-детски.
Через некоторое время я закрыла алгебру и пошла на улицу к нашему мусорному контейнеру. Как раз сегодня утром по графику мусорная машина должна была освободить контейнер, и сейчас он скорее всего пуст. Тот, кто взял мои цветы, должен был их куда-то выбросить. Дома их не поставишь, а прятать их в шифоньер или в диван – глупо. Я подошла к контейнеру и заглянула. Он был совершенно пуст. Ни одного мусорного пакета, ни лепестка от хризантем. Остаётся два варианта. Первый: хризантемы лежат в каком-нибудь сугробе. Второй вариант: тот, кто проник в мою комнату, не живёт в нашем доме, и унёс хризантемы с собой. Иначе, зачем было их воровать? Я решила ещё раз рассмотреть листки с вырезанными буквами. Опустила руку в карман, но все мои улики исчезли. И молитва Дездемоны, и «моменто мори». В кармане лежала только одна подсолнечная семечка, оставшаяся от прежних времён. Увы, не имеющая к расследованию никакого отношения. Но даже, если бы эта семечка осталась от воришки, то я всё равно по этой «улике» не нашла бы его.
Мне уже надоело стоять у мусорного контейнера с умным и загадочным видом. К тому же, я выскочила на улицу налегке, и зимний ветерок уже подмораживал и мои голые ноги, и «дефективные» мозги. На обратном пути меня опять заинтересовало окно Льва Чернобыленко. На этот раз мне повезло. Штора была закрыта неплотно и я увидела как Лев и Максим играли в шахматы. А если сказать более точно, они не играли, а замерли в позе жрецов над шахматной доской. Стол стоял недалеко от окна и я успела рассмотреть, что шахматы Льва выточены из слоновой кости, а чёрно-жёлтая доска по бокам покрыта золоченой ажурной вязью. Я вспомнила, что Лев был легионером в Африке и, видимо, оттуда он и привёз шахматы. Интересно, а с кем Лев играл в шахматы раньше? До Максима? Сам с собой?
На первом этаже я встретила Вову. Вовочка носился по коридору с красной дудочкой и громко, пронзительно свистел. Я подозвала малыша и попросила обойти всех соседей и найти мне блестящую Ритину заколку. За это я пообещала ему килограмм шоколадных конфет, и малыш, бросив дудочку, побежал к студентам-медикам. Из-за их двери доносился смутный гул очередной ссоры. Видимо, Ирина уже вернулась домой. На моё удивление, несмотря на ссору, Вову впустили в комнату. Но как только мальчик вошёл, оттуда вылетел злой, красный Игорь. На ходу застёгивая куртку, он молча пробежал мимо меня и громко хлопнул входной дверью. Я подождала, не выйдет ли Вова, но он остался у Ирины, и я спокойно вздохнула. Вова, вот кто будет моим доктором Ватсоном. Ангельский хулиган Вовочка – любимец всех жильцов. Он целыми днями ходит по гостям, и если уж Вова не найдёт в доме заколку, значит её здесь нет.
Я поднялась на второй этаж. Герасим смазывал свою скрипящую дверь, а Даша высилась рядом с ним и печально наблюдала за его действиями. Я сделала вид, что их не вижу. Они тоже.
Алгебра полетела на полку. Я включила телевизор. По второму каналу опять повторяли детектив, где леди Скотт столкнули с лестницы, и я переключила канал. В последнее время мне разонравились детективы. По «Культуре» шёл документальный фильм о Японии. Показывали весенний парк, пруд, ажурные мостики и беседки, камни на лужайках, цветущие вишни, и я вспомнила о «Сакуре». Интересно, зачем Иванов пригласил меня в ресторан?
Рита заворчала, что телевизор мешает ей читать, бросила книгу на диван и пошла в гости к Андрею. Я закрыла за ней дверь, снова села в кресло и неожиданно очутилась в полной темноте.
Погас свет. Как назло, фонарь за окном именно сегодня не горел, и в комнате стояла кромешная тьма. Вытянув вперед руки, я подошла к двери и чуть-чуть приоткрыла её. В коридоре было темно, как в бездне, и я быстро закрыла дверь на ключ. В том, что погас свет, ничего удивительного не было. Он у нас гаснет два-три раза в месяц. В этом старом доме давно уже пора всё заменить, но ЖЭК каждый раз откладывает ремонт на неопределенное время. Наверное, в ЖЭКе ждут, когда дом развалится и не надо будет его ремонтировать. Но ждут они напрасно. Дом крепкий, дореволюционной постройки, и спокойно простоит до третьего тысячелетия. Но возможно, уже без электричества.
Электрощит почему-то находился не на первом, а на нашем этаже, около кладовки. Обычно от перенапряжения вырубался автомат и любой из нас мог его включить заново. Но сегодня у меня не было желания брести к щиту в полной темноте. В нашем доме полно мужчин, пусть они занимаются электричеством. Хотя, обычно это у нас делает дед Данила, бывший электрик завода.
Я не стала искать свечку, а осталась у двери. Если кто-то попытается в темноте проникнуть в мою комнату, то я закрою дверь своим телом. К тому же, пока я её держу, успею позвать кого-нибудь на помощь. Но пока никто в мою комнату не пытался проникнуть. В коридоре раздался скрип половиц и следом, со стороны лестницы, послышался сильный грохот, как будто вниз упало что-то тяжёлое. Через какое-то время свет включился, и я выглянула в коридор.
Я увидела Герасима. Он закрыл электрощит и пошёл вниз. Грохот заинтересовал меня и я вышла на лестничную площадку.
Внизу лестницы, лицом вниз, лежал дед Данила. Рядом стояли Герасим и Роза. Роза наклонилась над стариком, позвала его по имени, но Данила молчал, и она взяла его за запястье, чтобы проверить пульс. Через минуту она опустила белую неподвижную руку Данилы, и покачала головой. Он был мёртв.
– Как это случилось? – спросила я, оставаясь наверху лестницы.
– Никто не знает, – пожала плечами Роза. – Я только вышла от Людмилы, шаг шагнула и свет погас. Остановилась в коридоре и стою. Куда идти в потемках – все ноги переломаешь. Потом слышу грохот, как будто что-то упало. Как только свет загорелся, я сразу к лестнице, а тут Данила лежит.
– Наверно, пошёл к щиту и в темноте оступился, – предположил хмурый Герасим. – Я, как шум услышал, сразу понял: кто-то с лестницы упал. Схватил фонарик и пошёл к электрощиту.
– Может, он ещё жив? – прошептала я.
– Пойду, «Скорую помощь» вызову, – сказал Герасим и потопал в свою комнату.
Скоро ко мне подошла Даша Кулакова. Она остановилась рядом, театрально облокотилась о перила и с любопытством посмотрела вниз.
Пока я наблюдала за Дашей, внизу лестницы уже собрались все жильцы дома, в том числе наш постоянный гость, любовник Оксаны, пьяненький Миша Тухачевский. Здесь не было только Игоря Донских и дальнобойщика Камышина. Даже шахматист Максим с безмятежным и отсутствующим видом стоял около матери. Рита тихо плакала. Андрей, задрав голову вверх, с интересом разглядывал мужеподобную поэтессу Дашу. А Даша в ответ строила ему глазки. Получалось у неё это нелепо и смешно. Ничего не понимающий Вова весело и бестолково крутился под ногами, и Людмила велела Максиму увести брата домой. Тот с видимым удовольствием увёл Вову. Ирина явилась позже всех, проверила пульс у деда Данилы и равнодушно сообщила, что «Скорая помощь» уже не поможет. Я дошла до середины лестницы и остановилась.
Сверху спустился Герасим, перешагнул через тело Данилы, остановился у выхода и сообщил, что «Скорую» он уже вызвал, а сейчас идёт встречать машину у светофора. Иначе, «Скорая помощь» будет долго искать наш Космический Тупик.
После ухода Герасима все стали расходиться. Оксана пожаловалась на высокое давление и попросила Ирину зайти к ней на минутку. Миша Тухачевский пьяно махнул рукой и направился следом. Андрей и Рита, взявшись за руки, пошли к Максиму. Заплаканная Людмила, извинившись, ушла к детям, и мы с Розой остались вдвоём.
Между нами лежал мёртвый дед Данила. Роза хотела подняться ко мне, сделала шаг, но посмотрела на покойника и не смогла перешагнуть через него. Я тоже отказалась от желания спуститься вниз. Так мы и стояли. Роза – внизу лестницы, я – на середине. Мёртвая тишина угнетала нас, и мы принялись обсуждать нелепую смерть Данилы. Вскоре разговор замолк, но через несколько минут Роза, оглянувшись назад, еле слышно прошептала, чтобы я обязательно зашла к ней вечером. Она подозревает, что Данилу столкнули с лестницы.
С улицы вошли Герасим и Моника, вслед за ними – пожилой врач и молоденькая, кареглазая медсестра. Данилу увезли, и мы пошли наверх.
По дороге Моника рассказала, что встретила Герасима у светофора, и они вместе доехали на машине «Скорой помощи» до нашего дома. Я отчитала подругу за то, что она так поздно пошла ко мне. В ответ Моника принялась ругать Илью. Брат обещал отвезти её ко мне на своей машине. Она весь вечер ждала, но напрасно. Недавно Илья позвонил и сказал, что машина сломалась на трассе, и он ловит попутку, чтобы дотащить машину до гаража. Моника психанула и, недолго думая, пошла ко мне. По дороге она решила, что остановится у светофора и позвонит по телефону Герасиму или деду Даниле, чтобы они встретили её. Но у светофора выяснилось, что телефон она забыла дома на столе. Пока она раздумывала, идти или не идти дальше, к светофору подошёл Герасим. Он и сообщил ей, о смерти деда Данилы.
Я слушала Монику, а сама всё думала о словах Розы. Мы дошли до моей комнаты, и я сказала подруге, что мне надо срочно сходить к Розе. Моника хотела пойти со мной, но я попросила её посидеть в комнате и посмотреть телевизор. У нас с Розой секретный разговор. Моника, ревновавшая меня ко всем моим знакомым, обиделась. Но мне некогда было её утешать.
Заплаканная Роза пригласила меня за стол. На стуле спал Марсик и она согнала его на пол. Кот недовольно мяукнул и перебрался спать на звёздную карту, разложенную на кресле.
На столе стояла бутылка армянского коньяка, которую Роза, по-моему, никак не может выпить уже три месяца. Соседка предложила мне помянуть Данилу и я согласилась. На душе было муторно и тяжело.
Мы выпили за помин души деда Данилы, закусили сырым «космическим» ужином, и Роза, близко придвинувшись ко мне, прошептала:
– Маша, мне кажется, – Данилу кто-то столкнул с лестницы.
– Ты это видела?
– Нет, ничего не видела, да и что увидишь в этой тьме. Но я расскажу про свои ощущения. Я вышла от Людмилы, сделала два шага, и погас свет. Я остановилась. Через некоторое время послышался грохот, а потом как будто кто-то пробежал по лестнице. Тихо, на цыпочках, но быстро. Затем мимо меня пролетел холодный могильный ветерок. Сначала я думала, что кто-то упал внизу лестницы, поднялся и побежал к себе в комнату. И ветерок этот вырвался из открытой двери. А когда включился свет, и я увидела Данилу, то сразу поняла: кто-то столкнул его с лестницы и убежал.
– Роза, срочно звони своему знакомому следователю и пусть он по горячим следам ищет убийцу, – вскинулась я.
– Не могу, – возразила Роза и, печально глядя на меня, вздохнула.
– Почему? – удивилась я.
– Во-первых, я могла ошибиться, вдруг мне это показалось. Я же ничего не видела, только чувствовала некое движение. Что-то такое почти нереальное, лёгкий поток холодного затхлого, какого-то могильного воздуха. А вдруг это инопланетная субстанция? Я даже шагов не слышала, просто интуитивное ощущение, что кто-то пробежал по лестнице, но – после того, как Данила упал. Во-вторых, если я свои подозрения сообщу следователю, то первый, кого он будет подозревать – это ты.
– Я???
Роза махнула рукой, встала из-за стола, достала из шкафа коробку с документами, перебрала в ней бумаги и положила передо мной листок. Я, недоумевая, взяла его и прочитала. Это было завещание деда Данилы. Свою комнату он завещал мне. Документ был оформлен по всем правилам и заверен нотариусом. Я отложила завещание в сторону и удивлённо спросила:
– А почему он завещал комнату именно мне? Вы все здесь живёте намного дольше, чем я.
– Не знаю. Я не стала спрашивать. Мне-то какое дело, это его комната. Может быть, он чувствовал к тебе отеческую привязанность. У Данилы ведь был сын, но он рано умер. В восемнадцать лет. Тебе тоже восемнадцать.
– А почему он завещание отдал тебе?
– Я тоже удивилась, но Данила сказал, что стал сильно болеть и боится, что умрёт, а завещание украдут, и ты никогда не узнаешь, что он оставил тебе комнату. А нотариус, у которого он оформлял завещание, чем-то ему не понравился. Сама знаешь, иногда у стариков бывают странные причуды, взбредёт им что-то в голову, и уже ничего им не докажешь. В общем, два дня назад он отдал мне это завещание, деньги на свои похороны, – я тебе их сейчас отдам, – и попросил, когда придёт время, отдать завещание и деньги тебе. Мы с ним выпили по рюмочке армянского коньяка, и он ушёл. А я, после его ухода, сразу подумала: не жилец он. Его уже небо зовёт, и он это чувствует.
– А может, никто деда Данилу не сталкивал с лестницы, и он сам упал? Например, остановилось сердце, и он упал с лестницы.
– Может быть, – неуверенно сказала Роза.
– Хотя, если ты что-то почувствовала, значит так оно и есть, – задумчиво сказала я, и заинтересованно продолжила. – А тот, кто пробежал по лестнице, – вниз бежал или вверх?
– Трудно сказать, но мне кажется, что сверху вниз, на первый этаж. А может, и наоборот. Но сказать, в какую именно комнату он вбежал, я не могу. Вокруг была темнота и тишина. Только помню лёгкое холодное дуновение, как будто могильный ветерок по моим ногам пробежал. А может даже, это был космический ветерок.
– И ни одна половица не скрипнула? Странно! У нас в коридоре половицы всегда скрипят, и внизу тоже.
– Это, если идти по середине коридора, а ближе к стене половицы не скрипят. Я сама иногда по краю коридора хожу. Ненавижу скрипение.
– Значит, что получается: Данила как обычно пошёл к щиту включить автомат, но этот неизвестный столкнул его и сбежал вниз, на первый этаж. Кто на тот момент был на первом этаже? Оксана, Миша Тухачевский, Людмила, Ирина. Поэтому, можно спокойно вычислить, кто из них убийца. Этот человек должен был выйти из комнаты обязательно перед тем, как в доме погас свет. Он поднялся наверх, вырубил автомат, дождался Данилу, столкнул его и вернулся в комнату. Сейчас я схожу вниз и выясню, кто вышел из комнаты до того, как погас свет, а когда свет включился, он уже был в комнате. И ещё: я проверю, из какой комнаты, когда открываешь дверь, идёт лёгкий холодный поток, похожий на запах сырой земли.
Я вскочила из-за стола, чтобы бежать вниз, но Роза схватила меня за руку.
– Подожди, пойдём вместе, а то ты наломаешь дров. Ничего не выяснишь, и себя подставишь. Потом ещё и тебя, как Данилу, столкнут с лестницы. Будем вести себя конспиративно.
– Ты думаешь, – это всё из-за комнаты Данилы?
– Не знаю. Но из-за чего ещё могли убить старого, безобидного человека. Из-за его Библии?
– А кому бы перешла комната Данилы, если бы он не оставил завещание мне?
– Любому из нашего дома. Дело в том, что у каждого из нас, если нам не хватает положенных квадратов, есть возможность занять пустующую комнату. Но только пустующую.
– Значит, выморочную.
– Какую? Рюмочную?
– Выморочную. Это квартира умершего, не имеющего наследников. Обычно она отходит государству, – пояснила я.
– А в нашем доме она отходит жильцам. Мы сейчас сообщим всем, что эта комната теперь твоя. И тот, кто тебя попросит её продать или откровенно расстроится, что она досталась тебе – и есть убийца.
– А если следом за Данилой убьют и меня, чтобы вселиться в эту комнату?
– А мы скажем, что ты уже написала завещание в пользу женского монастыря Рождества Святой Богородицы Марии.
– Зачем монашкам комната в нашем доме?
– Монашкам она не нужна. А нам монашки нужны, для конспирации. Идём, – решительно сказала Роза, а я напомнила, чтобы она не забыла, когда нам будут открывать двери, искать странный поток воздуха. Тот самый «космический» ветерок.
Мы с Розой пошли на первый этаж проводить расследование. На лестничной площадке второго этажа мы остановились. Из-за полуоткрытой двери кладовки послышались голоса, и я заглянула туда. В полутёмном помещении, на старой ободранной лавке сидели Андрей и Рита. Максим сидел спиной ко мне на старом погнутом цинковом ведре и монотонно раскачивался. Марсик уже был тут, и спал на коленях у Риты. Он, конечно же, как всякий марсианский наблюдатель, не мог пропустить очередное земное собрание. И я, вздохнув, подумала, что, наверное, только кот и не заметил исчезновения добрейшего деда Данилы. Рита, увидев меня в проёме двери, вздрогнула. От страха ей показалось, что в кладовку пытается заглянуть мёртвый дед Данила.
Я вызвала сестру на лестничную площадку, закрыла плотно дверь кладовки и тихо поинтересовалась, где они все были, когда выключился свет. Рита рассказала, что они все трое сидели в подвале. Мальчишки курили, а она выпытывала у них разные секреты. На мой вопрос: выходил ли кто-нибудь из них в подъезд до отключения света или после, в темноте, Рита уверенно заявила, что никто не выходил. Они сидели в подвале и до отключения света, и после. В этом она уверена, потому что, когда в подвале погас свет, Андрей и Максим принялись, пугая её, тихо, как привидения, завывать, а Рита плакала. А самое главное, мальчики никак не могли пройти мимо неё. Она сидела у самого входа на узкой лестнице, которая спускается в подвал, и любому, кто хотел бы выйти из подвала, тем более в темноте, пришлось бы натолкнуться на неё.
Выслушав её рассказ, мы с Розой переглянулись и пошли дальше, выяснять кто убийца Данилы.
Комната Оксаны была первой от входа, и мы начали с неё. Дверь открыла взъерошенная, полураздетая хозяйка, и нас чуть не свалил с ног крепкий пивной дух, вырвавшийся из комнаты. Новицкая, не спрашивая, зачем мы пришли, тут же усадила нас за стол, чтобы мы помянули деда Данилу. Мы с Розой не отказались, для конспирации. На столе стояло несколько пустых пивных бутылок, полупустая – водки и закуска. Миша Тухачевский, похрапывая, спал на диване. Мы помянули Данилу, и слово за слово выяснили, что Оксана и Миша отключение света не заметили, так как оба лежали на диване, и в комнате свет не горел. Погасила его Оксана. Она не любит заниматься любовью при свете.
Роза рассказала Новицкой о завещании Данилы, и пьяная Оксана принялась упрашивать меня продать ей комнату Данилы. Она уже придумала комбинацию, как соединить две комнаты с разных этажей. В виду того, что комнаты Данилы и Герасима рядом, Герасима она переселит вниз, в свою комнату, а взамен получит две комнаты рядом, для себя и Андрея.
Я туманно пробормотала, что подумаю над её предложением, а Роза совсем ни к месту сообщила Оксане, что я уже давно написала завещание, по которому всё моё имущество отходит женскому монастырю Святой Богородицы Марии. Услышав про женский монастырь, пьяная Оксана принялась дико хохотать. От её громкого смеха проснулся Миша. Он встал с дивана, подтянул повыше полосатые зелёно-жёлтые трусы и полез к Оксане обниматься. Мы с Розой быстро ретировались из этого тупикового любовного гнёздышка. В коридоре я поинтересовалась у Розы, почему Миша не женится на Оксане, и Роза прошептала мне, что Миша женат, у него трое детей, и разводиться с женой он не собирается. Хотя Оксану он очень любит и ревнует, как настоящий Отелло.
Следующая комната принадлежала студентке Ирине. Идти к ней нам вроде бы не было смысла. Во время смерти Данилы, Ирина была одна и могла спокойно, без всяких свидетелей, выйти и вернуться в комнату. Но на всякий случай мы с Розой зашли и к ней.
Ирина, как будто ожидая нас, тут же открыла дверь, и на нас подул холодный поток воздуха, пропитанный одуряющим ароматом мази Вишневского.
Донских радушно пригласила нас к себе, но, несмотря на её радушие и гостеприимство, чувствовалось, что она взвинчена до предела. Видимо, недавний скандал с Игорем ещё в ней не остыл, и она то и дело поглядывала на часы. Время приближалось к двенадцати ночи, а муж так и не вернулся. На указательном пальце Ирины белел бинт, и сквозь ткань просачивалось коричневое пятно мази. Роза пристально взглянула на забинтованный палец, и студентка пояснила, что вчера в институте поранила палец о перила лестницы. Сегодня рана загноилась и пришлось наложить мазь.
Мы обсудили смерть Данилы. Ирина высказал предположение, что у семидесятилетнего старика случилась остановка сердца, и вследствии этого он упал с лестницы.
Через какое то время Ирина успокоилась, и наша беседа пошла легко и непринуждённо. Ирина хвалила наш дом. Ей нравился и тихий зелёный тупик, и чистый воздух, и близость к Зоопарку, в котором она любит гулять, и хорошие спокойные соседи. Особенно ей нравились наши тупиковые соседи. По её словам, здесь она чувствует себя, как дома, и даже лучше, чем дома. Дома ей было скучно и одиноко. Она единственная дочь. Мать и отец всё время пропадали на работе, а подруг у неё не было, так как родители, постоянно улучшая жилищные условия, часто меняли квартиры. И она не успевала подружиться с местными ребятами. Особенно Ирина была рада дружбе с Розой. Розины астрологические прогнозы помогают ей избегать многих неприятностей. Роза, благодушно улыбнувшись, махнула рукой и, опять не к месту, рассказала Ирине про завещание деда Данилы.
Ирина поздравила меня и сказала, что завтра же позвонит другу Игоря, Ивану. Иван хочет перед написанием диплома уйти из шумного общежития, и как раз сейчас ищет себе тихую квартиру.
И если я сдам ему опустевшую комнату деда Данилы, то все будут довольны: Иван получит тихий космический уголок, Игорь будет жить рядом с другом, а я буду иметь с этой квартиры хорошие деньги. Тем более, я собираюсь поступить в институт, и постоянный доход будет мне хорошим подспорьем. Время было позднее и мы, извинившись за поздний приход, собрались уходить. Ирина умоляла нас посидеть ещё, но мы, ещё раз извинившись, ушли. В коридоре Роза вспомнила, что забыла сказать Ирине про женский Свято-Мариинский монастырь, но потом мы вместе решили, что завтра Оксана и без нас сообщит об этом всему дому.
Следующей была комната Малышевой. К ней мы пошли исключительно для того, чтобы Роза понюхала воздух в помещении.
Людмила нас встретила с забинтованной ногой. Из открытой двери на нас пахнуло недавним пожаром. Окно было открыто. На окне висела обгорелая штора, в углу валялся обугленный плед с дивана. Вовочка стоял в углу и увлеченно ковырял забинтованной рукой розовые обои. Людмила подошла к сыну и отвесила ему подзатыльник. Вова захныкал, и мать быстро отправила его спать. Хулиган Вовочка, наверное, первый раз в жизни побежал спать с большим удовольствием.
Людмила погасила свет и включила торшер. Вовочка затих под одеялом и в комнате наступила тишина. Полусонная Малышева рассказала нам про пожар, устроенный Вовочкой.
Роза вышла от Людмилы и через некоторое время в комнате погас свет. Людмила, ожидая его включения, легла на диван и мгновенно уснула. Смелый и умелый электрик Вова в кромешной тьме отыскал газету, спички и зажёг свет в виде пылающей газеты. Огонь мгновенно добрался до руки мальчика и он отбросил пылающий листок на диван, а точнее на ногу матери. Штора и электрический свет загорелись одновременно. Обезумевшая от боли и неожиданности Людмила с обожженной ногой соскочила с постели и принялась тушить пожар. Хватило ведра воды. Огонь она благополучно погасила, и теперь проветривает комнату. Мы опять вспомнили деда Данилу, и Людмила сообщила, что завтра же пойдёт в ЖЭК. У неё двое детей, и квартира Данилы должна принадлежать ей. Оказывается, она уже успела поговорить о пустующей комнате с Максимом, и он очень рад, что наконец-то получит отдельную комнату. Людмила так радовалась виртуальной пустующей комнате, что я не знала, как сказать ей, что комната уже принадлежит мне. Но Роза не отступала от своего плана. Она сразу же остудила воспламенившуюся Людмилу, сообщив, что комната Данилы теперь принадлежит Марии, а после её смерти (то есть, после моей), она перейдёт женскому монастырю Рождества Святой Богородицы Марии.
Малышева принялась громко возмущаться. Зачем монашкам комната в нашем общежитии? Этот дом слишком мал для нового монастыря, да и церкви здесь рядом нет. Роза развела руками и успокоила Людмилу. Её астрологический прогноз насчёт судьбы Людмилы сообщил, что скоро она получит большой четырёхкомнатный дом в деревне и двадцать соток земли в придачу. Людмила онемела от счастья и посмотрела на Розу, как на святую божничку. Я искоса взглянула на Розу, но она хитро подмигнула мне.
Мы вышли в коридор и остановились. Последняя комната дальнобойщика Камышина была пуста. Он ещё не приехал из рейса, но Роза подошла к его двери и наклонилась к замочной скважине. Выпрямившись, она уверенно заявила, что воздух в этой комнате отдаленно похож на тот самый ветерок. Но через минуту она изменила своё мнение: камышинский ветерок был другим. Мы вышли на улицу через чёрный ход и посмотрели на тёмные окна комнаты Николая. Форточка была открыта. Ничего необычного в этом не было, Николай всегда оставлял её открытой. Ограбления он не боится, – по причине множества детей и любовниц, ему было, куда тратить свои деньги. И дома они не залёживались.
Мы вернулись в дом и я сказала Розе, что зря она обнадёжила Людмилу. Теперь ей сто лет будет сниться прекрасный четырёхкомнатный дом в деревне и двадцать соток земли. Краснова улыбнулась.
Дед Данила написал два завещания. Второе завещание принадлежит Людмиле. Он завещал Малышевой, и даже не ей, а Вовочке, дом своих родителей. Сейчас там живут русские беженцы из Узбекистана. К весне они достроят свой дом, и Людмила может переезжать в свой прекрасный деревенский рай. Дом хороший – четыре комнаты, есть отдельный однокомнатный кирпичный домик, деревня у красивой реки, есть школа, дом культуры, спортивный комплекс, построенный Газпромом. Недалеко от деревни, лечебный санаторий «Радуга». Но об этом она сообщит ей завтра. В целях конспирации.
Мы расстались с Розой. Я пошла к себе и неожиданно свернула в комнату Данилы.
Казалось, Данила лишь на минуту вышел из помещения. В комнате горел свет и работал телевизор. На голубом экране сиял летний день. По летней деревенской улице ехал мотоциклист, за его спиной сидела белокурая девушка, похожая на Оксану. Постель была уже расстелена. На ней лежала синяя клетчатая рубашка, синие нитки и ножницы. Видимо, перед отключением света, дед Данила пришивал пуговицу. Громко тикал красный механический будильник. Я подошла к столу. На столе стоял стакан холодного чая, лежали старые очки с одной дужкой, рядом – раскрытая Библия.
Я взяла в руки книгу и прочитала изречение из шестой главы Первого послания к Тимофею святого апостола Павла:
«Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынесть из него».
Я выключила телевизор, свет, взяла с собой Библию и закрыла комнату на ключ. В коридоре было тихо, дверь комнаты Герасима была приоткрыта, и я, стараясь не скрипеть половицами, заглянула во внутрь. Герасим спиной ко мне сидел у компьютера. Даши Кулаковой не было видно. Если только она не спряталась в шифоньер. Впрочем, её громоздкое, длинное тело туда не поместится.
Я направилась в свою комнату. Рита уже спала. Моника с несчастным видом смотрела фильм ужасов. В кровавом мраке ухмыляющиеся вампиры тянули костлявые руки к молодой девушке. Я выключила телевизор, обняла подругу и пообещала, что завтра весь день проведу только с ней.
Моника расцвела, но принялась выговаривать мне, что я совсем забыла про неё. Теперь у меня в голове только Герасим и его розы. Я удивлённо посмотрела на неё, и вскоре выяснилось, что подруга считала, что я всё это время провела у Герасима, а походы к Розе были только прикрытием. Она не раз заходила к Розе, но меня там не было. Пришлось объяснять Монике, что в это время я носилась то по улице, то по соседям, то заглядывала в окно ко Льву, и даже один раз в гордом одиночестве стояла у мусорного контейнера. Я рассказала подруге обо всём, что узнала за эти дни, и поинтересовалась, что она обо всём этом думает. Моника затруднилась ответить. У неё есть свой подозреваемый, но если она назовёт его имя, я всё равно ей не поверю. Я попыталась вырвать у неё это имя, но во время наших громких споров проснулась Рита и мы притихли.
Наступило утро моего второго выходного дня. Я приподнялась с дивана и посмотрела в окно. На улице было пасмурно. Опять шёл снег и белая мелькающая пелена затмевала серый, нерадостный мир. Моника и Рита ещё спали и я поднялась готовить завтрак. А заодно обед, ужин, и всё в одной кастрюле. Русский борщ. Чем он отличается от украинского? К украинскому борщу подают пампушки.
Я резала горький лук и плакала. Деда Данилы больше нет и будто исчезла какая-то нужная и незаменимая часть моего маленького, крохотного мира. И пусть часть эта казалось мне совсем маленькой, незаметной сейчас, у меня было такое чувство, словно огромный кусок меня навсегда улетел в космические дали.
Кто завтра встретит меня с улыбкой на пустынной вечерней дороге, полной страшной и жуткой тишины? Герасим? Он предлагал встречать меня вечерами, вместо Данилы, но я отказалась. Я взглянула на красные и белые розы, вздохнула. Отчего вздохнула? Не знаю.
Мы ещё завтракали, когда в комнату громко и требовательно постучали. Рита раньше меня выскочила из-за стола и открыла дверь. В коридоре стояли Ирина, Игорь и невысокий блондин, приятный во всех отношениях. Ирина представила мне парня. Это был Иван Новоселов. Он хотел снять у меня комнату Данилы. Я извинилась перед Ириной, но до похорон деда Данилы и ещё сорок дней после комнату сдавать не буду. Иван откровенно расстроился моим отказом, но, видимо, не совсем уж впал в расстройство, потому что тут же пригласил меня в кинотеатр. От кино я тоже отказалась. Пока никакого кино. Сорок дней. Может быть, потом. Попозже. Когда-нибудь.
Из своей комнаты вышел Герасим, приветливо поздоровался с четой Донских и пошёл к лестнице. По пути его занесло, и он чуть не сшиб Ивана с дороги. Новоселов успел уклониться и отскочить к стене. Ирина, еле сдерживая смех, посмотрела на меня. Я пожала плечами и распрощалась с гостями.
Я заглянула к Розе: у неё сидел мой воздыхатель Смирнов Павел Ильич. Роза рассматривала звёздную карту и что-то бормотала, а он с видом прилежного ученика, прислушивался к её бормотанию.
Я не стала мешать их беседе и тихо прикрыла дверь.
После завтрака мы пошли с Моникой в ритуальную службу «Реквием». Надо было оформить похороны деда Данилы.
Полдня мы бегали по городу. Погода была отвратительная. День был мрачный, ветреный и мы продрогли до костей. По пути к моему дому Моника заставила меня сделать круг, чтобы затащить меня к себе. Илья был дома. Мы втроём пили чай с моим любимым тортом «Прага», купленным Ильёй специально для меня. Мы неплохо провели время. И Моника не оставляла надежды соединить меня со своим братом.
После посиделок у Моники погода стала ещё отвратительней. Резкий ледяной ветер обжигал лицо, и когда мы вошли в тёплый и светлый подъезд нашего тупикового дома, я почувствовала настоящее блаженство. Оказывается, блаженство – это с мороза войти в тёплый светлый дом.
Внутри нас встретил Вовочка. Вова и кот Марсик носились верх и вниз по лестнице. В руках у Вовы был потрёпанный букет белых хризантем. Если бы не прочная целлофановая упаковка, то от цветов мало что осталось бы. Увидев меня, Вовочка кинулся на встречу и вручил мне цветы «от дяди Герасима». Я взяла букет и Моника нахмурилась.
Рядом с красными и белыми розами я поставила букет хризантем, и Рита опять стала рыдать и называть себя несчастной, невезучей уродиной. Моника принялась утешать её, объясняя, что она не одна такая уродина, у неё самой та же история, и когда-нибудь счастье улыбнётся и им. Я посоветовала им не придуриваться, никакие они не уродины, а обыкновенные закомплексованные дуры. Моё успокоение подействовало на них и они пустились смешить друг друга.
Я сходила к Андрею, дала денег и попросила завтра утром купить Рите букет цветов. Лучше хризантемы. И я, и Рита любим хризантемы.
Когда я вернулась, Рита уже унеслась проводить своё тупиковое расследование. Я погасила свет, включила настольную лампу с оранжевым абажуром и мы с Моникой принялись обсуждать смерть Данилы. В итоге мы так и не выяснили, кто убийца. К концу нашего бесплодного расследования Моника попросила сдать комнату Данилы не студенту Ивану, а ей. Я удивилась. Зачем ей эта комната? У неё есть своя квартира.
Моника смущенно призналась мне, что любит мужчину из нашего дома и хочет быть ближе к нему. Но кто он, она ни за что не скажет мне даже под пыткой. Я мгновенно пересчитала всех наших мужчин: Игорь Донских, Николай Камышин, Герасим, на всякий случай я приплюсовала сюда любовника Оксаны, Мишу Тухачевского, но так и не нашла объект её любви. Я ни разу не замечала, чтобы подруга общалась с моими соседями мужского пола. Обычно она сидит у меня или у Розы. Опять же, все мужчины так или иначе посещают мадам Розу. Они приходят просто поболтать. Мужчины тоже хотят общения, а мадам Роза умеет ненавязчиво и незаметно создать хорошее настроение.
Моника продолжала упрямо выпрашивать у меня комнату и, в конце концов, я попросила подождать сорок дней. А потом я подумаю над её предложением. Моника это приняла как отказ и обиделась.
В дверь тихо постучали, и я крикнула: «Войдите».
В комнату вошёл дальнобойщик Николай Камышин. У нас с ним с первого дня общения сложились хорошие, приятельские отношения. Впрочем, у него со всеми соседями добрые отношения. Он из тех людей, кто в любой компании – свой парень. С ним можно смело отправляться на Эльбрус и в Сахару. Но женщинам я бы не советовала этого делать. Иначе, посреди пустыни их могут сменить на красивую бедуинку, и им придётся пересекать пустыню втроём.
Николай по-хозяйски расположился в кресле и шутливым, страшным голосом пророкотал:
– Что сидите в темноте? Думаете, убийца не увидит вас во тьме?
– Уже рассказали, – вздохнула я.
– Конечно! У нас в тупике, как в маленькой деревне. Только я вернулся домой, тут же все по очереди побывали у меня и рассказали под самым страшным секретом свои самые верные и правдивые версии.
– И кого все подозревают? – поинтересовалась я.
– Все уверены: убийца не из нашего дома. У нас живут только добрые, хорошие люди.
– Так кого же подозревают?
– Самое интересное, – все тупиковые следователи описывают его одинаково. Это ужасный, страшный оборотень. В глазах у него горит огонь, зубы волчьи, а повадки лисы, – ответил Николай, подражая дрожащему голосу сказочной Бабы-Яги.
До этого грустившая Моника рассмеялась.
– А если серьёзно?
– Если серьёзно. Все думают – это какой-то сумасшедший из Северного микрорайона.
– А почему из Северного?
– Только заводские знают о нашем тупике, а почти все заводские живут в Северном.
– А ты что думаешь?
– А я ничего не думаю. Я только сейчас узнал, что убивают проституток.
– Кроме проституток ещё убили врача Полину Попеску.
– Может, маньяк думал: она тоже проститутка? Кто поймёт мысли сумасшедшего? Самое главное, я вне подозрений. Меня тут не было, и потом, если бы я взялся убивать проституток, то скоро бы на всех трассах страны исчезли бы эти бедняжки.
– Бедняжки?
– Поверь мне, это бедные несчастные женщины, и почти все они алкоголички или наркоманки. На трассе элитных проституток не держат.
– Я думаю, проституцию надо запретить, а проституток сажать в тюрьму, – страстно вмешалась Моника.
– Да хоть сто раз запрещай: пока есть мужчины и женщины, всегда будут проститутки, – зевая, ответил Николай.
– Значит, их надо выгнать с нашей трассы, – не уступала Моника.
– Выгонишь их с трассы, они в леса уйдут, в подполье, – засмеялся Николай и, устало вздохнув, серьёзно продолжил: – Когда похороны Данилы?
– Через четыре дня, в среду, в двенадцать дня, в морге первой городской больницы, – ответила я.
– Жалко старика. Хороший был мужик, – вздохнул Николай.
В комнату с хитрым видом заговорщика заглянул Тухачевский. Он с улыбкой оглядел нашу троицу и, понизив голос, сообщил, что он уже купил водки и теперь ищет по всему дому Николая, чтобы вдвоём помянуть Данилу. Камышин поднялся, чтобы уйти, но Тухачевский, забежавший на секунду, вошёл в комнату, сел на край дивана и принялся обвораживать нас с Моникой. Но долго ему не дала это делать Оксана. Она, как фурия, влетела в комнату, полоснула нас злым, ревнивым взглядом, схватила оторопевшего любовника за руку и буквально утащила из комнаты.
После ухода потешивших нас гостей, Моника заметно повеселела и, сославшись на то, что она обещала вечером зайти к Ирине Донских, спустилась вниз. Сразу после её ухода, ко мне пришла астролог Роза и кот Марсик. Она принесла нам три билета в театр. Мне, Монике и Рите. Я давно хотела посмотреть новую постановку. И Роза выполнила своё обещание.
Мадам Роза внимательно посмотрела на мои розы, понюхала и грустно сообщила, что оранжерейные цветы ничем не пахнут. Как будто они не настоящие, а искусственные. Следом за Розой, розы понюхал Марсик. Кот подтвердил слова Розы, – понюхав, он громко и недовольно фыркнул. Это означало, что аромат роз действительно оставляет желать лучшего.
На место Моники села мадам Роза и некоторое время мы опять обсуждали смерть Данилы. Роза сообщила, что сегодня, выискивая тот странный ветерок, она снова обнюхала все комнаты, переговорила со всеми соседями, но ничего, что натолкнуло бы её на след убийцы, не нашла. После этого она составила гороскоп Данилы и пришла к выводу, что сосед умер своей смертью. С чем я тут же согласилась. Мы с Моникой уже узнали в морге, что врачи «Скорой помощи» поставили диагноз: обширный инфаркт. Роза, услышав эту новость, облегчённо вздохнула и успокоилась. Значит, убийства никакого не было, и всё, что она почувствовала, ей просто привиделось. Как говорится, космос попутал.
В комнату заглянул Герасим, у него дома закончился сахар. У нас это обычное явление. Меня даже стало удивлять, что в последнее время у наших соседей ничего не кончается: ни сахар, ни соль, ни деньги. Я молча насыпала соседу стакан сахара. Герасим взял его и молча ушёл. Роза с любопытством спросила:
– Вы что поругались?
– Нет, мы не ругались. Я просто сказал ему, что он напрасно дарит мне цветы, – пояснила я.
– Неужели три шикарных букета не вызвали в тебе хоть искорку благожелательности?
– Может, только искорку.
– А вдруг из искры возгорится пламя?
– Вряд ли. Столько времени не загоралось, а теперь вдруг запылает.
– По моим звёздным раскладам, у тебя должно быть двое воздыхателей-соперников.
– А у меня их три.
– Три? И кто третий?
– Сейчас за мной ухаживают Илья, брат Моники и директор нашего магазина Иванов. По крайней мере, он вчера пригласил меня в ресторан «Сакура». Но насчет Иванова я точно уверена, что он в число моих воздыхателей не входит. Иванов задумал какую-то афёру, но каким боком она касается меня, я пока не пойму.
– А может, ты не права? Ты хорошенькая девушка, к тому же, умная. Почему бы молодому парню не влюбиться в тебя? У нас, помню, в театре актриса была Ангелина Капустина – страшная, ни кожи, ни рожи, но голос ангельский. И представляешь, Марья, отхватила себе богатого и симпатичного мужа. Весь театр взвыл от зависти. А ты не чета ей, посмотри какая красавица, почему бы Иванову не потерять голову от твоей космической красоты?
– Спасибо за красавицу. Хоть и неправда, но приятно. Сами же знаете, я обычная девушка. Может, только глаза красивые – большие и синие. По крайней мере, мне часто об этом говорят.
– Маруся, посмотри на меня, я красавица? – неожиданно спросила Роза.
– Хм-м-м. Честно? Не красавица, но приятная, симпатичная дама.
– А мой муж всегда говорил: «Вот смотрю на других женщин и вижу, что ты, Розочка, у меня самая красивая». Пойми, Маруся, если человек любит, то для него ты самая прекрасная женщина на свете.
– Всё равно странно: то никого, кроме безработного Герасима, то вдруг сразу три ухажера.
– А что тут странного? Впереди Новый год и они захотели провести его с тобой. Заметь, Маша, не с Дашей, не с Парашей и не с Дусей, а именно с тобой.
– Всё равно, что-то меня настораживает. Чувствую какое-то непонятное космическое влияние, – улыбнулась я.
– Вот! Уже и ты поверила в космическое влияние, – обрадовалась Роза.
– Я пошутила. А если серьезно, – завтра мне на работу, а мне страшно не хочется идти в этот «Дешёвый продукт». Никакого настроения нет. Везде ужас – и дома, и на работе. Позавчера опять баба Яна-Яга прилетала в магазин и опять шабаш устроила. И некоторые покупатели присоединились к её шабашу на Лысой горе.
– Опять баба Яна прилетала? И правильно сделала. Это тебя космический разум наказывает за то, что ты ленилась при прошлом поступлении в институт.
– При чём здесь космос? Покупатели-то не из космоса, а земные.
– Покупатели-то земные, но в них вселилось космическое зло. Зло всегда вселяется в пустых, никчёмных людей. В них легче войти.
– Роза, ты умница! – от всего сердца сказала я.
– А я это давно знала, – засмеялась Роза и встала, чтобы уйти. Я упрашивала её ещё посидеть у меня, но она отказалась. Поднялось давление и она хочет пораньше лечь спать.
Я немного позанималась алгеброй. Случайно взглянула на часы. Время было позднее, завтра нам с Моникой на работу, Рите в школу и я пошла их искать.
Я вышла на лестничную площадку, посмотрела вниз и остановилась. Вчера возможно с этого же места упал дед Данила и больше его нет. Мне стало нехорошо, голова закружилась, я подняла ногу, чтобы ступить на первую ступеньку и неожиданно, как будто кто-то меня толкнул, оступилась, потеряла равновесие и кубарем полетела вниз. Я так быстро приземлилась, что не успела ничего сообразить. Всего один миг и я уже лежу внизу, у подножия лестницы.
Я взглянула наверх. На лестничной площадке никого не было. Лишь кот Марсик, словно сфинкс, восседал на верхней ступеньке. За его спиной чернела приоткрытая дверь кладовки.
Я поднялась с пола, сделала шаг и чуть не взвыла от боли. Идти я не могла и облокотилась о перила. Никто не слышал моего падения. В отличие от падения Данилы, произошедшего в полном мраке, сейчас во всех комнатах работали телевизоры, холодильники и прочие шумовые электроагрегаты.
Продолжая следить за дверью кладовки, я крикнула Монику. Но первой ко мне спустилась Роза в шикарной розовой ночнушке. Она легко слетела по ступенькам и встревожено спросила:
– Что-то случилось? Ты так крикнула, что я перепугалась.
– Я упала с лестницы. И кажется, подвернула ногу. Теперь не могу идти.
– Надеюсь, тебя никто не столкнул? – спросила Роза.
– Если ты никого не найдёшь в кладовке, значит я упала сама.
Роза быстро поднялась по лестнице, вошла в кладовку, вернулась и отрицательно покачала головой. В кладовке никого не было. Роза крикнула Герасима. Он спустился и отнёс меня на руках на мой диван. Роза шла следом и охала. Роза и Герасим встали вокруг меня, словно доктора у постели умирающей больной. Лица их были такими траурно-печальными, что я расхохоталась и они удивлённо посмотрели на меня. Я объяснила им причину своего смеха и попросила Розу вызвать «Скорую помощь». Герасим пошёл одеваться, чтобы встретить «Скорую» у светофора.
Мы с Розой остались одни, и она принялась добиваться от меня признания, что меня, как и деда Данилу, столкнули с лестницы. Я сто раз объяснила, что меня никто не сталкивал. Просто я вспомнила о смерти Данилы и у меня закружилась голова. И если кто-то и пытался столкнуть меня с лестницы, то это мог сделать только «марсианин» Марсик. Марсианская идея, или идея о космическом влиянии очень понравилась Розе, и она принялась рассуждать об этом зловредном влиянии на наш Космический Тупик.
Роза решила изгнать зло из тупика. Призналась, что назавтра она пригласила батюшку Пантелеймона освятить наш несчастный дом. Я спросила Розу, как она может верить и в астрологию и в Бога? Но Роза принялась объяснять, что Бог пришёл из космоса и ушёл туда, так что космос и Бог, это единое целое.
В комнату вернулись Моника с Ритой и Роза ушла домой. Приехала «Скорая помощь». Меня увезли в травматологическую больницу. Герасим поехал со мной. По его словам, ни Моника, ни Рита не смогут нести меня на руках. Я согласилась, так как наступать на левую ногу не могла. А прыжки на здоровой правой ноге доставляли страшную боль ушибленной – левой.
В травматологии мне сделали рентген, и после левую ногу зацементировали в гипс. Кое-как мы с Герасимом добрались до нашего дома. Почему-то в этот вечер ни одно такси не хотело ехать в Космический Тупик. Услышав адрес, они тут же отказывались везти нас туда. Нам пришлось долго стоять на остановке, и мы впервые по-человечески поговорили. Наконец, наверное, двенадцатый по счёту, совершенно пьяный таксист с большим удовольствием повёз нас в Космический Тупик. Оказывается, он думал, что мы шутим и Космическим Тупиком называем Северный микрорайон.
Дома меня встретила встревоженная Моника. Нас долго не было, и она боялась, что Герасим уже закопал меня в лесу.
Рита уже спала. Я дошла, вернее, допрыгала до своего дивана, разделась и залезла под одеяло. Страшно хотелось спать. Но перед тем, как уснуть, я успела подумать, что наконец-то сбылось моё космическое желание. Я буду десять дней валяться в постели и смогу по-настоящему начать готовиться к экзаменам. Ещё бы для полного счастья не болела нога. А болела она ужасно. И вскоре я прекратила радоваться своему нечаянному отпуску. Ведь впереди Новый год, а я буду встречать его хромой, одноногой. И в театр билеты пропадут.
Наступило утро. В доме стояла вязкая, непривычная тишина.
Дом словно вымер. Я вспомнила, что сегодня понедельник. Значит, Рита и мальчишки ушли в школу. Людмила и Оксана на завод. Вовочка в детский сад. Студенты в институт. Роза в театр.
Герасим тоже в последнее время целый день носится в неизвестных далях.
В комнату постучали. Я на одной ноге допрыгала до двери и, услышав голос Герасима, открыла. Поэт-боксер принёс новенькие костыли и манную кашу, сваренную специально для меня. От одного её вида меня опять разобрал смех. Манная каша была вполне съедобная, но очень сладкая.
Герасим окружил меня заботой. После каши он принёс фрукты, апельсиновый сок и кучу мазей для моей поломанной ноги. Я не стала долго раздумывать, как намазать мазью загипсованную ногу, а сложила все тюбики в аптечку. Но Герасим не успокаивался: он развлекал меня, смешил, притащил стопу книг, и вообще относился ко мне, – словно я серьёзно больна и от его заботы зависит, выживу я или нет.
Честно сказать, его забота была мне очень приятна, давно уже никто так за мной не ухаживал.
В полдень в мою комнату вошёл Иванов. Он недовольно и надменно посмотрел на Герасима, и я попросила соседа на минуту выйти. Герасим окинул Иванова насмешливым взглядом и вышел. Директору его взгляд не понравился, он зло поморщился и сел в кресло. Некоторое время он без всякого интереса «интересовался» моей ногой. Я успокоила его. Моя нога жива и будет жить ещё сто лет. Выполнив формальности, директор достал из кейса чистый лист бумаги и сообщил, что в связи с кризисом все работники пишут виртуальные заявления на увольнение и ему нужна моя подпись на чистом листе бумаги. А заявление и дату он напишет сам, когда придёт время. А может, оно никогда не придёт, успокоил он меня. Я отказалась ставить подпись на чистом листе бумаги. Иванов принялся настаивать, но я твёрдо стояла на своём. Моя мама была бухгалтером, и она мне говорила, чтобы я никогда не ставила подпись на чистом листе. Иванов, увидев моё упрямство, бросил меня уговаривать и злой, недовольный, покинул мою комнату. Вернулся Герасим. Мы обсудили этот странный лист чистой бумаги, и он пообещал разузнать по своим каналам этот ребус Иванова. Ребус, где лишь чистый лист бумаги и нет ни одной буквы к разгадке.
В полдень ко мне явилась Ирина и Герасим нехотя ушёл к себе.
На последней паре Ирина вспомнила, что я здесь совсем одна, и в целях моей безопасности отправилась домой, чтобы охранять меня. Убийство проституток и Полины Попеску тревожит её, и она высказала некоторые свои подозрения. Во-первых, Ирина убеждена, что убийца – постоянный гость нашего дома и хорошо знает и тупик, и дом. Я встряла в её рассуждения и сказала, что дед Данила был уверен, что убийца живёт в нашем доме. Так же думает и Моника.
Ирина покачала головой. Доказательства у неё нет, но её интуиция говорит: убийца – человек пришлый. Во-вторых, Ирину тревожит, что два дня подряд люди падают с лестницы. О моём падении ей рассказала Рита. И если падение Данилы Ирина восприняла как случайность, то второй случай, уже со мной, по-настоящему взволновал её. Я успокоила Ирину. Меня никто не сталкивал с лестницы. Я упала сама, и Донских облегчённо вздохнула. Наш дом ей нравится и уходить из него из-за трагических событий ей бы не хотелось.
Потом мы вспомнили о Полине Попеску и вместе попытались выяснить, кто бы мог желать её смерти? Я высказала предположение, что её по каким-то неведомым нам причинам убил любовник. Но кто он – в больнице никто не знает. Ирина согласилась со мной. Но сразу же сказала, что Полину Попеску она не знала, и зачем она пошла в наш дом, не имеет никакого представления. Но она хорошо помнит, что в тот вечер, когда убили Попеску, она должна была примерно в это же время возвращаться домой одна, без Игоря. По пути она вспомнила, что у неё сломался электрочайник. Она зашла в ближайший универмаг, купила чайник и, как любая женщина, ещё некоторое время бродила по магазину. В тот вечер она купила Игорю синий галстук, себе – модную джинсовую юбку и вернулась домой намного позже обычного. А об убийстве Полины узнала от нас с Розой.
В комнату заглянул Андрей, зыркнул по сторонам, увидел, что Риты нет и скрылся. После его ухода Ирина пожаловалась на Андрея. В последнее время он стал наглым и дерзким. И – обычно спокойный, неконфликтный – Максим, под его влиянием, сильно изменился.
Я предположила, что это возрастное и со временем пройдёт. Скорей всего, мальчишки начинают чувствовать себя мужчинами и отстаивают своё право на самостоятельность. Ирина согласилась, но в ответ привела слова историка Прокопия Палестинского, жившего в Константинополе в 500 году: «Самые опасные из всех нарушающих закон – юнцы. Ночью они буквально наводняли город. Под туниками на бедре они прятали кинжалы, и как только сгущались сумерки, собирались в группы, чтобы грабить свои жертвы».
Я посоветовала не нагнетать обстановку, а вспомнить себя в этом возрасте. Ирина на минуту задумалась, нахмурила брови, вспомнила себя и буквально схватилась за голову.
В пятнадцать лет она считала себя очень взрослой и самой умной, а своих родителей, – старыми глупцами. Ирина постоянно ссорилась с матерью и даже один раз сбежала от неё к бабушке в другой город. А мать в это время чуть не сошла с ума. Она думала, что дочь убили или силой увезли в один из борделей. У них тогда в Красногорске не раз пропадали девушки, и некоторых потом находили в борделях Турции.
Я предложила Ирине выпить чаю и попрыгала на костылях к столу, чтобы вскипятить чайник. Ирина, глядя на мои передвижения, рассмеялась.
Чайник вскипел, но выпить чай нам не удалось. В комнату заглянул недовольный Игорь, и моя соседка, вспомнив про обед, который она не приготовила, ушла.
Я выпила чай, доковыляла до дивана, села и долго укладывала свою загипсованную ногу. В любом положении она доставляла мне неудобства и ноющую боль.
В комнату влетела взвинченная и хмурая Рита. Она бросила портфель на пол, села на стул у двери и стала тихо плакать.
– Рита, что у тебя опять случилось? – спросила я.
– Маша, можно я буду жить с тобой, – сквозь слёзы пролепетала сестра.
– Объясни, что случилось?
– Я после школы пошла домой. Зашла, а у нас на кухне командует какая-то крашеная блондинка.
– Может, она в гости к твоему отцу пришла? – пожала плечами я.
– Она не в гости пришла. Эта Лена будет моей мачехой. Она мне об этом сообщила. Маша, представляешь, – папа опять решил жениться! Как он мог! Я давно знала, что у него в Красногорске какая-то мымра живёт. У него в сотовом телефоне её имя, и они всё время перезванивались. А он мне всё время врал, что едет в Красногорск к двоюродному брату. Маша! Представляешь, у меня будет мачеха! Я не хочу! Я твёрдо решила: жить с ней не буду, я буду жить у тебя.
– Подожди, Рита, не пори горячку. Мне тоже не нравится, что он так быстро после смерти мамы женился. Но, тем не менее, я завтра съезжу к твоему отцу и мы с ним поговорим. Может, эта Лена торопит события, и твой отец не собирается на ней жениться.
– Не надо, не езди.
– Почему? – удивилась я.
– Маша, я давно хотела тебе сказать, но всё боялась.
– Говори сейчас же, не пугай меня, – дрожащим голосом сказала я.
– Я беременна, – еле слышно сказала Рита.
– Что??? Беременна!!! Тебе всего четырнадцать лет!!!
– Четырнадцать лет и десять месяцев, – пояснила Рита.
– Кошмар! Ужас! Позор моим сединам! – я схватилась за голову.
– А Джульетте тоже было четырнадцать, когда она полюбила Ромео, – шмыгая носом, пролепетала русская Джульетта.
– Вот поэтому-то Джульетта умерла в четырнадцать лет. А если бы она влюбилась в Ромео в восемнадцать лет, то дожила бы до ста. И кто же этот Ромео? Я его сейчас пойду и убью.
– Не скажу. Он же не виноват, что мы полюбили друг друга, – надувшись, пролепетала сестра и ещё тише продолжила: – Папа меня убьёт, точно убьёт.
– Я думаю: ему вряд ли понравится гениальное произведение Шекспира у себя дома. Говори сейчас же, кто этот Ромео?
Рита упрямо молчала, и я стала рассуждать сама с собой, одновременно, наблюдая за её реакцией. Вдруг я по выражению её лица догадаюсь, кто этот негодяй.
– Будем рассуждать логически. В последнее время ты практически всё своё свободное время проводишь у меня. Значит, скорее всего, этот Ромео – из нашего дома. Кто он? Андрей? Максим? Герасим? Камышин? Тухачевский? Отставной полковник Смирнов?
Рита всё ниже опускала голову и я не смогла определить, кто же этот растлитель малолетних.
Мы сидели и молчали. Рита тихо рыдала у двери, я в другом конце комнаты, на диване, смотрела в окно. На улице сияло зимнее холодное солнце. Не знаю, сколько бы ещё времени мы сидели в этой гнетущей атмосфере, но дверь слегка приоткрылась и в узкую щель заглянул улыбающийся Андрей. Он увидел Риту и вошёл в комнату. В руках у него был букет белых хризантем. Я зло сказала:
– Теперь я знаю, какой Ромео украл у меня хризантемы.
– Маша, ты что забыла? – удивился Андрей.
– Да, я всё забыла. После того, что вы с Ритой натворили. О, боже, как я ненавижу хризантемы.
– А вчера говорила, что вы с Ритой их любите, – посетовал Андрей, и я вспомнила, что вчера после рыданий Риты сама попросила Андрея купить ей хризантемы. И денег ему дала.
Рита продолжала сидеть с опущенной головой, и Андрей буквально вложил букет в её сжатые руки. Затем, пожав плечами, ушёл.
Я посмотрела на талию сестры. Всё такая же, как и всегда: маленькая, худенькая, – талия, как у осы. Я засомневалась в её беременности и ещё раз спросила:
– Рита, а ты не врёшь?
– Нет, – прошептала сестра.
– И сколько месяцев?
– Два. Папа меня убьёт!
– Может, ему надо плясать от радости, – разозлилась я и отвернулась к окну.
Рита легла рядом со мной на диван, уткнулась головой в подушку, немного поплакала и уснула.
С горя я доковыляла до полки и взяла Алгебру. О, счастливая Алгебра! Ты не знаешь печалей и горестей. Я всегда прихожу к тебе, чтобы забыть об этом несчастном и несправедливом мире. Ты спокойна, как Эльбрус. Величественна, как небо. Предсказуема, как восход солнца. У тебя всё рассчитано и подсчитано, всё идёт по законам и правилам, и никакая, даже маленькая ошибка, не нарушит твою холодную, расчётливую математическую душу.
Мы дружили с Алгеброй, не больше часа. В комнату шумно влетела нервная и взвинченная Людмила. Она разбудила Риту. Сестра встала с дивана, взяла книгу, принесённую Герасимом, открыла её и некоторое время бездумно листала. Я вздохнула и посмотрела на Людмилу. Малышева мимикой и жестами показывала Рите, чтобы она оставила нас одних. Сестра заметила её жестикуляцию, закрыла книгу и вышла из комнаты. Я попросила Людмилу тайком подсмотреть, к кому она пойдёт. Малышева удивилась, но выполнила мою просьбу.
Людмила вернулась в комнату и сообщила, что Рита зашла в комнату Новицких. Она попыталась узнать, почему меня это интересует, а я в ответ спросила, почему она не на работе. Мой вопрос сбил её с мысли и Людмила, забыв обо всём на свете, принялась рассказывать мне новости.
Роза сообщила ей о завещании деда Данилы. Малышева отпросилась с работы, поменялась сменой со своей напарницей, и сегодня утром поехала смотреть свой дом. От автовокзала до деревни Самарская она ехали всего пятьдесят минут. Деревня ей очень понравилась, а дом, доставшийся от деда Данилы, – ещё больше. Беженцы, живущие там, показали ей дом. Четыре комнаты, во дворе – отдельный кирпичный флигель, который можно сделать летней кухней. В доме все удобства, большой огород – все постройки в хорошем состоянии.
В конце января беженцы вселяются в свой, почти достроенный дом, и она сможет переезжать сюда. Обратно Людмила ехала довольная и счастливая. Ей казалось, что за спиной у неё выросли крылья, но дома всё её прекрасное настроение испортил Максим. Он пришёл из школы, и радостная мать в радужных красках описала ему райский уголок, в который они скоро переедут. Обычно спокойный и флегматичный, Максим психанул и грубо заявил матери, что никогда и ни за что не переедет из города в деревню. Людмила растерялась и принялась ласково уговаривать сына. Ведь в этом доме он наконец-то получит то, о чём мечтал всю сознательную жизнь – свою отдельную комнату. Но сын уперся, как баран, и теперь уже разозлилась Людмила. Она накричала на Максима, обозвала идиотом и хлестанула полотенцем. Сын психанул ещё больше. Он стал собирать вещи, чтобы уйти к отцу, запойному алкоголику. Людмила, зная невероятное упрямство сына, испугалась и принялась умолять Максима согласиться на переезд. Дед Данила подарил им счастливый билет. Если бы не его завещание, – они бы до скончания века жили в одной комнате. Максим бросил собирать вещи и, как ребёнок, расплакался. Людмила разрыдалась вместе с ним. Они вместе поплакали, и Максим признался, что не хочет ехать в деревню потому, что там ему будет не с кем играть в шахматы.
К концу рассказа Людмила совсем приуныла и попросила меня, поговорить с Максимом. Не может же она силой тащить за собой в деревню здоровенного парня. Я удивленно пожала плечами и отказалась. С какой стати Максим будет слушаться меня? Мы с ним очень редко общаемся и вряд ли пятнадцатилетний подросток послушается восемнадцатилетнюю девушку. Но Людмила быстро отмела мои возражения, по её словам я имею огромную власть над её сыном. Максим в меня влюблён, и сейчас она приведёт его ко мне, чтобы я уговорила его ехать в деревню. Людмила уже нервно соскочила со стула, чтобы бежать за Максимом, но я остановила её и она опять плюхнулась на стул.
У меня появилась отличная идея. Я посоветовала Людмиле взять с собой в деревню Льва Чернобыленко. Всё равно у него нет своего жилья, и в любой момент он может потерять и дом, и работу. А в её деревенском дворе есть отдельная «избушка». Лев может жить в ней и помогать по хозяйству. Мужские руки везде пригодятся, особенно, если при доме есть двадцать соток земли. А по вечерам, если у Льва останутся силы после огорода, он может играть с Максимом в шахматы. Но перед тем, как звать Льва с собой, пусть она выяснит у Максима, действительно ли в момент убийства Полины Попеску Чернобыленко играл с ним в шахматы. Людмила внимательно выслушала меня и в её глазах загорелся огонёк. И даже не огонёк, а настоящий костёр. Она вскочила со стула, торопливо попрощалась и ушла. Я была уверена: она побежала к Чернобыленко, склонять его к переезду в деревню.
Интересно, согласится он или нет? А моя идея всё-таки хороша!
А может, это моя ошибка?
Сегодня моя дверь почти не закрывалась. Казалось, я лежала в больнице и все мои знакомые именно сегодня решили посетить мою загипсованную ногу. Следующим был Илья. Он был в приподнятом настроении, и в этот раз вместо хризантем принёс букет алых роз. Я почему-то обрадовалась Илье и пошутила, что скоро моя квартира превратится в клумбу. Я попросила Илью поставить цветы в воду. Он незамедлительно выполнил просьбу и посоветовал мне выкинуть белые и красные розы. Они начали увядать. Я согласилась, но сказала, что выброшу их сама. Сегодня же вечером. Теперь Илья окружил меня заботой и теплом. Я принимала его ухаживания и вспоминала, что всего полгода назад была влюблена в него, как юная Джульетта.
Скоро наш весёлый и ничего не значащий разговор плавно перетёк в более значительное повествование. Илья предложил мне выйти за него замуж. Он осознал свою прежнюю ошибку и больше её никогда не повторит. В свою очередь я спросила, почему он выживает Монику из квартиры. Илья был несказанно удивлён. Он всегда считал, что это сестра выживает его из дома. Он бы с удовольствием вернулся к отцу, но в последнее время с ним невозможно находиться рядом, потому-то он и ушёл от отца к сестре. После смерти мачехи отец сильно сдал и стал посещать религиозно-мистическую секту «Космические братья». Теперь в его доме нельзя смотреть телевизор, слушать музыку и читать книги. Читать можно только мистическую литературу, издаваемую их космическим гуру по имени Марс.
Космические братья видимо так достали Илью, что он с яростным пылом принялся рассказывать мне про эту секту.
Гуру секты Марс, видимо, обладает гипнотическими способностями, потому что дотоле разумный отец полностью изменил свою жизнь. Ест отец теперь мало и только вегетарианскую пищу, которая в секте почему-то называется марсианской. Каждый вечер, как Библию, читает эту дурацкую мистическую литературу. Каждое воскресенье посещает марсинскую церковь, и половину своей немаленькой зарплаты отдаёт космическому Марсу. А самое главное, что тревожит Илью, это то, – что Марс методично внушает своим последователям. Мол, в начале весны астероид Иридос упадёт на Землю, и наша планета разлетится на миллионы осколков. И теперь последователи секты и его отец совершенно серьёзно готовятся к загробной космической жизни. Илья даже боится, как бы отец не продал кваритиру, чтобы отдать её космическому Марсу.
Я слушала в пол уха о космической секте, а сама думала о дележе квартиры их матери и о том, кто из них врёт: Илья или Моника. А может, они оба правы, и это обычные семейные разборки, в которых каждый считает себя правым, а другого – средоточием зла и несправедливости. Пока я искала правых и виноватых, чуть не пропустила самое важное. Илья уже говорил мне о том, что после свадьбы мы с ним отправимся в романтическое путешествие в Рим. Я улыбнулась и сказала, что подумаю над его предложением, а через три дня дам ответ. В канун Нового года. Мы ещё немного поговорили, посмеялись как в старое доброе время и он ушёл.
В комнате стояла тишина. Я машинально взяла с дивана книгу из тех, что принёс Герасим, и прочитала заглавие: А. И. Куприн «Яма». Насколько я помню – это повесть о дореволюционном публичном доме. Я открыла книгу. Она была с иллюстрациями, и от нечего делать я стала просматривать их. Из книги на мои колени выпал исписанный листок, я взяла его. Листок был вырван из моей записной книжки. Тот самый, на котором я писала абракадабру: студенты – дивиденты, проститутки – попутки, му-му – почему и так далее. Я позвонила по сотовому Герасиму, чтобы он ко мне зашёл на минутку. Сосед ответил, что в данный момент он направляется с остановки домой и скоро зайдёт.
Вскоре меня посетил весёлый Герасим и тоже с букетом алых роз. Он поставил цветы в воду и, по-моему, не обратил внимания на новый букет роз, подаренным мне Ильёй.
Герасим сел в кресло и вкратце рассказал о тайне чистого белого листа с моей подписью, который требовал директор магазина Иванов. Оказывается, мой отец Альберт Иванович Иванов (о котором я услышала первый раз в жизни) умирает от рака. Жить ему осталось не больше месяца, и перед смертью во искупление своих грехов он решил оставить своей незаконнорожденной дочери, то есть мне, маленькое наследство – магазин «Дешёвый продукт».
А его сын и мой сводный брат Иван Иванов считает такой маленький подарок слишком большим для меня. И подпиши я этот белый лист, то после смерти отца лишилась бы отцовского наследства навсегда.
В первый момент я подумала, что Герасим шутит. Ну не верю я во все эти романтические истории. Папа миллионер дарит незаконнорожденной дочери магазин. Фантастика! Сказка! Именно это я ему и высказала. Герасим не стал меня разубеждать, но сообщил, что придёт время и я этому поверю.
После этой сказочной истории я чуть не забыла о листке, найденном в книге «Яма». Я вспомнила про него, только потому, что он лежал на моей загипсованной ноге. Показала Герасиму листок из моей записной книжки и спросила, знает ли он, о чём здесь идёт речь. Герасим подошёл, внимательно прочитал мои бредовые детективные записи и предположил, что, наверное, это Рита писала какую-то белиберду, у неё и надо спрашивать. Лично он никакого смысла в этих записях не видит. Обычная чушь и портрет марсианского кота Марсика со звездой во лбу.
Теперь уже Герасим предложил мне выйти за него замуж, а в свадебное путешествие мы с ним отправимся в Париж.
Передо мной встал выбор, что лучше: Париж или Рим?
Рим или Париж? Конечно, в душе я уже чувствовала, – что мне хочется посетить больше всего на свете, и с кем именно. Но я всё время помнила слова Розы – один мой поклонник принесёт мне счастье, другой – зло. Поэтому, я пообещала Герасиму дать ответ через три дня. В канун Нового года. Почему-то мне казалось, что к 31 декабря всё станет ясным и понятным.
В комнату влетела весёлая Рита. Она бросилась на шею Герасиму, но тот, строго посмотрев на неё, увернулся от объятий.
Поэт ушёл. Беременная Рита весело и беззаботно пела песенку, а я пыталась вычислить, кто отец её будущего ребёнка?
Вечером после работы ко мне приехала Моника вместе с братом. Илья довёз её до моего дома на своей машине. И опять, как в доброе старое время, нам было весело и хорошо втроём.
Было уже поздно, Илья нехотя ушёл, и Моника была весела как никогда. Видимо, брат успел рассказать ей о своём предложении, она уже видела меня своей невесткой.
Подруга несколько раз выходила из комнаты и стучалась к Розе. Но её любимая Роза куда-то ушла и приунывшая подруга опять возвращалась ко мне.
Дверь распахнулась и ко мне влетела запыхавшаяся Роза. Она села рядом со мной на диван, радостно стукнула кулаком по моей загипсованной ноге, и я громко ойкнула. Но Роза моего этого не заметила, глаза её радостно сверкали. У неё была потрясающая новость. Она всё-таки нашла тот могильный ветерок. И нашла его в подвале. Я удивилась её сообщению. Я сто раз бывала там и знаю, чем там пахнет. А пахнет наш подвал вековой пылью, старыми тряпками и табачным дымом от сигарет пацанов. Но Роза отмела мои устаревшие представления и принялась оживлённо рассказывать свои следственные действия.
Этот проклятый ветерок никак не давал ей покоя. Ведь, если этого ветерка не было, значит Данила сам упал с лестницы и можно дальше спокойно жить, не подозревая ни в чём соседей. А если этот ветерок всё же был, тогда надо срочно найти преступника и предать его справедливому земному суду. Космический суд тоже подойдёт, но в космосе слишком дальние расстояния и судебные решения часто запаздывают.
У театра Розу встретил на своих стареньких «Жигулях» старичок-боровичок Смирнов. Он был в плохом настроении и пока довез её до дома, замучил своим ворчаньем. Сегодня он был уверен, что жизнь – это космический тупик и вселенское зло.
Смирнов довёз Розу до Космического Тупика и она как водится пригласила его в гости. Смирнов как всегда был рад приглашению. Дома они для исправления мирового зла выпили по маленькой рюмочке армянского коньяка и Роза в самом хорошем настроении составила ему астрологический гороскоп. По этому гороскопу выходило, что Смирнов будет ближайшие двадцать лет весел и счастлив. Он сразу повеселел и для закрепления вселенской радости выпил ещё рюмочку коньяка и выкурил сигарету. Они ещё немного поболтали и Смирнов распростился с Розой до следующих выходных.
Роза не любила табачный дым и после его ухода решила проветрить комнату. Она раскрыла окно настежь, и сырой могильный аромат влетел в её комнату. Роза высунулась из окна и на неё попеременно дул то тёплый могильный ветерок, то морозный и свежий. Роза закрыла окно и некоторое время раздумывала, откуда же прилетел этот мерзкий ветерок. Определённо, он вылетал из чьей-то форточки. И этот аромат то долетал до её окна, то ледяной ветер его отгонял. Роза – женщина решительная, и она тут же ринулась искать это коварное место. Она ещё раз обошла всех соседей. Обнюхивала все тупиковые квартиры, но искомого запаха так и не нашла. Тогда Роза решила посетить квартиру Льва Чернобыленко. Конечно, он может не пустить её в комнату, но мадам Роза была уверена: тем или иным способом она прорвётся в его жилище. Даже, если ей придётся вызывать для этого милицию.
Роза спустилась вниз по лестнице. Из подвала вышел Максим и она почуяла как оттуда на неё повеял тот самый ветерок.
Она спустилась в подвал и включила свет. Несмотря на то что, мальчишки открыли настежь несколько вентиляционных окон и холодный ветер свободно гулял по подвалу, всё пространство пропахло гнилыми отсыревшими тряпками, сырой землёй и каким-то лёгким, еле ощутимым зловонным запахом. Роза обошла подвал и в углу чуть не упала на скользкой глинистой земле. Под трубами, на кучу старых, прогнивших тряпок капала горячая вода и теплая, отсыревшая земля парила в свете тусклой лампочки. Роза раскидала тряпки под трубою и нашла под ними малюсенькую дохлую мышку.
Роза закончила свой рассказ и вопросительно посмотрела на меня. Мы обе прекрасно знали, что во время смерти Данилы в подвале были трое: Андрей, Максим и Рита. Я попросила Розу позвать ко мне Максима. А потом я поговорю со всей троицей наедине.
Роза забрала с собой Монику и они ушли в гости к Людмиле. Я решила отбросить эмоции и отнестись ко всему с математической точностью и расчётливостью. Первым ко мне явился Максим, потом Андрей, последней Рита.
Каждый уверял, что никто из них из подвала не выходил. И когда погас свет, и когда его включили, все трое видели друг друга сидящими на своих местах.
Рита и мальчишки ушли, а я так ничего и не выяснила. У меня уже опустились руки, но тут я вспомнила про дневник сестры. Раньше, когда мы жили вместе, Рита вела дневник. Если она ещё не бросила своего детского занятия, то именно там я найду разгадку. Я взяла костыли и допрыгала до Розы. Роза и Моника пили чай с колбасой. Видимо, Роза опять принялась за земные блюда. Сырая космическая пища теперь будет долго ждать Розиного приближения.
Я попросила подругу вызвать такси и проехать со мной до моего бывшего дома. Роза решительно встал из-за стола и категорически заявила, что она поедет с нами. Если на нас нападёт убийца, то только она сможет всех спасти от неминуемой гибели. Я махнула рукой: пусть хоть весь космос едет, если, конечно, влезет в такси.
Я вернулась в комнату и позвонила отчиму. Он тут же ответил. По его словам, в данный момент он отдыхает у своего двоюродного брата в Красногорске. Странно, а Рита говорила, что встретила сегодня свою будущую мачеху у себя на кухне.
Я вытащила ключи из куртки Риты. После моего переезда в бабушкину комнату отчим сменил замки. А мне очень хотелось найти дневник Риты, узнать её секреты, следственные действия, а самое главное, – выяснить, кто отец её ребёнка.
Рита меня всегда смешила своей страстью к сохранению всего и вся. Она практически ничего не выбрасывала. И если бы не мама, то её комната давно бы напоминала склад забытых и потерянных вещей. Рита хранила всё: и камешки с Чёрного моря, и бусинки от порванных бус, и поломанные заколки, и старый авиабилет до Сочи, и записку с первого класса от одноклассника Алёши Корнеева. Надеюсь, – точно такие же записки от Ромео я найду в её архиве.
Мы втроём вышли из моей комнаты. Роза вышагивала впереди в норковой кокетливой шляпке с цветком из меха. За ней мелкими шажками семенила Моника. Я, как кенгуру, прыгала за ними на костылях. Герасим вышел из комнаты, улыбнулся и спросил, куда мы отправились. Роза загадочно улыбнулась и, гордо вскинув голову, ответила:
– В логово врага.
По дороге, в такси, Роза пыталась выпытать у меня, зачем мы едем в мою бывшую квартиру, но я молчала, как партизан.
Мы вышли из такси и я посмотрела вверх, на окна моей бывшей квартиры. Они чернели мрачной космической пустотой.
Лифт не работал и я еле допрыгала до седьмого этажа на костылях. Мы остановились у двери. Я подала ключи Монике, она открыла и мы вошли в тёмное пространство.
Моника и Роза нерешительно остановились у двери, и я попросила их на всякий пожарный покараулить вход. На самом деле караул мне был не нужен, просто хотелось пройтись по квартире одной.
В нашем доме ничего не изменилось, всё осталось, как было при маме. Даже её старый синий зонт висел на вешалке у двери.
Я прошла в комнату отчима. Мне хотелось удостовериться, что он действительно уехал в Красногорск, а не улёгся спать раньше обычного. В помещении никого не было. Постель была аккуратно заправлена, а на журнальном столике скопилась многодневная пыль. Я выключила свет и прошла в комнату Моники. Когда-то мы занимали её вдвоём.
В комнате был кавардак: на расстеленной постели валялась одежда, письменный стол напоминал взрыв на горе Фудзияма, а посреди этого взрыва возвышался букет засохших белых хризантем. Я посмотрела на хрустальную вазу, в которой стояли цветы. В вазе не было воды, видимо, впопыхах Рита забыла налить её. Я ещё раз посмотрела на хризантемы, украденные Ритой, и принялась искать дневник.
По пути я нашла много интересного. В деревянной шкатулке, которую я подарила сестре год назад на день рождения, среди других безделушек, лежала её сверкающая дешёвая заколка. В письменном столе валялась газета с вырезанными буквами, а под ней – ксерокопия завещания деда Данилы. Я даже нашла записку от первоклассника Алёши, но никаких записок от Ромео не было. В отличие от юного шекспировского героя, – этот был осторожный и расчётливый.
Дневник я отыскала на верху шифоньера. Я села на диван и перелистала страницы, разыскивая последние два месяца. Но все записи обрывались именно два месяца назад. Наверное, когда Рита сообщила ему о беременности, он тут же исчез и у неё уже не было настроения заглядывать в дневник. Я стала читать последние записи. Они были написаны туманным, эзоповским языком. Даже если бы отчим случайно нашёл этот дневник, он бы в этой розовой чуши не нашёл ничего крамольного. Даже Ромео у неё проходил под кодовым именем Икс. Я ходила к Икс (дальше – романтическая баллада, где – она действующее лицо). Мы встретились с Икс (дальше – розовая сказка с детским лепетом). Икс сказал, что любит меня (дальше два листа описаний её чувств, заимствованных из индийских фильмов). Единственное, что я узнала из дневника: они начали встречаться, как только я переехала в тупик.
Я забрала с собой дневник, ксерокопию завещания, спрятала их в сумку и попрыгала из комнаты. Роза и Моника весело болтали в прихожей. Роза, как самый настоящий охранник, навалилась на дверь, прикрывая своим телом вход. Увидев меня, они встрепенулись и Роза спросила, нашла ли я следы убийцы. Я ответила, что ничего интересного здесь нет, и Моника уверенно заявила:
– Значит, плохо искала, я сразу тебе сказала, что все убийства – дело рук твоего отчима или Герасима.
– Моника, не городи чушь, – возмутилась Роза и твёрдо продолжила: – Герасим – хороший парень, я его с детства знаю.
– А я в его компьютере нашла описание убийства проститутки, – парировала Моника.
– Моника, зачем ты хочешь опорочить парня? Хотя, я знаю зачем. Чтобы Машенька за твоего братца вышла. Извини, твоего брата я не знаю, зато хорошо знаю Герасима и в обиду его не дам, – укоризненно сказала Роза.
– Маша, сейчас придём домой, сходи к нему и прочитай на его компьютере роман, где он описывает убийство проститутки. И зовут её Оксана.
– Так это же роман. Решил человек писателем стать. Молодец! – успокоилась Роза.
– Странный роман: убийство старика и проститутки, – вскипела Моника.
– Поехали домой и всё выясним, – предложила я и мы вышли из квартиры.
Мы вернулись домой и все вместе зашли к Герасиму. Он сидел за компьютером и что-то быстро печатал. Роза, зевнув, села в кресло и расстегнула шубу. Моника осталась стоять у двери. Я подошла к соседу, попросила его показать роман, где убивают старика и проститутку, и заглянула в экран монитора. На экране чернели обрывки фраз и понять смысл было невозможно.
Герасим повернулся к нам и задорно рассмеялся.
– Так я и знал, что в нашем Космическом Тупике ничего не утаишь. А я хотел рассказать вам обо всём попозже. Вы, наверно, решили, что это я убийца с северной трассы? Напрасно подумали. Это не роман, а мой детектив. Кстати, издательство «Космос» неделю назад приняло у меня два детектива, и теперь я пишу третий. Даже придумывать ничего не пришлось, только изменил имена соседей, и тупик назвал по-другому – Дремучий.
– А кто в этом Дремучем Тупике убийца? – живо заинтересовалась Роза.
– Пришлось, чтобы никого не обидеть, придумать злодея Петю Лисичкина. Его я поселил в подвале у Льва Чернобыленко, – засмеялся Герасим.
– А если бы не было этого Лисичкина, то кого бы ты сделал убийцей? – спросила я.
– Кота Марсика. Он такой хитрый и молчаливый, всё подслушивает и вынюхивает, как раз подходит на роль убийцы, – отшутился Герасим и продолжил: – Роза, я несколько ёлок купил и у входа их в сугроб воткнул. Разбирайте их и наряжайте, не забыли ещё, что через два дня Новый год?
– Забыла! Совсем забыла! Из-за этих убийств всё вылетело из головы. Скоро Новый год! – Роза вскочила и пошла за ёлочкой. Из коридора она успела мне крикнуть, что принесёт ёлочку и мне.
Я еле-еле доковыляла на костылях до дивана, поудобнее уложила разболевшуюся ногу и попросила Монику найти Риту. Подруга ушла искать сестру. В комнату вошла Роза с маленькой пушистой ёлочкой. Она поставила её в угол, подошла ко мне, поцеловала в щёку, сказал, что всё будет хорошо и ушла.
Моника привела недовольную сестру и помчалась к Розе составлять свой новый астрологический прогноз.
Я посмотрела на Риту и, видимо, на моём лице она прочитала что-то такое, отчего её лицо сделалось испуганным и мертвенно-бледным. Сестра села у двери подальше от меня.
– Рита, я всё знаю. И сейчас расскажу тебе очень страшную сказку: про дремучий лес и глупую, злую лисичку.
И сочинила я эту сказку благодаря Алгебре, только факты и никаких эмоций. Начнём с самого страшного.
В подвале вас было трое и я решила исходить из того постулата, что все вы говорили правду. И до отключения света, и после его включения, все трое находились в подвале и видели друг друга. Поэтому я сразу уточню, что свет никто не выключал. Скорей всего, от перенапряжения в электросети отключился автомат в электрощите, это у нас иногда бывает.
Свет погас, вы все трое в подвале. Дверь плотно закрыта, чтобы табачный дым не выходил в подъезд, иначе Оксана или Людмила спустятся в подвал и юным курильщикам не поздоровится.
Если никто не выходил из подвала, тогда откуда же появился неприятный ветерок, который Роза назвала могильным? Значит, дверь всё-таки открывали. Так кто же выходил из подвала? Андрей и Максим сидели в глубине подвала, у вентиляционного окна. Ты – на узкой лестнице у входа. Свет выключили, и мальчишки даже в полной темноте не могли пройти мимо тебя незамеченными, а ты могла в потемках спокойно выйти и вернуться назад. Скорей всего, дело происходило так. Свет отключился. Андрей и Максим, пугая тебя, стали еле слышно завывать. Ты крикнула им, чтоб они перестали тебя пугать. Мальчишки продолжали выть. Ты выскочила из подвала и кинулась наверх, держась за перила, чтобы не упасть. Поэтому Роза не слышала скрипения ступенек. Наши ступени скрипят только посреди лестницы, а у стены и у перил ступени не прогибаются и, естественно, не скрипят. А тихое завывание пацанов в глубине подвала Роза или не слышала, или в этот момент, когда открывалась дверь, они замолкали, чтобы набрать в лёгкие воздуха. Я проверила: долго выть без глубокого вдоха невозможно.
На верхней лестничной площадке ты натолкнулась на деда Данилу. Он подошёл к электрощиту, чтобы его починить. Ты мгновенно вспомнила про завещание и со всей силы толкнула его вниз. Данила мешал тебе заполучить комнату, которая тебе была нужна позарез. Отец твой – человек жёсткий и вспыльчивый. И ты, как любой подросток, до смерти боялась сообщить ему о своей беременности. А, заполучив эту комнату, в которую, конечно же, я бы тебя, беременную, пустила, ты бы убила сразу двух зайцев. Во-первых, ты смогла бы жить отдельно от отца, который, по твоему мнению, слишком жёстко тебя воспитывает, и к тому же, он собирается привести в дом мачеху. Во-вторых, заселяясь в эту комнату, ты наконец-то чувствуешь себя взрослой и независимой, о чём давно мечтаешь. А кто будет кормить тебя и твоего ребёнка ты вряд ли задумывалась. Конечно же, не имея профессии и образования, ты рассчитывала, что твой отец и я будем поддерживать твою независимость и самостоятельность.
– Интересная сказка, – съязвила Рита и нагло, в упор, посмотрела на меня.
– Это ещё не вся сказка. Я съездила к нам домой и кое-что нашла в твоём «дремучем лесу». Я достала из-под подушки дневник, ксерокопию завещания и показала их Рите. Лицо её стало ещё белее.
– А сейчас поговорим о завещании. В нашем доме только одна Роза знала о нём, а деда Данилу убили именно из-за его комнаты. Сейчас я в этом уверена. Возьмём факты. Герасим, Камышин, Роза и супруги-студенты не могли претендовать на его комнату. У них хватало квадратов на одного человека. Следовательно, к смерти Данилы они не имеют отношения. Остаются Новицкие и Малышевы. Только эти две семьи могли получить его комнату и именно они не знали и не ведали, что комната уже завещана мне.
Но вернёмся к началу этой дремучей сказки. Погас свет. Полный мрак. Роза стоит в коридоре. За её спиной комната Людмилы, рядом комната Оксаны. Как раз те двое, кому позарез нужна эта комната. Через какое-то время Роза почувствовала холодное дуновение ветерка из открытой двери и она определила этот ветер, как могильный или затхлый.
В это время Оксана со своим любовником Мишей уже давно отмечали какой-то неизвестный праздник и у них на столе стояли пустые бутылки пива и открытая бутылка водки. Поэтому, принять пивной и водочный аромат за могильный Роза никак не могла. Людмила Малышева в этот момент уснула, а Вовочка поджигал газету. И запах горелой бумаги Роза тоже могла легко распознать. Но и это ещё не всё. Если бы Людмила попыталась выйти из комнаты, то Вова бы помчался за матерью в коридор. А Вовочка и тишина –вещи несовместимые. Остаётся только подвал, где сидят двое пацанов, заинтересованных в комнате Данилы. И я долгое время подозревала их. А ты, я считала, говоришь мне неправду, защищая или Андрея, или Максима. А может, их обоих.
Знаешь в какой момент я поняла, что иду не в том направлении? Когда я нашла в книжке Герасима листок из своей записной книжки. Герасим мечтает на мне жениться, а теперь объясни мне: зачем он вкладывает в книгу листок из моей записной книжки и потом приносит мне эту книгу? Он что, идиот? В этом действии нет никакого смысла, тем более, этот листок – настоящая абракадабра, и Герасим это должен прекрасно понимать.
Именно когда я его нашла, я поняла, кто-то пытается, по-детски, глупо и наивно подставить Герасима. Но кто?
Из-за гипса на ноге я целый день сижу в комнате на диване. Все, кто заходил ко мне, ни на минуту не приближались к стопке книг, которая лежит рядом со мной. Только ты брала в руки эту книгу. И если бы я не нашла этот листок, ты бы сама его нашла вечером и предъявила, как доказательство вины Герасима. Из этой же сказки и другой случай, с Ириной. В её мусорном пакете у двери лежит газета с вырезанными буквами. Сразу скажу, что эта твоя подстава была ещё более глупой и наивной. Я никогда не поверю, что студентка четвёртого курса вырезает и наклеивает буквы на листок, чтобы подбросить его мне, ей легче воспользоваться компьютерной распечаткой в институте. Но даже если на секунду представить, что Ирина сошла с ума, зачем она это делает? Из ревности? Но мы с её мужем Игорем практически не общаемся. И все в нашем прозрачном и всевидящем доме, вплоть до Вовочки, это знают. Это раз. А два, это то, что её муж в тот момент собирался уйти от неё к другой женщине, поэтому писать угрозы мне, совершенно нелогичный поступок. Муж уходит к Тане, а угрожать я буду Мане: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона!»
Пойдём дальше в дремучие дебри. Если подозреваемая, это ты, значит, ты видела завещание деда Данилы. Иначе, всё не имеет смысла. А везде, даже в движении атомов, есть смысл. Теперь вспомни, кто предложил нам с Моникой обыскивать комнаты, чтобы найти убийцу? Ты! А я прекрасно знаю, – если тебе, Рита, что-то взбредёт в голову, то ты обязательно выполнишь задуманное. Тем более, обыскивать комнаты в нашем доме проще пареной репы. Все идут друг к другу в гости, не закрывая своих комнат. Потому что ни один из тупиковых жителей не войдёт в пустую чужую квартиру. Не знаю, сколько комнат ты уже успела обыскать, но я думаю, именно в комнате Данилы ты нашла завещание. Потому что сомневаюсь, что ты взяла завещание у Розы, сделала ксерокопию и вернула его на место. Мадам Роза редко ходит по гостям, так как гости и так не выводятся из её дома.
Одно я не понимаю, зачем ты сделала ксерокопию завещания? Молчишь. Тогда я предположу: ты боялась, что настоящий документ пропадёт, но тебе по твоей дремучей глупости не пришло в голову, что ксерокопия никакого юридического значения не имеет.
Пойдём в дремучий лес ещё дальше. Меня всегда удивляла пропажа хризантем и заколки. Зачем их воровать? Ворованные цветы в вазу не поставишь, прятать их в наших маленьких комнатах негде, не засунешь же в шифоньер или в кухонный шкаф! В мусорном контейнере хризантем не было, а уносить их отсюда, чтобы выбросить за тридевять земель, – действия Иванушки-дурачка. Тогда я предположила, что хризантемы или кто-то из гостей нашего дома унёс с собой, или их подарили человеку, далёкому от нашего тупика. И тогда я стала подозревать Андрея. У него есть девочка Кристина. И, возможно, этой девочке он подарил мои хризантемы и твою заколку.
Я замолчала и вопросительно посмотрела на Риту. Она, опустив голову, обрывала лепестки красной розы, и красные, почти чёрные лепестки валялись у её ног чёрными кляксами. Сестра молчала и я взорвалась:
– Рита, хватит молчать! Или мы сейчас с тобой откровенно поговорим, и я, может быть, никогда никому не расскажу о твоём преступлении, или я вызову милицию, и дальше ты будешь молчать со следователем. В отличие от меня, он с тобой нянчиться не будет, быстро развяжет язык, и ты полетишь, как электрометла, в колонию для малолетних преступников.
Рита бросила оборванную розу на пол, взяла из вазы хризантему и, искоса глядя на меня, принялась обрывать белые узкие лепестки. Я протянула руку к журнальному столику, взяла сотовый телефон, открыла его и сделала вид, что набираю номер милиции.
Рита бросила полуощипанную хризантему на пол и плаксиво сказала:
– Маша, ты правда никому никогда не скажешь, что я столкнула Данилу? Он всё равно с ума сошёл от старости.
– Не скажу и только потому, что ты ждёшь ребёнка. Надеюсь, проституток убивала не ты.
– Не я! Это дед Данила убивал.
– Опять врёшь! Данила постоянно читал Библию и верил в Бога.
– Ну и что! Он считал, что проститутки, это исчадие ада на земле, черти. Он мне сам об этом говорил.
– Откуда ты знаешь, что это дед Данила убивал?
– А мне это Максим сказал. Максим любит один бродить по вечерам, и однажды он видел, как Данила мёртвую женщину в большой чёрный пакет запихивал.
– А почему Максим ничего никому не сказал? – поразилась я.
– Он любил дедушку, и подумал: а вдруг Данила эту женщину не убивал. Вдруг кто-то другой убил, а дедушка мимо шёл, нашёл её и решил выбросить в мусорный ящик? Только я сразу поняла, – это дед Данила убивал проституток. Он в последние два месяца стал какой-то странный: то нормальный человек, а то какую-то чушь городит. Это он с тобой всегда добренький был и с мальчишками тоже, а я сколько раз слышала, как он разговаривал с телевизором или с Библией. Сядет около Библии и спорит с ней, а как только Вовочка зайдёт к нему, он очнется и опять нормальным становится.
– Всё равно не могу поверить в это!
– Клянусь, это был Данила. Я сама нашла у него чёрную шапочку с прорезями для глаз. Сама скажи, зачем эта шапка старому деду? И потом, Данила всегда этих проституток ненавидел. Это мне тоже Максим сказал. Тетя Люда ему рассказывала много лет назад: Дима, сын деда Данилы, связался с одной проституткой. Она посадила его на наркоту и он умер в восемнадцать лет от передозировки наркотика.
– А Полину Попеску кто убил?
– Наверно, тоже дед Данила. Следователь говорил Розе, что Попеску у проституток на трассе дорогу спрашивала к Космическому Тупику, и Данила, наверно, подумал, что она тоже с трассы.
Рита замолчала и опустила голову. Я вспомнила вечер убийства Попеску и наш разговор с дедом Данилой. В тот вечер он мне сказал, что не вышел меня встречать, потому что слышал мой голос из-за моей двери и думал, что я дома. А я не обратила на это внимание, подумала, что бред на фоне высокой температуры.
– А кто из вас пугал Оксану? Я помню, это ты высказала версию, что её не хотели убивать, а хотели просто напугать.
– Это я решила её попугать.
– Зачем?
– А чтобы весело было. Чтобы как в настоящем детективе всё было.
У меня не было слов, я вздохнула и взяла в руки дневник. Открыла, бездумно посмотрела на исписанный Ритиными каракулями лист, потом перевела взгляд на покрасневшую сестру и попыталась выведать имя её мужа:
– Рита, я знаю, кто отец твоего ребёнка и думаю, – он обязательно в ближайшее время на тебе женится.
– Правда! – обрадовалась Рита.
– Правда. Ему придётся жениться. Я думаю, он не захочет лучшие годы своей жизни провести в тюрьме.
– И ты не будешь обижаться, если Илья женится на мне? – спросила Рита.
На некоторое время у меня опять пропал дар речи. Илья!!! Значит, именно поэтому Рита украла хризантемы. Ведь их подарил мне Илья. Сестра, увидев перемену в моём лице, захлопала глазками, а я безо всяких эмоций устало сказала:
– Я не буду обижаться! Желаю вам счастья! Я давно не люблю Илью. Я люблю другого человека. Только боюсь, Рита, – когда тебе исполнится восемнадцать лет и ты станешь совершеннолетней, Илья разведётся с тобой.
– А я ему до восемнадцати лет ещё троих детей рожу. Я его так люблю, – счастливо улыбнулась Рита.
К нам заглянул Максим, и счастливая Рита вприпрыжку выбежала из комнаты. Я вызвала такси, доковыляла до Розы, пригласила Монику в коридор, тихо рассказала ей об Илье и Рите и попросила отвезти сестру к своему брату.
У Моники на глазах выступили слёзы, и она простонала:
– Машенька, какой ужас! Ей всего четырнадцать лет.
– А что теперь делать? Раз Илья «полюбил» Риту, пусть теперь и мучается.
– Рита, моя невестка! Да она выживет меня из дома через три дня! А Роза предсказала, что у меня впереди целый год счастья, – простонала подруга.
– Я поговорю с Ильёй, и они уйдут к его отцу.
– Он почему-то и слышать об этом не хочет, – вздохнула Моника.
– Его отец связался с какими-то космическими братьями, и они ему всю голову заморозили, – сообщила я. – Поэтому, придётся отца Ильи отогреть и перепрограммировать, а к этому я подключу нашу Розу. Космическая Мадам быстро Илье все мозги вправит, как положено. Я уверена в этом на сто процентов.
– Ура! А может, они даже поженятся, Роза и отец Ильи? – размечталась Моника.
– А ты с кем собралась провести целый год счастья? – поинтересовалась я.
– С Николаем Камышиным! – весело пропела Моника.
– Поздравляю! Целый год счастья, разве этого мало!
– Я так счастлива!
– Скоро такси подъедет. Увезёшь Риту и обратно приезжай.
Я вернулась в комнату и взобралась на диван. За окном опять начался снегопад. Белая стена закрывала наш дом от страшного и бездонного космоса. Ёлочка начала оттаивать и по комнате разнёсся аромат леса и дождя. В комнату постучали. Пришёл Герасим. Он написал первую главу нового детектива и решил посоветоваться со мной насчёт закрутки сюжета. Герасим монотонно читал мне свой детектив. За окном падал белый снег, на столе алели розы, а я думала, что скоро Новый год, а потом придёт весна.
К О Н Е Ц