2. Бред сумасшедшего

Валерий Мучкин
Это так называемое вступление-эссе продолжение "Ангела, который упал" я посвящаю своим родным и близким, живым и ушедшим из этого мира. Пусть простят меня жители других областей России, Украины, которые мне так же близки и дороги, но в первую очередь я думаю о своих земляках в Смоленской губернии.В той жизни я встречал своего деда жителя деревни Старинки, Корнея Михайловича Мучкина, его жену Варвару приучившую меня вдыхать воздух этой очаровательной и прекрасной земли.  Именно в память об этих людях я написал это маленькое на первый взгляд произведение.Спите спокойно мои родные...

Солнце. Снег. Парковая аллея. Мост любви. Люди и время. Сошедшееся в одну точку понятие пространства.
Мозги если они есть набекрень  от напряжения сгустившегося воздуха. Ощущение, что напрямик,  прямо в лоб получаешь удар от пикирования в голову миллионов пружин человеческих мыслей.
Куда спрятаться? Нет такого места на земле и даже, наверное, в космосе, где бы можно было скрыться от  ужаса надвигающейся беды.
Господи спаси и помилуй меня, родных и близких, живых и уже ушедших на небеса.
Яркий свет, откуда-то сверху. Затем появившееся внезапно со всех сторон ощущение бытия. Затем появились они. Кто они? Люди ли, или просто сопровождающие…
После этого было солнце, солнце. Свет исходит откуда-то сверху, по краям кто-то невидимый мной. Я как бы понимаю, что это мама и еще кто-то… Свет исходит сверху. Одновременно приходит ощущение непонимания. Как я сюда попал? Что я? Или кто я? Вскоре пришел сон. Не кошмар,  не страх и ужас, а просто сон приходящий каждую ночь. Сейчас я думаю, что это были далекие звезды или огромные звездные миры. Они звали сквозь тьму пространства, а впечатление было такое словно они рядом. В такие мгновения было больно,  и слезы, слезы приносили успокоение.
Я  их видел во снах и знал, что они есть, но их не было со мной. Казалось там, в звездной дали истина, и все скоро откроется. Время шло, и все оставалось на своих местах. Мне говорили: «Ты дурак!.  Перестань фантазировать.» Я продолжал мечтать о мирах, в которых люди были прекрасны, честны и великодушны.
Часто приходил сон, который был не похож на другие. Мой ночной странник-двойник вдруг оказывался плавающим между изящными обломками огромных колон в изумрудном море. Обломки  зданий и их остовы выступали из моря. Прямо передо мною среди волн высилось здание, напоминающее древнегреческий храм. Вода окружала его со всех сторон, светило солнце, вокруг в воде я видел множество живых существ, пытающихся выбраться на колонны и террасы.  Видно было, что эти существа-полулюди были близки друг другу, их было множество, и я был среди них, смотрел их глазами. Мне было непонятно, что это за событие, кто они – эти существа, и какую роль среди них было отведено мне или может быть придется пережить когда-нибудь. Сон был настолько реален, что я ощущал ласку морских волн, гладкую поверхность колонн, когда делал очередную попытку выбраться на них.
Но почему? Почему я не ощущал страха, ведь я до сих пор можно сказать боюсь  моря. Эти существа были мне близки. Да и они не проявляли признаков страха.
Сон оставался, где-то в другой жизни. Приходила новая реальность. На сердце падала тень и тоска. Зачем? Почему я проснулся? Внутренний голос подсказывал, что этот ночной мир мне не рассказал главного. Хотелось вновь заснуть, оказаться между ласковыми, изумрудными волнами, купаться в солнечных лучах прыгающих между ними.  Звезды и вечность звали, но что-то во мне спало, и ключ к пониманию окружающего мира уходил из рук.
Реальный мир оказывался менее комфортабельным  и желанным. Мое понимание мира  воплощалось в солипсизме к внешнему раздражению. Как Диоген я сидел в своей бочке и рассматривал внешний  мир на предмет его пригодности к употреблению.
Вскоре я начинал видеть лица, лица. Их было множество. За окном плачет ветер, стучит в окна, бросается в двери  веранды. Наступал вечер, и с ним в доме собирались все кого я, кажется, любил в этом мире. На столе  керосиновая лампа. Дедушка Корней сидит за столом и что-то пишет.   Иван-Дым тихо сидит на лавке, которая с трудом его вмещает. Баба Варя крутится у печи. Аромат печеного хлеба разносится по дому. Входит дядя Гриша со своей мамой, бабой Степохой и скромно садится на дверной порог. Бабушка с любовью ее называла Степоша. Со взрослыми Грише трудно было общаться. Он чудак и всеобщий любимец такой мелюзги, как и я.  Постепенно мир этого дома заполняется  ореолом таинственности  и загадочности. Раскрыв рот я тихо сижу возле печи и  вслушиваюсь в рассказы. Здесь я уже ни к чему не присматривался. Здесь я просто учился. Именно в этом доме мне казалось, сходятся нити мироздания, а остальной окружающий мир это приложение к нему. Здесь я ученик и наблюдатель, и уже часть этого нового мира который был так не похож на те миры, что приходили ко мне во снах.
В мир этого дома входили: хозяйственные постройки вокруг, огород, цветник, пасека, картофельное поле. Дальше поля, Семидворье, короткая дорога на  Стодолище, Смоленск.  Напротив дома, метров через пятьсот стоит почерневший от времени памятник  воинам  дивизии генерала Качалова, нашедших упокоение  в этих местах. Дальше пока мне неведомый мир, населенный существами из прошлого и будущего.
Дом стоял на самом краю деревни. Дальше было поле  то с гречихой, то с каким другим злаком, то с клевером. Посредине поля  остался  небольшой сад. Все что осталось от усадьбы, что, когда-то там была. За полем лесная дорога на Романовку, Дубовку, Стодолище. Дорога петляет по березняку и ельнику. Грибы, ягоды валом. По лесу бродить одно удовольствие. Ты и лес. Или лес и ты в нем.  Войдешь в него и все проблемы по боку.
В деревне за нашим домом жила баба Зина, дальше Степоха с сыном, напротив единоличник Глинок, через перекресток Зина, дед Гриша с женой Марией. Дальше по улице  школьный учитель, который учил еще моего отца. В этой семье меня звали Вареником. Напротив дом Хорькова.
За рекой Сашек,  бывший полицейский  немецкого оккупационного режима во времена войны.
Краски родной земли, неведомого мира, который был реальностью и таким желанным. Где? Где? Куда ты ушел? Пусть это было обещанием  и ожиданием мира, благословения господнего, но это был мир. Именно мой мир.
Рассказы родственников и просто односельчан, заставляли сжиматься сердце и наблюдать все  как бы со стороны и изнутри мира.
Вот мой отец, молодой и рыжий. Выше среднего роста,  стройный и подтянутый идет по деревне. В руках у него коса – он возвращается с покоса. Каждый год он приезжал к отцу в деревню Старинка и шел работать, то на комбайн, то на трактор и помогаял  своим в поле.
Человеческое воображение не имеет границ, и вот я вижу его сразу после войны идущим с дядей Гришей по дороге в Ярмолино. Вечер быстро сгустился  в темноту. Ее комья раскидались по кустам и вдоль придорожных деревьев. Среди небесного ультрамарина  светит луна, освещая  дорогу, не пробивая черноту их теней. Чуть ниже по дороге просматривается  дорога уходящая к Ермолинскому мосту. Вдруг, из этой тени  мелькнули две светящиеся фигуры. Кто это? Вроде бы вчера не пил, - подумал отец- провел руками по глазам. Фигуры не исчезли. Как назло не взяли с собой обрезы, которые остались дома. Фигуры приближались. Кто они? От них исходит свет, да и высота нечеловеческая. На голове волосы дыбом. Страх обострил внимание. Отец с Гришей метнулись в придорожную канаву, упали Сердце сейчас выскочит из груди...  По дороге  ровно и легко приближались две белые светящиеся фигуры ростом не менее трех метров. Голову страшно поднять, дыхание  еле-еле.  Неведомые силы придавили к земле. Страшно не только лежать, но и дышать. Люди, не люди, привидения не привидения. Светящиеся фигуры поравнялись с отцом и дядей Гришей,  и  глубоко дыша,  прошли в направлении Старинки, Семидворья, Стодолища. Полежав еще некоторое время, и придя в себя, папа и дядя Гриша  поднялись и потихоньку направились в Ермолино. Что это за явление они так и не смогли объяснить. То ли это были  призраки, бродящие по земле, ища успокоения, то ли это были  святые апостолы,  обходящие  земли, то ли инопланетяне  нашедшие удовольствие  в передвижении  пешком.  Такие рассказы в этих местах часто встречаются среди  стариков.
Такое же чудо моя трижды благословенная баба Варя  видела с сестрой Степохой зимой, когда началась Финская война. Зима, ночь, Луна, дорога на Семидворье. Идти еще километра два. Как бы ниоткуда, вдалеке появилась фигура неизвестного. Бабы… Господи, ну какие бабы? Тридцатипятилетние женщины испугались в смерть. Упали под куст и, не смотря на дикий мороз, пролежали на снегу. Фигура  гигантского светящегося человека, прошла по дороге. На мои расспросы, во что эти фигуры были одеты, я так и не добился вразумительного ответа у отца и бабушки. Неизвестный  поразил  молодых женщин  силой дыхания и свом огромным ростом.
Эти рассказы я слышал от взрослых, сидя на печи с замиранием сердца впитывал в себя  сказанное. С силой черной дыры притягивающей окружающую материю я впитывал эти и ушедшие миры в свой разум. В голове путалось. Не было временных границ и ограничений пространственных. Скорость света в моем возбужденном мозгу  была подобна движению  ленивого всадника. Мечты уносились то в ближнее межзвездное пространство  Альфа Центавры, то куда, то за пределы нашей галактики к туманности Андромеды. Вдруг мне виделись огромные звездные скопления, которые выстраивались, в какую то  конфигурацию мира. Нет сверх мира! Золотая решетка микробытия не давала возможности заглянуть дальше, и ураган мысли бросал меня в глубину  реальности человеческого тела.  Видя себя как бы изнутри, я поражался схожести  внутреннего  оформления с внешним макрокосмом. 
Проходило, какое то время, и реальность моего мира опять увлекала меня, и вновь я радовался  солнцу, ощущал поглаживание ветра по волосам, бегал по теплым летним лужам  или  гонял до изнеможения по сугробам снега.
Мир прекрасен. Он велик. Ты ;кто это «ты»?;здесь на отдыхе начинал я понимать уже с годами. Падая на землю, слышал ее дыхание. Прошлые миры уютно себя чувствовавшие здесь посылали мне свои послания через колыхание ветки на ветру, шум деревьев в лесу. Проникая в почву, искал себе нужные элементы для жизни корень дуба.  Уютно устроилась на ветвях малинника сойка. В гнезде уже два худющих малыша ждут ее с очередной порцией пищи. Взобрался на черенок колокольчика муравей, что-то себе рассуждает о своем муравьином бытии. Сквозь джунгли травы пробился луч и упал прямо на взрыхленную землю. Красный толстый червь как неведомый локомотив осторожно вылез из земли и замер в ожидании. Он тоже немалая часть этого мира и принимает участие в создании то ли прекрасного общежития, то ли рая, который все стараются не замечать.
Проснуться. Вывернуться наизнанку, открыть забрало снять маску. Зачем? Зачем? Я просто ощущаю эту маску и опять вижу дороги, лица, бесконечность жизни здесь. Иногда я думаю, что понимаю ЕГО. Он хотел этого. ОН хотел это видеть. И я уверен всеми частичками своего материального и астрального тела, что ОН хотел это ощутить. Как все непредсказуемо и прекрасно!
Распахнув солнечные крылья времени меня, опять бросает в то, что называется настоящим. Голова напряглась от этих диких скачков. Тупая точка медленно начинает пульсировать в воспаленном мозгу. Свет становится серым и покачивается. Кажется, еще мгновение и я упаду. Собираюсь с силами. Горизонт покачнулся и устоял. Дай бог сохранить сознание. В голове слышу отчетливо хлопающий звук, и становится легко. Сознание медленно поднимается над телом …
Опять солнце и опять точка яркого света, где-то над головой. Нет понятия времени и чувств. Кажется это я.
Где то далеко или давно … В Прошлом или настоящем серо-голубая сеть миров с сюжетами бесконечной и скучной глубины. Простое осознание бытия и его то ли обыденности, то ли простой тупой бесконечности приходит опять в сознание.
Постепенно проходит это космомироощущение  и я, возвращаясь в обычный мир, тихо плачу от безысходности, обреченности своей телесной оболочки. В молодом теле, которое живет в мире с окружающими его оболочками, нарастает немой бунт,  и слезы  льются потоком из глаз. Зачем о Боже! Зачем я должен это прочувствовать на себе.
Неумолимо несется время и события, сбиваясь в сплошной водоворот, каких то объектов. Сплошной туннель ощущений.
Сбившиеся в клубок … миры или просто прошедшие ощущения. Водоворот страстей и с ними молнии озарений заставляющие биться еще не сердца, но уже и не мертвой протоматерии. Затем как бы ниоткуда вышедшие на пьедестал мировые цивилизации  и простой песок после них.
Песок сыпется сквозь пальцы рук и впечатление, что целые сформированные миры с их ощущениями и бесконечностью внутренней и внешней просыпаются на ровную землю нашего внутреннего мира.
Нет однозначного мнения. Любое из них уже заслуживает внимания. Как тяжело войти в образ и абстрагироваться, одновременно присутствуя в материальном мире.
Лист осенний, недавно еще такой зеленый уже опадает в парке на еще не остывшую землю. Она ненавистна и такая родная. Качает клен на ветру. Их великое множество в парке. Грустно и радостно ходить по его тропинкам. Сердце слушает шепот и поскрипывания веток. Ш-ш-ш-шу-шууу… Постепенно в небе прямо над кронами деревьев накапливаются серые облака. Кое-где через них прорываются солнечные лучи и, зацепившись за ветки, падают на тропинки парка. Ш-ш-ш-шу-шууу… продолжает шуметь парк. Меняется мир. Очередная спираль завернула в сторону зимы, закидав покровом  просторы огромной, по человеческим меркам страны. Не уютно и тревожно … Где то в глубине сознания верится, что придет весна и жаркие солнечные пятна вновь обретут уют в этих местах.
Там, далеко на тропинках прошлого … А может настоящего или будущего пронесшись мгновением через неисчислимое количество лет побежит рыжий мальчишка с голубыми глазами. Он будет смотреть на этот мир, и рассматривать его так, как рассматривают люди муравья в лесу. Он рожденный в этом мире  - часть этого мира или просто часть его воображения. Человек смотрит на попытки муравья дотянуть найденную добычу собратьям. Он не понимает, что его видит кто-то более могущественный… Могущественный ли?...
Красный толстый червь вновь зашевелился где-то на другом конце планеты и мягко вошел в землю... Оторвавшийся осенний  лист, наконец, нашел свое место и опустился  возле старого пенька. Множество других таких же листочков уже пожелтевших и притоптанных лежали рядом, на тропинке, здесь же. Они тоже уже никуда не спешили, не шелестели на ветру. Запах поддубников смешанный с духом опавших листьев витал в воздухе. От листа, лежащего у пня, исходило еле заметное свечение. Последние капли жизни испускала его нежная аура. Он еще видел, как в воздухе проносятся такие же листочки, ветер продолжал петь о бесконечных мирах огромного парка, нежно лаская их умирающее естество.

Мучкин Валерий
Киев
Mutshkin@rambler.ru