Приходовская Екатерина
Политика и мораль
(Политика как общественное явление)
Вопрос соотношения морали и политики – вопрос скорее общефилософский, чем конкретно-политический, но, наверное, основополагающий для самого понятия политики. Несмотря на всё стремление к объективации своих законов и мотивов, политика остаётся всё же сферой человеческой жизнедеятельности, и способы её существования и осмысления зависят прежде всего от ЧЕЛОВЕКА. Несомненно, что это вопрос соотношения общего и частного, но что здесь частное, а что общее – понять нелегко. С одной стороны, более «общим» является политика: мораль как сфера духовной жизни относится более к индивидууму, а политика – к социуму. С другой стороны, политика – явление более локальное, затрагивающее интересы отдельных групп лиц и их борьбу (соперничество), тогда как мораль утверждает общечеловеческие (гуманистические, планетарные) ценности.
Вследствие нашего естественного, априорного антропоцентризма – для нас всё, что есть, начинается с человека и замыкается на человеке: в этом наша великая ограниченность – а может быть, глубинная суть. Однако человек – столь же естественно – открытая, незамкнутая система и физически, и духовно. Начиная от своего зарождения в организме матери и заканчивая обрядом погребения, человек непрерывно находится в тысячах разнообразных контактов с окружающим миром, хочет он этого или нет. Более того – сама его личность со множеством индивидуальных свойств, вся его более или менее автономная внутренняя структура – неизбежно и полностью сформирована и постоянно корректируется (деформируется) этим окружающим миром; так что термин «окружающий» кажется уже слишком неточным. Весь сложный комплекс внешних и внутренних связей регулируется человеком в соответствии со свойствами собственного мышления (чаще всего подсознательными, тоже априорными), а одно из таких априорных свойств человеческого мышления – стремление структурировать видимое, создать ценностную иерархию. На этом свойстве аналитического интеллекта, скорее всего, и основано широкое значение слова «политика»: «Говорят о валютной политике банков… о политике профсоюза во время забастовки; можно говорить о школьной политике… даже о политике умной жены, которая стремится управлять своим мужем» . В этом смысле «политика» означает некую сознательно осуществляемую, последовательно-целенаправленную траекторию поведения и вообще действий. Даже в этом, достаточно широком – если не сказать расплывчатом – значении прослеживаются две фундаментальные черты политики:
1) рациональная организация взаимоотношений (вернее, взаимодействий, так как политика – всегда ДЕЙСТВИЕ);
2) направленность на внешний объект, будь это собственный муж или целая страна.
А.Г. Унпелев, например, одной из важнейших функций политики называет интегративную функцию: «Общая направленность политического в широком смысле, его главное функциональное назначение заключается в обеспечении единства общества, разделённого на разнородные социальные группы и слои, классы и конфессии» .
Здесь появляется новое понятие – ОБЩЕСТВО («…в широком смысле – совокупность исторически сложившихся форм совместной деятельности людей; в узком смысле – исторически конкретный тип социальной системы, определённая форма социальных отношений» ). Термин «общество» зачастую не определяется вообще, функционируя как нечто само собой разумеющееся, интуитивно понятное. Примечательно, что это интуитивное понятие отличается от данного в словаре: под «обществом» любого масштаба подразумевается обычно множество людей, чем-либо объединённых. Однако и объединённость может быть разных уровней. Чем-то, например, различаются всё множество женщин земного шара (несомненно, объединённых половой принадлежностью) – и какое-нибудь городское Женское общество. Это различие заключается в отсутствии или наличии специальной иерархически-структурной организации. Чем же отличается то «общество», которое является предметом политологии – например, от Общества любителей животных?
Всё это спорно и вряд ли научно (хотя говорить о строгой научности применительно к таким дисциплинам, как политология, эстетика, психология, педагогика и т.п. – вообще очень трудно), но даёт богатую пищу для размышлений. Что такое, к примеру, «страна» – не как географическое, а как политическое понятие? Мы часто слышим: «Россия заявила…», «Россия выступила…», и где-то в нашем сознании есть интуитивное понимание того, что же мы называем Россией. Это не национальное единство (Россия – страна многонациональная и всегда такой была), не религиозное (о взаимной терпимости уживающихся в нашей стране конфессий говорить излишне), даже не территориальное (границы России менялись на протяжении её многовековой истории). Как ни странно, но именно в этом феномене соединяются политика и мораль; общность миллионов людей, различающихся по полу, возрасту, нации, вероисповеданию, образованию и т.д., определяется:
а) единством политической организации общественной жизни;
б) единством моральных установок (менталитета).
Говорить о менталитете нации сложно, так как, например, дети и внуки русских эмигрантов не сохраняют российской ментальности, становясь полноценными членами тех обществ, в которых выросли; тогда как многие иностранцы приобретают её, долгое время проживая в России, как бы «подключаясь» к духовно-энергетическому полю её народа. Менталитет, конечно, явление само по себе сложное и малоизученное, но именно в нём заложен неписаный и никем в третьем чтении не принимаемый «моральный кодекс» («Мораль – нравственность, особая форма общественного сознания и вид общественных отношений (моральные отношения); один из основных способов регуляции действий человека в обществе с помощью норм. …В отличие от права, исполнение требований морали санкционируется лишь формами духовного воздействия (общественные оценки, одобрения или осуждения). Наряду с общечеловеческими элементами мораль включает исторически преходящие и классовые нормы, принципы, идеалы» ).
Таким образом, политика и мораль являются первейшими необходимыми составляющими человеческого общества – но пока мы рассмотрели их только «параллельно».
Интересной моделью (тоже «параллельной») представляется система, предложенная Платоном в «Государстве». «Государство как бы макромир, которому соответствует микромир в каждом отдельном человеке, в частности в его душе… В государстве совершенного типа три класса его граждан – правители, воины и работники производительного труда – составляют гармоническое целое под руководством наиболее разумного класса. Но то же, по Платону, происходит и с душой отдельного человека. В душе также три составные части. Если каждая из них будет совершать своё дело под разумным управлением, то гармония души не нарушится. При таком действии души разумное её начало будет в ней господствовать, аффективное – выполнять обязанность защиты, а вожделеющее – повиноваться и укрощать свои дурные стремления. От дурных поступков и от несправедливости каждого отдельного человека ограждает именно то, и только то, что в его душе каждая её часть исполняет предназначенную ей функцию» . Политика и мораль оказываются разномасштабными проекциями ЕДИНОГО ЗАКОНА, и это укладывается в цельную картину мира как сквозной модели. Подобные аналогии прослеживаются и в наше время: «Политика выступает как бы формой объективации, внешнего выражения и материализации механизмов нравственного самоконтроля» .
Как же мораль и политика соотносятся между собой?
Исследователи выделяют четыре подхода:
1) морализаторский подход, исторически первый, существующий и сейчас в идеологии христианско-демократического движения. «Выражаемый в крайней форме – в форме морального абсолютизма, – этот подход означает, что политика должна не только иметь высоконравственные цели (общее благо, справедливость и т.п.), но и при любых обстоятельствах не нарушать нравственные принципы (правдивость, благожелательность к людям, честность и т.п.), используя при этом лишь нравственно допустимые средства»;
2) утверждение автономности политики и морали; «мораль – это дело гражданского общества, личной ответственности, политика же – область противоборства групповых интересов, свободная от нравственности». Основоположником этого подхода называют Николо Макиавелли («Государь»), отделившего политику от сфер этики и религии;
3) трактовка политики и морали как противоположностей, оппозиции, восходящей к паре «зло – добро». Восприятие политики как абсолютного зла идёт ещё от раннего христианского утверждения: «всякая власть – насилие»; поэтому неслучайно в связи с этим подходом упоминаются имена русских философов – М.А. Бакунина и Н.А. Бердяева;
4) компромиссный подход, основателем которого считается М. Вебер, разделивший мораль на этику убеждений и этику ответственности и назвавший специфическим средством политики ЛЕГИТИМНОЕ НАСИЛИЕ.
Однако не стоит забывать, что само разделение этих двух сфер достаточно эфемерно.
И мораль, и политика объединяются ещё одним отличительным свойством: в теории они существуют только как броские термины, настоящая и единственно возможная их жизнь – в реальном стечении реальных обстоятельств, в реальных поступках и чувствах конкретных людей. Именно поэтому существует множество определений политики – она, как Волшебник Изумрудного Города, является каждый раз в новом, неповторимом облике, и нужно признать либо множественность её лиц, либо множественность масок при отсутствии настоящего лица.
Политика, так же как и мораль, не существует как отдельная сфера, она растворена во всех областях человеческой жизни, в том числе касается и границ НЕПОЗНАННОГО (а вряд ли нужно доказывать, что непознанного в нашем мире больше, чем познанного). Поэтому любая попытка строгого определения того или другого оказывается уравнением со многими неизвестными, которое, естественно, человеческий разум не в силах решить.
Возьмём, к примеру, оппозицию личное – общественное, напрямую соответствующую паре мораль – политика. Оппозиция, казалось бы, звучащая крайне современно, детально разработанная советской литературой именно в политическом ключе. Однако политическое оказывается здесь формальным, поверхностным слоем, а в основе лежит глубинный, древний мифологический код человеческой жертвы для спасения общины (древнегреческие мифы о Макарии и Ифигении), а ещё глубже – мифокод жертвы, приносимой по велению высших сил (чьей упрощённой проекцией является «воля общины»): ветхозаветная легенда об Аврааме и Исааке. Таким образом, политика и мораль являются лишь отдалённым отражением древнейших связей между земным и сверхъестественным, их соотношение восходит не просто к системе взаимодействий индивидуумов в социуме, а к сакральному ритуалу «снятия напряжения», подобному критским обрядам «священных танцев» с быками, призванным умилостивить гневного Посейдона.
В принципе, к тому же мифокоду относится противостояние человека и истории, например, в пушкинском «Медном Всаднике». Евгений – «маленький человек» – оказывается той же жертвой, что Исаак или Ифигения, только «жрецами» в этом случае выступают не конкретные люди, но само Время, сама историческая эпоха, в сознании Евгения сконцентрировавшаяся в личности Петра.
Личность Петра Великого – «антихриста» или «великого реформатора России», согласно разным мнениям – поднимает другую политическую проблему, не менее важную: проблему «дозволенности» и роли личности в истории; смежная проблема, тоже касающаяся петровской эпохи – вопрос соответствия цели и средств (в данном случае – жертв). В «Медном Всаднике» больше акцентирована вторая проблема, развёрнутая между отчаянными проклятиями Евгения и торжественной песнью автора:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия…
Политика Петра I и до сих пор не оценена однозначно: одни проклинают её, другие славят. Тысячи смертей, репрессии, казни, повешенные стрельцы на Кремлёвских стенах, эпидемии при строительстве на болотах новой столицы – и глобальный, принципиальный поворот истории России.
Здесь смешаны два вопроса:
1) вопрос личной ответственности: имел ли право Пётр – один человек, хоть и наделённый царской властью – по собственной воле ломать многовековые традиции и разворачивать целую страну?
2) вопрос оправданности средств целью: стоил ли этот поворот – даже если оценивать его положительно – стольких страданий и смертей? Может ли вообще хоть что-то стоить страданий и смерти хотя бы одного человека?
Это, без сомнения, одни из центральных вопросов при рассмотрении связи политики и морали.
Очень обширно и неоднозначно обсуждаются они у Достоевского; во-первых, в «Преступлении и наказании»: разговор Раскольникова и Мармеладова о «проценте», сама теория Раскольникова о «твари дрожащей», торжество в последнем «возрождении» Раскольникова морали над политической теорией (здесь есть ещё и вопрос ВЕРЫ, торжествующей над всеми измышлениями человеческого «одномерного» разума); в «Братьях Карамазовых»: монолог Ивана о «слезинке ребёнка», которой не стоит «вечное блаженство». Тот же вопрос – оправданности средств целью – прослеживается, например, в столь разных по всем параметрам произведениях, как «Антигона» Софокла и «Тихий Дон» Шолохова: вся деятельность, все усилия героя (Креонта или Григория Мелехова), направленные на достижение каких-то социально-политических целей, оказываются ничем рядом с жизнью и смертью близких людей. Приоритет опят даётся морали, человеческой жизни и совести; эти выводы соответствуют, например, взглядам Канта, утверждавшего, что человеческая личность сама по себе в любой политике должна быть «целью, и никогда средством».
В этом плане ярчайшей символической фигурой для всего XIX века была фигура Наполеона, которому было посвящено множество произведений и поэтических строк, в том числе такие:
Мы все глядим в Наполеоны:
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно…
Однако если в этом фрагменте «энциклопедии русской жизни» отношение автора читается явно, то у него же в «Медном Всаднике» этот вопрос не получает однозначного ответа.
Столь же неоднозначно трактуется проблема КОНФЛИКТНОСТИ в человеческом сообществе (по некоторым концепциям, конфликтность – борьба – это основа любой политики), например, в «Дивном новом мире» Олдоса Хаксли и в знаменитом советском фильме «Место встречи изменить нельзя». Потрясающе актуален для нас, живущих в начале третьего тысячелетия, разговор Жеглова с соседом по коммунальной квартире об «эре милосердия». Жеглов, воспринимающий своё дело как непримиримую войну с преступностью, вряд ли мог предположить, что через шестьдесят лет за убийство будет грозить не «расстрельная статья», а всего лишь несколько лет заключения… Здесь уже видится вопрос понимания ГУМАННОСТИ (опять же, вопрос Макиавелли – о цели и средствах): что гуманнее – и одновременно целесообразнее для государства – сохранить жизнь серийному убийце или, казнив его, сохранить жизнь десяткам мирных граждан? Этот вопрос, конечно, риторический, и ответ на него известен заранее; однако есть и более сложные вопросы, например – неизбежность расслоения общества на конфликтные группы и невозможность его стабильного единства. В «Дивном новом мире» Мустафа Монд, Главноуправитель нового «счастливого» мира, абсолютно стабильного благодаря искусственному формированию каст, рассказывает Дикарю и Гельмгольцу о Кипрском эксперименте, о неудачной попытке создать общество «из одних альф».
Ещё более показательный пример можно увидеть в повести У. Голдинга «Повелитель мух». Там прослежено постепенное формирование конфликтных социальных группировок «с нуля», в обществе, все члены которого изначально были доброжелательно настроены друг к другу и стремились к общей цели. Ценным в этой повести («детской» модели «взрослой» политики) представляется то, что обе конфликтные группировки обладают каждая своей правотой; и те, кто добывал еду, и те, кто поддерживал огонь на горе, были правы по-своему. Но макиавеллиевская «целесообразность», стремление выжить – победили здесь мораль и всякие попытки соблюсти её со стороны Ральфа и его двух убитых впоследствии товарищей. В «Повелителе мух» отразилась полная (по крайней мере почти полная) модель «взрослого» постоянного политического общества, обладающего системой вождей, иерархией и даже религией (оборотень на горе – «весточка от взрослых» – тело лётчика; голова кабана на шесте). Описан там даже ритуал – ритуал страшного, перешедшего в оргию человеческого жертвоприношения. Эта повесть – потрясающая картина развития и функционирования законов социальной психологии.
Итак, сферы морали и политики – подвержены не только связям между собой, но и многочисленным связям с другими структурами и объектами. Во всех частных проявлениях можно увидеть цельную линию общего развития сознания, и этой линии подчинены все остальные сферы человеческой жизнедеятельности.
Таким образом, ни мораль, ни политика не являются ЦЕНТРОМ многоаспектной и сложной жизни человеческого сообщества. Они выступают регуляторами общественной жизни и норм бытия человеческого духа, но не являются сферами суверенными, а зависят и формируются в связи со множеством факторов.
Самым главным во всех сферах деятельности и мышления остаётся неизменный источник и предмет творчества – сам ЧЕЛОВЕК, его дух, его разум, его жизнь и смерть, ибо без него нет ни политики, ни морали, ни вопросов, ни ответов, и великая ценность – человеческая жизнь – не должна зависеть ни от политики, ни от исторической ситуации, ни от изменения моральных норм.
ЛИТЕРАТУРА
1. Политическая культура: теория и национальные модели (отв. ред. Гаджиев К.С.). – М., 1994
2. Унпелев А.Г. Политология: власть, демократия, личность. – М., 1994
3. Асмус В.Ф. Платон. – М., 1975
4. Пугачёв В.П., Соловьёв А.И. Введение в политологию. – М., 1995
5. Вебер М. Избранные произведения. – М., 1990