Конечно, самой трудной оказалась первая сессия, как и положено! Выглядел процесс страшновато и необычно. Я ещё не вполне отвык от школярства и некоторых заблуждений. Помню, что на экзамене по физике попался билет с вопросами из раздела оптики и всевозможных углов преломления и отражения. Поднапрягшись немного, добросовестно написал всё, что знал, но вводную часть преподавателю доверительно поведал устно, начав очень издалека и из анналов древности... Что, дескать, в старинные и замшелые времена тираны-правители использовали драгоценные камни в качестве увеличительного стекла для облегчения чтения и написания, всякого рода, государственных указов и сверхважных рескриптов. У преподавателя моментально с носа свалились очки!
Ну, я осторожно и дальновидно поправился, уточнив и пояснив, что самим-то деспотам некогда было писать и отвлекаться от государственного «руля», они диктовали высочайшие манифесты писарчукам, а вот, почитывать (да и писать всё-таки, тоже!) иногда приходилось самостоятельно... Хотя бы для того, чтобы соблюсти тайну личных и интимных писем зазнобам из других царствующих кланов. Преподаватель счёл нужным выдать что-то, типа: «Врёшь ведь, подлец! Но – красиво! Однако, не верю.» – Почти, как Станиславский... Это страшно возмутило, заело, и мы сцепились не на шутку. Мне было строго сказано, что до тех пор, пока не найду каких-либо подтверждающих доказательств, оценку не выставят... Надо было умереть, но доказать!
Пришлось опрометью бежать в библиотеку и перерывать подшивки журнала «Техника — молодёжи». К концу экзамена удалось всё-таки отыскать малюсенькую заметочку в разделе «Калейдоскоп» и торжественно вручить экзаменатору. Его карта оказалась битой!... В дальнейшем, таких сложных и непредсказуемых экспериментов не предпринимал, осторожно ограничиваясь рамками материала лекций.
… Следующие сессии сдавать пришлось полегче, так как приобретался необходимый и весьма ценный опыт, познавались некоторые особенности преподавателей, да и старшекурсники неизменно делились какой-то полезной информацией. Если предмет был трудный, но нужный для профессии штурмана, то его учили и мужественно корпели над конспектами весь семестр. А науки «проходные» и не особо на что-то влияющие, сдавали при помощи, так называемого, «эффекта полного ведра». Суть метода известна всем студентам.
Накануне экзамена брали несколько пачек «беломора», ставили на тумбочку чайник и рядышком, по индивидуальным пристрастиям – пачками или банками чай и кофе, а сами усаживались за столом или возлежали на кроватях. С помощью нехитрого реквизита, всего за одну ночь постигалась абсолютно любая наука. Вернее, было вполне достаточно ночных бдений, чтобы наутро спихнуть зачёт или экзамен. Знания сначала медленно, но верно, наполняли мозг и, к утру, полностью его переполняли. Достигнув наивысшего уровня, бережно, чтобы не расплескать по пути, «несли» содержимое в аудиторию..., а потом выплёскивали и выливали экзаменаторам. Чтобы навсегда освободить голову от уже совершенно ненужных и бесполезных знаний... Вот, такой специфический эффект!
В комнате в период сессий всегда дым стоял коромыслом, все сосредоточенно молчали и лихорадочно шелестели страницами. Иногда тишину прерывал чей-нибудь вопль: «А-а-а-а!!! Я этого не перенесу... И не пойму никогда! Знать бы, кто такую хрень придумал, и на кой она нам?! Убил бы!» – Но на бедолагу никогда не обращали внимания и не отвлекались понапрасну, ведь следующим орущим мог быть и ты.
Кровать Коли, вечно спящего в любых условиях, стояла напротив. Он старательно читал, морщил лоб, курил и страшно напрягался. Казалось, можно услышать поскрипывание мозговых шестерёнок... Вздыхал тяжко, пил чай, неопределённо хмыкал, как бы удивляясь чему-то, и снова читал... Но, в какой-то момент, не выдерживал невыносимых умственных перегрузок. Небесно-голубые глаза затягивала лёгкая поволока, потом они медленно закатывались, конспект выпадал из ослабевшей руки, а голова со стуком припадала к железной спинке кровати... Николай засыпал в абсолютно любой неудобной позе. И спал так сладко, что рот безвольно приоткрывался, а прозрачная слюнка стекала из уголка... И – всё... Покой, умиротворение и абсолютная нирвана!!!
Остальные обитатели, не обладающие подобными летаргическими способностями, естественно, страшно возмущались бесшабашным легкомыслием в период ответственной сдачи экзаменов. И не могли упустить любого удобного момента для перевоспитания лентяя и очередного дружеского прикола. В рот вставлялась зажжённая Беломорина. Николай её сонно подхватывал губами и... продолжал спать. Но рефлекторно и автоматически попыхивал папироской, напоминая игрушечного сувенирного ёжика из детства, которому тоже вставляли какую-то сигаретку... Припоминаете?
… Однажды, в тот незабываемый период, когда вечерами ещё испытывались муки ощутимого голода, опасливо заглянул монгол Цого. Он мудро опасался какого-то подвоха. Любого. Причины не нужно было никакой. За «просто так» мы не выпускали обратно ни одного званого гостя или случайного посетителя. Все это прекрасно знали, но, как мухи на мёд, всё равно слетались в нашу комнату. Инстинкт и условный рефлекс! У нас было весело и непринужденно. Но ушки приходилось держать востро! Шутки-то «вставлялись» беззлобные, если разобраться по существу, но это выяснялось лишь потом, по прошествии некоторого времени. А в момент самого «действа», могли вызвать нешуточную обиду и возмущение.
Лёха и Юра лежали на кроватях у окна и тихонечко о чём-то бухтели. Коля прилёг напротив меня, но почему-то ещё не спал. Странно. Это противоречило его естеству, но именно так тогда и выглядело. А я уже почти «приобнялся с Морфеем», но всё слышал и видел, как призрак замка Моррисвиль! Находился в полудрёме, убаюкиваемый противным бурчанием в животе...
Монгол тихонечко прошёл ближе к середине комнаты. Обращаться с вопросами к почти уже спящим было бесполезно и совершенно не по этикету. Поэтому Цого спросил бдящих Лёху с Юркой, а нет ли, случайно, в сусеках хоть чего-нибудь, в смысле пожрать-похавать? Вопрос мгновенно вызвал неуёмную и почти истерическую ржачку. Но Юрка тут же среагировал и сказал, что колбасы-то у нас — море... Но в горло она как-то без хлеба совершенно не лезет! Вот, если бы хоть корочку ржаного или белого... Тогда уж, мы её с трудом, но пропихнули вовнутрь... А так — не стоит понапрасну беспокоиться и заморачиваться по пустякам. Нехай уж, лучше полежит до утра... Или – следующего вечера. Не испортится!
… Монгол был пока ещё не слишком силён в тонкостях и особенностях нашего юмора, но колбасу очень уважал, как по утрам, так и по вечерам, равно, как и в остальное время суток, и страстно мечтал ею возобладать прямо сейчас, не сходя с места! Цого промямлил, что вот, если бы мы как-то изощрились, вошли в бедственное положение и поделились кусочком колбаски, хоть совсем махоньким и невзрачненьким, почти назаметненьким, то он бы принёс свежий, ароматно-пахучий, мягкий внутри и с хрустящей корочкой, батончик...
Общество насторожилось, а я даже приоткрыл глаз, но спина монгола не позволяла что-то конкретное рассмотреть. Серьёзность ситуации вызывалась тем обстоятельством, что мы перед приходом Цого раз пять опрашивали всех на этаже, заглядывая в каждую комнату, в надежде выцыганить у кого-нибудь хоть малюсенький кусочек хлебца. И поэтому были стопроцентно уверены, что если уж мы не нашли ничего, то следов съестного, на данный момент, в казарме не найдёт никто! Лёха не выдержал и спросил, откуда такое богатство вдруг появилось, если мы к моноголам с полчаса назад заглядывали и выясняли именно про хлеб?
Цого важно ответил, что после нашей ревизии приходил его старший товарищ и принёс в подарок целый батон... Очень-очень большой, просто громадный..., но он ему без колбасы как-то не симпатичен. А вот, если колбаской сверху придавить... Прямо намекал на консенсус и бартер!... Лёха и Юрка оживились, но монгола нельзя было спугнуть какими-то признаками нетерпеливости. Поэтому Лёха лишь нехотя спустил ноги с кровати, а Юрка стал ёрзать и пододвигаться поближе к монголу. Ещё не вполне верилось, что Цого не шутит и не врёт.
Лёшка меланхолично произнёс: «Ладно, тащи уж сюда свою милостыню. Не доживёт колбаса до завтра! Не хотелось с полным брюхом спать ложиться, да уж судьбинушка, видать, такая. Опять всю ночь кошмары будут сниться от обжорства и переедания!»...
Славный потомок Чингис-хана никакого подвоха или провокации не усмотрел. Вышел и почти сразу вернулся — его комната располагалась через одну. Мы даже не успели выработать какую-то долгосрочную стратегию или быстротечную тактическую операцию. Но вошёл Цого уже не просто так: встал пеньком у двери, всё ещё опасаясь какой-то беды или каверзы. Больше всего побаивался Юрки и Лёшки, да и Коли слегка. А меня в расчёт абсолютно не принимал. По его мнению, я уже витал далеко-далеко в нирване и небытии... А какого, собственно, подвоха можно ожидать от бездыханного тела?! Поэтому и встал спиной ко мне, опасливо посматривая на сидящих и одного полулежавшего. Аппетитный батон монгол держал за спиной, прямо у моего носа.
Однако, пауза затягивалась. Ехидненько так, Цого произнёс: « Ну, давайте... показывайте вашу колбасу». – Подозревал ведь всё-таки что-то! Я быстренько выпростал руку из-под одеяла, выхватил батон и метнул к окну. Ничуть не сомневался, что хлебцу не суждено упасть на пол. Цого от такой неожиданности рухнул прямо на Колю... «Мертвец» ожил!... В мгновение ока, все оказались за столом... Монгола не обидели, ему тоже что-то досталось... Скорее всего, запах... Цого потом сидел на Колькиной кровати, жевал корочку и причитал: «Ведь я знал... Точно знал!» – … Так крепилось нерушимое братство народов...
Ребята, с которыми довелось делить радости и невзгоды студенчества, были неподражаемы. Каждый по-своему. Но попадались и откровенно странноватые, с необъяснимыми «вывертами» в поведении и психике. Не то, чтобы это явно проявлялось и было сразу заметно, но продолжительное общение с такими «кадрами» приводило к печальному выводу, что они попали в Академию либо по знакомству, либо роковым образом ошиблись в выборе будущей профессии.
В нашей группе учился Андрей Кадомцев. И долго проучился, до третьего курса! Куда только потом делся и при каких обстоятельствах — совершенно не помню. Невзрачный и «усреднённый»: светленький с редкими волосами, ничем особенным себя не проявлял, но ребята его почему-то инстинктивно сторонились. Это невозможно объяснить... Какое-то чувство неприязни и брезгливости вызывал своим видом и поведением. Но я даю такую характеристику по очень давним впечатлениям и не знаю, где он сейчас и каких высот достиг в жизни... Произошла одна история. Своеобразная и «музыкальная», как раз, где-то на рубеже второго и третьего курсов.
… Пластинками и меломанией я по-прежнему «болел», но на новом уровне и с учётом относительно свободного времени. До сих пор мучает вопрос, как же умудрился «провести» нашего майора? То ли был слишком осторожен, умён и изобретателен, то ли Печень всё-таки знал... Или догадывался, но не подавал вида, по каким-то причинам, чтобы не вызывать откровенной злобы и ненависти, уж не знаю! Но проигрыватель «Аккорд-001» и две здоровенные колонки были перевезены из дома в общагу. Колонки, конечно, не такие уж и здоровенные, но и они оказались слишком велики, чтобы где-то спрятать в комнате, которая просматривалась буквально насквозь. Особенно, если учесть опыт незабвенного ротного во всяких проверках и «шмонах». Ребята, как могли, так и страховали. Все любили музыку, особенно, если её запрещали слушать. Меня всегда заранее и отдельно предупреждали о появлении Печонкина. Причём, делали это, не сговариваясь, сразу несколько человек и вразнобой. А соседи по комнате натренировались и привыкли к операции по быстрому свёртыванию импровизированной «дискотеки». Каждый знал, что именно делать, чтобы не мешать друг-другу. Как на войне!
Шнуры отсоединялись, колонки быстро перебазировывались в шкафчики и обёртывались одеждой, а проигрыватель устанавливался в отделение шкафа и тоже чем-либо прикрывал для маскировки... Конечно, при желании, не составляло особого труда сразу определить, что данные предметы по форме и размеру никак не соответствуют предметам гигиены и личного обихода. Но в том-то и дело, что до самого конца обучения нас ни разу так и не «прищучили». Хотя наказывали и за гораздо более мелкие провинности. Крепко наказывали!
В шкафчиках отодрали доски на дне и сделали легкосъёмными. В таких «схронах» каждый прятал «гражданскую» одежду и обувь. Эти предметы безжалостно изымались, если их находили. И ведь искали! Получить экспроприированную одежду и обувь можно было у Печени под расписку, но только в каникулярный период! А телевизор на этаже сначала вообще отсутствовал. Появился только в середине второго курса, когда старшекурсники начали откровенно бузить и требовать какого-то культурного отдыха и досуга. (Недавно меня поправили и подсказали, что телевизор всё-таки стоял с самого начала. Склероз, сами понимаете! Но на суть не сильно влияет. Хотя, конечно же, историческая правда дороже.)
Все страшно тосковали по музыке и с надеждой слушали радиорепродуктор... Однако, с эстрадой дела обстояли очень напряжённо, особенно с зарубежной. Да ещё и на единственном Ленинградском радиоканале, где вовсю просвещали и «окультуривали» родными напевами, патриотикой и классикой. Отдушиной служила еженедельная передача «Ваш магнитофон». Кто-нибудь должен её помнить. По воскресным вечерам целый час крутили относительные новинки зарубежной музыки. При этом, радиопередача почти всегда посвящалась какому-то конкретному музыкальному коллективу или исполнителю. Сначала в эфир выдавался краткий рассказ о творческом пути, а потом сплошняком запускали самый популярный концерт. Делалось это исключительно для того, чтобы осчастливленные радиослушатели могли вовремя подключить магнитофон и записать на память или в домашнюю коллекцию. Отсюда и название передачи.
Дурдом, конечно! Особенно в наступившую эпоху повсеместного «стерео», но мы были и этому рады и просто счастливы! Такими новинками меня, как и многих других, трудновато было удивить, но другой возможности что-то послушать и «откиснуть» заскорузлой душой, почти не имелось!... Когда до окончания передачи оставалось минут пятнадцать, дневальный неистово орал, как резаный: «На вечернюю проверку — становись!!!» – ...И так — каждое воскресенье. Без исключений... Ребята молча выходили в коридор на построение. Двери оставляли открытыми и громкость не убавляли, чтобы дослушать последние композиции... Но неумолимый майор приказывал с треском «вырвать» провода и закрыть наглухо двери!
Тупое солдафонство и непробиваемый дебилизм Печонкина невозможно было преодолеть ничем... Подсылались отдельные ходоки, а также многочисленные депутации и делегации старшин, которые и сами с удовольствием слушали радиопередачу. Слёзно просили передвинуть на эти самые пятнадцать-двадцать минут время воскресной (только лишь!) вечерней проверки..., но лишь понапрасну потратили время и нервы, впустую посотрясав казённую атмосферу канцелярии. – «Люминь!!!»
Для чего, спрашивается, это нужно было?! Чтобы унизить и доказать превосходство? Или именно на этом зиждется пресловутая военная дисциплина? Неужели устав настолько прямолинеен, что не допускает определённой гибкости и взаимопонимания в отношениях начальников и подчинённых?... Риторические вопросы. Сейчас это уже абсолютно не важно. Мне, во всяком случае. Но тогда-то виделось совершенно иначе.
А когда майор-зануда отсутствовал, лихо развёртывалась «диверсионная» аппаратура и на всю катушку врубался забойный музон, врывающийся в распахнутые настежь двери! Протестующих не находилось. Забота дневального, охраняющего тумбочку и телефон на входе, – не допустить проникновения на этаж кого-нибудь из оргстроевого отдела или вовремя подать сигнал о любых подозрительных посторонних в расположении.
Минут двадцать-тридцать отчаянно давали «жару» всему этажу и, заодно, прочищали мощными децибелами мозги и уши!... Потом, когда оскомина несколько сбивалась, и наступала лёгкая эйфория, громкость приглушалась, и дверь прикрывалась, чтобы в комнате под музыку заниматься делами и подготовкой к занятиям. Соседи отдыхали или приходили к нам, если появлялось желание. Мы никого не выставляли. Каждый находил место и дело по вкусу. Но – под музыку!
… Так вот, Андрюша Кадомцев повадился приходить и по делу, и без. Когда он тихонечко сидел в уголочке, внимая звукам прекрасного, с этим мирились. Но когда стал откровенно донимать частными и частыми визитами, навязчивыми просьбами «послушать что-нибудь» в самое неподходящее время, то я однажды не выдержал и сказал, что проигрыватель находится на длительной профилактике и «отстаивается по регламенту, предусмотренному строгой инструкцией по эксплуатации». Дословно. Думал, что поймёт, что не к месту забрёл... Андрюша тупо спросил о сроке такой суровой профилактики. Пришлось выкручиваться и ответить, что, как минимум, «простой» продлится пару дней. Иначе – аппарат неминуемо «сдохнет» от невыносимой перегрузки и нещадной эксплуатации...
Печально вздохнув, Кадомцев удалился, но ровно через пару дней появился снова, держа в руках какую-то пластиночку. Опять не вовремя. Пришлось извратиться и довольно обтекаемо и наукообразно сказать, что «отстой» проигрывателя принёс неожиданный результат. Тестирование и диагностика показали, что иссяк бензин в системе привода ротора... А без бензина, как без воды — и ни туды, и ни сюды! Андрюша молча ушёл. Я облегчённо вздохнул, надеясь, что эзопов язык всё расставил на свои места.
Через час вновь припёрся донельзя счастливый Андрей и гордо сообщил, что пришлось очень трудно, но он смог достать... И протянул пузырёк из-под канцелярского клея. Вместо клея плескался чистейший бензин!
Я совершенно одурел и не знал, плакать или смеяться. Никого в комнате не было, чтобы помочь в этой дурацкой ситуации. А врождённая скромность и деликатность не позволяли прямолинейно и однозначно послать его на... Или в... Пришлось сделать вид, что снимаю диск с проигрывателя, что-то откручиваю и капаю бензин... А сам, в это время, тихонечко и незаметно скинул пассик с приводного вала. Андрюша с ужасом убедился, что помощь в профилактике оказалась напрасной, а персональная «дискотека» действительно отменяется надолго...
По-моему, он всё-таки что-то понял, потому что назойливые визиты прекратились... Но Андрюша был не единственным, «с приветом».
… Учился в группе и Славик Каськов. Уже отслужил армию, жил где-то на Лиговке и доучился до самого выпуска. Вроде бы, всё в нём выглядело нормальным, он являлся «старослужащим», но не ощущалось какого-то внутреннего стержня в натуре и поведении. Всегда держался с нами и «заодно», учебный курс усваивал ни шатко, ни валко. Твёрдый середнячок. Компанию поддерживал и юмором не обделён. Только вёл себя как-то, не вполне понятно. Заискивал, что ли. Причём, перед всеми — и нами, и ребятами своего возраста. Этого тоже нельзя простыми словами объяснить. «Скользковатый» и себе на уме. Вроде бы, вполне «свой парень», но в «разведку» с таким почему-то идти не хотелось... Если кто-то попадал в Академию по протекции, это всё равно, рано или поздно, становилось известным. Не секрет, что некоторые поступали по знакомству и связям, но это – лишь первоначальный толчок и дополнительное ускорение. Некая гарантия успеха. Кто-то совсем не оправдывал родительских усилий, чаяний и надежд, а кое кому как раз именно этого и не хватало, чтобы в будущем успешно «бороздить» необъятные просторы. Такова нехитрая философия вопроса...
Однако, именно в случае со Славиком, всё выглядело и туманно, и сумрачно. Никто не знал, каким образом он поступил на штурманский факультет. Но уж явно не по блестящим результатам экзаменов и отнюдь не по призванию. Допытываться было не модно, да и никакой разницы не существовало. Поступил, и точка. Тёмное дело! За время учёбы Каськов особенно ни с кем не сблизился, но отдельные приятели-сокурсники всё же посещали его квартиру, чтобы отчаянно гульнуть в выходные. Это не вызывало повышенного интереса, а наоборот, складывалось даже в Славкину пользу. Каждый проводил свободное время весьма однообразно, если сравнивать развлечения тех лет. Места проведения и сами мероприятия – разные, а суть и повестка дня – одинаковые.
Распределился Славик в Архангельск, если не путаю. Там летали ещё несколько выпускников-однокашников. От них-то позже и просочились некоторые сведения. Оказалось, что Славик проработал совсем недолго – месяца три-четыре, а потом начал «оправдывать» фамилию, всячески филоня, «кося» от работы и полётов под разным соусом. И «зелёный змий» сыграл далеко не последнюю роль. Дело хозяйское, каждый волен выбирать! По распределению требовалось два или три года обязательно отработать, а потом уже куда-то уходить по собственному разумению. По рассказам, Каськов выбрал какую-то странную схему, если она вообще существовала. Стал прикидываться умалишённым, вроде бы, только зачем — непонятно и так же туманно, как и его пребывание в Академии. Перевирать причины и последующие события не буду. Только, в результате всего, Славик точно оказался в психушке родного Питера. Дальнейшая судьба Каськова лично мне не известна. Вот, такие странные люди попадались на пути в штурманы. Случай с Каськовым, конечно, уникален и очень нехарактерен для лётчика. Искренне жаль, что Славик необоснованно занимал чужое место в Академии. Возможно, место человека, более достойного и преданного небу, которому чуть-чуть не хватило оценочного балла при поступлении или толкового знакомого-протекциониста...
… В конце третьего курса учебным курсом предписывалось покончить с опостылевшей «военщиной» и поехать на сборы, чтобы присягнуть «на верность» и получить ВУС в действующей части. Офицерское звание полагалось довольно высокое — лейтенант запаса! Только я и поныне старшой, большего не выслужил, хотя в 1986-м году прошёл курсы переподготовки при челябинском ВАКУШ. Там коварно изменили первоначальную ВУС штурмана-противолодочника на более редкую и изысканную — штурман по радиоэлектронной борьбе...
Академические сборы проходили в двух воинских частях Риги и Североморска. Ребята, попавшие в Североморск, рассказывали, что их брали на самую настоящую «охрану воздушных границ СССР» к берегам некогда грозной владычицы морей – Великобритании. Самолёт Ил-38 часов семь-восемь барражировал на высоте тридцати-пятидесяти метров над морем, а будущие доблестные офицеры лежали вповалку. Все, как один, сине-зелёного цвета из-за болтанки. Вдобавок, сильно пугали громадные штормовые волны, готовые захлестнуть отважный самолёт...
А я попал в Ригу. Разницу чувствуете?... Во-первых, магнитометр на военной кафедре... А во-вторых, главной причиной оказалась проводившаяся в Риге спартакиада ВУЗов МГА. Сроки почти совпадали. Поэтому сначала пришлось «отстреляться» на волейбольной площадке, а потом благополучно приехать в расположение воинской части.
Не стану на этом сильно зацикливаться. В Риге было здорово! Даже слишком. Особенно, когда перевели на «лётную» норму питания. «Техническая» тоже выглядела обалденной, а уж «лётная» – слов нет!... Ассортименту меню полковой столовой позавидуют некоторые рестораны. Официантка приносила по пять-шесть видов предлагаемых блюд — и первого, и второго, и третьего, не говоря о разнообразных салатиках и шоколаде! Мы картинно кокетничали, деланно жеманились и долго выбирали наиболее понравившееся и аппетитное.
Хорошо запомнились учения. Всё в сплошном удушливом дыму, неожиданная стрельба, возникшая паника... И кросс в костюмах химзащиты, с автоматами наперевес, полной выкладкой за плечами и в противогазах... Сдуру умные и супермудрые сразу выдрали клапаны для облегчения слабнущего дыхания... А полоса дыма – метров на пятьдесят! Специально для таких умников. Откачивали и предлагали сразу же закурить... для облегчения предсмертных конвульсий...
Священных границ не охраняли, всё оказалось прозаичнее и значительно проще: коротенький полёт на самолёте Ил-38 по аэродромному кругу минут на тридцать-сорок. И всё — ты офицер!... Но запоминающийся случай всё-таки и там произошёл. Ещё не всё, оказывается, закончил рассказывать о некоторых странноватых сокурсниках.
Ранним утром подняли по тревоге. Спросонья подумали, что «аларм» произвели только для нас. Учебная тревога, так сказать, чтобы заодно дать проср... SORRY!... понять, как может выглядеть на самом деле. Но нас буквально взашей выгнали на полковой плац, где уже построились матросики, обслуживающие самолёты и аэродром. Поэтому стало понятно, что случилось, действительно, что-то неординарное.
Каждое подразделение тщательно осматривал комполка и его заместители. Что-то пытались определить по внешнему виду... Или хотели пересчитать личный состав. Хотя, сразу после построения, два раза произвели перекличку. За нашей ротой был закреплён капитан-куратор. Тихонько стали расспрашивать и выяснять, что же такое произошло, но он и сам ничего пока толком не знал. Комполка подошёл к нашей шеренге и начал интересоваться об отсутствующих. Их не выявили. Все оказались «налицо», но фэйсы выглядели очень недовольными, сонными и зевающими.
Тогда полковник принялся рассказывать, что ночью произошло страшнейшее ЧП. С одного из самолётов полностью слили противообледенительную жидкость, в количестве двадцати-тридцати литров... А ею являлся чистейший спирт!... Не знаю, точно ли медицинский спирт самый-самый по части очистки, только авиационный настолько чистейший, что стерильнее ничего просто представить невозможно! Кто пил, тот знает и может подтвердить... Прожжённым медикам даю «карт-бланш» и оставляю право до хрипоты и полного опупения отстаивать свою точку зрения. Истина где-то недалеко.
Не удовлетворившись увиденным, комполка въедливо стал выспрашивать насчёт подозрительных перемещений, если кто-то, вдруг, что-то видел или слышал... А если, ненароком, что-то узнает, то следовало доложить по инстанции, как и положено... И всё остальное, в таком же духе...
Он собрался было уходить, как Вова Мошков — парень, отслуживший на границе или в зарубежьи два года и приехавший на сборы только для получения офицерского звания и ВУСа, важно и многозначительно произнёс: «Нет, товарищ полковник! Наши не могли такого сделать... У нас, в Аэрофлоте, вообще самолёты только на керосине летают!» – И это на таком полном серьёзе, что сначала все взорвались хохотом. А потом некоторые задумались о соответствии образа мышления и знаниях сокурсника, почти что настоящего штурмана самолёта, летающего не на спирте... А на керосине...
Кроме офицерского звания, я дополнительно получил от заботливого командования части персональную грамоту за спортивные достижения на волейбольной площадке. Большего руководство не смогло сделать ни официально, ни, тем более, неофициально... И, при этом, не сдержало офицерского слова чести. Стыдно! Мне задолжали целый ящик коньяка, но... постыдно ограничились только грамотой.
Я был ещё весьма силён на волейбольной площадке, поэтому на спор ВДВОЁМ с напарником в трёх партиях обыграл сборную команду полка из шести человек. Им было сначала интересно, а потом, уже по ходу игры, стало совсем кисло... Не верили, а – зря!... Думаете, что хвастаюсь? Истинная правда! Есть многочисленные свидетели исторического матча...
.. .Если вы бывали в Эрмитаже, то должны представлять, как выглядит царский трон. Массивный и не совсем удобный стул, если подходить с позиций современного комфорта. Тогда можете запросто представить, какого размера было кресло, предназначенное для седалища начальника Академии. Царский трон и в подмётки не годился! Не седалищу, а креслу...
Когда построили новый учебный корпус, а все отделочные работы успешно завершились, привезли мебель. Мебель в советские времена являлась предметом роскоши, если помните. Купить стенку в квартиру – предел мечтаний и верх блаженства. Этим постоянно хвастались, по многу раз «обмывали» покупку и нескромно гордились, упоминая об удачном приобретении к месту и наоборот.
Мебель, предназначенная для кабинета начальника Академии, совершенно естественно и закономерно, оказалась из категории чего-то, совершенно недоступного и шедеврального! Конечно, была закуплена по спецзаказу в неведомых странах. Если стол, размерами, как у начальника Генштаба, стоял вполне разборный, да и остальные предметы гарнитура имелась возможность, каким-то образом, рассоединить и потом собрать, то с креслом вышла крупная неувязка. Разобрать его без ущерба для дальнейшего использования было практически невозможно! А другого кресла не предусматривалось, да и вряд ли кто-то поменял бы это, монументальное и мастодонтообразное, на что-то другое...
И вся загвоздка-то состояла лишь в том, что всё уже полностью сверстали и скомпоновали, дверные и оконные проёмы установили, и грузовой лифт, как ни странно, работал. А кресло никак не удавалось развернуть и пронести на узком участке лестничного пролёта. Не думайте только, что кто-то пытался это проделать! Ни один здравомыслящий прораб не взялся бы за эту безумную затею, завидев размеры кресла и просчитывая вероятный ущерб от неудачной попытки воплотить «операцию» в жизнь... Всё прикидывалось чисто теоретически... А практически – суматошно бегали и страшно суетились начальнички и завхозы разного уровня, мешая друг-другу, размахивая руками и лихорадочно примеряя рулетками. Мы наблюдали эту душераздирающую «корриду» вживую, так как рутинно выполняли сложную, но очень ответственную работу по мытью пола на этаже и в комнатах.
Предложения и советы, а также разнообразные, выносящие мозг, версии и гипотезы, как ЭТО доставить в кабинет, сыпались со всех сторон. Но тут же сразу и отвергались, ввиду сомнительности любой из них. Ломать дверные проёмы, конечно же, можно, но, при ближайшем рассмотрении, снова всё упиралось в упрямый факт, что именно завтра, с утречка пораньше, намечалось грандиозное торжественное собрание, посвящённое открытию нового учебного корпуса. А ликвидировать следы варварского переустройства к утру не представлялось возможным! Тем более, что требовалось обязательно и другие работы аврально завершать именно к утру... Смех и грех, но строителям и устроителям торжества было явно не до шуток.
Пытливый ум прораба всё-таки нашёл выход из щекотливой ситуации. Срочно положили рельсы, снятые накануне за ненадобностью, и вновь собрали разукомплектованный и подготовленный к эвакуации со стройки... подъёмный кран... Дальнейшее – дело техники и сноровки рабочих, направляющих и страхующих бесценный груз, поднимаемый на уровень третьего этажа. Надо было видеть, как величаво вздымается к небу то, что являлось, в общем-то, обыкновенным стулом по своей мебельной сути! Всё-таки «профессора» строительной математики чуток не угадали с расчётом: пришлось разобрать рамы оконных проёмов, но это уже выглядело сущим пустяком...
В связи с этим, вспомнился интересный «мебельный» эпизод того периода, когда мы летали в Эмираты на самолёте Ту-154, жили и прозябали там по пять-семь дней. Полёты выполнялись чартерные, но на регулярной основе, поэтому бывать в ОАЭ доводилось частенько. Экипаж днём вывозили в отель у моря, там же и бассейном пользовались в своё удовольствие. Целый день до самого вечера тела пеклись на изнуряющей жаре. Однако, обязательно-принудительная программа этим не ограничивалась и вовсе не иссякала. После обеда предусматривался «тихий час», чтобы вечерком, по относительной прохладце, погулять по городу и проинспектировать многочисленные лавки и магазинчики. Больше заняться было решительно нечем... Хотя, про эмиратские приключения обязательно напишу отдельно.... Есть, чем поделиться.
Купание и нестерпимый зной страшно приедались, вода в море напоминала тёплый компот, а освежиться можно было только в душевой. Но только находясь непосредственно под струйками. Мне это основательно надоело. И море, и бассейн и душ... Захотелось прогуляться и где-нибудь охладиться по-настоящему.
Отель указующим перстом торчал на отшибе. Ничего такого позитивного, а именно «с кондиционером», на горизонте не наблюдалось. Можно и в холле отеля посидеть-поскучать, но захотелось, каким-то образом, совместить процесс обдувания распаренного тела и пышащей жаром головы с чем-то ещё. Чтобы творчески разнообразить... И, заодно, «убить» время более конкретно и плодотворно.
Увидел в полукилометре двухэтажное здание с какой-то яркой и зазывающей вывеской. Решил совершить лёгкий променад и экскурсию. Хотя и понимал, что строение вполне могло оказаться каким-то предприятием (не торгового назначения), а поэтому, вполне возможно, придётся плестись назад совсем уж раскалённым. Но я подумал немножечко и рискнул... Предчувствия не обманули — вывеска на фасаде хвастливо сообщала, что посетители имеют неслыханное счастье побывать в одном из крупнейших мебельных центров не только города, но и всех Эмиратов, вместе взятых. Это ничуть не остановило, так как назад идти – воистину смертельно опасное для здоровья мероприятие.
Неторопливо втиснулся и раскорячился в «предбаннике», наслаждаясь струями холодного воздуха. В магазин не входил: ассортимент и сногсшибательные чудеса «крупнейшего центра» абсолютно не интересовали. Однако, скромный визит безвестного экскурсанта не остался незамеченным. Через некоторое время, вышел «бой», с неподдельным интересом взглянул, как я проветриваю штанины, и широким жестом хлебосола пригласил внутрь. Я не стал отказываться, так как уже достаточно сбил температурку. Продул «кессоны» пропотевшей майки и «подочковое» пространство шорт, а теперь даже намеревался слегка погреться, чтобы повторить оживляющую процедуру впрок.
(Не стоит посмеиваться над словечком «подочковое». Здесь оно употреблено в переносном, но всем понятном, смысле и взято в кавычки умышленно. Припоминаю неуёмную всеобщую ржачку на ежегодных курсах по применению аварийно-спасательного оборудования самолёта. В инструкции для дымозащитной маски чёрным по белому предписано: «в случае задымления подочкового пространства, необходимо его продуть кислородом из переносного баллона.» – То есть — под очками. И без всяких кавычек!)
Магазинное «чрево» выглядело воистину громаднейшим! «Ленты», «Ашаны» и «Максидомы» приблизительно такие же, по размерам, только в данном торговом заведении не обозревалось ни малейшего свободного пространства на обоих этажах. Всё сплошь заставлено мебелью самого различного предназначения и расценок. Но магазин, при этом, был и первозданно пуст. То есть, единственным посетителем и потенциальным покупателем являлась моя скромная персона. Но меня не интересовало решительно ничего!... «Бой» продолжал угодничать и гостеприимно пригласил пройти к менеджеру в офис. Менеджер откровенно скучал в кресле, но сразу подозрительно оживился при моём появлении.
Вы должны хорошо знать, что хозяева-арабы считают занятием, ниже своего достоинства и положения, сидеть в магазинах и работать самостоятельно. Они появляются редко. Чтобы проверить состояние дел и подсчитать барыши. А всю черновую и непрестижную работу выполняют братья по вере — индусы, филиппинцы, малайзийцы, пакистанцы и многие-многие другие...
И менеджер был родом откуда-то оттуда. Он радушно усадил в кресло, предложил кофе, чай чёрный или каркадэ – на выбор... Курить самосад или махорку, беспардонно дымя паровозом, невзирая на любые условности... Однако, стандартный набор любезностей и видимость гостеприимства, не более того! Обычно, я с обслугой не церемонился, но никогда и не переходил границ вежливого общения. Тонкая грань: чтобы не выглядеть «лохом», с которого можно запросто стрясти деньжат по-легкому, но и чтобы не показаться заносчивым грубияном. Довольно узенькая «штучка».
… Я деловито сообщил, что закурю с большим удовольствием, а чайку-кофейку — не хочу. Особенно в такую жару... Но вообще-то, по моим религиозным убеждениям и фактическим климатическим условиям, не откажусь от баночки ледяного «пепси»... Или пара баночек холодного пивка вполне бы поспособствовала дальнейшему интересному знакомству и интернациональному общению «за жисть»... Сказал в шутку, конечно, но озвученное «меню» тут же появилось на подносе. «Бой» чинно сгрузил «спецзаказ» капризуле на стол.
Мы довольно мило и непринуждённо беседовали о том, о сём... Я пил пивко (баночку «пепси» предусмотрительно заныкал в карман шорт... На будущее.), а потом появился традиционный кальян и, всё-таки, обязательный ритуальный кофе... В общем, за короткое время мы стали лепшими «братьями навек» и самыми закадычными корешами... Новоявленный корешман горестно вздыхал, жаловался на судьбинушку-злодейку, нелёгкую долю и многочисленных родственников-кровопивцев, которые нагло сидят на его шее, побалтывая ножками, и ждут финансовых вливаний. Я с опаской поглядывал на бычью шею, очень сочувствовал и участливо поддакивал...
Беседа и посиделки затягивались. Стал украдкой поглядывать на часы. Оказалось, через часик должен приехать автобус, да и время пешкодрала по жарище на обратный путь к пляжу надо бы обязательно учесть... Мой заграничный друг это увидел и учтиво предложил осмотреть образцы мебельного искусства. Типа ненавязчивой экскурсии и для того, чтобы самому не свихнуться в офисе от одиночества и долгого сидения на одном месте. Отказать другу было невозможно!
Мы долго уныло бродили между шеренгами табуреток, завалами столов, любуясь изобилием изысканных гарнитуров и прочих разнообразных извращений изощрённой фантазии мебельных дизайнеров. На обоих этажах. Наконец, менеджер озадаченно хлопнул себя по лбу, искрой вышиб какую-то мыслю и внезапно припомнил, что обязательно должен мне, как настоящему другу, истинному знатоку и непревзойдённому ценителю, пренепременно показать кое-что... По его словам, ЭТО привезли как раз только вчера... Эксклюзив и шедевр, своего рода! Заинтриговал, однако, чёрт красноречивый...
Вошли в отдельную комнату, напоминающую размерами зал Кремлёвского Дворца Съездов... Там стояла кровать. Одна... И больше в комнату невозможно было что-то ещё поместить! Такого траходрома я не смог бы представить даже в самом пьяном угаре!... Она была... Даже и не подберу подходящего эпитета, чтобы охарактеризовать размеров... Вся кричащая, блестящая, с отделкой деревом, водяным матрацем и электроприводами... Широчайшие возможности невиданных функций тут же услужливо продемонстрировал вездесущий «бой», следующий по пятам, как хвостик, так что я воочию убедился в работоспособности невероятного количества вибраций и возможностей сотрясать возлежащие тела на этом чуде вражеской техники. Голливудские суперрежиссеры в блокбастерах о сексуальных утехах и приключениях иногда показывают лишь жалкое подобие сего устройства.
Слегка отрешившись от действительности, с ужасом и каким-то внутренним восторгом представил, что придётся разрушить все перегородки в квартире и жить в кровати, если допустить сумасшедшее предположение о покупке ЭТОГО. То, что именно будут думать и чувствовать соседи, как-то совсем не волновало.
Судя по «лэйблу», кровать была итальянская. Сколько стоила, не поинтересовался, но стало приятно, что «кореш» сходу предложил скидку в восемь сотен долларов, как первому покупателю и единственному настоящему другу... Настолько я понравился и вообще... Кроватью, в итоге, так и не осчастливил никого. Ни себя, ни соседей... Пожадничал... И друган не подарил, хотя вполне мог... А ведь если только слегка допустить и немного помечтать!
(продолжение следует)