Мономир. Книга 3. Колыбельная для доктора

Александр Брынза.
Дмитрий Ильченко.

 Мономир.
 Книга III.

 Колыбельная для доктора.

 
 От авторов.

 ATТENTION!
         Эта книга является заключительной частью трилогии «Мономир».
         Мы не ставили перед собой, цель разрекламировать «прелести» богемного наркосуществования, как впрочем, воспитывать тоже не будем.   
        К сожалению, нам не удалось, дослушать эту историю из уст самого героя, поэтому некоторые отрывки пришлось домысливать самим, собирая воедино те немногочисленные, порой противоречивые рассказы, его, пока еще живых, друзей и знакомых.   
               
                Озябшими ладонями я сжимаю
                свое истерзанное сердце,
                с которого лохмотьями свисают
                остатки жалости, любви и               
                сострадания, а под онемевшими
                ногами, хрустят замерзшие
                осколки того, что когда-то было
                моей ДУШОЙ.

                Надпись на стене туалета.

 Новелла 0. Фенечка.
    
Свист, хлопок, сознание медленно заполняло руины разбитого мозга.  Тело судорожно цеплялось за жизнь. Борменталь инстинктивно оценивал повреждения, провала в памяти не было, он помнил все до мельчайших подробностей, даже клеймо на лезвии топора.
Конечности не ощущались; все, что было Олегом Лотоцким, теперь ограничивалось сферой, плотно перемотанной бинтами. Темнота, зрение не работало, видимо, поврежден зрительный участок, зато другие чувства функционировали сносно. Комнату наполняли запахи хлороформа и озона, скорее всего это была реанимация, рядом шепотом переговаривались два человека.
       - Ему хана, он в коме.
       - Все равно, нужно подождать.
       - Да ты что, не видишь, – травма не совместимая с жизнью, давай отключать от аппарата.
       - Подожди, есть порядок, нужна полная картина. Кто бумажку подпишет?
       - Кому нужен этот бомжара, тут и так все видно – уже начался оттек мозга.
       - Хорошо, дай сутки. Он, конечно, до утра умрет, а у меня совесть чиста будет – я сделал все, что мог! Хоть и бомж, а все равно человек.
       - Какой человек? Ты его вены видел?.. Ладно, охота тебе – возись.
       - Да пойми ты, нужно сделать, сегодня у меня уже один летальный  есть.
       - Это тот, которого с железной дороги привезли?
       - Да, его под локомотивом протащило, словно в мясорубке побывал. А одет он прилично, друзья возле кабинета главврача митинг устроили, мне даже деньги предлагали.
       - Ты взял?
       - Нет…
       - Ну и дурак. Все, пошел я на заслуженные выходные. Увидимся в понедельник! А с вами, больной,… уже, пожалуй, на небесах.
       Борменталю вдруг стало страшно, он захотел крикнуть вслед удаляющимся шагам: « (?)Помогите! », но голосовые связки не слушались, и из груди раздался едва уловимый всхлип.   
       Врачи этого не услышали и, переведя разговор на более приятные клубничные темы, вышли в коридор.
       Тишина… Борменталь различил слабый огонек в черной дыре, и, приблизившись, понял, что это костер, и он смотрит на него в пролом. Пролом в собственной голове. Внутри, вокруг костра, Борменталь различил силуэты своих друзей, долго не мог узнать одного, но, присмотревшись, понял, что это он сам. Все пространство, освещенное пламенем, было заполнено тряпками, обрывками бумаги, следами человеческих испражнений и прочим мусором.
Как он мог туда попасть? Человек, блестяще окончивший Московский медицинский институт, сделавший карьеру в «Склифах», и, по всеобщему мнению знакомой профессуры, талантливый врач?..
      Костер становится еле заметен, постепенно превращаясь в едва различимое мерцание свечи, пока не гаснет совсем.
      Покалеченное тело устало, ему нужен отдых, и Борменталь практически ощущает, как проваливается в бездну. Запахи озона и хлороформа постепенно растворяются, им на смену приходит пустота, лишь только слух, угасая, доносит удаляющийся писк аппарата, сигнализирующий остановку сердца…


      Затошнило, кто-то тряс за плечо. Лотоцкий вскочил, рывком приняв горизонтальное положение. В ординаторскую пробивался слабый свет из коридора. Пахло хлоркой и спиртом. В полутьме Олег различил лицо Гены Салатеева, молодого хирурга, дежурившего вместе с ним.
       - Тебе, что, не спится? – Лотоцкий встал с кушетки и зажег свет.
       - Какой тут сон! Зав отделением приехал и по коридору шатается.               
       - Что ему в полночь тут надо? – Олег инстинктивно бросился к зеркалу, поправляя халат и приводя себя в порядок, пытаясь придать лицу бодрствующий вид.
Саныча боялись все. Бывший военврач, поучаствовавший в военных конфликтах, он наводил ужас на своих подчиненных. Про таких говорят: «Он строг, но справедлив». Не делая различий между молоденькими санитарками и именитыми врачами, Саныч решительно пресекал невыполнение служебных обязанностей или прохладное отношение к работе. Поэтому два молодых доктора чувствовали себя не очень уютно, так как их поймали практически на месте преступления: вместо того, чтобы дежурить, оба спали. Один в ординаторской, другой – в операционной, прямо на столе. Им еще очень повезло, что из санпропускника прибежала санитарка и разбудила Салатеева.
В коридоре послышались шаги. Оба дежурных кинулись к столу, вырывая друг у друга стул. После непродолжительной борьбы, стулом завладел Салатеев, распахнул журнал, делая вид, что изучает фамилии больных, а Лотоцкому не оставалось ничего другого, как стоять рядом, водя пальцем по тому же журналу. Дверь распахнулась.
      - Добрый вечер, молодые люди. Что вы там такое увлекательное читаете?
На пороге стоял зав отделения, военная выправка и строгий взгляд которого моментально лишили дара речи обоих докторов.
       - С-с-с-с-сдравствуйте, Александр Александрович, мы тут это, журнал проверяем.
Оба чувствовали себя как школьники, не выучившие важный урок, которых ни при каких обстоятельствах не должны были вызвать к доске, но все же вызвали.
       - А вам, Лотоцкий, обувь жмет? – Саныч кивнул на ноги.
Тут только Олег заметил, что стоит на полу босиком, а его туфли, с торчащими из них носками, аккуратно поставлены возле кушетки.
      - Молодые люди, не надо из меня ваять идиота. В следующий раз ваше легкомыслие обернется для вас большими неприятностями. Честь имею!
      Хлопнула дверь. Салатеев злорадно захихикал.
      - Чего ржешь, гад? – Лотоцкий подошел к окну.
      - Вот ты стреманул, ха-ха, а носочки-то в туфельках! – Гена уже гремел стерилизаторами для шприцев, кипятя в них воду.
      - Ладно, давай чай пить.
      За окном, в ночной тишине, завелась машина и, сверкнув фарами, уехала.
      - Фух, укатил! – Лотоцкий обул туфли, подвинул к столу кушетку и удобно устроился на ней в полулежащем положении, готовясь поглотить ароматный чай, заваренный прямо в стакане. – Ген, открой окно, покурим.
      - Саныча не боишься? – Салатеев открыл фрамугу и извлек из шкафа баночку, приготовленную для принятия у пациентов анализа мочи. – Надо не забыть, потом вымыть и на место поставить, а то в прошлый раз Лидка ругалась, ей одной штуки не хватило, все меня спрашивала, какому идиоту понадобилась банка для ссак. – Салатеев засмеялся. – Невезучий ты у нас, Олежка, все шишки на тебя валятся, вот и сейчас – приперся Саныч и перебил тебе здоровый крепкий сон.
      - Какой там крепкий? Здоровый кошмар снился.
      - Интересный кошмар? С бабами или нет?
      - По мне, так не очень, я в реанимации очнулся, а потом умер. Навсегда…
      - В реанимацию-то как попал?
      - Кажется, меня линчевала толпа религиозных фанатиков.
      - Как Парацельса?
      - Не совсем. Его, кажись, подрезали, а меня, как помнится, топором приработали.
      - Это ты много жирной пищи на ужин съел, а вообще говоря, тебе к гадалке надо. Или Фрейда почитать.
      Лотоцкий улыбнулся, в который раз восхищаясь, с какой легкостью его товарищ совмещает несовместимое, материальное и метафизическое, делая это так естественно, что у собеседника создается искреннее впечатление о несостоятельности всех философских доктрин и теологических догм, накопленных человечеством за многие тысячелетия.
       Геннадий Семенович Салатеев был добродушным молодым хирургом; коллеги не воспринимали его серьезно, но любили как младшего брата – непосредственного и наивного, не успевшего повзрослеть и заразиться взрослым прагматизмом. Докучал он своим сотрудникам тем, что любил рассказывать всякие невероятные истории, наполняя их таким реализмом, будто сам в них участвовал. Особый шарм рассказам придавала литературная обстоятельность и безупречно построенная структура текста. Лотоцкий справедливо считал, что в Гене умер, по крайней мере, Веллер, а может и сам Чехов.
      История рассказывалась как бы невзначай, но всегда находился повод для ее изложения. Вот и сейчас Олег понял, по тому, как загорелись у товарища глаза, что ему предстоит послушать одну из многочисленных Гениных новелл. Речь, по всей вероятности пойдет о свирепых фанатиках или сектантах, и Лотоцкий уже пожалел, что завел разговор о своем сне…
      - Кстати, о сне. Тут недавно такой случай произошел…
      …Лотоцкий с тоской посмотрел на товарища, а Гена затянулся сигаретой и начал свой рассказ.
       - История эта началась лет пять назад в одной из деревень на окраине Московской области. Средний совхозик кое-как сводил концы с концами, из года в год, получая от министерства сельского хозяйства СССР кредиты, которые потом прощались. В общем, все как у всех. Мужики самогонку пили, бабы гоняли мужиков и сплетничали. И жили бы они так еще долго и счастливо, но тут в их размеренную жизнь ворвалась перестройка.
Ошалевшие от нежданно свалившейся свободы, выбрали нового директора и окончательно пропили совхоз. И все бы ничего, но одновременно умерло министерство сельского хозяйства заодно с великой страной. Так что кормить такие совхозики и колхозики стало некому. Конечно, никто с голоду не помер – приусадебное хозяйство помогло, даже оставалось, что на базаре продать. Однако, наряду с физическим голодом, существует еще и духовный. КПСС благополучно развалилась, а церковь свою православную они еще в двадцать шестом году взорвали. Но свято место пусто не бывает, и в один прекрасный день к клубу подъехал микроавтобус, из которого вышли хорошо одетые люди, «неприлично» выглядящие и пахнущие на фоне деревенской грязи. Народ вывалил из домов и стал наблюдать за пришельцами.
        Приезжие оказались иностранными проповедниками, и привезли они зерно веры. Теперь в стране свобода, вот и хлынули через границу всякие свидетели Иеговы, адвентисты и прочие евангелисты. Засеяли они свое зерно, а почва-то благодатная, потому что народ любопытный, вот и закрутилось. Раньше были соседи, земляки, а теперь – братья и сестры, в общем, паства.
        - Да ты все это откуда знаешь? Создается впечатление, что тебе пора уже лекции читать о влиянии западных тоталитарных сект на дремучее сознание русского крестьянина. – Лотоцкий саркастически усмехнулся.
        - Откуда знаю? Да ты посмотри вокруг. По городу пройти невозможно, чтобы к тебе не пристали: «А не хотите Вы душу свою спасти?». И всё журнальчики тычут. Не пойму, куда попы наши родные смотрят. Короче, не мешай, с мысли сбиваешь. Увлекся народ и не заметил, как индивидуальность свою потерял, превратившись в стадо баранов с импортными козлами во главе.
       Жила в этой деревне девчонка – симпатичная, скромная, рукодельница. Училась в районном техникуме. При рождении дали ей абсолютно православное имя – Еликанида, в честь прабабки. Забеременела по неопытности, но заметила это, когда аборт делать было уже поздно.
       Раньше бы все образовалось, ну, побранили бы, посплетничали, затем дали ребенку отчество деда и утихомирились. Но теперь Еликаниду выгнали из дома, и оказалась она в Москве. Родила она сына, назвала Феней. И, конечно же, никому она такая нужна не была. Ночевали на вокзалах, пока бомжи местные не выжили.
       Подобрал ее Агабек. В подвалах на окраине города у него была подпольная швейная фабрика, на которой в рабских условиях трудились полтора десятка женщин, лишенных официального статуса. Работали по четырнадцать часов в сутки. Ребенок лежал в корзине возле швейной машинки и все время плакал. Молока у Еликаниды было мало, вместо пеленок заворачивала она его в обрезки ткани, остающейся после кроя спортивных костюмов. Агабек был человеком слабо образованным, и поэтому не знал, что такое профсоюзы и какова их функция в цивилизованных обществах. Зато  на рынках Москвы регулярно появлялись партии «Найков» и «Адидасов», которые тут же раскупались коротко стриженными братками.
      Прошла зима, Фенечка немного подрос, но простудился от многочисленных подвальных сквозняков. Не получая квалифицированного лечения, ребенок получил осложнение, вследствие чего оглох.
       Еликанида пробовала сбежать, но была поймана и жестоко избита Агабеком.            
      Рабовладельческая идиллия длилась не долго, то ли конкуренты сдали, то ли Агабек вовремя не заплатил, но в один прекрасный день приехала милиция и мануфактурка закрылась.
      Агабек дал взятку, был выпущен под подписку, и тут же исчез. Фенечку отдали в дом ребенка, а женщин, как бродяг, поместили в КПЗ до выяснения личности.
      Личность Еликаниды выясняли до тех пор, пока в отделении не появился толстенький гражданин. Одет он был в старый, но тщательно перелицованный костюм, туфли с распродажи и фетровую шляпу из секонд-хэнда. Массивный нос венчали старомодные очки в огромной оправе.
      Встреча Еликаниды и Гриши Матраскина (так звали толстяка) происходила в кабинете начальника отделения – майора Федяскина, который считал себя честным ментом, но не прочь был заработать копеечку, если это не требовало совершения крупного должностного преступления.
      Федяскин услужливо сообразил чайку и удалился. Матраскин перешел сразу к делу. Было видно, что человек он занятой, и сопли размазывать ему некогда.
       - Значит так! Положение у тебя не очень, документов, денег нет, московской прописки тоже. В лучшем случае тебя выкинут за сто первый километр, в худшем – сядешь по статье «тунеядство». Но есть шанс. Я являюсь владельцем похоронного агентства «Тихие зори». Мне тебя рекомендовали как талантливую модистку. Будешь работать у меня. Я не Агабек, насиловать не буду. Ты работаешь, я предоставляю тебе жилье и плачу зарплату.
        Матраскин посмотрел на Еликаниду, ожидая вопроса о размере зарплаты, но она озадачила его другим вопросом:
      - Где мой сын? Без него работать не буду.
      Гриша лихорадочно прикидывал затраты на дополнительные взятки, чтобы забрать мальчика из дома ребенка. Но упускать Еликаниду ему не хотелось. Гриша был скуп, и Плюшкин по сравнению с ним казался транжирой. На работу к себе он старался брать людей, которые не могли устроиться в другое место, и поэтому согласны были работать за меньшую плату. Коллектив «Тихих зорь» состоял, в основном, из инвалидов, условно освобожденных и прочих неустроенных людей. Лишь только в администрации работали люди образованные и солидные. Матраскин твердо был убежден, что на этом экономить не стоит. Еликанида была для него просто находкой. Он видел, как она работает, и давно хотел купить ее у Агабека, а тут подвернулся такой случай, прошляпить который было бы непростительной глупостью.
      - Хорошо, я тебе помогу. Зарплату ты будешь получать пятьдесят долларов в месяц, а точнее – сумму в рублях по курсу…
      С первого взгляда могло показаться, что Матраскин честен, – платит деньги с учетом инфляции, но на самом деле он просто рассчитывал вернуть затраченное на Еликаниду в полном объеме, ведь взятки он давал в долларах.
      - … Значит, комната в общежитии тебе будет стоить двадцать баксов в месяц; конечно, не ахти, но лучше, чем камера. Десять баксов будешь получать на руки, а остальное  будешь оставлять мне, в счет погашения моих затрат. А затраты такие: тебя отсюда вытащить – пятьсот, твоего байстрюка вернуть – тысяча, ведь бумаг на него у тебя нет. Итого - полторы тысячи вечнозеленых мертвых американских президентов. И через каких-то (Матраскин достал калькулятор) шесть лет и три месяца ты будешь свободна. Тогда, хочешь – у меня оставайся, хочешь – другую работу ищи. Ты ведь пойми, я помочь хочу.
Матраскин сел на стол и с высоты рассматривал собеседницу. Еликанида, понимая, что другой возможности увидеть сына нет, согласилась...
      - Откуда ты такие подробности знаешь, ты что, в прокуратуре их всех допрашивал? – Лотоцкий снисходительно улыбнулся.
      - Ну, зачем ёрничать? Если тебе не интересно, я замолчу. – Гена, окрыленный интересом Лотоцкого, продолжил рассказ:
     Матраскин сдержал свое обещание, освободил Еликаниду, поселил ее в маленькую комнатку общежития, и вернул Фенечку. Работа была через дорогу, работали много и практически без выходных. Рано утром Еликанида, уходя на работу, оставляла Фенечку вахтерше, тете Груне, добродушной бабушке, потерявшей одновременно сына и мужа в автомобильной катастрофе. Вечером общежитие закрывалось, и тетя Груня уходила домой. Еликанида на общей кухне кипятила чайник, купала Фенечку, и они ложились спать, чтобы завтра повторить опять такой же день – «день сурка».
     Однажды тетя Груня тяжело заболела, и ее место заняла другая женщина. Пришлось Еликаниде взять сына с собой на работу. А тут как раз Матраскину счастье привалило в виде жлобов, которые сразу кинули пачку баксов на стол, и настоятельно «попросили», чтобы к утру следующего дня все, что полагается, было готово, и папик ихний не спеша, попрощался с пацанами. Уходя, как бы случайно показали Матраскину пистолет, торчащий из-под мышки одного из братков, который угрюмо изрек: «Смотри у меня! Чтобы все круто было. Я за базар отвечаю!».
     Гриша поначалу обосрался, но натюрморт пухленькой пачки среди статуэток ангелов, быстро поправил ему настроение и вернул душевное равновесие. На скорую руку переслюнявив деньги и заперев их в сейф, он помчался раздавать распоряжения. В образовавшейся суматохе, предоставленный самому себе, Фенечка поигрался с ленточками, разобрал бракованный венок, пробуя на вкус каждый извлеченный бумажный цветок, и, утомившись, заснул в стоявшем на полу готовом гробу, свернувшись калачиком на шелковой подушке. То ли от сквозняка, то ли по еще каким-то причинам, крышка захлопнулась. Фенечка этого, конечно, не услышал, и изделие увезли по назначению…
       -По какому назначению? - спросил Лотоцкий.
       -Известно, по какому. Где постояльцев в такие квартиры прописывают? Например, у нас, в отдельно стоящем желтом здании. – Гена сделал вид, что не придал значения саркастическому замечанию Олега. - …А работники «Зорь» работали быстро и судорожно, Матраскин на всех орал, заставляя по нескольку раз переделывать уже готовые венки, справедливо полагая, что бандиты – не госконтроль, и лишением премий не ограничатся, чем вносил излишнюю нервозность в производственный процесс.
       Наконец, когда работа была закончена, вспомнили про ребенка, но ни в эту ночь, ни на следующий день его нигде не смогли найти. После месяцев бесплодных поисков, натыкаясь повсеместно на безразличие чиновников, Еликанида впала в кататоническое состояние, была помещена в психиатрическую больницу, где вскоре умерла от истощения.
       Вещей осталось немного: старый халат, комбинация, пара носков и желтая папка, плотно набитая копиями протоколов, справками и другими бумажками по сути заведенного дела, содержание которых было абсолютно похожим, будто печатались они все под копирку.
       Не зная, как поступить с телом, главврач обратился по месту последней работы покойницы. Сердобольные сослуживцы сколотили из отходов грубый гроб, который не стали даже оббивать. Договорились за бутылку с кладбищенским сторожем, и тот немного укоротил канаву для захоронения бомжей.
      Матраскин изобразил заботливого хозяина и, поборов свою скупость, разрешил использовать конторский катафалк, предварительно убрав из него ковры…
      Салатеев закончил свой рассказ, хлебнул остывший чай и стал наблюдать за реакцией собеседника. Лотоцкий зевнул, и, дабы внести струю здорового скептицизма, бросил:
      - Врешь ты всё, Генка! Вроде, солидный человек, образованный, врач, так сказать, а всякую фигню несешь.
      - Ну почему фигню? – Салатеев хмыкнул. – Мне вчера Фёдорыч из анатомички эту историю рассказывал. У них знаешь, какие там подвалы – со всеми катакомбами Москвы связаны, еще со времен Ивана Грозного остались. Ни схем, ни планов, и никто не знает, где они начинаются, а где заканчиваются. Вот Феня и живет там, а ночью по моргу ходит, всё мать ищет, наверное. Ему даже тормозки оставляют, а к утру одни крошки находят.
      - Фёдорыч твой последние мозги пропил, да и специфика работы у них такая. Тут не то что ребенок привидится, а сам Спаситель во главе двенадцати апостолов, или сколько их там у него было. А тормозки крысы лопают.
       - Эх, скучно с тобой, Олег. Прагматик ты сушеный, ни какой в тебе романтики.
       - А что делать, профессия у меня такая. – Лотоцкий затушил сигарету и развалился на кушетке. – Давай спать. Через два часа рассвет, сдадим дежурство, и  по домам.


 Конец.

 Новелла 1. «Господин Веретено»

         - Эге, да он дрыхнет.
        Ощущение лета и чистоты сменилось зябкостью.
        - Я, кажется, задремал? – Борменталь поежился и придвинулся поближе к огню.
        - О чем задумался? – Чпок протянул сигарету, спросонья шарившему по карманам товарищу.
        - У меня такое ощущение, что всё тут не настоящее..                - Во! – Шизя изумленно привстал. – Это от чего тебя так прёт?
       - Ни от чего меня не прёт. – Борменталь достал головешку из костра, подкурил и с тоскою затянулся. – Такое чувство, что живу я нормальной жизнью, а всё это – просто кошмарный сон. Может, гость наш сегодняшний, так на меня подействовал. Кстати, он не возвращался?
      - Нет, - Шизя развел руками, усаживаясь на свое прежнее место.
      - Пойду, поищу. А то влипнет куда-нибудь.
      Борменталь встал и направился в темноту, слыша за спиной напутствие Чпока:
      - Ты как проснешься, принеси нам «оттуда» что-нибудь, ну из своей, другой жизни.
Шизя засмеялся и добавил: - Например, пожрать!..
     Осмотрев пару потенциально опасных мест, Борменталь все же не ошибся и нашел своего нового знакомого в одной из ям, вырытой для захоронения мусора, многочисленными кучами украшавшего весь местный ландшафт. Яма была довольно глубока, и упавший копошился на дне, в луже, безуспешно пытаясь выбраться, скользя по замерзшей глине. Борменталь вынул из брюк ремень и подал потерпевшему, который после очередной попытки упал на спину, погрузившись в воду.
      - Эй, студент, хватайся. - После некоторых усилий гость был извлечен из ямы. Тут у нас небезопасно, можно все кости переломать. Ты на вокзал идешь? Пойдем, провожу тебя, нам по пути будет.
     Парень отряхнулся и послушно поплелся за Борменталем…
     Светало, пошел снег. Подходя к вокзалу, Борменталь остановился.
     - Тебе туда.
     Он хотел попрощаться с попутчиком, но тот блаженно разглядывал снежинки на своих ладонях, глупо улыбаясь, будто видел снег первый раз в своей жизни.
     Борменталь понял, что этот мокрый, грязный парнишка счастлив, он открыл для себя что-то по настоящему стоящее, и не стал мешать ему  наслаждаться этим мигом, мигом рождения духа надежды – все будет теперь хорошо.
     Борменталь развернулся и побрел к домикам, видневшимся за полуразрушенным локомотивным депо, из труб которых вился еле заметный сизый дымок. На душе стало тепло и спокойно, будто этот случайный попутчик заразил его своим оптимизмом, и теперь стало очевидным то, что он давно забыл, провалившись в кому героинового забытья. Борменталь твердо знал, что он – человек, и не сдастся, пока не вернет себе своё имя – Олег Сергеевич Лотоцкий, а вместе с ним и свою выброшенную жизнь.
      Скрипнула калитка, Борменталь вошел во двор и уверенно постучал в окошко дома. На веранде кто-то зашевелился, и дверь открылась.
      - Проходите, ей очень плохо…
      В дверях стояла немолодая женщина с осунувшимся лицом и узловатыми пальцами на мозолистых руках. Борменталь кивнул в знак приветствия и, пошел за женщиной.
     Пол в хате был застелен ветхими, но аккуратно заштопанными дорожками, окна обрамляли выцветшие занавески. В углу комнаты стояла кровать с коваными спинками, на которой лежала маленькая девочка, укрытая одеялом, сшитым из разноцветных лоскутков.
     Борменталь склонился над девочкой. С первого взгляда было ясно, что у нее большая температура – бледное лицо покрывали капельки пота, губы что-то шептали в бреду.
     Доктор снял пальто и кинул его небрежно на стул.
     - Есть, где руки помыть?
     Женщина принесла жестяной тазик с теплой водой. Борменталь помыл руки и откинул одеяло. Худенькое тело девочки еле заметно подрагивало в ознобе, пульс почти не прощупывался, из груди доносились хрипы.
     - Что с ней? – женщина одной рукой поправляла одеяло, а другой смахивала слезы, катившиеся по лицу.
     - Дело плохо. Пневмония в серьезной форме. Необходимо амбулаторное лечение в больнице, нужны антибиотики…иначе, ей не выжить.
     - Олег, помогите ради Христа. Нам нельзя в больницу, муж не позволит, по правилам братства нельзя, - женщина покосилась на стоящий в углу разбитый телевизор.
     - Другого выхода нет, сейчас каждая минута дорога.
     Борменталь закутал девочку в одеяло, укрыл сверху своим пальто, взял на руки и направился к выходу. Женщина, едва сопротивляясь, преградила ему дорогу.
     - Не мешайте!
     Борменталь оттолкнул женщину плечом. Это будто бы отрезвило ее, и она, надев валенки и телогрейку, поспешила вслед за ним.
      На улице, с телефона-автомата, они вызвали машину скорой помощи, которая на удивление быстро приехала…
      - Теперь мы домой вернуться не сможем, - женщина вздохнула, садясь в машину. – Спасибо вам, Олег! Прощайте!
      Хлопнула дверь.
      - Ничего все образуется.
       Борменталь махнул вслед уезжающему автомобилю, и тут вспомнил, что где-то забыл шапку. С неба падали крупные, мокрые хлопья снега…
       Прекрасно начался день! Новый день новой жизни. Он опять чувствовал себя живым, будто родился во второй раз. Девочку теперь спасут; подвиг, конечно, не совершен, но впервые за много лет он не остался равнодушным к происходящим рядом событиям.
       - «Сегодня же уеду прочь отсюда. К старым, добрым друзьям, к работе, к жизни.… Но где же я оставил шапку?»
       Озираясь вокруг, он неожиданно отметил, что ноги сами собой привели его во двор недавно покинутого дома. Дверь была открыта, и на пороге стоял огромный мужик с рыжей бородой. Тулуп подпоясывала веревка, за которую был, заткнут топор. В руках мужик мял его шапку.
       «Он видел, как они садились в скорую!» – мелькнула у Борменталя мысль; он инстинктивно кинулся назад к калитке, но путь ему преградили люди с угрюмыми выражениями на лицах…
      Первый удар пришелся по ногам. Небо кувыркнулось, мелькнул забор. Потом куда-то потащили.  Стерев кровь с глаз, Борменталь осознал, что они находятся на заднем дворе, среди сараев и мусора. Картинки менялись как в детском калейдоскопе. Одна мысль – «Кричать бесполезно. Если соседи и услышат, то, вряд ли придут на помощь»…
      Били молча и обстоятельно, стараясь попасть в область почек. Голову не трогали, видимо хотели, чтобы жертва оставалась в сознании как можно больше. Потом палачи устали, и бородатый мужик принес гвозди. Борменталя затащили в сарай и подняли к стропилам. Бородатый, встав на стол, не спеша прицелился, и вогнал первый гвоздь с одного удара. Дикая боль пронзила руку. Гвоздь прошел сквозь ладонь, намертво прибив ее к деревянной балке. Вторую руку прибивали медленно, наблюдая, как в такт ударам перекашивается от боли лицо. Кровь струилась по рукам, затекая под мышки.
     Мучители расступились, образовав круг, что-то бубня себе под нос; зажгли свечки. Ладони не выдержали, плоть разорвалась, и распятый Борменталь рухнул на пол, забросанный навозом и гнилой соломой.
     Его рывком перевернули на спину. Блеснуло лезвие топора. Борменталь застонал, ловя ускользающую мысль: «Это конец…».

      …Сквозь веки ударило яркое солнце. Олег открыл глаза. У окна стояла Мария Серафимовна и одергивала закрытые шторы. Она посмотрела на Лотоцкого.
       - Вставайте, коллега, а то окончание своего дежурства проспите.
       Лотоцкий резким движением вскочил с кушетки.
       - Что, главный всех собрал?
       -  Не бойтесь. Странно, но его еще нет.
       -  Фу! – Олег перевел дух. – Он ночью приезжал, а мы тут дрыхнем.
       - Знаю, - Мария Серафимовна снисходительно улыбнулась. – Уже пол-отделения по этому поводу сплетничают.
        Мария Серафимовна была в том возрасте, о котором в романах принято говорить, что он бальзаковский, а в жизни – пред пенсионный. То ли поэтому, то ли в силу других причин, она по-матерински относилась к Олегу, принимая живое участие в его работе, а порою, и в быту.
         - Раз главврача нет, я, пожалуй, поеду домой, - Олег незаметно выглянул в коридор сквозь приоткрытую дверь, и чуть не столкнулся носом с Салатеевым.
         - Олег, собирай манатки, и поехали домой. Саныча нет, наше дежурство кончилось, если встретимся с ним, обязательно к себе в кабинет потащит, а…
         - …а у нас и своих дел хватает. Ладно, поехали.
        Гена передвигался на старенькой копейке, которую ему подарил дед, ветеран практически всех войн двадцатого века, официальных и не совсем. Жигуленок был дряхлый, весь в заплатах, словно кляча бедного мексиканца из американских вестернов, которую легче было застрелить, чем уговорить тронуться с места.
       - По «садовому» поедем? – спросил Лотоцкий, безуспешно пытаясь открыть пассажирскую дверь.
       - Не-а. Там на углу Котельского переулка обязательно менты будут. С выходных каждое утро стоят, народ похмельный ловят. Лучше уж  перекрестки регулировали, меньше бы пробок было. – Салатеев с досадой сплюнул.
      - Так там же работать надо, а тут – стриги и стриги.
      Неожиданно Лотоцкого посетила мысль:
      - Дай-ка ключи!
      - Зачем тебе?
      - Давай, есть идея! – Олег хитро усмехнулся.
      Жигуленок неохотно завелся, попыхтел, плюнул сажей из выхлопной трубы, и медленно тронулся. При выезде из больничных ворот машина, видимо, поняла, что ей все же придется потрудиться и, стуча всеми своими клапанами, бодренько помчалась по Сухаревской площади.
      - Слушай идею, - Олег многозначительно поднял палец. – У тебя в аптечке найдется пузырек со спиртом?.. Давай его сюда.
      - Это еще зачем? – Гена, заинтриговался, протягивая Олегу аптечку.
      - Фокус-покус! Я сейчас немного оболью себя спиртом; меня остановят, обрадуются, и начнут деньги качать.
      Я им, естественно буду доказывать, что я трезв как папа римский. У меня заберут водительское удостоверение и повезут на освидетельствование. Анализы ничего не покажут и я, прямо из кабинета нарколога, с кайфом позвоню их начальнику! И людишки эти, с виду – весьма крутые гаишники, больше не будут стоять на трассах города.
      Не обращая внимание на критическое выражение лица друга, Олег открыл пузырек и осторожно брызнул содержимым на рубашку. Гена попытался открыть рот, но тут из-за угла переулка вынырнул сержант и приветливо замахал палкой. Лотоцкий проехал еще метров десять, остановился и, опустив окно, стал ждать, разглядывая в зеркало заднего вида ковыляющего сержанта.
       - Инспектор Пухлюк, - козырнув, лениво представился сержант. - Попрошу документики.
      Лотоцкий достал из кармана водительское удостоверение и протянул его через открытое окно сержанту. Тот нагнулся, ноздри учуяли знакомый запах. И вмиг его лицо преобразилось! Он так обрадовался, что даже не стал требовать документы на автомобиль, а сразу пригласил Олега в патрульную машину. Олег подмигнул Гене и направился вслед за сержантом.
      В милицейском «Таурусе» восседал капитан Витёк «Веретено», (это прозвище ему дали подчиненные, за жадность и комичную внешность), с тоскою наблюдая за суетой сержантов, которые время от времени усаживали ему в машину особо невезучих водителей, влетевших по-крупному. За более мелкие правонарушения сержанты брали мзду на месте.
     Заметив очередную жертву, Витек оживился, как паук при виде Цекотухи.
     Сержант отрапортовал: « Вот, товарищ капитан, один клиент у меня есть», и протянул начальнику документы, усаживая Олега на переднее сиденье.
       Витек хмыкнул:
       -  Чё стоишь? Иди, работай!
Сержант подобострастно удалился, а ленивый голос продолжал, обращаясь уже к Олегу:
       - Употребляли?
       В нос Лотоцкому ударил запах гнилых зубов вперемежку с чесночной вонью.
        - Перегарчик чувствуется.
        - Нет, не употреблял! – Олег пытался отстраниться от капитана.
        - Не употреблял, значит? А перегаром за версту несет, - капитан ухмылялся. – Короче, сто баксов, и вали на все четыре стороны.
        - Извините, я с Вами на Вы, и Вас попрошу!
        - Ты чё, юморист?
        - Нет… - Олег загадочно нахмурился. – Взятку вымогаете?!
«Он трезвый!?» - мелькнула у капитана неожиданная догадка. Витёк оторопел. Он чувствовал, как противный холодок пробегает по спине; челюсть онемела. «Это подстава! Наверняка с диктофоном», - пульсировал в панике мозг, а перед глазами пронеслась вся его нелегкая служба с вечными унижениями. Как он все эти годы, в зной и пургу, пахал на начальство, и, наконец-то, невероятными усилиями и честной услужливостью, граничащей с подхалимством, добился должности и звания. А теперь – конец!? И уже чудился ему прокурор…
Но ступор прошел. Видимо, сказалась закалка, приобретенная в органах. Витек нервно обыскал Олега. «Слава богу! Диктофона нет!». Постепенно приходя в себя от пережитого ужаса, Веретено заметил, что Олег смеется, еле сдерживая себя от издевательского хохота, вероятно понимая, что капитан испугался по-крупному.
      Витек разозлился: «Во, бля, стреманулся! И перед кем? Перед этим прыщавым  щенком? ».  Таких  вещей  Витек Веретено не прощал.
      - Хорошо-о.… Будет тебе освидетельствование с протоколом, ты, сучёныш, даже не представляешь, какой геморрой только что себе нажил, - с явным удовольствием заметил капитан и, проклиная про себя сержанта, завел «Форд» и дал полный газ.
      К великому своему удивлению, Олег оказался не в кабинете нарколога, а предстал перед дежурным РОВД, которому капитан лениво козырнул:
       - Оформляй задержание, и – в КПЗ.
       - По какой статье?
       - Пока за хулиганство, а там нароем. Был бы человек, а статья всегда найдется, - резонно заметил Витек, поднимаясь по лестнице.
       Олег тоскливо размышлял, слыша за спиной скрип закрывающейся двери камеры: «Попал! Ну, что-ж, сам открыл ящик Пандоры, теперь расхлебывай. Нечего было слуге закона угрожать, если закон – он сам и есть.… Как минимум трое суток обеспечено».
       Прямоугольная комната разделялась на две половины. В одной был сооружен невысокий деревянный подиум, на котором сидел человек интеллигентного вида, но весьма потрепанный.
       - Будем знакомы,- человек встал с подиума и протянул руку, - Иван.
       - Олег…
       - Я, вижу, ты не из урок. За что тебя?
       - Сам не понимаю, - Олег искренне пребывал в неведении, за что его поместили в камеру.
       - Располагайся, - Иван на правах старожила предложил место на подиуме. – Я тоже не сразу понял, но мне быстро растолковали.
       - Я капитану нахамил, он, видимо, обиделся.
       - Если не сильно обиделся, влепят трое суток, и отпустят, - со знанием вопроса просветил Иван.
       За полчаса общения двое арестантов почти подружились и уже разговаривали почти о личном. Сказывалось отсутствие уголовного опыта, ведь  даже  последний опущенный знает, что в тюрьме близких людей не бывает – человек человеку волк.
       Со слов Ивана выходило, что он менеджер тур фирмы и живет обычной жизнью законопослушного человека:
       - Пару дней назад ночью налетел я на открытый люк на Фрунзенской, размолотил бампер и фары на своей «Хонде», час проковырялся в темноте, собирая осколки, номера переднего так и не нашел. Поставил машину на стоянке, выпил дома водки с горя (ремонт – баксов на пятьсот, по минимуму) и лег спать. Днем звонок. Открываю – менты. «Вы, - спрашивают, - Иван Семенович Городецкий?». И без лишних слов меня повязали.
       - За что, не объяснили? - Олег сочувствовал Ивану, хотя будущее его самого было еще весьма туманно.
       - Сразу нет, только следователь потом прояснил, что возле Киевского вокзала рано утром сбили бомжа насмерть. На месте ДэТэПэ нашли мой номер, части от моей машины, и еще кучу всякого железного хлама. Видимо, этот бомжара металлолом собирал по городу.
       - И что теперь тебе светит?
       Иван вздохнул:
       - Не знаю, адвоката жду. Но по ихнему раскладу выходит, что я, в состоянии алкогольного опьянения, сбил насмерть пешехода, не оказал ему помощь и скрылся с места происшествия.
       - Хреново. Но, может, все образуется? – Лотоцкий похлопал сокамерника по плечу.
       - Надеюсь…
       В коридоре послышались шаги, грюкнул засов, дверь распахнулась, и Ивана увели. Олег остался один. Делать было нечего, и от скуки новоявленный арестант задремал,  опершись спиной на бетонную стену…

 Конец 


 Новелла 2. Дон Кихот

      - Хорош балдеть, ханыга! – грубый толчок в плечо заставил Олега мгновенно открыть глаза и выставить руку, чтобы не упасть на землю.
      - Документы есть? – услышал он все тот же хамский голос. Еще слабо соображая, он машинально полез рукой во внутренний карман, но тут же брезгливо одернул руку, наткнувшись на что-то мягкое и влажное. Ватник! Промокший под вчерашним дождем ватник! Сознание потихоньку прояснялось. Он повернул голову в сторону говорившего. Было бы удивительно, если бы это был не мент. Так и есть – дородный сельский сержантище.
       - Я тебя спрашиваю, ханыга, документы есть? – прорычал назойливый голос.
       - Чьи? – С видом тупой наивности спросил Олег. Мент потянулся к висящей на поясе дубинке. – А, мои? Сейчас! – поспешно выпалил Олег и полез за отворот противно мокрой фуфайки. С задумчивым выражением лица он стал делать вид, что перебирает лежащие во внутреннем кармане документы. – Так, это патент на противораковую вакцину… это лицензия нобелевского лауреата… членский билет Академии наук. Хотя Вам это, наверное, не подойдет…
       Оглушительный удар на мгновение вышиб из глаз сноп искр. Сильные руки подхватили под мышки и куда-то поволокли. «Я так и не научился разговаривать с ними,» - мелькнула мысль в раскалывающейся от боли в голове, - «Хотя вряд ли бы кончилось по другому – документов-то все равно нет.»
       Он попытался оглядеться, чтобы понять, куда его волокут, но увидел только плитки бетонного пола, затем стёсанные ступеньки и, через несколько секунд полета – грязную кашу перед самым своим носом.
        - Вали отсюда, юморист! – услышал он уже знакомый голос. – Еще раз увижу на вокзале – утоплю в сортире. А впрочем, если будешь заезжать к нам с «Аншлагом» - подкинешь по старой памяти пару контрамарок.
       «Милый дядька», - прошептал Олег, поднимаясь на локтях и ощупывая голову. Шишка была солидная, но все же это было лучшее, чего можно ожидать от такой ситуации. По меньшей мере, ему удалось немного поспать, а это уже неплохо. Теперь можно позаботиться и о других потребностях.
       Поесть? К черту еду! Он чувствовал, что через час-другой начнется ломка, а это будет покруче голода. Вставая, он нащупал под подкладкой фуфайки спасительный пакетик. Хороший порошочек! Это, конечно же, не «белая фея» но от ломки спасет. А потом он найдет нужный адрес, и проблем с ширкой не будет.
       Слегка пошатываясь, Олег побрел в направлении собственного взгляда. Так виднелся проход между домами, который должен был куда-то вывести. План действий был прост. Первое – слегка привести себя в порядок.
       Олег остановился у ближайшей лужи, зачерпнул сверху чистой воды и оросил лицо бодрящим холодом. Затем отмыл грязь с локтей, коленок и провел рукой по верху заляпанных грязью туфель. «А туфельки-то еще те! – с удивлением отметил он, - от цивильной московской жизни. Помнится, почти сотню баксов отвалил за них, пижон».
       Олег выпрямился. Второе – найти аптеку. Деньги?! – он сунул руку в карман и нащупал несколько монет – мелочи, на шприц должно хватить. Главное – отвлечь несколькими умными медицинскими фразами внимание продавщицы от его непредставительного вида. Дело техники.
       Олег увидел вышедшего из-за поворота мужика сусанинской наружности и окликнул его:
       - Батяня! Где тут у вас аптека?
       - Там, - мужик махнул рукой неопределенным жестом и поплелся дальше.
       «Вот она, необъяснимая сущность необъятной славянской натуры, - подумал Олег. – Точно таким же жестом он смог бы объяснить мне местонахождение любого объекта – магазина ли, сельпо ли или же местного клуба. Главное – не направление, главное – идея. «Там!» и круговой взмах руки – и вам все должно стать понятно. Мы, славяне, не любим определенности. И наш любимый ответ на вопрос «почему» - «потому что!»».
       Олег понимал правила этой игры; понимал и принимал. Поэтому он пошел туда, куда вели его ноги, надеясь, что не ошибется. И он оказался прав! Сделав несколько совершенно хаотичных поворотов, он достаточно быстро оказался на некоем подобии центральной улицы где, миновав несколько магазинчиков, увидел вожделенную надпись «Аптека».
       Глядя на одноэтажный барак с облезлой побелкой, Олег вспомнил шикарные изваяния московской фармацевтики и невольно улыбнулся. Да, здесь явно не умели делать деньги на здоровье (а точнее - нездоровье) людей. Зданьице могло посоперничать разве что со столичными сортирами десятилетней давности, да и то не с победным для себя результатом. 
Олег мало обращал внимания на убогость окружающей его сельской действительности, пока не увидел нечто, знакомое его медицинской душе. И тут же живо представил себе внутри, этой жалкой аптеки ржавые ветеринарные шприцы, грубые скальпели, выточенные из наконечников серпов, и огромные таблетки аспирина в виде коровьих лепешек. А еще – сиськастую аптекаршу в желто-сером переднике, зычным голосом сообщающую редким посетителям, что валерьянку опять не завезли, бинты кончились накануне, а весь полугодичный запас спирта оптом скупил председатель еще пред самым Новым годом.
       Поднявшись по ступенькам, Олег толкнул деревянную дверь и ввалился вовнутрь. Первое, что он заметил – это отсутствие неряшливой продавщицы и засаленного прилавка. Молоденькая девочка в белом халатике что-то вежливо объясняла местному старичку. Все было достаточно прилично обставлено, если не считать скудости ассортимента.
Олег подошел поближе и прислушался к разговору.
       - … а вот еще недавно чирей у меня набух, - жаловался старик, - Полноги распухло, чтоб ей неладно было. Старуха говорит, что это мне наказанье от Бога за то, что в молодости гулял на сторону.
      Девушка с улыбкой разъясняла:
      - Вам, девушка, не бабку слушать надо, а мазать ихтиоловой мазью. Это должно помочь.
      Олег увидел благоприятную возможность и безразличным тоном произнес:
      - Я бы посоветовал мазь Вишневского. Утром и вечером на марлевую повязку. Ихтиола в его возрасте может дать осложнения при излишней восприимчивости кожи.
      Девушка округлила глаза:
       - А Вы откуда знаете?!
       - Я, милочка, немалое время за партой медицинского вуза провел и  в некоторых вещах разбираюсь.
       Дед повернулся в сторону Олега и заинтересованно спросил:
       - Слушай, специалист. Мне вот старуха все советует от головной боли чабрец курить. Как думаешь, поможет?
       Олег, улыбаясь, покачал головой:
       - Это она тебя, дедуля, таким образом, от курева отучить хочет. Старый народный метод.
       - Врешь, шельмец!
       - А ты попробуй! Через день от папирос блевать будешь дальше собственного огорода!
       Дед, нахмурившись, призадумался. Его мутные старческие глаза заблестели.
       - Вот паскуда! Забыла, что я ее брюхатой в жены взял! Убью, неблагодарную!
       Дед сорвался с места и, ковыляющей походкой, побежал на улицу, потрясая палкой и извергая давнорусские ругательства, неведомые нынешним поколениям. А Олег с аптекаршей весело хохотали, и Олег думал, смеясь: «Это хорошо. Смех сближает», и уже доставал из кармана звенящую мелочь.
       - А Вы и вправду специалист, - простодушно заметила девушка.
       - Просто профессионал. У вас хлористый  есть в ампулах?
       - Где-то был.
       - Дай мне одну. И шприц-десятку. Надо матери проколоть.
Девушка полезла рыться в ящичке.
       - А Вы нездешний?
       - Недавно приехали. Но, думаю, надолго.
       Олег следил за девушкой, про себя отмечая, что все, вроде бы, идет гладко. Та, наконец, нашла нужную упаковку, вытащила ампулу, затем оторвала от длинного патронташа один шприц и положила все перед Олегом.
       Высыпав горсть мелочи, он схватил медикаменты и, отсалютовав продавщице, направился к выходу. Уже у самой двери он услышал голос:
       - Эй, сдачу возьмите…
       - Сдачи не надо. Я сегодня шикую.
       Олег выскочил на грязную улицу и стал прикидывать, где бы ему уединиться. «Забавно искать глухое место в этой глуши…» - подумалось ему. Впрочем, долго искать и не пришлось. Пройдя несколько перекрестков, он заметил холмистый пустырь, усыпанный прутьями засохшего хвороста. Тут и там виднелись мусорные ямы, под ногами хрустело битое стекло, а серое осеннее небо великолепно гармонизировало с безрадостным пейзажем.
       Пошарив глазами вокруг, Олег увидел то, чего ему было нужно. Старая помятая консервная банка, начисто вылизанная местными котами еще пару сезонов тому назад. Пройдя немного дальше, за холм, он обнаружил неглубокую глинистую ложбинку, заполненную водой. Теперь все элементы набора были собраны воедино.
       Удобств, конечно, поменьше, чем в столичном притоне, однако время-Ли думать об удобствах?! Ублюдкам – ублюдочное счастье. Олег поспешно насобирал хвороста, соорудил некое подобие костра, достал спички и аккуратно развел огонь. Пока пламя разгоралось, он ополоснул банку в соседней луже, зачерпнул воду из невзбаламученного участка, отлил ненужное, на глаз оценивая оставшееся количество и, удовлетворенный результатом, присел на корточки возле костра. Расстегнув отворот фуфайки, он залез под подкладку и проворно нащупал вожделенный пакетик. Лекарство для идущего в преисподнюю.
       Дальше все просто. Порошок из разорванного целлофана  веселой струйкой сыплется в банку и легко растворяется в воде; на открытом огне раствор быстро закипает; нагревшаяся жесть жжет пальцы, но это не важно. И вот уже сорвана обертка со шприца, привычным жестом насажена игла, и поршень движется до отметки в два куба, засасывая за собой белесую жидкость. Все! Готовность номер один.
       Олег покосился на безрадостное небо и пробормотал: «Все равно Бога нет!». Скинув фуфайку с левого плеча, он закатил рукав свитера и оглядел руку. Да, мама, это не комариные укусы. Это следы войны за право на кайф. И эта война продолжается!
       Сожалея об отсутствии жгута, Олег кое-как накачал вену, прицелился и воткнул иглу в свободный участок.
       Дальнейшая процедура, отточенная многочисленными тренировками, в настоящее время до деталей известна даже пенсионеркам вследствие интенсивной агитации телевидения за здоровый образ жизни. Ритуальное оттягивание поршня, окрашивающее наркотик в шприце алыми струйками крови, затем резкий хлопок, и потом гул вселенского балдежа врывается в трубы венозных кровипроводов, спеша разлиться по всему телу, раствориться во всех клеточках жаждущей плоти, окропить мозг вспышками долгожданной эйфории и поведать исстрадавшейся душе о том, чего больше никому знать не нужно.
      Отсмаковав волну первого прихода « методона », Олег набрал в легкие побольше воздуха и шумно выдохнул. Все самое лучшее было уже позади. Это вам не героин, а так, лекарство для глубоко присевших. Онанизм, одним словом. Но зато есть некоторое время надеяться на то, что ломать не будет, и можно чувствовать себя полноценным мудаком мудацкого общества. Человеком, так сказать.
      Человек откинул в сторону шприц и запахнул фуфайку. Ощущение мира стало более оптимистичным, в голове звучали обрывки каких-то мелодий – нечто среднее между «Doors» и Егором Летовым. Настала пора решать дела. Он вытащил из внутреннего кармана аккуратно сложенный обрывок бумаги, исписанный простым карандашом, и прочитал адрес. Прочитал, конечно же, зря, ибо ресурсов памяти хватало всего лишь на несколько секунд. Спрятав бумажку на прежнее место, он поднялся и побрел.
      Мыслей не было абсолютно никаких, но само отсутствие мыслей являло собой столь глобальную и важную мысль, что захватывало дух. Весь окружающий мир виделся близким, родным и настолько доступным, что до тупорылой Америки, казалось бы, достаточно было перемахнуть через ближайшую мусорную кучу, а за соседней дорогой зеленели рисовые поля плодящейся, как опарыши в трупе, косоглазой Азии. Пасмурное и хлипкое окружение окутывало вселенским спокойствием, чавкающая дрянь под ногами забавляла своей приземленностью, равнодушие и отрешенность стали высшими благами на все времена…
      Через неопределенный отрезок времени Олег встрепенулся. Он стоял  где-то посреди поселка и глубокомысленно рассматривал притаившегося на окраине лужи лягушонка. «А этот парень не промах!» - уловил он последнее суждение, пронесшееся в голове. Легкий смешок вылетел из легких. «Гоню!» - прошептали губы. Он огляделся в поисках таблички с названием улицы. Не без труда фокусируя взгляд, он, наконец, увидел на огромных воротах крутых местных воротил необходимую надпись. Сверившись с тем, что было нацарапано на его листочке, Олег обнаружил, что тексты практически совпадают за исключением последней цифры номера. Это могло означать только одно – цель его тысячекилометрового маршрута была рядом.
      «Три шага налево, два шага направо, и я у цели!». Олег неспешно направился вперед по разжиженному тротуару. Миновав несколько достаточно современных коттеджей, он обнаружил себя перед ветхой оградкой цвета черствого ржаного хлеба, напрягаясь, вытащил руку из отсыревшего кармана и постучал в калитку. Безрезультатно. «Ноль в квадрате… - подумал Олег, - однако единица, деленная на ноль ведет в бесконечность!». И он, удобно опершись о забор, начал монотонно долбить в дверь ногой, серьезно намереваясь продолжать это занятие до скончания веков или, по меньшей мере, до второго пришествия еврейского мессии арийских народов.
       Вскоре по другую сторону забора послышался скрип открывающейся двери, приглушенная матерщина и вслед за этим – ломающийся хриплый голос:
       - Занято!
       Олег начал ошалело оглядываться вокруг в поисках таблички с двумя нулями или, что более подходило для данного места, двумя общеизвестными буквами – «эм» и «жо». Убедившись в отсутствии таковых, он проорал через забор:
       - не понял?!
       - Понималку включай и вали к ****ям, урод!
       - Я у ****ей уже был, там скучно. Мне Чпок нужен или Свин.
       За забором послышалась суетливая возня, шарканье чьих-то шагов, и затем уже другой голос, глубокий и самоуверенный, пробасил:
       - Тебе шо надо, придурок?! Я Чпок.
       - Какой сюрприз! – усмехнулся Олег, - А я из Москвы, от Геры Отрешенного, знаешь таких? Ты воротца-то открой да встречай гостей. Хлеба-соли и бархатных дорожек не надо – меня тошнит от официоза.
       За забором послышалось грубое отхаркивание, смачный плевок, затем тяжелые чавкающие шаги. Калитка с надрывным воем отворилась. По ту сторону стоял здоровила с длинными и замызганными светлыми волосами.
       - Шо хотел?
       - Как говорят подпольные московские слухи, у вас тут остановиться можно. Да и приболел я намедни, лекарство нужно.
       - Шо, аспирин нужен?
       - Не совсем…
       Чпок понимающе оскалился и жестом пригласил Олега внутрь.
       - А сам-то ты кто?
       - Некогда был доктором. А теперь – никто.  -  Олегу стало не по себе от той легкости, с какой он произнес эту фразу.
       - Ладно, не дрейфь, Гиппократ. – Чпок весело подмигнул. – Хотя, нет, лучше будешь «Борменталь». Я недавно в одном толстом журнале читал, (пацаны их целую пачку на растопку принесли), там доктор такой был, по описанию – вылитый ты. Заходи.
       Они поднялись по скрипящим ступеням. Пройдя замусоренный коридор, освещенный тусклым светом из маленького окна, оказались в комнате с отвалившимися обоями.
       Новый знакомый Олега что-то достал из шкафа, и они спешно покинули дом. Олег покорно шагал за Чпоком, который, почувствовав себя гидом, рассказывал об окружающих пейзажах, ржавых рельсах, свалках и заброшенных железнодорожных складах, в которых он живет вместе с корешами. По словам Чпока, выходило, что их жилище, если и не Букингемский дворец, то уж точно профилакторий ЦК компартии Украины в Ялте. Олег на этот счет не обольщался, и скоро его предчувствия подтвердились.
       «Дворец», куда привел его Чпок, оказался старым пакгаузом с огромной дырой в стене и проломом в крыше, из которого сочился дым от разожженного прямо посреди комнаты костра. Он тогда еще не мог предположить, что это место станет его домом до следующей зимы. Здесь он найдет новых друзей (или товарищей по несчастью), и общего у них будет лишь беда, которая собрала их вместе.
       У костра сидели двое: тощий парень в солдатской шинели с одним погоном и девушка в цветастой цыганской юбке, обмотанная до самой макушки изношенным до дыр огромным шерстяным шарфом. В принципе, только по юбке Олег определил ее принадлежность к прекрасному полу.
      - Знакомьтесь. Это - Борменталь, он будет с нами жить, - безапелляционно заявил Чпок. - А это – дно, которое будет жить с Борменталем. Дно состоит из Шизи, – парень в шинели театрально изобразил подобие реверанса, - и Мокрухи – хозяйки замка.
      Туловище в юбке прореагировало философской неподвижностью. Олег  крякнул:
      - Весьма приятно познакомиться…
      Порывшись за пазухой, Чпок бережно извлек сверток:
      - Ваша мама пришла, молочка принесла.
      Дно заметно оживилось. Даже Мокруха изобразила на своем мраморном, как у Афродиты, лице некое подобие улыбки. Молочком оказались стебли засохшего мака. Чпок осторожно обернул маковую соломку тряпкой, Свин налил в старую кастрюлю растворитель и ловко поместил ее на кирпичах над углями.
      - Что, доктор, никогда такого не видел? Мы это называем компот.
      - Я сначала морфина гидрохлорид употреблял, а потом на героин перешел. Так что для меня то, что вы делаете – экзотика.
      Олегу ударил в нос запах ацетона, растворитель начал нагреваться. Чпок погрузил соломку в кастрюлю так, чтобы она не касалась жидкости. Пары растворителя медленно пропаривали содержимое свертка. Затем Чпок тщательно выжал тряпку с маком, аккуратно сливая драгоценную жидкость в треснутый стакан, услужливо подставленный Шизей.
      - Сегодня солома пропотела хорошо, хватит на всех, - Шизя с вожделением чмокнул.
      В мутно-коричневую жидкость добавили ангидрид, опий выпал на дно стакана, растворитель слили. Мокруха собрала кашицу в столовую ложку и зажигалкой удалила остатки растворителя.
      - Ну, кто первый?
      Шизя с нетерпением распечатывал шприц. Чпок почесал спутанную бороду.
      - Сначала гость, а затем - дамы.
      Олегу перетянули ремнем руку, и Шизя одним движением ловко ввел ему в вену опий, растворенный в обычной дождевой воде, взятой из эмалированного ведра, стоящего под стоком крыши.
      В затылке потеплело; струны, готовые в любой момент порваться, ослабли, давая возможность суставам занять свое естественное положение. Олег чувствовал, как медленно отделяется от своего тела, поднимаясь к дыре в потолке пакгауза.… Вот он уже над крышей; вокруг темнота, лишь в проломе еще виден костер, вокруг которого сидят его новые друзья.
Вдруг, сквозь накатывающую волну забытья, он начинает понимать, что это вовсе не пакгауз, а его собственный череп с огромной раной.


Кляк, щелк – долетело до слуха.
Олег мотнул головой, обводя взглядом незнакомый интерьер, спросонья не понимая, где он находится. В проеме открывшейся двери стоял сержант, крутя в руке связку огромных ключей.
       - Лотоцкий на выход!
      События сегодняшнего утра моментально освежились в памяти Олега. Он вскочил и, припоминая клише из отечественных детективов, выходя из камеры, стал лицом к стене и сложил руки за спиной. Сержант даже не успел сказать полагающуюся в таких случаях фразу, и лишь усмехнулся, закрывая замок.
      Через пять минут дебютант уголовной жизни уже стоял в приемной перед дверью начальника рай отдела. Сержант сразу же ретировался, отдав честь миленькой секретарше, видимо следуя древнему служивому принципу – подальше от начальства, поближе к кухне. Молодая девушка с внешностью фотомодели не по служебному улыбнулась, читая удивление на лице Олега.
      - Владимир Иванович вас ждет, – она открыла дверь кабинета, приглашая жестом Лотоцкого войти.
      Его встретил высокий интеллигентного вида человек в хорошо сидящем, элегантном дорогом костюме. Олегу на миг показалось, что он где-то видел этого аленделона.
       - Подполковник Крымов. Присаживайтесь. Людочка, принесите нам, пожалуйста, кофе.
Лотоцкий почувствовал крепкое рукопожатие и опустился на предложенный стул. Представляться в этой ситуации он посчитал излишним, справедливо полагая, что органы внутренней секреции знают о нем самом, возможно, даже больше, чем он сам.
      На столе для совещаний моментально появилась ваза с фруктами, две стопки и бутылка армянского коньяку. Подполковник наполнил рюмки:
      - Я вижу, наш департамент произвел на нас впечатление?!
     Олег глупо улыбнулся и пожал плечами:
      - В целом, наверное, да. Пожалуй, только безнадежно душевнобольные останутся к нему равнодушны.
      - Не удивляйтесь метаморфозе, произошедшей с Вами. Угощайтесь, – хозяин пододвинул блюдо с фруктами поближе к «гостю». - Я все объясню. Год назад Вы спасли мою супругу, и для меня дело чести оградить Вас от неприятностей, в которые Вы попали, впрочем, надо быть честным, по собственной мальчишеской глупости.
      Олег теперь вспомнил подполковника и его жену, принявшую огромную дозу барбитурата. Он тогда проходил интернатуру в реанимационном отделении; ночное дежурство; шел дождь. Крымов привез ее сам; пульс еле прощупывался; отекшие пальцы явно свидетельствовали об отказе почек; шансов выжить, практически не было. Но Лотоцкий чудом вытащил молодую женщину с того света. Утром пациентку увезли, а главврач лично попросил Олега убрать все записи из дежурного журнала. Тогда он долго ломал голову, кто же этот загадочный человек, но теперь все прояснилось.
      - В историю Вы попали, признаться, весьма неприятную, - продолжал подполковник. – Не стоит так откровенно шутить с органами власти. Но я думаю, мы это дело забудем. Все-таки у операционного стола Вы более востребованы, чем у тюремного станка. Каждому свое, как говорили немцы.
      Они еще некоторое время поговорили на отвлеченные темы, подполковник вернул Олегу водительское удостоверение и попрощался, дав распоряжение секретарю выписать пропуск.
      Олег вновь оказался в приемной перед прелестной милиционершей. Настроение было приподнятое, и он не удержался от распирающего желания пофлиртовать.
      - А форма Вам к лицу!
      - Спасибо за комплимент, - девушка улыбнулась.
      - Я, наверное, не представился, - Олег артистично поклонился, делая вид, что целует руку с протянутыми документами. – Доктор Лотоцкий. В недавнем прошлом – гордый узник вашего заведения.
      - Очень приятно, Людмила Дегтярева, студент юридической академии, - девушка кивнула.
      - С такими обаятельными прокурорами я абсолютно спокоен за будущее нашей отчизны. - Олег еще раз поклонился, пряча документы и пропуск в нагрудный карман рубашки.
      - Извините, я у Вас в паспорте увидела, что вы живете на Чиркизовской. Не могли бы Вы для меня сделать небольшую услугу. – Людмила опять очаровательно улыбнулась.
      - Для Вас – все, что угодно!
      - Передайте это, пожалуйста, вот адрес, - девушка протянула увесистый пакет, похожий на пачку бумаги для ксерокса, упакованный в серую обертку, туго перемотанную бечевкой, с написанным адресом: «ул. Залесская, 69 / 696».
       - А это где? Что-то я такой улицы не припоминаю, - Олег повертел пакет в руках.
       - Это рядом с Вами, станция метро «Подбельского». Вы не переживайте, это всего лишь книга, хотите, разверну? – Людмила говорила поспешно, глотая окончания слов, словно боясь, что Олег откажется.
        Что-то ёкнуло в груди Лотоцкого, и он хотел, было отказаться, но не смог. Тем более,  что метро «Подбельского» было следующей станцией от его дома. Сердечно попрощавшись с секретаршей, отдав пропуск уже знакомому дежурному, Олег быстро, почти бегом, покинул душное отделение милиции и оказался на улице, наполненной гаммой летних запахов и светом солнца, которому он никогда так не радовался как в эти мгновения вновь обретенной свободы.
        Лотоцкий постоял, выкурил сигарету. «Как странно» - подумалось ему, он уже давно, еще с детства, когда они мальчишками пробовали первые затяжки, не ощущал такого аромата табака. Вспомнилась бабушка, лавка за огородом в кустах бузины. Олег вздохнул и пошел к метро. Теперь ему очень хотелось домой, в горячую ванну, но перед этим нужно было выполнить одно поручение, на которое он так легкомысленно согласился, до сих пор не понимая, как это произошло.
       «Ничего, могло все быть и хуже» - успокаивал он себя, когда поезд мчал его по темным тоннелям метро. За каждую глупость в этом мире рано или поздно придется заплатить, это говорил ему еще отец, наказывая за разбитые соседские окна, подожженные ящики у овощного ларька и прочие шалости, коими детство Лотоцкого было наполнено в изобилии.
       Состав с грохотом вылетел на станцию, в окнах мелькнули буквы, в которых Олег скорее угадал, чем прочитал  название станции.               
       - Конечная - долетела до слуха концовка фразы диктора, и народ, толкаясь, стал спешно покидать вагон, будто спасаясь с тонущего корабля.
       Лотоцкий дождался, пока давка закончится, и не спеша, вышел на перрон,  состав отошел. Теперь Олег мог спокойно прочитать позолоченные буквы на белом кафеле стены: «Подбельского», значит все верно, направлением он не ошибся.
       Олег поймал себя на мысли, что в течении нескольких лет выходя на соседней станции ни разу не обратил внимание на название следующей, тем более не предполагая, что она конечная.
       Станция являла собой стандартный образец дизайна развитого социализма, те же цементные полы с гранитной крошкой, и была похожа, как две капли воды, на десятки таких же станций построенных после смерти великого Отца народов, который, надо отдать ему должное, понимал толк в монументальном строительстве. И когда Олег ехал от центра к окраине, его не покидало чувство, что заходил он в одном городе, а выходил в другом.
       В переходе, тесно укомплектованном коммерческими палатками, Лотоцкий заметил милицейский наряд, потрошащий парня азиатской наружности, у того видимо не было московской регистрации, и поэтому «гость» виновато хлопал себя по карманам, убеждая слуг народа, что больше денег у него нет. Милиционеры не поверили, и сами произвели досмотр несчастного. Убедившись, что денег у того действительно больше нет, отпустили, спешно рассовав изъятую наличность по карманам. Лотоцкий часто наблюдал, такие картины и даже сам являлся их участником, когда к нему приезжали друзья. В таких случаях милиционеры, получив деньги, сразу кардинально меняли отношение к жертве,  по отечески просили не расстраиваться, и даже очень доброжелательно рассказывали, как попасть в нужный пункт назначения, не нарвавшись на коллег.      
      Олег долго ломал голову, почему стражи порядка так себя ведут после получения мзды, тратят столько драгоценного времени на утешение клиента. Но однажды ему попался рассказ Р. Шекли, суть которого была в том, что если много людей будут регулярно желать тебе сдохнуть, то летальный исход неизбежен. А при таком количестве подопечных, патрульные, в массе своей не далекие люди, видимо на уровне инстинктов понимали, что лучше после изъятия кредитных билетов, жертву задобрить.    
      Оказавшись на шоссе, Лотоцкий спросил у таксиста как найти ему нужную улицу и, пройдя квартал, увидел дом с табличкой «Лесная 2», он с облегчением вдохнул, все, что теперь осталось, найти нужный дом.
      Дома на улице были только с одной стороны, к другой примыкал лесопарк.
Лотоцкий окунулся в атмосферу спального района с гуляющими мамашами, пивниками у ларьков в спортивных штанах с оттопыренными коленками и праздно шатающейся молодежью. Здесь ни кто никуда не спешил.   
     Олег прошел всю улицу, пока не закончились дома, пришлось вернуться и после некоторых расспросов он, наконец, то нашел нужный дом.
     Смутные сомнения посетили Лотоцкого, дом оказался обычной панельной пятиэтажкой с четырьмя подъездами, в которой не могло быть больше восьмидесяти квартир. Постояв немного во дворе и справедливо рассудив, что последняя цифра в номере квартиры лишняя Олег направился в 69.   
     Звонок противно запищал.- Тишина.
     Лотоцкий  опять нажал.- Тишина.
     И лишь после четвертого раза ему послышалось ленивое шарканье и возня с замком, после чего дверь приоткрылась.
     - Чо надо?
     Спросил недовольный, хриплый голос.
     - Вам посылка.
     Из-за приоткрытой двери Олег почувствовал запах пота и немытого тела. 
     - Посылка? Заходи.
     Дверь распахнулась и Олег, прикрывая нос платком, вошел в прихожею, с замусоленными обоями и вбитыми гвоздями, вместо вешалки, на которых весели фуфайки, технические халаты и тряпки.
     Вряд ли жильцы этой квартиры читали книги, и уж точно теперь не начнут, подумалось Олегу, но им овладевало непреодолимое желание быстрее вручить сверток, и он уже готов был вручить его даже мумии, которая является таковой несколько тысяч лет.
     Внешний вид хозяина квартиры заметно проигрывал этой самой мумии.
     - Давай сюда, от кого?
Мумия вытерла жирные пальцы о рваную тельняшку и взяла пакет. 
     - Из милиции.
     Сказав это, Олег допустил ошибку, что и осознал мгновением позже.
     Лицо мумии, из желтого, вмиг превратилось в бледно-белое, руки затряслись, и пакет упал на грязный пол, будто это был динамит с зажженным запалом.
     - Это точно вам, вот черным по белому написано: «Залесная 69….»
     Лотоцкий поспешно поднял сверток и тут же был вытолкан на площадку, невесть откуда-то появившейся, тучной бабищей в побитом молью, старом пальто.
     Уже из-за захлопнутой двери Олег услышал голос принадлежащей хозяйке пальто: Мурло ***во, это тебе сученок не Залеская 69, а Лесная 69, и не хуй приличных людей беспокоить!
    - Вот тебе раз.
    Такого поворота событий Олег не предполагал даже в своих самых худших предположениях.
    - А ведь действительно улица «Лесная», что же мне эта кукла нагрузила, да и я хорош, повелся как школьник на девку из плейбоя.
    Лотоцкий уже хотел, было выкинуть сверток в мусорный бак, но передумал, решив, что завтра вернет его отправительнице.               
    День начал приближаться к вечеру, очень хотелось домой, и Олег, одолеваемый  противоречивыми мыслями, быстро пошел в сторону метро, минуя тротуары, прямо на прямик, через густые кусты сирени. 
    Он даже не заметил, как неожиданно оказался на проезжей части, в следующее мгновение визг тормозов, радиаторная решетка с алмазом «Renault», небо упало на асфальт, асфальт взмыл в небо, звуки улицы резко исчезли, темнота….   


 Конец.

 Новелла 3. Маргинал.

      Красный. Синий. Затем опять красный. Сочные неоновые цвета брызгали с поверхности полукруглой вывески, рассыпая отблески света на покрытый лужами асфальт. Несколько секунд Олег заворожённо смотрел на мерцание навязчивых огоньков, настойчиво пытаясь вникнуть в потаённый смысл блистающей перед ним богатой цветовой гаммы. Наконец понимающая улыбка осветила его лицо. Все в порядке. Чрезмерно яркие буквы вывески складывались в название именно того заведения, к которому он стремился весь этот вечер. Все в порядке, просто его на некоторое время «накрыло». Бывает…
      Уверенно распахнув двери, Олег нырнул в насыщенную парфюмом и сигаретным дымом
атмосферу кабака. Качающийся в ритме пульса вихрь танцевальной музыки тут же подхватил его слабо сопротивляющееся тело и понес внутрь, расслабленное и подергивающееся в такт мощным волнам басовых звуков. Мимо него шмыгали улыбчиво-серьезные официантки в белых блузках; за округлыми столиками гульбасили оглушенные музыкой и алкоголем посетители; на танцевальном пятачке дергались и брыкались в гармоничном экстазе неуклюжие тела. Все как обычно.
      На мгновение ощутив чувство ориентации, Олег ухватил пронесшуюся в голове мысль: «Вот она – темная сторона нашей жизни. Непритязательный рай для потерявших рассудок, неизбежная необходимость для прожженных рас****яев и предел мечтаний для задроченых шестнадцатилетних девственниц…». А кабак ухал низкочастотными вибрациями, поливая присутствующих бисером рассыпчатого света и маня изобилиями барной стойки.
      Ноги несли Олега в сторону пульсирующей танцплощадки, но тут чья-то уверенная
рука хлопнула его по плечу. «Ты, как всегда, пунктуален,» - проорал над ухом знакомый голос. Мгновенно вспомнив о цели своих блужданий, Олег одним движением
обернулся и протянул вперед распахнутую пятерню: «Здарово, Глеб! Как тебе нынче живется?». Его собеседник раскинул в стороны руками: «Как видишь: жизнь идет удачно. Все бабы наряжены, все лохи построены. Ну, а что с нашим вопросом?». В ответ Олег качнул головой в сторону: «Присядем!?».
       Они втиснулись за ближайший столик и, придвинувшись лоб в лоб, стали обмениваться короткими емкими фразами:
       - Товар со мной, - Олег похлопал ладонью по карману.
       - Сколько?
       - Сколько просили. Клиент здесь?
       - Сейчас покажу, - Глеб медленно поднял голову, оглядывая зал. – Вон, видишь
того, с наколкой, через два столика от нас. Девка рядом с ним, рыженькая такая…
       - Знакомое личико какое-то у девахи…
       - Хватит о девках, потом отпразднуем. Так вот, этот крутяк и есть клиент.
       - Не, ну ладно, где-то я ее видел… Слушай, это ж танцовщица с «Жасмина». Я ее
даже как-то раз хотел на…
       - Ну хватит! – Глеб схватил Олега за отворот пиджака. – Хорош беса гнать!
       Резким движением Олег сорвал руку Глеба и вскочил, опершись на стол.
       - Проблемы?!
       Его губы растянулись в угрожающей ухмылке, а зрачки сузившихся глаз заблестели в
такт цветомузыке. Народ за соседними столиками начал оглядываться, кто опасливо, кто нахально-самоуверенно. Глеб взглянул снизу вверх и покачал головой.
       - Садись, боец. Какие между нами могут быть проблемы?, - затем поднялся и,
придвинувшись к уху Олега, добавил : - Я же просил тебя надело намарафеченым не приходить! Хочешь клиента потерять? Лишние бабки стали в тягость? Садись…
       Несколько помедлив, они опустились на свои места, и Глеб продолжил: - Вот так лучше. Теперь внимательно слушай процедуру…
       - Знаешь, Глеб, - Олег перебил его, задумчиво вертя пепельницу на середине
стола. - Ты лучше не хватай меня больше за грудки. У меня там последняя гайка от башни привинчена, и ты ее чуть было не вырвал…
       - Ладно, дуэлянт, извини. Забыл я, барыга, что ты у нас из хорошей интеллигентной семьи. Хотя болты на башне тебе не я срываю, а дедушка Кока с бабушкой Марфой… Но вернемся к делу! Я через пару минут свалю за ненадобностью, а тебе должны будут передать записку. Неважно, что в ней будет написано, можешь даже не читать – это всего лишь сигнал. Получишь записку – сразу дуй в туалет. Там встретишься с клиентом. Пару минут вас не будут беспокоить – об этом позаботятся. Передашь клиенту товар, заберешь бакшиш и
можешь считать, что сделка состоялась. Завтра созвонимся, откинешь мне мою долю за хлопоты.
       - Сразу не хочешь получить?
       - Сегодня времени нет, ты ведь у меня не один. А отдать ты по-любому отдашь. Куда ты без меня? В вольные стрелки? Ха! Не получится: твой академический ум под это не заточен, да и манеры изысканные не позволяют…
       - Хватит словами разбрызгиваться, Глеб, - Олег недобро покосился на собеседника,
- а то мои утонченные нервишки посылают импульсы моим изнеженным пальчикам сжаться в орудие обучения правилам хорошего тона.
       - Да ты сегодня крут не по годам! – Глеб примирительно рассмеялся. - Хорошо, я
побежал дальше. А ты, главное, клиенту чего-нибудь подобного не ляпни. А то его мальчики тебя вмиг укатают – он ведь дядя сурьёзный.
       - Поднявшись из-за стола, Глеб взмахнул рукой и стал спешно пробираться к выходу,
ловко маневрируя между пошатывающимися и пританцовывающими посетителями. А Олег подозвал официантку и, не обращая внимания на ее рабочую любезность, хмуро заказал стакан вишневого сока. Его возбужденные эмоции бесновались промеж извилин мозга, угнетая и портя настроение. Глеб явно начинал наглеть. Неужели этот мелкий посредник закулисного бизнеса и впрямь возомнил, будто может иметь безраздельное влияние на своих поставщиков? Какого черта он строит из себя супердельца?..
       - Прошу прощения…
       Возмущенные размышления Олега прервал профессионально поставленный голос. Олег
повернул голову в сторону стоящего рядом с ним холеного официанта.
       - … Вам записка.
       Олег взял протянутый ему листок и машинально спросил:
       - От кого?
       - Голова официанта непроизвольно дернулась в сторону зала, но затем он с вежливой
улыбкой произнес:
       - «Попросили не говорить,» и исчез в толпе.
       Олег бросил взгляд на столик предполагаемого клиента. Рыжеволосая девица одиноко
скучала, присосавшись к винному фужеру.
       - «Итак, пора бы подзаработать немного денег!» - сказал он сам себе и направился в
сторону туалета.
       Настроение начинало подниматься. Ненужные мысли отползли на задний план, уступив
место четкости и определенности цели. Подходя к излюбленной двери любителей пива, он краем глаза отметил пару праздношатающихся амбалов, зыркающих по сторонам взглядами сторожевых псов. Туалет за открывшейся дверью был на редкость немноголюден для данного времени суток. Возле зеркала в гордом одиночестве стоял его клиент и самовлюбленно рассматривал цветастую татуировку на плече. Заметив вошедшего Олега, он опустил рукав футболки и иронично спросил:
       - Ну, доктор, что ты можешь мне прописать от хандры?
       Фамильярное «ты» резануло по ушам Олега, и он чуть было не выпалил: «Пару клизм
и компресс на яйца», но вовремя вспомнил предостережение Глеба и мрачно ответил:
       - Есть то, что тебе поможет… за определенную плату.
       Он протянул клиенту аккуратный целлофановый пакетик, взял деньги и стремительна
направился к выходу, слыша за спиной насмешливое: «Спасибо, Айболит!..».
       Олега раздражала беспардонность свежевылупившихся нуворишей. Тем более, если
основанием для крутости являлись не годы разборок, проведенные в лихой бригаде, а шальные бабки, отхваченные во время массовых паломничеств в Турцию и Польшу за
дешевым шмотьём и прочей дребеденью… Два охранника за спиной, и значит – пальцы веером?.. С таким бы встретиться темной ночью в глухом переулке, проверить бы на
крутость…
       Снова озлобленный, Олег продрался к своему столику и залпом осушил стакан с соком. Полегчало. К тому же, небольшой прессняк денег во внутреннем кармане внушал надежды на безбедное существование в течение последующих двух недель, а там Глеб опять подсунет какого-нибудь любителя венозного кайфа. И, значит, все зашибись!
       Олег попросил у пробегавшей мимо официантки сотню коньяку с лимоном и откинулся
на спинку стула, лениво озираясь по сторонам. Веселье вечера нарастало. Объединенные в едином хмельном порыве, люди самозабвенно бесновались на танцплощадке, экспрессией и разнообразием движений ни в чем не уступая шаманам из далекой Якутии. Более солидные члены общества ритмично опустошали рюмки, потом запихивали деликатесные салаты за откормленные щеки, совершенно игнорируя сидящих рядом и порядком поднадоевших потаскушек, взятых на пьянку чиста по привычке. Те же, в свою очередь, профессионально скучали, мечтая о добротном сексе и Канарах, а кое-кто помоложе обмозговывал перспективы окончательной смены студенческой скамьи на заманчивую стезю тружениц постели. Возле барной стойки ютились на неудобных высоких стулках (модели «гвоздь») несколько человек, среди которых выделялись двое молодых пижонов нетрадиционной ориентации и чересчур
набравшийся тинейджер, демонстрирующий, что лучше уж быть синим, чем голубым. А за стойкой суетился бармен, ловкий как цирковой артист и хитрый как лис.
       Обстановка ненавязчиво побуждала к отчуждению от угрюмого внешнего мира в пользу
безбашенного веселья, необузданного пьянства и случайного секса. Олег с удовольствием налил себе коньяку и оросил рот приятным, жгучим ароматом.
       Тут в движениях толпы появились некоторые необычные элементы. Обслуживающий
персонал засуетился, сменив окаменевшие улыбки на озабоченность лиц; несколько человек рванулись в сторону уборных; сквозь громыхание музыки стали прорываться чьи-то возбужденные возгласы. Кто-то стремительно промчался мимо Олега, чувствительно задев за плечо. Олег резко и возмущенно развернулся на стуле, но увидел лишь исчезающую за углом волну рыжих волос и шикарную округлую задницу.
       После нескольких секунд замешательства он сообразил, что эти пламенные волосы и
прочие аксессуары принадлежали подружке его недавнего клиента, и это уже был весомый повод пойти глянуть на причину излишнего возбуждения масс.
       Олег подорвался с места и вылетел на пятачок перед уборными. Увиденное им тут же
нейтрализовало действие начинающего просачиваться в кровь коньяка и наркотических пост-эффектов. Ситуация обладала всеми признаками серьезности: дверь мужского туалета была распахнута, внутри толпились люди, озабоченные и перепуганные; возле двери, на корточках, сидела рыжеволосая девица и, закрыв лицо руками, подвывающе рыдала; во взглядах стоящих рядом официантов сквозили недоумение и тревожность.
Недолго размышляя, Олег рванулся внутрь туалета, но две пары мощных рук тут же остановили его порыв. Он начал крутиться и извиваться, пытаясь прорваться и краем глаза отмечая лежащее под раковиной тело. «В чем дело?! - Олег услышал свой рвущийся из груди голос. - Пустите, я врач!».
       Сногсшибательный толчок откинул его на несколько метров назад. «Вали отсюда!» -
услышал он, больно приземляясь на копчик. Удачно выставив руку и тем самым избежав столкновения головы с кафельным полом, Олег начал подниматься, ловя ошалевшим сознанием обрывки фраз. «…он не дышит… престиж заведения…шприц….скорую поздно, надо ментов…».
        Всецело инстинктивно Олег встал на колени, после – на подкашивающиеся ноги и
бросился к выходу. Голова практически не работала, и мозг лишь фиксировал отдельные моменты реальности: затемненный холл; упругая неподатливость входной двери; морозная свежесть осенней ночи; слепящие фары проезжающей мимо машины; дерганье ботинка, напоровшегося на выбоину в асфальте…
         Он очнулся несколькими кварталами позже от нелепой мысли, пронесшейся внутри
черепной коробки: «Вот Я, идущий две недели назад…». Олег резко обернулся в сторону прошедшего мимо него парня в утепленной кепке и с наушниками, из которых прорывалось жужжание заводной музыки. Он вспомнил, как пару недель назад и вправду шел по этому месту в такой же кепке, полный экстатического воодушевления от звуков любимой песни. Впечатление было весьма ярким, и сходство с прохожим – несомненным, но сама мысль о возможности подобных временных коллизий была столь нелепой, и, самое главное – неуместной, что вывела Олега из состояния ступора.
         Шокированное сознание, казалось, переместилось по ту строну личности : все
происходящее оценивалось как бы от третьего лица, из-за пределов внутреннего Я.
         Полуотрешешно Олег отметил, как его тело свернуло к светящемуся ларьку,
достаточно внятно заказало пачку сигарет и бутылку крепкого пива; тщательно пересчитывая банкноты с мелочью, расплатилось и, произнеся неизменное «Спсба», двинулось далее. Неоднократно отточенное несколькими годами ранее движение зажигалкой сорвало крышку с бутылочного горлышка, и шипучий поток холода полился в пересохшее горло. Когда желание дышать пересилило жажду, Олег оторвал опустевшую бутылку от губ и вялым движением руки чпокнул ее в дребезги о придорожный столб.
        Орошенный прохладой, мозг начал собирать беспорядочные движения нейронных импульсов в единый поток. Сначала отыскалось решение первичных вопросов бытия «что я? где я ?», затем вернулось умение управлять ходом мыслей, и, в конце концов, включилась логика.
       «Что случилось?» - туговато размышлял Олег. – « Еще один труп доширявшегося нарика в сортире? Мелочи жизни – бездыханных тел в клинической практике приходилось видеть немало, вспомнить хотя бы того банкира… хотя, впрочем, не стоит. Проблема не в трупе. Проблема в порошке, от которого тот откинулся». - Мышление набирало обороты, и Олег пожалело разбитой бутылке с недопитым пивом. – « Но с моей стороны боков не было – порошок высший класс, да и доза вымеряна с аптекарской точностью… Сука, это же натуральная подстава! Точнарь! Какие-то ****юки моей жопой решили прикрыть убийство конкурента, или кого-там ещё!»
      Постепенно до Олега начала доходить причина его недавней прострации. Впервые в
его маленьком нелегальном бизнесе произошел сбой, и это пахло большими неприятностями. Полумашинально Олег выудил из кармана дебильник и набрал номер Глеба. Дюжина безответных гудков не придала уверенности в себе. Поклацав по списку номеров, он нашел человека, некогда сведшего его с Глебом. На этот раз ответ последовал незамедлительно, но громкий перепуганный голос в трубе тут же заставил ноги Олега подогнуться от неожиданной слабости.
     - «Что там у вас произошло??? Янка звонила, вся в соплях, говорит, Глеба какие-то
отморозки штакетами отъебашили, в реанимации валяется, врачи советуют венки покупать. Тебя какие-то серьезные перцы по всему городу ищут… Вы, ребята, по-моему, круто накрылись. Меня-то хоть не впутывайте, я в ваших делах, бля, вообще не…».
     Олег бессильно опустил руку с назойливо извергающим возбужденные слова
мобильником, и обреченно поднял взор ввысь. Проблемы начинали отдавать запахом
свежевырытой земли. То, что с ним произошло, даже самый воспитаннейший интеллигент мог бы охарактеризовать всего лишь одним словом : «****ец!».
      Вслед за этим накатила вторая волна отупляющей прострации. Автопилот великодушно
оттарабанил размякшее тело домой. Сознание еще фиксировало какие-то обрывки
внешних образов в виде раздолбанного асфальта под ногами,.. тусклого света подъездной лампочки,.. срываемого с поверхности дивана пледа,.., но все это было овеяно пеленой нереальности бредового состояния…
     «Записка!» - острая, как чилийский перец, мысль прострелила сонное пространство
головы. – «Записка, которую мне передал этот франт! .. Вот где может быть разгадка… Последний шанс…»
     Олег разорвал веки. Трясущийся взгляд пролетел по комнате и зафиксировался на
циферблате часов. Если гадский аппарат не стал посреди ночи, то на дворе был третий час пополудни. Стресс стрессом, а привычка к длительному сну, вызванному наркотическо-пьяным угаром, не лишила себя права на существование.
     Утро было явно мудренее вечера (или, точнее, ночи), и Олег, скорее жаждущий
действия, нежели напуганный, выстрелил сонливое тело из нагретой постели и бросился в коридор, к вешалке. На мгновение он оторопел, непонимающим взглядом буравя пустую вешалку. Но тут же осознал, что куртка на нём, и что он, неосознанно опустив руки в ее карманы, нервно теребит клочок бумаги. «Так и есть!» - подумал он, доставая записку. –      «Машинально сунул вчера в карман; дурная привычка».
       Но, развернув листок, он был разочарован. В решетке поблекших от времени
клеточек листа ютилась совершенно бессмысленная и бесполезная фраза. «Настоящее
всегда одно, но будущих – множество!» - еще раз прочитал Олег, шевеля губами. «Что это за бред? Покойный, видать, был шутником…». Он яростно скомкал записку и швырнул ее в угол. «Философ хренов!» - полетело вслед завалившейся за обувную полку бумажкой. Фатальность ситуации достигла предела.
       Легкий полуидиотский смешок выпорхнул из пересохшей глотки. На душе становилось
легче и умиротворенней. Тело постепенно наполнялось обреченным спокойствием финиширующего последним в финальном забеге. Зачем рвать вперед, когда все уже предрешено? Гордость обосравшегося Мурзика никого не **** перед выбросом в окно… Хотя его, Олега, возможно и не спустят с восьмого этажа без лифта. Просто вставят предмет домашнего обихода на десяток сантиметров в грудь и прохрипят вслед угасающему взгляду : «Извини, братан. Профессия такая…». Хотя, впрочем,
какая уже разница?…
       …Все больше уверяясь в бренности жизни, Олег встал с дивана, поднялся на цыпочки
и вытянул из потайной щелки на фиалкообразном абажуре свой заветный НЗ. Пересушенная папироска захрустела под нажимом пальцев и едва не переломилась пополам. Это не лучшее, что было в его жизни, но, увы, последнее… Олег прикусил бумагу и взял с журнального столика зажигалку…
       Пару минут спустя он начал отмечать неестественность ситуации. Пережеванная
папироска крутилась в зубах, палец раз за разом чиркал по кремню, но рука так и не поднялась вверх, чтобы освятить огнем привычный растаманский ритуал. Что-то было не так, и это «что-то» никак не могло выползти наружу, заставляя перешибленные многомесячным угаром мозги бесплодно напрягаться. А заученные рефлексы крутили и крутили колесико зажигалки, поджигая пустоту.
       Что-то было не так, но ЧТО???
       Слегка пришедший в себя, Олег наконец-то поджег скрученный кончик бумаги и… тут
же выдернул папиросу изо рта.
       Вспыхнувшее ядерным взрывом воспоминание заставило его вскочить на ноги и, мимоходом затушив косяк в пепельнице, кинуться к разбросанной по креслам одежде. Накидывая на плечи рубаху, он еще не знал, что ему предстоит делать, но он уже знал главное – он знал, КОГО ему нужно искать! Вздрюченные бешеной порцией адреналина, мысли крутились в голове со скоростью разогнанного процессора, и, рывком застегнув ширинку джинс, он уже знал и КАК надо искать. Похоже, борьба за жизнь только начиналась.
       Флегматичный по характеру, но холеричный в критичные моменты, Олег действовал
расчетливо и быстро. Вызванное при спуске на лифте ближайшее такси подкатило к подъезду практически немедленно; тройная такса позволила водителю позабыть о ПДД, ГИБДД и о всяких ДД вообще; целеустремленно-каменное лицо послужило пропуском при входе в элитарный подвал, а наглый пинок открыл перед ним дверь каморки его старого приятеля - сутенера. Сквозь густой сигарный дым до него донесся глумливый голос :
       - О! Я вижу, ты нашел-таки решение своих проблем!
       Не склонный к иронизированию, Олег сдернул со стола массивную вазу и, схватив
приятеля за козлиную бороду, пригвоздил его к стене.
       - Ты еще не знаешь о моих проблемах! И они станут твоими тоже, если не будешь
меня внимательно слушать. Я внятно выражаюьсь!?
       - … Ой, дружок, только не говори, что у тебя спидёныш завелся. Мои девочки все
проверенные. Максимум – детский трипачок…
       - Ты еще не понял, - Олег, скривив рот, шлепнул вазу о стену и приставил зазубренное горлышко к отряхивающейся от осколков голове сутенера. - Проблемы покруче половых. И мне нужна информация. Иначе завтра газеты будут писать о еще одной жертве распоясавшихся наркоманов.
       - Дак в чем вопрос?! Ты только ухо мене не порежь. Щас все решим-то. В чем вопрос-то?
       - Помнишь ту рыжую ****ь с пирсингом на пупке, которую ты мне пару раз пихал. Говорил еще, что эксклюзивная девочка, только для своих, и только по завышенным тарифам.
       - Ну…
       - С кем она еще шоркалась? Был такой пидрила лысоватый, качок типа, с наколкой в
виде тигра на плече? Помнишь такого?
       - Так как же не помнить, девочка-то и вправду эксклюзивная, не для всех-то…
       - Имя, адрес, телефон! – Олег надавил осколком на голову прижатого к стене.
       - Да тише ты, - простонал сутенер, - дай записнуху достать.
       - Олег ослабил нажим; перед его лицом показалась записная книжка, шустро листаемая
гибкими пальцами сутенера. Затем книжка развернулась, и он увидел исписанную
мелким почерком страницу на букву «К».
       - Вот он, - послышался звенящий от испуга голос, - назвался Кириллом, деньги
платил хорошие, да и…
       - Олег вырвал записную книжку, резко выдрал нужную страницу и, откинув уже ненужный осколок стекла, быстро направился к выходу. За спиной послышался звук оседающего по стене тела и маловразумительная фраза : «Зря ты так, Олежка, со мной. Дядя Миша тебе еще ничего плохого не сделал…».
       Быстро пронесясь по корридорам подвального помещения, Олег выскочил на улицу. В
его голове крутился короткий обрывок воспоминания, вспыхнувший полчаса назад и, все еще не потерявший своей эмоциональной яркости. Реальнее реальности видел Олег перед своими глазами окантовку зеркала кабацкого туалета и смотрящего в него клиента. Матерого мажорного нарика, рассматривающего дорогую татушку на
плече за отвернутым рукавом футболки.
        «Какой я дурак!!!» - в сотый раз выдавил из груди Олег стонущую фразу. - «Инъекционный наркоман в безрукавке! Где ж это видано, чтоб нарики венами светили?! И как я сразу не допёр! Где былая прозорливось начинающего ученого? Видно, вытравил за последние полтора года из мозгов, высушил за ненужностью, и рад был, болван! А ведь все было так прозрачно, так очевидно, что надо бы было брать поскорее ноги в руки да валить во что силы и куда подальше.»
        Это было разочарование в себе. Быть может, не менее болезненное, чем постигшие
его неприятности. Олег выдернул из кармана пластиковый параллелепипед телефона, не обращая внимания на высыпавшиеся вслед мелкие банкноты. Яростно вдавливая клавиши и бросая не более дружелюбный взгляд на вырванный листок, он набрал номер и плотно прижал трубку к уху. Услышав отрывистое «алло», он выдержал трехсекундную паузу, и, успокоившись, мягко произнес:
       - День добрый! Могу я услышать Кирилла?
       - А кого ты еще ожидал услышать?!
       - В нагловато-форсированном голосе собеседника Олег различил знакомый тон его
недавнего клиента. Значит, предположения оказались верными! Олег ожесточенно
прищурился и продолжил:
       - Ну, здравствуй, мудачок! Видно, и на тот свет к тебе дозвониться можно.
       - Кто это?!!! – выплеснулся из динамика сгусток животного страха. – Ты кто, а?!!!
       - Не важно, - усилием воли Олег сдерживал свой голос в рамках иронично-злобной
уверенности. – Ты сам понимаешь, что это не один из сутенеров, для которых ты этот телефонный номерок держишь. Кирилл, или как там тебя…
       - Я не понял, те чё надо ?
       - Да вот, ходят по земле слухи, что ты, сучёныш, денег большим людям задолжал,
али врут гады ?
       - Я же обещал, что отдам…
       - Это ты маме обещай, что писю руками трогать не будешь, а людям деньги нужны!
Ибо деньги – основа жизни, секёшь ?!
       - Олег понял, что угадал причину событий, и ледяным голосом продолжал: Так что насчет денег?
       - Ответом с того конца было молчание, и, когда Олег, выдержав очередную психологическую паузу, хотел продолжить игру, в его ухо ударил мощный словесный поток:
       - Все, бля, я вспомнил твой голос! Не знаю, где ты достал мой номер, но можешь
больше не притворяться, Айболит! Ты правильно вкурил ситуацию, но это не важно. Через пять минут этот телефонный номер перестанет существовать, и хер ты кому докажешь, что я живой, понял?! А для тебя все уже кончено, так что не бузи, пацан. Поэтому, если сможешь сдохнуть сам – сдохни, а не можешь – скоро помогут!.. Чё молчишь, падла?
       - Олег нажал кнопку сброса. Вести разговор дальше не имело смысла – он был слишком
мал в этом городе, чтобы выиграть при подобном раскладе мастей.
       - Но последние слова всколыхнули в нем полузабытые ассоциативные цепочки, и он
вспомнил о Дохлике – одном из его первых неформальных клиентов. Этот отмороженный, но добродушный нарик, случайно заблудший в столицу, полюблял рассказывать о своей далекой родине и о дружной наркоманской общине, сделавшей из него «человека», и о том, как классно там у них по сравнению со сраной Москвой…
      Найти обдолбленного провинциального охламона и договориться с ним было дело техники и трех часов. Именно через такой промежуток времени Олег обнаружил себя стоящим на подножке уходящего поезда и пожимающим руку полувменяемому телу, уверяющему его, что на том конце пути его встретят прекраснейшие в мире люди и все, что за этим следует. Дернувшийся состав высвободил руку из дружеской ладони; московский перрон, оскверненный многочисленными ступнями приезжих, дерзнувших осквернить святую землю, начал отъезжать в сторону; колеса вагонов стали отбивать дорожную чечетку, и поезд двинулся в направлении рая. В глухую и полузабытую восточноукраинскую провинцию.
      Олег прошел в шатающийся вагон, обессилено упал на первое свободное место и, откинув голову на перегородку, мгновенно отключился…

        Кто-то легонько хлопал по щеке; гудела голова, и ныли ребра. Лотоцкий открыл глаза, четкой картинки не было.
- С Вами все в порядке? Может скорую? - услышал он испуганный женский голос. Над ним явно кто-то склонился. Олег невероятными усилиями навел резкость и увидел симпатичную девушку. С первого взгляда было ясн: она в панике. Лотоцкий приподнялся на локте, ощупал голову и тело. Вроде все целое, если не считать ссадины и огромной шишки на затылке.
- Не надо скорую!
Начали собираться зеваки, кто-то предложил вызвать милицию. Олег встал на ноги, шатаясь; девушка виновато пыталась поддерживать его за плечо.
Среди зевак начались прения: "Молодежь, бл...ин!  Понакупали мирсидэсов, а ездить не умеют!" - сокрушались бабы. Мужики, напротив, приняли сторону водителя: "Парень сам виноват, вы посмотрите, он пьяный или обколотый".  Шоу начинало становиться напряжным; Олегу нестерпимо захотелось скрыться, будто он голым оказался на Красной площади, а в руках одна мочалка.
- Милая дама, поехали скорее отсюда, а то у Вас из-за меня будут большие неприятности, да и я, честно сказать, наговорился с ментами сегодня вдоволь!
Олег, пошатываясь, держась за машину, поковылял к пассажирской двери. Девушку не пришлось долго уговаривать, и, что-то подняв, она быстро оказалась за рулем. Завелся мотор; зеваки неохотно расступились, и машина помчалась по улице.
Руки водителя заметно дрожали; автомобиль ехал рывками. Олег посчитал своим долгом успокоить девушку:
- Успокойтесь, пожалуйста. Я сам виноват, и ничего серьезного не случилось. Давайте теперь остановимся и придем в себя. - Машина остановилась. - Я понимаю, у Вас стресс, наверное, это с Вами впервые. Ради боГа, извините.
Девушка начала медленно приходить в себя:
- Я уже думала, что убила Вас.
- Меня?.. - Олег засмеялся. - Меня даже танком трудно убить.
- Правда?
Девушка нервно улыбнулась. Лотоцкий принял серьезное выражение лица:
- Я врач, и, как профессионал, с полной ответственностью Вам заявляю: со мной все нормально, кости целы, голова на месте.
- Правда?
- Правдивей не бывает, - Олег засмеялся, чтобы разрядить напряжение.
- Ой, а я так испугалась.
- Давайте знакомиться, меня зовут Олег.
- Катя, - девушка протянула руку для рукопожатия, которую Лотоцкий галантно поцеловал.
        - Катерина, красивое имя, прямо как у Островского: «Луч света в темном царстве».
        Девушка удивленно посмотрела на Олега.
        - У меня был знакомый, который говорил точно также.
        - Возможно он у нас общий?
        - Нет, вы не могли его знать.
        - Он умер?
        - Почему сразу умер? Живет просто далеко отсюда.
        - Он вам стихи писал.
        - Возможно. А почему вы так решили?
        - Такой девушке как вы, просто невозможно не писать стихи.
        - Так уж невозможно?
        Катя смутилась.
        Они беседовали на разные темы, Лотоцкому с Катей было легко и спокойно, он твердо решил пригласить ее на обед или ужин в ресторан, но тут грянул «гром».
        - Я чуть не забыла, это ваше? – Катя протянула Олегу злополучный сверток, достав с заднего сидения.
        - Мое. – Лотоцкому стало плохо, в глазах потемнело, чувство покоя моментально исчезло, уступая место смутной тревоге.
        - Вам плохо?
        - Да нет, нормально. Я пойду, и так доставил вам массу хлопот. – Олег открыл дверь.
        - Может, я отвезу вас? Куда вам надо?
        - Спасибо, это лишнее.
        Лотоцкий прочитал удивление на лице девушки, она так и не поняла, что же все-таки случилось.
  Мутное московское небо начинало наполняться предвечерней серостью. Температура оседала все ниже и ниже, обещая холодную ночь. Поток деловых машин на улицах постепенно растворялся в море ночных таксистов; где-то там проститутки докрашивали  ресницы; офисы пустели; кабаки полнели.
По-привычке поигрывая в кармане мелочью, Олег ступал по остывающему асфальту и машинально покуривал сигарету,
«Черт бы побрал этого гаишника. Долбаный господин Веретено. Тампакс с погонами. Знал бы я, чем это кончиться, хрен бы согласился! Лучше б денег дал – и дело с концом».
Олег нервно махнул рукой. Невозможность изменить сделанный выбор раздражала еще больше.
«Да и вообще, одолели эти гаишники. Скоро уже космонавтов в стратосфере будут тормозить за превышение скорости, да про аптечки интересоваться. Стоят на каждом углу, словно дел других нету. Хочешь палкой помахать – иди в городки поиграй. В свисток в детстве не насвистелся – понятное дело, жизненная проблема. Так к психотерапевту сходи, он пилюль выпишет».
Немного поостыв, Олег улыбнулся, представив тучного господина Веретено в детских подгузниках, буденовке и со свистком в зубах.
«Удивительно, откуда у ментов еще книга взялась» – Олег покачал в руке увесистый фолиант, прикидывая его приблизительный объем. – «Страниц двести будет. Одно дежурство чтения. И зачем ментам книги? Думаю, что на них офтальмологическая таблица наводит мысли об информационном буме. «Бэ» и «Ша» - это еще понятно, а все остальное – хитроумные придумки яйцеголовых дуриков из научных лабораторий…»
Тут до слуха Олега донеслось треньканье гитарных струн. Он огляделся. Через дорогу от него зеленел понурою городскою листвой небольшой парк («странно, никогда тут не был…»), в глубь которого вела выщербленная аллейка. На бетонной лавочке неподалеку от входа сидел, сгорбившись над гитарой, волосатик в джинсовом прикиде и самозабвенно подвывал в такт нестройному перебору.
Улыбнувшись, Олег перешел улицу и остановился у входа в парк. Он не ошибся – это был Бремен, старый институтский знакомый. В свое время тот пару лет помытарился на медфаке, томясь от ненавистной учебы, но не в состоянии бросить из-за стараний влиятельных предков. А затем, полный юношеского максимализма, вдруг пропал, подавшись в хиппарскую общину. Там, как поговаривали, и нашел свое жизненное предназначение.
       - Здорово, менестрель! – Олег весело крикнул в сторону хиппана. Тот приветственно вскинул руку в полу римском жесте, затем присмотрелся и воскликнул:
      - Неужто это ты, служитель Гиппократа! А ну-ка, кидай свои кости поближе, пошепчемся о том, о сем.
      Олег подошел к лавочке и пожал сухую, но твердую руку.
       - А ты, Бремен, все в том же образе. Хайр, гитара, и, наверняка, ломтик промокашки за щекой.
       - Все верно. Разве что с кислоты, я уже  полгода как спрыгнул, когда башню клинить начало. А вот марихуанкой пригостить могу, это дело святое.
        -  Да будет тебе о травах-то, мы ж не агрономы. Ты лучше расскажи, как поживаешь.
        - Как поживаю?.. – Бремен вытащил из кармана джинсов пачку «Давидоff», ловко забросил сигарету в зубы и жестом попросил прикурить. – «Это вы, господа, поживаете. А мы растим цветы нашей жизни. Андестенд разницу?
        Олег качнул головой, иронично сощурил глаза и опустился рядом на лавочку.
         - А ну-ка, объясни.
         - Да чего тут объяснять! Ты когда последний раз просыпался с ощущением, что в мире все правильно, совершенно и прекрасно? Пять лет назад, десять, сто?
         - Да что ты, Бремен. Какое совершенство в шесть часов утра, когда впереди рабочий день, беготня, суета. Мысли о прекрасном приходят к вечеру, когда звонишь подружке и договариваешься об очередном трахе.
         - Герла, это хорошо, а еще лучше – когда их несколько. Но не поревом единым жив человек. Кайф нужно ощущать двадцать четыре часа в сутки. А для этого надо быть свободным от чего бы то ни было.
        Олег рассмеялся:
        - Знаем, слышали. Любимая химера человечества – Свобода! Красивая абстракция, лишенная смысла.
        - Скептицируешь? А ты вспомни детство. Вот когда мы были свободны, ведь большинство из того, что мы имели, принадлежало нашим старикам, и груз этот не сковывал нас. Но, взрослея, мы начинаем добровольно ограничивать свою свободу. А затем все больше и больше вязнем в системе статусов, материальных ценностей и навязанных нам представлений о человеческом счастье. Дорогая тачка, красивая телка под боком, банкеты и модные пиджаки – такие же фетиши, как стеклянные бусы для аборигена. А счастье – это когда мочишься с крыши шестнадцатиэтажного дома и громко поешь от избытка чувств.
       - Красиво говоришь, Бремен. Тебя послушать, так начнешь подозревать, что Иисуса Христа клонировали. Да вот только реалии жизни несколько другие.
       - Да плюнь ты на все! – Бремен дружески похлопал Олега по спине. – Живи, как хочешь, хочешь «***» триолью пиши, а хочешь четвертью, через немецкую «CH».  Мы на днях собираемся с пиплами в Крым махнуть. Давай с нами! Увидишь, чем мир красен!
       - Просто у тебя все как-то получается. Как в западных фильмах.
       - А зачем усложнять-то.
      Олег принял задумчивую позу и нахмурил лоб. Через пару секунд он вздохнул, ухмыльнулся и повернулся к Бремену:
       - Ты прав, мы слишком много обязательств принимаем на себя в жизни. Но это мои обязательства, и я буду их выполнять. Возможно, в этом для меня и есть кайф. Так что, езжай в Крым, а я завтра попру на дежурство. К тому же, надо вот книжку в одно место оттарабанить.
       - А что за книжонка? Как называется?
       -  «Битва ёжиков с хомячками», слыхал? А если серьезно, я и сам не знаю, что это, а срывать обертку неохота.
       - Боишься гнева хозяина?
       - Да нет, просто неохота.
       -  Ответ, достойный хиппана со стажем. Нам бы пообщаться пару недель, и ты стал бы наш пипл. Но, как и у всякого «нармального» человека, из семидесяти пяти лет жизни у тебя не найдется пары недель на то, чтобы поразмыслить, зачем тебе эта самая жизнь. Я прав?
       - Хватит меня обрабатывать, Брэм. Лучше достань  папиросину, давай расслабимся.
       - Ноу проблем, - Бремен полез во внутренний карман куртки. – Пора раскрасить этот черно-белый мир красками. – Он осторожно достал портсигар и вытянул оттуда длинную штакетину, плотно забитую травкой. – А вот и кисть художника. Взрывай!
       Олег подкурил и затянулся горьким противным дымком. «Давненько я не баловался этой дрянью», - механически подумалось ему... Долгий сдержанный выдох, затем еще одна затяжка. В голове начинает шуметь… Сидящий рядом, но уже слегка в тумане, Бремен профессионально смачивает слюной края папиросы.… Еще один долгий горящий вдох. Надрывный кашель на выдохе.…Все! Повело! Сипящий голос Бремена: «Добивай!». Олег машет головой: «Хватит». Плановая овердоза не страшна летальным исходом, но все-таки весьма неприятна.
      Олег повернул голову и увидел глупо улыбающуюся физиономию непутевого товарища.
      - Ну что, куда летим? – Бремен взмахнул руками.
      - Не важно куда, важно – как!
      - Не важно как, важно – мимо чего!
      - Глубокая мысль! – Олег качнул головой. – Итак, мимо чего летим?
      - Мимо белого облака луны… - пропел Бремен, тронув струны гитары, и тут же встрепенулся. – Ты только послушай, как звучит этот инструмент! Божественно!
      - Это не инструмент, это наркотическая эйфория.
      - Пошляк. Все вы, медики, пошляки и циники. Для вас и любовь – это всего лишь переливание жидкости из одного сосуда  в другой.
      - Сопровождающееся вторичными реакциями в виде стонов и вздохов? - Добавил Олег. – Но процесс, прошу заметить, весьма занимательный, не говоря уже о практической пользе в виде естественного прироста населения.
      -  Практическая польза меня мало интересует, - улыбка на мгновение покинула расслабленное лицо Бремена, - меньше всего хотелось бы плодить таких же ублюдков, как я. Тут важно другое – любовь! All you need is love!
      - Не изрыгай банальности, Брэм. Это неэтично.
      - Зато лирично!
      - Тьфу, блин. Это ты о чем? – Олег повернул голову в сторону Бремена, но тот уже переключил свое внимание на снующих с ветки на ветку воробьев.
      - Птички, птички… - мечтательно проговорил он. – Чего же вы порхаете?.. А того и порхаем! Пока кого-нибудь не порхнем, спать не ложимся…
      Олег отвернулся. Разговаривать становилось лень. Легкая истома наполняла мышцы; казалось, будто весь мир обнимает его мягко и нежно. Деревья легонько шелестели в такт замедлившимся мыслям.
      А что было бы, вдруг подумалось ему, если бы эта аллейка, устремившаяся в тенистое нутро парка, вела не к традиционному памятнику товарищу Горькому? Что было бы, если там, за раскидистыми дубами, стояли ворота в эдемский сад, место вечного блаженства и успокоения. И вот они сидели бы, почти у самого входа, докуривали последние сигареты и, прощались с непонятным и бессмысленным земным миром, чтобы через пару минут встать и пойти туда, в обитель Истины. Что бы он чувствовал тогда?..
      И тут он почувствовал! Почувствовал всю гамму ощущений, спокойных, величественных и необъяснимо приятных. Восприятие мира стало парадоксальным. С одной стороны он понимал, что сидит в позабытом всеми парке, рядом с нечесаным хиппи  и тупо балдеет от травки. Но с другой стороны… Он ощущал себя так, будто и вправду там, за деревьями, всего лишь в нескольких десятках метров…
      - Грандиозно! – в восхищении прошептал Олег. Он наконец-то понял, чем прельщали его наркотики. Не отрешением от мира, не познанием неизведанного, нет! Гораздо важнее была возможность чувственно окрашивать свои фантазии, возможность чувствовать себя точно так же, как если бы эти фантазии были полностью реальны. Ведь именно понимание нереальности фантазий и, как следствие, отсутствие полноценного эмоционального отклика, и отличают их от реальности. И если мы преодолеваем этот последний барьер.… То разница между фантазией и реальностью исчезает, по крайней мере – для тебя лично. И вот ты уже Бог – ты сам творишь свой мир, без всяческих ограничений и скидок на желания других…
     Он закрыл глаза, смакуя удивительные ощущения, пытаясь как можно глубже проникнуть в них и запомнить на всю жизнь…

 Конец.

Новела 4.Неоэкзорцист.

     Из нежной и благодатной дремы Олега выдернул наружу какой-то непонятный шум. Что-то грузное и емкое гулко ухнуло в дверь, звериное рычание прорезало воздух, и в тот же миг Олег вздрогнул, почувствовав, как горячий моросящий дождь сыпанул ему в лицо. Рефлексы сработали, как всегда, быстрее сознания: вскочив на отекшие ноги, Лотоцкий несколько секунд щурился от непривычно яркого света, силясь осознать ситуацию и машинально вытирая липкое лицо. Наконец он начал собирать в единое целое разрозненные куски реальности, а из
хаоса оглушающего его шума начали пробиваться обрывки осмысленных фраз: «…всех замочу, суки!.. лежать, гаденыш!.. Юрик, неси жгуты… бля-а-дь, больно!.. успокойся, кому сказал!..». Обилие красного цвета окончательно привело Олега в себя, и он кинулся на помощь дежурному охраннику, пытающемуся утихомирить здоровенного лохматого парня, корчащегося на пороге кабинета. Здоровяк быдался головой, выкрикивая невнятные ругательства, и размахивал окровавленной рукой. Из распоротых вен тугими фонтанами выбрызгивалась кровь, оставляя на полу и стенах яркие дорожки из продолговатых, сочных капель. Лотоцкий еще раз отер лицо рукавом халата.
       После нескольких попыток охраннику удалось-таки немного спеленать раненого.
       Из-за поворота коридора выскочил тяжело дышащий санитар и протянул Олегу жгут.
Немного притихший парень поднял голову и огляделся безумным взглядом. Почувствовался резкий, тяжелый запах спирта явно не медицинского происхождения. Из булькающей глотки вырвался трудноразборчивый хрип: «…кровавый винегрет для всех, кто будет против…». После этого раздался звук смачного, весомого плевка, и голова дебошира безвольно свесилась вниз.
       Олег осторожно взял пораненную руку и, пальцами пережимая запястье, повернул ее
к свету, чтобы осмотреть ладонь. Вернее то, что осталось от ладони: ярко-красное месиво, блестящее в лучах неоновых ламп, из которого торчали пульсирующие куски мяса, разорванных сухожилий и обрезков искромсанной кожи.
       Художественная композиция, хорошо знакомая Олегу по его уже довольно солидной врачебной практике. Правда, в операционных и анатомичках подобные экспозиции внутреннего строения человека выглядели гораздо аккуратнее и систематичнее.
       Здесь же налицо был хаос глубоких порезов и рваных ран. Олег ловко перехватил
изувеченную руку жгутом и туго затянул узел.
       - Где вы его откопали? – раздраженно спросил он у санитара.
       - Да вон, привел один доброжелатель, - санитар кивнул головой в сторону коридора.
       Только тут Олег заметил стоящего несколько в тени молодого мужчину плотной
комплекции, опершегося дюжим плечом о стену и безучастно взиравшего на творящуюся перед ним картину. Лотоцкий немного смягчил тон голоса:
       - Это вы его привели? Кто он такой?
       - А хер его знает, - мужчина пожал плечом. – Свалился на мою голову, как будто и
без него проблем мало… У меня небольшое заведеньице в Мытищах. Место глуховатое, на отшибе. Вот и тянет туда всяких отморозков – то бошки друг другу попроламывают, то нажрутся до коматоза. А сегодня этот ****юк приперся – из руки кровь хлыщет, а он, псих, какие-то политические лозунги орёт. Я его в машину – и сюда.
      - Откуда это такое человеколюбие? – подозрительно пробасил охранник. Мужик невозмутимо ухмыльнулся.
      - Да мне этот дурак недорослый дорог как мартышка эскимосу. Сдох бы где-нибудь в
подворотне, да и хрен с ним. Не-ет же, он к моим дверям приперся. А у меня с ментами из-за таких, как он, уже давно проблем немало, так что лучше уж вы, господа врачи, с ним разбирайтесь.С меня хватит и того, что полмашины кровью залиты. Так что пойдем показания оформим, да и попру я. Мне еще за абсентом на базу заскочить надо.
      Охранник перевел взгляд на Олега:
      - Сами дальше управитесь?
      - Должны… Этот вроде бы успокоился, потеря крови значительная.
      - Охранник кивнул, медленно освободил хватку и поднялся с колен. Раненый бугай
обессилено завалился на бок. Санитар с заметным облегчением вздохнул.
      Кульминация происшествия завершилась. Охранник и хозяин заведения,
переглянувшись, молча пошли в сторону караулки.
      - Погодите!
      Оклик Олега остановил их на полпути.
      - А где руку-то поранил, он не говорил?
      - Что-то он бредил в машине насчет того, что, мол, дрался с кем-то, тот на него
с ножом, он за лезвие схватился, так и распанахал. Только слабовато что-то
верится.
      - Да, на нож это не похоже, - задумавшись, подтвердил Олег. – Тут, скорее, либо
на бутылку упал, либо членовредительством осколками занимался… А возможно, и то, и другое.
      Покачивая головой, он осмотрел кабинет и перевел взгляд на санитара:
      - Представляешь, как баба Маня сёдня утром обрадуется - весь этот кровавый абстракционизм вымывать. Будет шуму на все отделение. Переругает всю практическую медицину, начиная с Парацельса и Гиппократа.
      - Да ладно Вам об уборщицах-то беспокоиться. Надо еще придумать, что с этим чудом делать, - практично заметил санитар, озабоченно хмуря лоб. – Не ровен час очнется и опять бузить начнет.
      - А что тут думать? Оперировать надо срочно. Он себе вену перерезать умудрился, а с такой царапиной долго не живут. Если в течение часа не заштопаем, будет у архангела Гавриила еще одна работенка на сегодняшнюю ночь.
      Олег взглянул на часы.
      - Как раз минут через десять-пятнадцать Игорек от Любашки вернется, тогда и прооперируем. А пока давай-ка его хоть в угол оттащим да дверь прикроем. А то проснется кто-нибудь из санитарок, увидит этого невинно убиенного младенца и подумает о нас нехорошее. Потом ни одна баба в отделении с тобой наедине остаться не захочет.
      - Гм! Вижу я, не только Игорек у нас на лево ходок, - хмыкнул санитар.
      - А что еще делать?! – веселея, ответил Олег, - К тому же, как ты сам прекрасно
знаешь, направо у нас в больнице находится морг. А туда пока что рано, да и скучно.
      - К тому же холодно там круглый год, - почему-то прибавил санитар.
      - Ладно, понесли. А то и вправду очухается герой несбывшихся войн.
      Они подхватили расслабленное тело под мышки и потащили в угол. Это оказалось не
такой уж легкой задачей – парень весил килограмм под сто, к тому же нужно было следить за тем, чтобы не слетел жгут, стянувший руку. Но два медика терпеливо тянули обмякший груз, помня о профессиональном долге помощи людям, хотя каждый из них не раз в своей жизни задавался вопросом, когда это он успел так сильно задолжать человечеству?
       Когда клиент, наконец, был усажен в угол и начал мирно пускать слюни на
футболку, Олег вытер со лба выступившую испарину и вытащил сигарету рукой, чистой от подсыхающей крови. Санитар охотно последовал его примеру. Когда первые, обильные порции дыма заклубились в воздухе, он кивнул в сторону угла:
       - Слышали, что мужик рассказывал. Нажрался дурик, чуть руку себе не отрезал, а
затем митинг политический устроил. Идейный, видать, парняга. Из политиков, - санитар иронично загоготал.
       - Да и те ненамного лучше. Такой же бред несут.
       - Это точно. И выпить так же любят. И руки у многих в крови, - санитар перестал
смеяться. – Или в дерьме.
       Олег вопросительно поднял на него взгляд.
       - Чего это ты так на политиков озлоблен?
       - А что мне им, цветы к ногам бросать, что ли? У меня родители на пенсии, а знаете, какую им пенсию дают? И сколько еще таких по стране? А дети беспризорные на вокзалах? А целые города в провинции без отопления и воды?
       - По-моему, дружок, ты красной прессы обожрался, - оборвал его Олег. – Конкретней смотри на жизнь. Мама с папой живы, в столице живут, и сын у них при работе, получает достаточно, да и еще, наверное, благодарные пациенты тормозки носят; носят ведь?
       - Ну при чём тут тормозки? Я к тому, что за весь этот развал кто-то ведь отвечать должен!?
       - Развал? – Олег в деланном изумлении вскинул брови. – Да это в голове у всех
развал! Засрали мозги сиропными картинками супер-мега-благополучной западной жизни. А мы, мол, глубоко на дне. И вот, глядят наши на их улыбающиеся рожи, не понимая, что вовсе это не признак удовлетворенности, а, скорее, истерические гримассы. И завидуют наши люто. Им же не дают статистику жертв уличного бандитизма в Америке или динамику роста самоубийств при неожиданных колебаниях на финансовых рынках. Зачем? Двухэтажный домик за городом, с гаражом и сраным газончиком, пару тачек в гараже, да такие же как ты
ублюдки-соседи по бокам – вот американская мечта… почему-то вдруг ставшая и русской.
       - Да черт с ними, с соседями и с газончиком. Просто жить хочется по-нормальному!
       - Я к тому ж и веду, что твои представления о «нормальной жизни» слеплены в
монтажных комнатах центральных телекомпаний. А помимо этого – почти ничего, лишь редкие рудименты стремлений времен юношеского максимализма. Не обидно, а?!
       - Хорошо, будем считать, что убедили. Но как вы тогда опишете мне эту самую «нормальную жизнь»? О чем мечтать-то?
       - А чего тут описывать? Ты сыт и здоров. После дежурства выпьешь по паре пива с
друзьями, а если сегодня удастся еще где-нибудь сосиску погреть, то жизнь вообще прекрасна. Вот и вся простая философия. Ведь мир устроен очень справедливо – чем кайфовее вещь, тем она общедоступней. Без виллы на Ямайке ты вполне обойдешься, а вот если печень начнет отказывать, или девки перестанут давать?
       - Слишком уж упрощенно,.. – задумчиво морщил лоб санитар. – Хочется чего-то
большего.
       - А зачем? Весь физический мир описывается набором простейших законов, так и…
       Нравоучения Олега прервал сипящий крик со стороны угла. Обернувшись, он увидел,
как очнувшийся дебошир недоуменно рассматривает свою изуродованную руку, пытаясь пошевелить задеревенелыми пальцами. Затем он перевел взгляд на резиновый шланг, перетянувший предплечье, и, не успели встревоженные медики сделать и шага навстречу, как жгут был сорван, и из глотки раненого вырвался рев боли. Поток крови, словно река сквозь прорванную плотину, хлынул наружу, раздирая начинающие запекаться вены и подсыхающее мясо… Рекламная пауза кончилась; фильм ужасов продолжался.
       Олег вместе с санитаром ринулись успокаивать проблемного пациента, но не тут то
было. Несмотря на дикую потерю крови, у того остался еще огромный запас дурной силы, и, то ли из ярости, то ли с перепугу, он начал отчаянно отбиваться.
       Несколько десятков секунд в разыгравшейся сцене было трудно что-либо понять. В
мелькании рук и ног, в неестественно изгибающихся телах, в обрамлении белых с красными пятнами халатов и той же расцветки перекошенных лиц, было невозможно уловить сколь-нибудь четкий порядок и смысл. Как будто дети затеяли кучу-малу. С тем, правда, отличием, что из глубины копошащегося сплетения тел извергалась отрывистая ругань в три голоса, и выплескивались тугие струи крови, окропляя и без того обагренный кабинет.
       Закончилось все довольно неожиданно – раздался отчетливый звук щелкнувших зубов,
и санитар отлетел в сторону, с шумом грохнувшись на стол; через долю секунды в другую сторону полетел Олег, на лету хватаясь за разбитую переносицу; а герой эпизода, вскочив на колени, стал пытаться подняться на ноги. Ошарашенный, он оперся на больную ладонь, зарычал от боли и завалился на локоть. Затем попробовал использовать здоровую руку, но тут к нему подлетел очухавшийся санитар и, с футбольной виртуозностью, на ходу протаранил ногой в голову пациенту. Прозвенел характерный щелчок, дебошир отлетел на стену, а санитар застыл над распластавшимся телом с занесенной для удара рукой. Добивать не пришлось – удар ногой был достаточно оглушающий, чтобы разбудить скромность даже
в подобном здоровяке.
       - Подошел Олег, зажимая пальцами кровоточащие ноздри.
       Первый раз вижу подобную терапию, - прогнусавил он. – И кто такие, по сравнению с нами, западные психоаналитики? Дармоеды!
       - Что с носом, перелом? – осведомился санитар.
       - Нет, все в порядке. Разве что хрящ немного повредил… Веселое, однако,
дежурство вышло. Так и вижу заголовки утренних газет : «Два врача беспрецедентно от****или пациента!», «Итоги разборок в районной больнице», и тому подобное.
       - А что еще с такими делать? – пожал плечами санитар. – Буйный оказался, доктору
нос разбил, пол-отделения кровью загадил, вот и получил своё. Вы сами-то пострадали, а еще защищаете его…
       - Никого я не защищаю. Просто пытаюсь отшучиваться, чтобы злость сбить. А то так
охота повторить твою порцию этому мудаку, а затем еще разок, чтобы всю дурь убогую из пропитой башки выбить.
       - Да уж, ему и так достаточно. Хотя… глядите, вроде опять начал приходить в
себя, - санитар насторожился, механически сжав кулаки. – Точно! Веки дергаются, сейчас очнется.
       - Спокойно! – Олег отстранил санитара. – Не лезь к нему, хватит беспредела.
       Лучше охранника позовем.
       - Но охранник не понадобился. Дебошир открыл глаза, засопел, захлюпал соплями, и
вдруг заплакал, издавая гортанные звуки и глубоко всхлипывая. Словно пятилетний ребенок, незаслуженно обиженный детсадовской нянькой, он ныл, кривя лицо и шмыгая носом. Затем начал выдавливать из себя слова:
       - Только маме не говорите… Она болеет…и денег не хватает…а тут я еще…а у нее
сердце…Как все говёно!..
       - А ты работать не пробовал? – не выдержал санитар. – Чтобы денег хватало.
       Пациент повернул голову в его сторону.
       - Я работал месяц… а мне, гады, не заплатили…
       - Нихрена себе, трудовой стаж! – хмыкнул санитар. – Мне бы такой!
       - Не хочу я больше работать… не умею…
       - Санитар еще раз хмыкнул, уже несколько презрительно. Сентиментальный дебошир
обиженно протянул:
       - Чего вы смеетесь надо мной?… Я Шопенгауэра читал!
Теперь уже засмеялся Олег:
       - Лучше бы ты брошюрки о вреде алкоголя читал! И вникал поглубже. А еще Дарвина.
О том, как труд сделал из обезьяны человека… Хотя… -Видя, что пациент опять ушел в себя, он обернулся к санитару. - Хотя, может быть, когда-то усердный труд и сделал из обезьяны человека, но сейчас гораздо чаще видишь, как он превращает человека в обезьяну.
      Санитар вскинул вверх брови, то ли соглашаясь, то ли не до конца понимая, и промолчал. А Олег, захваченный мыслью и воодушевленный тем, что кровотечение носом остановилось, и нет необходимости зажимать ноздри, продолжал:
      - А если хорошенько поразмыслить, то не лень ли, наперекор Дарвину, как раз и
очеловечила обезьяну? Ведь если бы какому-нибудь нашему далекому хвостатому предку не было лень лезть на дерево за бананом, стал бы он брать в руки палку-сбивалку в качестве первого орудия производства?.. Или взять, к примеру, сегодняшних программистов. Один мой близкий знакомый, называющий себя киберпанком, заявил однажды, что если человек не лентяй – то он не может быть программером, а только плодителем больших объемов виртуального мусора. Поскольку все талантливое рождается тогда, когда лень идти дальними
проторенными путями, и лентяй начинает искать пути покороче. И что же получается? Лень как двигатель прогресса?
      - А как же тогда без труда – рыбку из пруда?
      - А вот здесь мы ужен подходим к противопоставлению категорий труда и творчества. И здесь есть о чем поразмыслить…
      В этот момент дверь открылась, и в кабинет вошел вечноулыбающийся хирург Игорь.
      - Ладно, кончайте ваши филосопли. Работать пора. Степан, пошли за носилками, надо оттарабанить раненого в операционку.
      - Как успехи на любовном фронте, - улыбнулся Олег.
      - Все великолепно! Троекратный салют и куча восторгов. Ну а вы, я вижу, тоже не
скучали. Пациентик презабавный. Можно сказать, литературный персонаж. Мне тут на охране вкраце порасказали. Дай-ка хоть взгляну на него хорошенько…
      Он склонился к тихонько подвывающему дебоширу, пытаясь заглянуть тому в лицо. Но
сделал это напрасно. Тяжелый мясистый кулак тут же саданул ему в лоб, высекая из глаз россыпь звезд и отбрасывая назад ровнехонько Олегу в руки. Лотоцкий, приваленный неожиданной тяжестью к стене, слегка оторопел. А когда ему удалось-таки поставить на ноги шатающегося хирурга, он увидел массивную фигуру, метнувшуюся в сторону окна. В тот же момент послышался противный звон бьющегося стекла, а вслед за ним – глухой звук упавшего тела.
      - «Второй этаж, не страшно,» - промелькнуло в голове, но, несмотря на эту успокоительную мысль, Олег бросился к разбитому окну. По запорошенному свежим снегом двору больницы бежал, прихрамывая, незадачливый пациент.
       - Вот живучий, урод! – воскликнул Олег и повернулся к хирургу. – Надо бежать
догонять, пока далеко не смылся.
       - Игорь почесывал шишку на лбу и хлопал глазами.
       - Ты чё, рехнулся? Сам захотел на больничную койку? У него ж удар, как
столкновение с локомотивом!
       - Да ему жить осталось полчаса-час от силы. Если не прооперируем, загнется
дурак!
       - Ну и хер на него! Кому он нужен такой! – в сердцах вспылил Игорь, но, увидев,
как Лотоцкий решительно направился к двери, добавил, - Ладно, постой, не горячись! Сейчас позвоним в охрану, пусть они этим занимаются.
      - Да пока ты им объяснишь, пока они соберутся…
      - Послушай, Олег! – перебил Игорь немного раздраженно, - Ты кто? Анестезиолог!
Твое дело – наркоз. А за всякой шпаной гоняться – забота других людей. И не надо лишней суеты, пусть каждый делает свое дело.
      Олег остановился возле двери, призадумался, затем медленно вернулся к окну и
повернул голову навстречу свежему морозному воздуху.
      - Ладно, беги звони…
      Пейзаж за окном успокаивал. Умиротворенная тишина безветренной зимней ночи, какая бывает только под утро, плюс ленивое мерцание снежной ваты под лучами молчаливых фонарей. Да и еще – неизменно величественное небо… И разве что редкие алые кляксы на снегу портили ощущение совершенной гармонии, но много ли они значили в сравнении с грандиозностью общей картины.
      Олег медленно процеживал сквозь ноздри струи холодного воздуха, словно пытаясь
зарядиться царящими за окном спокойствием и невозмутимостью. Но взгляд его то и дело останавливался на редких краснеющих пятнах посреди больничного сада. Тогда он откинул голову назад и уперся взглядом в темную непроглядную высь. На душе стало полегче.
      Он прекрасно понимал, что не так-то легко будет убедить охрану в необходимости
бегать в холодную погоду в поисках какого-то полудурка; что когда его поймают, то первым делом вломят нешуточных люлей, и хорошо еще, если не оттащат в ближайший КПЗ. И что шансов вовремя попасть на операционный стол у этого прибацнутого не более, чем на поцелуй иранской принцессы. Но, с другой стороны, это ли проблемы, которые должны волновать медика?.. Олег с силой выдохнул, до боли напрягая межреберные мышцы, и постарался очистить голову от мыслей…
      Бескрайнее небо, вечный воздух Земли, а где-то за горизонтом – Гималаи и
грандиозные океаны… И, возможно, Бог… Нирвана…
      Через неопределенное время в кабинет вошел Игорь и пробасил с порога:
      - Еле уговорил этих толстолобиков на двор пойти. Это и понятно – из теплой
охранки да от телевизора… Я на всякий случай операционку подготовил, так что,
если что, будь готов, как говорили пионеры… Эу, Олежка, что с тобой?…
      Смена интонации в голосе хирурга вывела Олега из оцепенения. Он еле заметно качнул головой. Это мало успокоило Игоря, и он подошел поближе, заглядывая Олегу в лицо.
      - Эй, дружище, не надо впадать в кому. Это их, больных, дело, а не наше!.. Ну что мне, лезгинку перед тобой станцевать, что ли? Хватит прикидываться скульптурной композицией, ты ни на Ильича, ни на Феликса не похож.
      Олег вымученно улыбнулся:
      - В другое время это могло бы быть смешно…
      - Мне и самому не до шуток, честно говоря. Ты только вокруг посмотри – все в кровищи. Это ж голливудский павильон съемок фильмов ужасов. Что-нибудь типа «Обезумевший от голода бомж пожирает самого себя»!.. Что, тоже не смешно?
      - В другое время, Игорек, в другое время…
      - Тогда слушай свежий прикол: в Штатах признаны неполиткорректными черно-белые
телевизоры, и по той же причине шесть из двенадцати апостолов были признаны женщинами…
      - Ну и что?…
      Повисла пауза. Игорь наморщил лоб, пожал плечами, затем произнес:
      - Ладно, есть у меня проверенное средство для лечения подобных состояний, сам изредка балуюсь. Щас принесу.
      - Он вышел и вскоре вернулся, протягивая Олегу аккуратно сложенный бумажный
пакетик:
      - На, попробуй, должно помочь.
      - Это что?
      - Вряд ли тебя сейчас заинтересуют химические формулы, к тому же я их не знаю.
      - Скажем так – это нечто наподобие двери в другое измерение.
      - Наркотик?
      - И достаточно сильный. Но не переживай, мгновенного привыкания нет, а повторную
дозу я тебе не пропишу.
      - Да и первой не надо. К тому же, оперировать сейчас…
      - Гм, а ты сам-то веришь, что мы сможем вытянуть его? Я же сам не первый день в
клинической медицине, вижу, кому еще надо, а кому уже поздно…
      - Но попробовать стоит.
      - Ну, операцию-то мы проведем по всем канонам… Но Бог-то не дамочка, он больше пятнадцати минут ждать точно не будет…
      - В это время в кабинет заскочил охранник и, услышав последнюю фразу хирурга,
немного смущенно сообщил:
      - Кажется, поздно его оперировать. Он, кажется, коньки двинул. Мы его в конце сада обнаружили – лежит скрюченный, холодный весь и не дышит.
      - Игорь с безразличностью бывалого холодно скомандовал:
      - Ладно, несите в реанимацию, сейчас что-нибудь попробуем. Хотя, конечно, и впрямь уже поздно… Олег, пошли, пора и нам потрудиться.
      - Лотоцкий встрепенулся, на автомате двинулся к выходу, но на полпути вдруг остановился и обратился к Игорю:
       - Постой… Дай-ка мне свой порошочек!
       Игорь без слов протянул ему пакетик. Олег развернул безупречно белую бумагу, поднес ко рту, и тут какое-то неимоверно-острое ощущение пронзило его насквозь, отодвинув всю реальность на задний план. Дежавю? Нет, это было не дежавю,скорее, какое-то наслоение различных миров, невозможное соединение двух несовместимых линий бытия.
Так явственно и достоверно-объемно промелькнули перед ним впечатляющие образы столичных притонов; какой-то неизвестный ему клуб, увешанный огромной неоновой вывеской; затем – измученное собственной нищетой провинциальное село и ужасные люди с нечесаными бородами, щербатыми топорами и обезумевшими глазами.
       И, с другой стороны – не менее яркие картины, сплетенные из видения какой-то машины ГАИ, затем – камера, менты, разговор с полковником; то какая-то загадочная девушка, сбившая его на иномарке, то встреча со старым знакомым неформалом…
       Олег уже слабо понимал, какая его собственная роль во всей этой круговерти образов, звуков, эмоций… Все было так, как будто незыблемое время и однозначная логика вдруг разом сошли с ума, в одно мгновение напрочь развалив фундамент мироздания.
       Но какой-то здоровый животный инстинкт все же заставлял искать выход из
безумного положения, несмотря на всю кажущуюся бесплодность подобных попыток. И
Олег начал тяжело, отчаянно и настойчиво сцеплять логические связи, силясь
заново выстроить весь мир…


       И через несколько циклов рождения и смерти Вселенной начало появляться осознание собственного личностного существования. Медленно обретая способность воспринимать окружающее, Олег обнаружил себя сидящим на скамейке в парке. Уже почти стемнело. Бремена рядом не было, только смятая пачка из-под сигарет напоминала о его недавнем присутствии, Олег встал, отряхнулся и побрел к метро.   
      Ночь не приносила долгожданной прохлады,  и только спустившись под  землю  Лотоцкий, скорее ощутил, чем почувствовал вожделенную свежесть.                Перрон был пуст. Нехорошее предчувствие начало одолевать ночного скитальца, но тут на рельсах появились люди в оранжевых жилетках. Олег хотел, было спрятаться за колону, но те его уже заметили.   
      - Опа! Явление Христа народу.
      Обходчиков было четверо, с фонарями и гаечными ключами на длинных ручках.
      - Что опоздал? А поездов сегодня уже не будет.
      Рабочие вели себя доброжелательно, и Олег решил с ними заговорить.
      - Что же мне теперь делать?
      - Уже ничего, станция закрыта, сейчас менты тебя  загребут и сами ночлег предоставят, с тайским  массажем  перед сном, - рабочие весело загоготали  - странно, как тебя до сих пор не приняли? Хочешь в «обезьянник»?
      - Не хочу, я там уже был сегодня, - Лотоцкий умоляюще посмотрел на рабочих – мужики выручите.
      - Ну что Фотич поможем парню? Видно человек он приличный, и трезвый вроде.
      Тот, которого назвали  Фотичем, он, скорее всего, был бригадиром, призадумался и, махнул рукой.
      - Хрен с вами, хоть за это меня на пенсию отправят, забирайте его, -    Олегу подали руку, и он спрыгнул на рельсы  - ты часом не террорист? А то я тебя враз.
      Фотич  театрально нахмурился, потрясая огромным гаечным ключом. Лотоцкий инстинктивно съежился. Рабочие опять загоготали.
      - Ты не бойся, он у нас мухи не обидит, ключом в репу может, а мух не трогает. Опять взрыв хохота.
      - Олег с трудом выдавил улыбку, давая понять, что оценил шутку, он был готов на все, чтобы, наконец, прервать цепь сумасшедших событий и оказаться дома.
      Фотич действительно оказался бригадиром и, судя по всему, обладал немалым авторитетом, он дал Олегу жилетку, каску, фонарь и объяснил, что выйдут они на следующей станции, там его зять дежурит, и проводит наверх.   
      Обходчики оказались общительными людьми и уже через несколько сотен метров пути Лотоцкий чувствовал себя хоть и не членом бригады, но, по крайней мере, их закадычным товарищем.
      Рабочие рассказывали байки и старые анекдоты, время, от времени проверяя стыки рельсов.
      Ребра тоннеля отбрасывали причудливые тени в желтых лучах фонарей, поток воздуха обдувал лицо, запах пропитки шпал, вагонной смазки и еще чего-то мистически сверхъестественного, наполнял кровь Олега адреналином. Ко всем этим ощущениям прибавлялось чувство замкнутого пространства, и хотя Лотоцкий не страдал клаустрофобией, иллюзия враждебной среды не покидала его ни на один миг.   
       - Замрите! – Бригадир поднял руку и остановился,- оборван вводный кабель, Леха вызывай контачей, скажи, что он не обесточен, искрит, защита не сработала. 
       В следующий момент раздался оглушительный хлопок, яркая вспышка света озарила тоннель. Олега отбросило к стене, ослепительный фейерверк стремительно двигался в их сторону порождая за собой стену огня. Лотоцкий побежал, жар обжег спину, еще мгновение и тело вспыхнет, словно бенгальский огонь, но в последний момент Фотич втолкнул его  в нишу, Олег влетел в нее и провалился, пролетел несколько метров, потом стремительно скользил, словно на американских горках, и опять свободное падение, которое закончилось погружением в холодную воду. Лотоцкий вынырнул, нащупал ногами твердь, фонарь видимо разбился или утонул, последнее, что он  видел,  было пылающее лицо пожилого бригадира, в ушах застыли крики заживо горящих людей. На мгновение ему стало по настоящему страшно.   
       Но скрытые резервы организма, в экстремальных ситуациях, порой  творят чудеса. Олег пришел в себя, он прекрасно понимал, что спасатели найдут тела обходчиков, а его искать не будут, ведь ни кто не знает, что в тоннеле находится еще один человек. Значит нужно выбираться самому, назад по скользким стенам шахты ему не влезть, значит нужно искать другой путь.   
       Олег обошел периметр колодца, ощупывая стены, он нашел всего один проход в стене на уровне лица.   
       Карабкаясь к проходу, Лотоцкий наткнулся на плавающий предмет, перемотанный бечевкой.  «Ну, конечно же, это мой любимый сверток - он истерически засмеялся, вылавливая посылку, - мы друг без друга никак, ни в воде не тонем, ни в огне не горим, в абсолютной темноте, почти в аду, но все же вместе, ха-ха-ха».      
       Проход оказался норой, в которой не получилось встать на ноги, но Олегу было уже все равно. Скорее инстинктивно, чем осмысленно он двигался вперед.
       Свод норы был очень низким, и Лотоцкий полз на четвереньках, одной рукой упираясь, другой, держа сверток, решив, что когда бумага высохнет, он сделает из нее факел.
      Олег достал из кармана зажигалку, попытался зажечь, безрезультатно, «утро вечера мудренее» - подумал он и попытался заснуть, положив мокрый сверток под голову.
       Поворочавшись, какое-то время на жестком полу, он сел на корточки, мокрая, местами, истлевшая одежда, нисколько не грела. 
        - Какой контраст с душным днем, - Лотоцкий хмыкнул, - и сквозняк этот… стоп сквозняк! Значит должен быть где-то выход наверх, забрезжила слабая  надежда, и хотя в вопросах спелеологии он разбирался плохо, чутье подсказывало, конец норы близок. 
       Олег полз, останавливался и опять полз, давно утратив чувство времени и расстояния, поочередно меняя руки. Штаны на коленях давно разорвались, но он не чувствовал боли, и не выбросил сверток так сильно мешавший продвижению, хотя много раз хотел это сделать. Вот еще немного и бумага высохнет, тогда можно будет оглядеться и немного согреться – уговаривал себя Лотоцкий. Он снова и снова прокручивал в голове события дня, каждый раз поражаясь массе идиотских поступков которые совершил за неполные 24 часа. Их с лихвой хватило бы на сотню неудачников. Иногда ему казалось, что это сон, и он тут же щепал себя за ухо в надежде проснуться, но тщетно, нора не превращалась в мягкую постель, а зловония плесени и крысиных фекалий ни сколько не менялись на свежесть «Тайда» и ароматы китайских палочек, которые тлели у него в спальне.   
          Лотоцкий уже почти отчаялся, но тут впереди мелькнуло пятно света. Опять мираж, - отгонял он от себя фатальные мысли, будто боясь спугнуть слабую надежду. Но свет не исчез, а становился с каждой минутой все ярче и реальней, пока не превратился в дыру, которой заканчивалась нора. 
           Олег осторожно выглянул, и перед его глазами предстала довольно большая комната со стенами из тесаного камня, похожими на средневековую кладку. Дыра оказалась под сводчатым потолком, мерцающим в свете множества свечей стоящих на возвышении, будто на языческом алтаре. Стены украшали многочисленные рисунки, выполненные углем, которые изображали женщину, плетущую венки. Изображения женщины были неказисты, так дети рисуют своих матерей, - почему-то подумалось Лотоцкому, он присмотрелся внимательней, и ужаснулся, венки были для кладбища, точнее для похорон. В отличие от женщины, они были скрупулезно прорисованы, вплоть до мельчайших подробностей, хотя вместо надписей, на лентах красовались палочки и кружочки. 
         Неожиданно из тени появился маленький, худой человек, и поманил Олега к себе, это почему-то не удивило Лотоцкого, он спрыгнул вниз, и словно загипнотизированный адепт, подошел.
         Что-то грохнуло, Олег очнулся, перед ним стоял мальчик лет пяти с грустными, большими глазами, длинными светлыми волосами и тонкими чертами лица.
         - Здравствуй. Меня зовут Олег.
         Лотоцкий протянул руку.
         Ребенок ничего не ответил, только кивнул головой, поднося ладонь к уху.
         Так делают глухонемые, - вспомнил Олег, смутная догадка пронзила молнией мозг, - Господи, не может быть, - перед глазами сразу возник Салатеев со своими идиотскими байками и последнее дежурство, которое теперь казалось таким далеким. 
         - Тебя зовут Феня?!
         Взволнованно закричал Лотоцкий, но мальчик никак не прореагировал, хотя очевидно понял, о чем его спрашивают, он взял Олега за руку и повел за собой, будто уже давно ждал, именно этого человека.
         Они долго шли подземным лабиринтом, освещая себе дорогу факелом, пока не оказались на поверхности.
        Порыв ветра затушил огонь, сумрак. Опять громыхнуло. Лил дождь с сине-лилового неба, на фоне тонких и высоких деревьев, голые ветки которых венчали огромные колючки. Еще один удар грома, ветер резко усилился, перерастая в бурю.
       Лотоцкий замер, завороженный величием стихии, практически не ощущая холода. К руке прикоснулись, он уже почти забыл о своем проводнике, любуясь фантастическим буйством природы. Мальчик улыбнулся, махнул рукой, указывая направление, и через миг скрылся в пещере.
       Олег оказался один, на дороге вымощенной уже знакомым канем, которая вела в необычный лес, он не спеша, побрел по ней, прикрывая лицо свертком, уже не задумываясь, куда исчез привычный мир и  душная Москва.   
       Деревья все ближе подступали к дороге, пока не образовали над ней свод. Ветер усилился еще больше, уже сбивая Лотоцкого с ног, ветки больно хлестали по рукам и ногам, раздирая остатки одежды в клочья, дождь постепенно превратился в снег, который, повинуясь порывам ветра, кружился на отполированной брусчатке. Конечности закоченели, Олег падал, поднимался и снова падал, но упорно шел вперед, не осознавая, куда и зачем идет. Сознание то прояснялось, то покидало, когда в очередной раз разум вернулся, Лотоцкий вдруг понял, что ему уже не холодно, верный признак того, что он замерзает, это знает любой мало-мальски образованный человек. 
      Олег очнулся сидя в снегу, на что-то облокотившись спиной, в ушах выл и гудел все тот же ветер. Он заставил себя встать, подчиняясь инстинкту самосохранения, оглянулся, прямо перед ним теперь возвышался огромный сруб. Сквозь вьюгу Олег с трудом прочел буквы,  вырезанные на бревне: «ЗАЛЕССКАЯ 69/696».
       Шок! Он зажмурился и опять прочел: «ЗАЛЕССКАЯ 69/696».
       - Не может быть.
       Лотоцкий в панике бросился вокруг сруба в поисках двери, будто боясь, что ее не будет вовсе, судорожно повторяя про себя фразу: «Избушка, избушка повернись ко мне передом, а к лесу задом.
        Но дверь нашлась, и он скорее ввалился, чем вошел в нее. Ветер моментально стих, внутри было, тепло и сухо, пахло травами и еще чем-то съедобным. Возле печи кто-то сидел, медленно покачиваясь в кресле качалке, и пристально наблюдал за языками пламени, танцующими в открытой топке.   
       Олег обошел кресло и ……… замер. В кресле сидела сержант - Людочка, все было тоже, черты лица, улыбка, голубые глаза, но вместо милицейской формы, она была облачена в бальное платье, сшитое из тончайшего китайского шелка, причудливо переливающегося в свете огня. Распущенные волосы локонами ниспадали на обнаженные плечи, придавая внешности штрихи сказочной феи, сошедшей со страниц Шарля Перро. 
      Фея не шевельнулась, продолжая неподвижно смотреть на огонь. Лотоцкий поежился, прогоняя остатки столбняка, злости почему-то не было, может он, просто был поражен величием мизансцены, но разум упорно требовал ответа.
      - Что за хрень тут происходит? Какие адские эксперименты вы на мне ставите? Телепередачу про розыгрыш снимаете? Так знайте, вам меня не одурачить! – Олег искал глазами скрытые телекамеры, периодически тыкая во все углы всем известную комбинацию пальцев. – Может, я выиграл главный приз? Забирайте ваше дерьмо Людочка – Моргана, или как вас там еще зовут?      
     Фея не шевельнулась.
     - У меня много имен. Одни называют меня Фатум, другие Кассандра, третьи Немезида, но это непринципиально, - фея улыбнулась, - все в вашем мире предопределено, и я не вмешиваюсь в ход событий, только  слежу за исполнением замысла, но мне стало скучно, и для вас, я сделаю исключение, считайте, что это, в некотором смысле, компенсация за предоставленные неудобства. В книге, которую вы держите, вся ваша жизнь, прошлое и будущее, рождение и смерть. Прочтите ее внимательно, и выберете тот единственный абзац, с которого вы бы хотели начать все с начала, у вас теперь есть такой шанс. – Фея вздохнула. – Теперь мне пора, - она подняла руку, вокруг которой тут же возникло слабое свечение, - как только будете готовы, просто кажите: «Пусть наступит новый день». – Фея окуталась фосфоресцирующим туманом.      
      Лотоцкий сглотнул ком подкативший к горлу, - подождите! Сколько у меня времени? – Он говорил быстро, запинаясь, боясь, что фея исчезнет раньше, чем даст ему ответ.
      - Величина, которую вы называете «Время» здесь отсутствует или постоянна. Понимайте, как хотите, поэтому, рассуждая вашими категориями у Вас, целая Вечность……
      Все вокруг исчезло, Лотоцкий оказался в пустоте, где не было ни верха, ни низа, ни света, ни темноты, только он и потрепанный, злополучный сверток. Олег с нетерпением разорвал обертку, и ………. его взору предстали ………….. ЧИСТЫЕ ЛИСТЫ.   
    

           Конец.