Ракиткины Рассказы
О Великом Государственном Деятеле
Раките Грущёве
–
«Юродивом»
Все думали что он плох или хорош, а мне кажется он был нашим Иудой.
Он всё сказал, но ничего не сделал для людей.
Сил хватило только на то, что бы кинуть Деньги и повесится.
Антоний Сахалинский-Цейлонов.
Назад в Будущее.
Детский сон
Раките было восемь-девять лет. Не больше. Он поел картошки с салом (ему даже перепал пахнущий кориандром калач, за чаем) и лёг спать… Это был какой-то дурной сон. Долгий, яркий и даже захватывающий. Однако по ходу сюжета Раките становилось всё хуже и хуже. Проснувшись он даже понял, что плакал во сне. Особенно под конец.
Сначала появился Новый Человек. Он точно знал в своей голове с приплюснутым лбом, что он-то настоящий и новый, а все остальные – отбросы истории и «гавно собачее». И вроде даже сам маленький сновидец был таким человеком. Потом была кровопролитная борьба. «Новочел», как сам называл он себя во сне, напился водки и стал задирать на улице дам с собачками и нервно напыщенных офицеров. Когда он перешёл все рамки и стал мочиться на витрину магазина «Русь», подбежал городовой и началось долгое представление… В этом спектакле Новочел был главным персонажем!
Он убегал, стрелял из краденого пистолета, собирал народ на борьбу с несправедливым режимом, брал штурмом дворцы, кабаки и полицейские архивы. Поначалу всё было хорошо и Ракита, даже никогда в своём возрасте не пробовав алкоголь, мог понять, что такое настоящее опьянение. Однако тут последовало странное и плохое видение.
Ракита вдруг увидел свою собственную младшую сестрёнку. Во сне она была здоровой крестьянской бабой, и этот самый «новый человек» насиловал её посреди разграбленной избы. Он делал это даже не сняв кожаную куртку какого-то агрессивного незнакомого фасона с красной повязкой на рукаве …
В одной из рук он держал пистолет, но какой-то чудной – с большим плоским квадратом у курка и стволом похожим на комариный нос.
Ракита проснулся.
Затем он проснулся ещё раз и посмотрел на холодное унылое небо, что светило в отверстии на вершине жилища... Никакой сестры у него не было. Было семь братьев. Пятеро из них умерли в прошлом году, когда мамонты ушли со своих пастбищ и начался страшный голод… Тем временем начиналась Великая Война, а он должен был ждать пока повзрослеет, что бы участвовать в ней и от этого ему было больно.
Ночь под Бериградом
Несмотря на обстрелы из камнемётов и тревожный звук полкового вражеского тамтама, Ракита вышел в поле. Пугнувшая своей непатриатичностью мысль стрельнула в его голове, – «какого чёрта можно делить в этой бескрайней стране?» Была уже почти ночь, небольшой человечек чувствовал её суровое, холодное дыхание. Укутавшись получше в шинель из мамонтовой шкуры, Ракита смотрел в небо, которое отражало пожары в городе за холмами и потому угрожающе краснело своим низким лохматым брюхом. Он сел, ничего не боясь, на поломанную, хрупкую траву всего в нескольких сотнях шагов от позиций противника…
Немного прищурившись, он даже смог рассмотреть оторванные головы своих соплеменников, надетые на колья вдоль всей линии фронта. Так пугали враги – «свинорылы». Тела они, по старой доброй армейской традиции, съедали, а черепа выполняли функцию психического воздействия. Небо становилось всё темнее, а Раките всё страшнее. Он уже потерял ту неожиданную бодрость, что вывела его на прогулку.
И опять мысль, от которой убежал Ракита, в страхе оказаться недостойным выпавшей ему чести быть начальником воинов Шум-Шума! Он, вдруг, очень легко представил свою небольшую, круглую голову на вражеском шесте. Ему даже почудилось, как прохладно ей будет и как он видит в ту же ночь из неё себя – сидящим напротив «шум-шумчиком» посреди холодной ночи… Вместо Ужаса и Негодования Ракита почувствовал, вдруг, волну лёгкого как пар облегчения, которая прошла по всему его существу, и именно это больше всего напугало верного слугу Великого Союза Племён. «Шум–Шум» был на грани разгрома и Ракита, как все, чувствовал это с начала Великой Битвы с Союзом Свинорылых.
Уже около месяца тянулись бои за Беригород. Противник никак не мог взять эту цепь поселений рыбаков и охотников на шерстистых носорогов вдоль излучины холодной, огромной реки.
ОНИ шли умирать, а не отбирать чью-то жизнь. Ракита видел это в их глазах. Пускай даже эти светлые глаза были на обезображенной войной Роже. Он всё понимал, когда смотрел в глаза пленных, которые не простили себе слабости сдаться в плен. Они тоже были бесстрашными людьми. Только сил не было…
Этот голый, пологий холм, что Ракита видел краем глаза, справа, переходил из рук в руки не один раз. Сейчас там почти ничего не было кроме белых костей и пепелищ от триумфальных костров… Назывался он – «Твоя Мать». Великий Вождь распорядился поставить на его пустой вершине чучело из тряпок и деревяшек. Оно символизировало всех широкоплечих женщин Шум-Шума; сестёр, матерей, жён, дочерей и любовниц, которые достались бы Врагу вместе с победой. За чучело с массивными бёдрами и грудями постоянно шли кровопролитные бои, так как Великий Вождь – Свинорыл III-ий распорядился привезти «эту блистательную статую», как трофей, в его столицу.
Что-то заклинило в детской, но жёсткой, схематичной душе Ракиты. Он обнаружил, что годами шёл во тьме к какому-то Тупику и уже давно долбиться в него головой, ходит вокруг, ощупывает что-то, но не может найти выход. Он признался сам себе, что с трудом выдерживает напряжение этой войны. Вообще, – этой жизни в потёмках.
Он захотел забыться. Ракита бездумно лёг на пологий спуск оврага и дышал полной грудью. Он прижимал к себе налитые осенние бестолковые колосья и радостно-бесцельно, глупо смотрел на мир своими тёмными глазками. Теперь он почему-то точно знал что выживет; впереди была целая жизнь. Но Ракита Грущёв её совсем не хотел. Он мечтал в эти минуты, часы ( – чёрт его знает, как можно измерить это время?) одного – раствориться в этих изуродованных, но свободных, родных степях с миром. Он хотел его всего. Ракита жадно глотал чистый, прохладный воздух, и внезапный порыв, который он еле сдержал, призывал его побежать к противнику и расплакаться. Расцеловать их в эти измазанные черной краской рожи с вставленными в рот кабаньими клыками.
Он хотел простить им всё и чтоб они простили ему всё.
Он хотел побежать своим маленьким телом карапуза по ночной земле и кричать всем её насельникам, что он любит их. И петь, и плясать и всегда так пьяняще, счастливо дышать… Прошло несколько тягучих, ночных часов. Он плакал, и просил прощения у Земли, которую топтал, в которую он плевал, которую он не любил и не чтил. Повернувшись к ней, он уткнулся лицом в осенние степные травы и комья изрытой камнями и ногами земли. Он молча впитывал Любовь у своей Матери и чувствовал что-то схожее и в своей душе.
Триумф
Глаза Ракиты горели как звёзды. Он знал, что шёл к этому почти всю свою жизнь!! Ещё в детстве он загорелся светлой мечтой – быть властелином «Шум-Шума», Великой Страны в приледниковой зоне. Её тундры и степи опоясывали полмира…
Сейчас он сидел на мамонте – альбиносе, словно одержал великую победу, и вся блистательная столица кричала ему, приветствовала его. Его голова с остатками белёсых жидких волосёнок была увенчана Шапкой Власти. Остроконечный кожаный головной убор, продубленный мочой трёх альбиносов, заканчивался на самом верху рубиновой звездой. Она символизировала кроваво-красный Антарес – великую звезду, которой был посвящен целый культ. Этой звезде с Красной Буквы приносили человеческие жертвы и пели славословия…
Позади были умопомрачительной хитрости интриги, ложь, предательства, и настоящая политическая эквилибристика над прахом недавно умершего Великого Вождя, державшего в слабеющем с каждым годом кулаке всю элиту Шум-Шума. Однако, Ракита не хотел этого вспоминать…
Ему хотелось чистосердечно обмануть себя, считать истошные возгласы толпы искренним восхищением и выражением любви. Хотелось насладиться в полной мере этой долгой процессией, прошедшей 15 раз взад-вперёд по единственной улице древнего Центрального Стойбища…
Когда Ракита уже подумывал заканчивать свой триумф, тогда и произошёл случай, отчётливо запомнившийся ему навсегда. Маленький ребёнок в шубке из грубо сшитых лоскутов шкур, укутанный в неё так, что даже нельзя было разобрать мальчик это или девочка, увидел яркую красивую птичку на истоптанной земле перед процессией. Недолго думая, он выбежал на середину дороги, но она быстро вспорхнула и улетела… Послышался хруст.
Ракита вспоминая, уже после того как этот маленький живой комочек, который так и не успел ничего сообразить, раздавил его мамонт, уже после проклятий матери и избиения её охраной, удивлялся – как это произошло? Дело даже не в том, что многие видели ребёнка и была секунда для того чтоб остановить шествие, но никто не попытался этого сделать, а в том, что чувствовал сам Триумфатор. Сам Ракита Грущёв.
Он поразился своему опьянению.
Вспоминая об этом позже, он будто со стороны увидел свой счастливый идиотизм и то самоослепление из-за которого он тогда почти не заметил случайное убийство.
В южную ночь
Ракита встал с кровати, покрытой леопардовыми шкурами и мулатками, похожими на самочек шимпанзе с розовыми, торчащими половыми органами. Уже десять лет он плохо спал и сам удивлялся своему организму, который до этого в чём – в чём, а в здоровом сне никогда не давал сбоя. Взглянув на себя в огромный шитый золотом на аппликации из шкур портрет, он подумал, что не захотел бы сейчас видеть себя таким, какой он есть на самом деле…
Ракита боялся теперь одиночества. Он не хотел оставаться наедине с самим собой в своей шикарной хижине. Она специально со стороны была хижиной рядового труженика, но внутри представляла собой дворец, куда свозились заграничные предметы роскоши. Вроде попугаев, которых Ракита обучал пролетарским ругательствам, а затем, наскучавшись, отдавал на съедение благодарным гражданам. Или целого воза этих почти голых, одетых в какие-то перья, ****ей. Их он – Великий Вождь, привёз из дружественного визита в крайне недружественную страну, которой он взаимно хотел перегрызть глотки, да так что не мало этих глоток показалось бы Всем!
Ракита обманывал себя, когда год от года показывал всем, но больше всех – самому себе, знаки, грубые намёки и яркие символы своего всепобеждающего могущества.
Сейчас он, наверное, специально не спал один. Он просто хотел чьего-то присутствия, – постоянного, пусть только физического, когда он выходил на эту дорогу в неизвестность, что называется сном. Когда никакая ложь уже не имела силы.
Он был таким, какой он есть.
Но что ж в этом такого?
Ракита с детства понимал в глубине озера своей души, кто он такой на самом деле. Ведь только поэтому он смог выжить в этом крае снегов, лжи и варварства. И не только выжить… Но никогда, никогда ему не становилось так больно и плохо от этого осознания и он постепенно стал играть в этот маскарад.
Он надевал косоворотку с древними языческими символами, которые давно стали пустыми геометрическими кружевами вышивки и ходил в ней по дому; по сцене каменного амфитеатра, перед многотысячными толпами; по грядкам репы и капусты что возделывала его сверстница-жена… Он мог надеть и войлочную шапку с пером, какую носят охотники Дакии, и в ней забивать огромного мамонта одним только лёгким выстрелом из лука. Мог напялить на себя грязное тряпьё и пойти нищенствовать на базар, где он, будучи одним из богатейших людей планеты, клянчил на пропитание; плясал гопака; материл центральную власть Шум-Шума и проче анонимно юродствовал. Он мог надеть, что угодно. ГЛАВНОЕ – БЫЛО – ЗАБЫТЬСЯ.
Ракита Грущёв, как-то обречённо посмотрел на пёструю свалку, в центре которой, среди тел и шикарного постельного белья, светлело пустое округлое пятно – его место. Он брезгливо поморщился и вышел на естественную каменную лестницу террасы. Он услышал величественный, древний шум Моря…
Уже несколько веков этот красивый берег южного морского залива принадлежал Великим Вождя. Это было место их Отдыха. Вожди, ценой множества своих соотечественников, которых они столько раз гнали, как баранов, на Юг, захватили здешний цветущий край… Волосатые мужики с дубинками убивали всех, кто приближался к их каменным дворцам слишком быстро. Их строил великий архитектор – Зураб Фортификалле в стиле западных построек. Никто не должен был их видеть…
Стоя на высоте скалы, довольно далеко от моря, Ракита почувствовал в эту душную до пота ночь его прохладное дыхание и этот Пульс… Ракита подумал, что если бы он был мухой и сел человеку на волосатую грудь то услышал бы тоже самое – вечный прибой Океана.
Шум Крови в Теле.
Звук Вод Жизни.
Кон…
Ракита чувствовал, что это – Конец.
Он не мог ничего себе простить…
И вдруг он вспомнил.
Однажды он сидел в кабаке, ещё в годы своей молодости. Балаган назывался «Эдем–Междуречье», но был он обычным отдыхом простого мужика. Ракита был тогда глуп и дерзок. Он испытывал свою жизнь на прочность. Он напился какого-то Зелья. У него развязался язык, и он стал говорить всем Правду в лицо. При этом язык опять заплетался в узел и брызгал во все стороны слюной.
Его собутыльники, которые прикидывались друзьями, стали разбегаться. Ракита обиделся. Он стал ловить тех, кто ещё не убежал. Ему стало до злости обидно, и он даже попытался кого-то убить. Он не помнил, кто ударил его по роже так, что он сложился втрое и выблевал на себя всё, что съел в сём чревоугодном заведении.
Ракита гораздо лучше запомнил другое.
Он лежал в углу «Эдема…» и бурчал себе под нос, что всё это «какой-то ****ец». Он бурчал это жалко, и начал уже было плакать, когда услышал Голос. Он сказал ему, что это – «Кон…» Только теперь он это понял. Просто, сидел за столом какой-то сектант, который зашёл в Райский Сад не поплакать, а поесть. Ибо его путь был не близок…