Жан в очередной раз обозрел в подзорную трубу горизонт.
— Пусто, — сказал он как будто сам себе и сложил трубу в изящный цилиндр.
— А что же ты хотел? — отозвался сидевший рядом Андре и очищавший от кожуры плод манго. — Мы не на берегу Ла-Манша, чтобы от кораблей рябило в глазах.
— Это точно. И всё же я каждый день с волнением жду, что вот сейчас, сию минуту, на горизонте появится белый парус, словно легкое кисейное облачко. Но не растает, а будет все увеличиваться, расти, приближаться. И наконец, огромный корабль с белоснежными парусами приблизится к острову.
Андре уже очистил плод, но во всё время, пока говорил Жан, он не решился попробовать его. Он сидел и в изумлении глядел в рот мечтавшему Жану. А когда тот остановился, сказал:
— А ты романтик. Я и не знал этого. Ведь это ж надо так сказать.
И он смачно укусил плод, и оранжевый сок потёк по его подбородку.
— Какая прелесть эти манго! — говорил Андре.
Сок капал с подбородка на подставленную ладонь.
Жан опять раскрыл трубу и обозрел пустой горизонт. Потом от нечего делать стал рассматривать берег.
Андре тем временем обсосал косточку и выплюнул её на ладонь. С любовью оглядев её со всех сторон, он щелчком послал ее в сторону Жана, стараясь попасть ему пониже спины. Но косточка пролетела мимо, под обрыв, покатилась по почти отвесной стене вниз и, может быть, не долетела до дна, а была задержана какой-нибудь пожалевшей её травинкой.
Андре не волновала её будущая удивительная судьба. Он взял уже другой плод манго и стал очищать его от кожуры.
Далеко на востоке, в океане, в этот момент зарождался циклон. Вода смешивалась с воздухом в единый кипящий коктейль: взмывала высоко в небо, вновь обрушивалась вниз, и не разобрать было, то ли это воздушный океан взбунтовался, то ли хлябь морская разгулялась.
Барометр словно взбесился: он, то стремительно падал на десяток делений, то так же резво взлетал в зону ясности.
И это его поведение удивляло и настораживало.
— О! Гляди-ка кто идёт! — воскликнул тем временем Жан, не отрываясь от трубы. — По дороге «чапает» Жак-простак. Куда интересно он нацелился? Интересно. Очень интересно.— Жан упорно сопровождал его, не выпуская из поля зрения.
— Жак-простак? По-моему, его имя Этьенн.
— Ну и что! А все его зовут Жак-простак.
— Ну и куда он идёт? — равнодушно спросил Андре и вонзил зубы в очищенный плод с такой силой и жадностью, что сок брызнул во все стороны.
— Сейчас узнаем... Ага. Сюда свернул. По нашей тропинке карабкается. Теперь, если не передумает и не свернет, то через полчаса будет здесь. И чего ему тут понадобилось? Ты не знаешь?
— А чёрт его знает. Придет, скажет.
— Странный он какой-то человек, — размышлял вслух Жан. — Не поймёшь, чем живёт. Все, как ни встретишь, с какими-то железками возится, да змеев запускает.
— Пускай.
— Да я ничего против не имею, а только как-то все это подозрительно. На что он живёт-то? Миллионер, что ли?
— Тебя это интересует? — Андре с сожалением, что так быстро закончился плод, вздохнул и пульнул косточкой в ту же цель и в этот раз попал.
— Прекрати, — отмахнулся Жан.
Андре вытер платком руки, лицо, подбородок.
— Я скажу тебе. Он работает у губернатора. Да-да, не удивляйся, у него. И как видно, ему хватает губернаторских грошей. А вот и он сам, легок на помине.
Жак-простак оказался мужчиной средних лет с ничем не примечательной внешностью. Коричневые глаза, загорелое лицо, выцветшие каштановые усы, такие же, но редеющие, волосы на голове. В обыкновенной одежде островного фермера. Жак задыхался от монотонного без отдыха подъема.
Когда Жак показался снизу из-за гряды, следивший за ним Жан видел в трубу уже один лишь большой пористый Жаков нос. Тут уж он сменил объект наблюдения, переведя трубу на бескрайний голубой горизонт, и не обращал более на Жака ни малейшего внимания.
— Ну и что ты там увидел? — раздалось у него над ухом через некоторое время.
Это Жак отдышался, отер пот со лба и подошел к Жану сзади.
Андре, казалось, не существовало, после того как он равнодушно кивнул вновь пришедшему в ответ на его такой же равнодушный кивок.
Жан опустил трубу и обернулся. Глядя на потное, усталое лицо Жака, прямо в его коричневые с хитринкой глаза, он думал, отвечать или нет. Андре с подсказкой не спешил и Жан решился.
— А что здесь увидишь? Это не Ла-Манш, "чтобы от кораблей рябило в глазах".
— Согласен. Однако, вон те белые тучки на горизонте это не паруса?
Жан направил трубу, куда указывал палец Жака.
— Нет. Самые обычные облака.
— Не может быть. Мне кажется, что этого не может быть. Дай-ка трубу.
Жан заколебался.
— Дай ему. Пусть полюбуется, — сказал Андре.
Жак прильнул к окуляру. Совсем немного прошло времени, и вот он уже радостно хихикнул.
— Ну, я же говорил. Я никогда не ошибаюсь. Эта парусник, фрегат. Держит курс сюда.
Жан выхватил у него трубу. По сантиметру он прощупывал горизонт, но ничего не видел.
— Издеваешься, да!
— Нисколько,— ответил Жак. — Я отлично вижу его. Это фрегат водоизмещение около 250 тонн. Трёхмачтовик.
— Но я-то ничего не вижу! — завопил Жан.
Заинтересовался и подошёл Андре. Он тоже скрупулёзно оглядел горизонт в трубу и тоже был разочарован.
— Хм,— только сказал он. И пожал плечами.
— Странно, господа, что вы его не видите, — подлил масла в огонь Жак с ядовитой усмешкой на устах, — Я так отчётливо вижу пассажиров, гуляющих на полубаке.
— Этого не может быть! — в запальчивости выкрикнул Жан. — Нету никакого фрегата. Ты всё это нагло врёшь.
Жак вздохнул.
— К сожалению, вы мне не ровня, иначе я вызвал бы вас на дуэль. Что касается фрегата, то я говорю истинную правду и готов поспорить.
— Хм, — повторил Андре.— Так значит, трёхмачтовик и люди на полубаке?
Жак кивнул.
— Ну, если уж ты видишь людей, то уж название-то корабля должен видеть и подавно. Не так ли?
— Совершенно верно. Это "Меркурий". Через четыре дня он зайдет в наш порт.
— Отлично! На таких условиях я согласен заключить пари, — сказал Андре.
— И я, — поддакнул Жан.
— А я всегда согласен поспорить. Я игрок по натуре, — сказал Жак.
— Какой же ты игрок? — ухмыльнулся Жан. — Ставить на заведомо битую карту могут только дураки.
— Я не обижаюсь, — останавливая стремление просить у него прощение, хотя никто такого стремления и не проявлял, сказал Жак.— Вы не знаете, что такое настоящая игра. Да и где вам было узнать это на вашем захолустном острове. У настоящего игрока риск в крови. Да он просто ломаного гроша не поставит в ситуации, где нет ни капли риска. Выигрыш без риска — аморален.
— Засиделись мы что-то сегодня, — сказал Андре, оглядывая безмятежный, бордовый горизонт, краем которого коснулось заходящее светило. — Пора уходить. А вы снова будете змея запускать?
— Нет, — ответил Жак. — Нет. — Он тоже оглядывал горизонт, чистое небо. — Сегодня погода неподходящая. Слишком сильный ветер над островом. Он не позволит змею подняться на нужную высоту.
— Ну что ж, очень жаль, — посочувствовал Андре. — Приходите завтра. Может быть тогда погода будет более подходящей. А мы уходим. — Видя, что Жак не собирается следовать их примеру, он добавил: — Советую не задерживаться здесь. Темнеет у нас быстро, как вы могли уже убедиться, а спускаться в темноте по тропинке, рискованно.
— Хорошо. Я понял вас. Не беспокойтесь, — ответил Жак.
Он все так же оставался в неподвижности на краю обрыва, окунувшись взглядом в блескучее золото вод, хотя пара гвардейцев уже спустилась по тропке вниз, скрывшись в кустах, густо прилепившихся на склонах горы...
Циклон налетел стремительно и неистово. За секунду до него царила ещё блаженная тишина со стрекотом цикад и воркованием сизарей, с шорохом полёта летучих мышей, обдающих волнами жаркого, пропитанного густым приторным ароматом воздуха, со спокойным мерцанием разноцветных гирлянд звезд на чёрном покрывале бесконечности. И вот уже он здесь.
Разъярённый и беспощадный. Гул и грохот обрушившихся на остров оголодавших волн, разрывающих его на части, перемешался с диким визгом и скрежетом осязаемой, сметающей всё на своём пути стеной промозглого ветра. Беззвучно валятся ломаемые словно тростник вековые деревья. Треска не слышно за визгом остервеневшего ветра. Вырванные с корнем деревья с лёгкостью швыряются им из стороны в сторону, в беспорядке летят сорванные с домов крыши, рассыпаясь на лету. Словно зубами, гигантские волны перемалывают молы и каменный причал порта, уже опустевший. Застигнутые там судёнышки подхвачены и оттащены волнами далеко вглубь острова где и оставлены, покореженные, изломанные, излохмаченные. Местный ручеёк, любовно называемый местными жителями Великой Рекой, стал таковым на деле. Он повернул вспять и, разбухая, разливаясь, снося мосты, смывая плантации, унося дома, помчался бурным потоком к свои истокам.
Ураган разделил время на острове на "до" и “после”.
Утром, оставшиеся в живых жители столицы островка, увидели удручающую картину разрушений. Городка не существовало более. Вместо него тянулись вдоль размытой, захламленной дороги, два ряда полу разрушенных домов. Дорогу загромождали вырванные и принесенные бог весть откуда кальварии.
От деревянных домов предместья не было более и следа. На всём побережье не осталось ни одной пальмы, заботливо посаженной там губернатором. Да и самого побережья как такового более не существовало: узенькая песчаная полоска берега до скал, была смыта и волны ласково вылизывали теперь их твёрдую гранитную поверхность. Казенные постройки пострадали жестоко, но все-таки от них остались хоть стены. Сколько и кто погиб пока не было доподлинно известно.
С утра после пронёсшегося циклона над островом снова ярко светило солнце. На голубом небе не было ни облачка. Тихо, мирно дышал ласковый океан. Также как всегда пели птицы. Я только люди не обращали на всё это никакого внимания. Не до этого было. Они копошились в развалинах: разбирали, ломали недоломанное, и строили, несмотря на плач и причитания, доносившиеся с разных сторон. Плоды дела рук их определились уже к вечеру.
Андре и Жан возвращались вечером с дежурства по уже расчищенной, но странно покорёженной мостовой городка. Прошли они мимо места, где стоял дом Жака. Теперь там дома не было. Селевой поток сошёл с гор, погрёб под собой его и ещё два соседних дома, смыл часть мостовой и ушёл в океан.
— Бедняга Жак, — вздохнул Жан и перекрестился.
Андре последовал его примеру, а в душе его мелькнуло сожаление о заключенном пари.
Жан словно прочитал его мысли и сказал:
— Теперь прощай наши тысяча франков.
— Ты уверен, что он погиб? — сказал Андре.
Жан пожал плечами.
— Вполне возможно.
— Возможно. Но вот где-то тут, — Андре показал себе на грудь — живёт сомнение. Не верю я. Дерьмо в дерьме не тонет.
— Дай то Бог.
А Жак в этот момент находился у губернатора. За неделю до циклона он нанялся учителем к сыну губернатора, которого учил всему понемногу. У папаши была идея-фикс, вернуться в метрополию. И кого же ещё брать учителем к сыну, как не человека, только что приехавшего из Парижа, к тому же с громкой аристократической фамилией, пускай даже вольнодумца. Эта зараза здесь, в пяти тысячах лье от Франции, не опасна. Глядишь, и выветрится. А происхождение, кровь — это кое-что значит, и должно сказаться.
Значит, Жак в то время находился, в доме губернатора, когда по городу разнёсся слух, что на берег, выбросило разбитый корабль из метрополии. Люди устремились к обломкам. Слух, как всегда, оказался сильно преувеличенным. Несколько досок обивки, спасательный круг, часть реи с вантами, разорванное платье и поломанная деревянная клетка с жердочкой — вот и всё, что отдал океан. С достоверностью кораблю мог принадлежать только спасательный круг, на котором отчётливо виднелась надпись: "Меркурий".
— Я ошибся на четыре дня, — вздохнул Жак, ибо и он был здесь.
Вскоре все узнали о его странном пари в котором Жак, ко всеобщему изумлению, оказался выигравшей стороной. Нашлись другие желающие рискнуть. Они рисковали, но неизменно проигрывали.
Весть о необычайном зрении Жака расползлась по всему острову. Странно, но число желающих на своей шкуре убедиться в этом, не уменьшалось. Губернатор тоже обратил внимание на его феномен, тем более что он уже два месяца будоражил всех вокруг. "Не может человек иметь такого зрения, говорил он сам себе. Что-то тут не так". И губернатор приставил за Жаком шпионов. Следил за своим учителем и губернаторов отпрыск. События же повернулись совсем в непредсказуемую сторону. Поползли слухи, что Жак может видеть и сквозь стены, а по вечерам забирается на свою горушку совсем не для того, чтобы запускать змея, а чтобы подглядывать за интимной жизнью граждан. Возникла стихийная демонстрация женщин перед губернаторским домом. Они требовали запретить Жаку по вечерам, а тем паче по ночам выходить из дома. Стали подбрасывать письма с угрозами. И даже откровенно грозить расправой.
Губернатору пришлось выступить с заявлением, что всё это ложные слухи, что если бы Жак обладал такими способностями, то ему незачем было бы забираться на гору, он бы видел сквозь одежду и все и так были бы перед ним в неглиже. Но у Жака совсем иная аномалия глаз; они у него словно телескопы и только приближают всё, что очень далеко.
После этого заявления страсти несколько улеглись, но желающих заключить пари стало не в пример меньше. Губернатор же по крупицам собирал сведения о Жаке от своих шпионов, но они были неутешительны. Выходило, что Жак и в самом деле обладал таким зрением, или же ему помогает сам Сатана. Жак не состоит ни с кем из Метрополии в переписке, не общается с моряками с прибывавших кораблей, не увлекается почтовыми голубями. Единственная его страсть — воздушный змей, да и то не было ещё ни одного случая, чтобы он его отпустил ни намеренно, ни случайно. Сын губернатора тоже ничем не мог обрадовать своего отца.
— Приходится признать, что он, в самом деле, обладает таким зрением. Неужели ты не
заметил в его поведении ничего необычного?
— После того, как он запускает воздушного змея, другой конец проволоки он прикручивает к какому-то железному ящику квадратной формы, закрепляет в ухе какую-то лепешку и начинает стучать пальцем по ящику.
— Ты все это видел? Он не таился?
— Нет. Он всё делал при мне. Даже мне вставил в ухо эту лепёшку.
— И ты слышал?..
— Только какой-то писк. Он сказал, что с помощью змея слушает воздух.
— Слушает воздух? Какая чушь! И всё?
— Всё.
— Всё это очень странно. Очень.
Губернатор был растерян. Он ничего не понимал. Никто вокруг ничего не понимал. А Жак словно смеялся над всеми.
Каждый день он сообщал о новом корабле, направлявшемся к острову, и вскоре его слова сбывались.
Но вот однажды Жак объявил, что возвращается в Метрополию.
— Ещё рано прощаться, — говорили ему,— ближайшее судно из Майсора будет через месяц.
— О нет, — ответил он. — Я не могу так долго ждать. Через неделю сюда подойдёт английская эскадра и начнётся блокада. Советую хорошо подготовиться к ее встрече. Я же поплыву на португальском «Сан-Фелипе». Сегодня-завтра он должен показаться в виду острова.
— Португалец не пристанет к острову.
—На судне что-то произошло. Он вынужден сделать остановку.
Ему не поверили! Несмотря на предыдущие уроки. И он опять оказался прав.
На следующий день он уплыл на португальском бриге «Сан-Фелипе», растаяв в лучах заходившего солнца, словно и не существовал никогда. И больше никто не слышал о Жаке. Осталась лишь красивая легенда о человеке, который видел за пять тысяч лье.
О беспроволочном телеграфе на Иль-де-Франс узнали спустя полтора века.
1988