До окончания первого полугодия десятого класса необходимо было принять решение и осознанно дать окончательный ответ. Тренеру, директору школы и... себе. Однако, куда же меня, всё-таки, больше всего тянет, точно не знал. Хотелось везде успеть и всё превозмочь, но это просто невозможно! Всесильный, достаточно престижный КГБ и военный перевод не очень страшили, но здорово смущала пресловутая «военщина» и полная неопределённость последующей карьеры. Этот вариант решительно отмёл, даже не соизволив сообщить завучу. Впрочем, она и без того поняла, что раз уж подопечный не бросился опрометью и очертя голову моментально писать заявление о переводе, стало быть, впредь данную тему не стоило муссировать понапрасну.
Пришлось с тяжёлым сердцем понуро брести для нелёгкого мужского разговора с тренером. Как ни странно, беседа получилась необременительная и без всяких унизительных извинений и длинных объяснений. Тренер был умён и не стал особенно упрекать в том, что я решил прекратить подготовку в составе сборной к Спартакиаде школьников. И даже не стал красочно расписывать прелести беззаботного окончания десятого класса без выпускных экзаменов. Он просто смутил ещё больше, сказав, что и в институт физкультуры сборников примут вне всякого конкурса, лишь бы желающие пришли на экзамены. Факультет — на любой капризный выбор...
Вот, так номер! Неожиданно сконструировалась ещё одна «табуреточка»-вариант. Что прикажете делать и куда податься при таком разнообразии? Я прекрасно сознавал, что настоящего спортсмена-профессионала из меня не выйдет. А стать впоследствии обычным тренером или заурядным школьным физруком вовсе не хотелось. Я твёрдо заявил, что тренироваться хотел бы вместе со сборной, если сразу не отчислят, но уже только для поддержания спортивной формы и привычного тонуса. А моё место в команде пусть займёт кто-то другой. На том и расстались... И вновь начались мучения, душевные сомнения: как и кем вступить во взрослую жизнь, сузив и сократив возможные варианты до одного-единственного. Состояние было «подвешенное», очень тревожное и совершенно неопределённое.
Абсолютно не устраивало обучение в алма-атинском ВУЗе. Ни в каком! Это твёрдо осознал. Наша команда объездила все столицы союзных республик, включая и Москву (но в Ленинграде побывать не удалось), а также крупные города Урала и Сибири — Новосибирск, Свердловск, Томск и Красноярск. В них существовали крепкие и достаточно котирующиеся престижные учебные заведения. Учиться в МГУ или МГИМО очень хотелось, но туда требовалось поступать только через «золотую» медаль, чтобы после первого же, сданного на «отлично», экзамена, сразу отсечь нежелательный вариант сдачи остальных. Если же придётся сдавать все экзамены, то шанс не пройти по конкурсу значительно повышался!
Крепко пришлось думать и размышлять над дальнейшей судьбой почти всё лето, вплоть до начала последнего учебного года. Итогом тягостных и муторных раздумий явилось вымученное решение: поступление в МГИМО, как ни прискорбно, придётся «отставить». И не до лучших времён, а навсегда. Страшновато казалось, не очень реально и практически безнадёжно... Склонялся к МГУ и конкретно к журфаку. МГУ – до сих пор крупнейший ВУЗ страны, где собраны самые «сильные» и талантливые выпускники, учится много москвичей, большинство из которых – с надёжными связями и прекрасными аттестатами. Я вполне реально представлял разницу столичного и нашего, пусть, и не самого плохого, школьного образования. Но «пробовать» себя и рисковать надо было обязательно. «Загреметь» в армию не хотелось ни под каким «соусом»... Тогда уж, куда как лучше и гораздо выгоднее выглядела школа переводчиков при КГБ!
Приняв какое-то решение, необходимо было выяснять профилирующий предмет при сдаче первого вступительного экзамена. Программы для поступающих в ВУЗы в те времена приходилось где-то доставать, обзванивая и опрашивая знакомых, но для крупнейших и самых популярных учебных заведений уже издавались ежегодные справочники. На журфак предписывалось сдавать русский язык и литературу. Экзамен предлагался устно-письменный, однако, всех деталей уже не вспомнить. Не пригодилось.
Летние каникулы заканчивались, и в конце августа я с родителями поехал во Фрунзе, где проживала многочисленная родня. Вот, тогда и именно там, произошёл знаменательный и революционный переворот в сознании и всей дальнейшей судьбе! Иначе, вряд ли, появились бы странички о «полётах во сне и наяву». Был бы, в лучшем случае, скромненьким и простецким корреспондентом заштатной многотиражки в захудалом городишке районного масштаба, которому доверяют лишь раздел «С миру по нитке»...
Так совпало, что во время визита к родственникам, на каникулах отдыхал и будущий муж двоюродной сестры. Он заканчивал выборгское вертолётное авиатехническое училище. Конечно же, произошёл разговор о моём будущем. Я, к этому историческому моменту, практически всем сообщал, но, как бы между прочим, что собираюсь покорять МГУ. Фраза была чётко сформулированная, отработанная и заученная. Она произносилась очень веско, солидно и, по-взрослому, серьёзно. Родители витали на седьмом небе от счастья, уважая нестандартность выбора. А больше всего их радовало то, что отпрыск не уподобился многочисленным друзьям, которые почти все считались «сомнительными» знакомыми, плохо влияющими на «надежду и опору». Припоминаю, что мама полупрезрительно и осуждающе называла таких друзей «дворняжками».
От жениха сестрички ожидал уже привычной реакции... Типа — «Ну, ты, брат, даёшь! МГУ?... МГУ! Это – круто и бесподобно! Большому кораблю...» – Приблизительно так реагировали почти все, кому сообщалось о мужественном и выстраданном решении. Однако, в этот раз, ожидания не оправдались, потому что реакция оказалась не совсем обычная, а несколько странная и даже неожиданная. МГУ не сильно поразил воображение и ничем не восхитил будущего родственника. Курсант-вертолётчик лишь спросил, как у меня обстоят дела со здоровьем?... О намётках и претензиях на золотую медаль был уже наслышан. И я гордо поведал в телеграфном стиле, что, вроде бы, слух-зрение-сердце-печень — в норме. Руки-ноги не ломал, головой не ушибленный ни разу, наследственность не отягчена, в вытрезвителях не побывал... и т.д. и т.п. Потому что меня, как космонавта, регулярно проверяют в республиканском спортивном диспансере. А если бы что-то выглядело «не так», то обнаруженный недуг давненько «искоренялся» в упомянутом медицинском учреждении... После небольшой паузы последовал следующий недоумённый вопрос: «А чего же в Академию не поступаешь? С такими блестящими оценками и богатырским здоровьем?»
Мне было известно о существовании загадочной Лесотехнической Академии... Но ещё больше об Академии Наук. Однако, первая не подходила ни по названию, ни по какому другому параметру, связанному с рощами, перелесками и дубравами. Ещё большее недоумение вызывало сочетание леса и техников. Был твердо убеждён, что лесник с академическим образованием – полный нонсенс! Во вторую пошёл бы не задумываясь, как Ломоносов, но имелись определённые препятствия: отсутствие лаптей и то, что туда сразу после школьной скамьи никак нельзя поступить. Это чувствовалось спинным мозгом и... копчиком!... Тогда был преподан ознакомительный сеанс кратких сведений об ОЛАГА – Ордена Ленина Академии Гражданской Авиации. О ней слышал впервые, потому что в справочниках таковая не числилась. Оказалось, что её, не так давно, переименовали из ВАУГА — Высшего Авиационного Училища. И что в эту Академию лишь совсем недавно, не более пяти лет, стали производить набор для обучения выпускников средних школ...
Новость буквально пронзила, кольнула прямо в сердце, поселилась в душе, застряла в мозгу и «зацепила» крепко-крепко. И необычной новизной, и тем, что располагался ВУЗ в Ленинграде, втором по значимости городе Советского Союза. И где, кстати, ни разу не удалось побывать! Тем не менее, возвратившись домой, не смог сразу решиться в одночасье «изменить» МГУ с журфаком, но, поразмыслив на досуге, всё же решил подсобрать сведений про «новоявленную» Академию. Пока просто «для коллекции»... Как назло, спросить и выведать было не у кого. Говорил со знакомыми ребятами-авиаторами, но они оказались курсантами средних лётных училищ, поэтому помочь ничем не смогли. Тогда не нашёл другого выхода, кроме самого элементарного: написал немногословное письмишко... «на деревню дедушке — Константину Макарычу». То есть, старательно вывел на конвертике примитивный адресок: «Ленинград. ОЛАГА. Приёмная комиссия»... – Вздохнул, лизнул конвертик, старательно заклеил и опустил в ближайший почтовый ящик. И практически позабыл, продолжая двигаться по задуманному пути к заветному «золоту». Но пока ещё внутренне готовясь к трудному поступлению на журфак МГУ.
… Чтобы получить школьное «золото», требовалось не допустить малейшего сбоя в учёбе до самого конца десятого класса и сдать выпускные экзамены только на «отлично». Но это – программа-минимум. А максимум – сдать, при этом условии, на «пятёрку» и вступительный. Необходимо было углубленно готовиться именно к вступительному, ведь полученная «четвёрка» автоматически отбрасывала кандидата в общее число поступающих, где уже не предусматривалось конкурса аттестатов в чистом виде. В этом случае, средний балл уже попросту учитывали бы вкупе с общей суммой баллов за сданные экзамены. Допустить этого не хотелось, ведь на экзаменах всякое может случиться – «застой» в мозгах, полный ступор, внезапное помутнение рассудка, скоропостижно обуявший склероз, да и вполне реальной виделась вероятность вытянуть «неудобный» билет или получить дополнительный усложнённый вопрос. Сами прекрасно всё понимаете, если сдавали экзамены, работая на конечный результат.
Я упорно занимался русским языком и литературой. Тем более, что знал про объявленный «год пушкинской поэзии», в который предстояло написать выпускное сочинение, про совпавший по сроку проведения очередной исторический съезд КПСС, цитатами из материалов которого неплохо бы непременно «украсить» своё высокохудожественное творение. Но, при этом, и не забывал поднажать на другие основные предметы. Почти во всех ВУЗах вступительными экзаменами фигурировали физика и математика, устно или письменно, а кое-где и совмещённо. Большой разницы это не играло. Надо было учить абсолютно всё «от корки до корки» и, на всякий случай, готовиться к самому худшему, надеясь, в глубине подсознания, на лучшее. К новогодним праздникам слегка «перегорел», стал несколько «мандражить» и сомневаться всё больше, как и большинство одноклассников. Тем более, что уже и поступления в МГУ стал побаиваться, но, всё-таки, пока продолжал упорно лезть головой во втемяшенный журналистский «капкан», не имея желания отступать от выбранного факультета. А ещё больше начал бояться, что в последний момент позорно и трусливо передумаю, не имея резервного варианта отступления от задуманного... Вот, такие пироги. Настолько ярко прожит тот незабываемый жизненный период, что пишу сейчас об этом, а чувствую так, будто всё снова предстоит исполнить!
Перед Новым Годом неожиданно пришло письмецо из Ленинграда, чему несказанно удивился. В конверте обнаружилась заботливо вложенная небольшая книжечка с правилами и сроками поступления в ОЛАГА. Заодно, давалось краткое описание факультетов и немного самой общей информации об Академии и некоторые факты её прославленной истории. Завершались скупые строчки статистическими данными о знаменитых выпускниках, а также присутстовали несколько размытых чёрно-белых фотографий внешнего вида основного учебного корпуса. Впрочем, всё, необходимое абитуриентам для ознакомления, вполне можно было почерпнуть и из такого «сухаря».
… Присланный буклет сначала бегло прочитал, надеясь «зацепиться глазом» за то, что могло заинтересовать страждущую душу, а потом уже внимательнейшим образом перечитал несколько раз, немало подивившись оперативности приёмной комиссии и тому, что моё письмецо вообще дошло по примитивному адресочку – не «отфутболили», не положили под сукно, а, всё-таки, добросовестно ответили. Потом начал потихоньку и более вдумчиво вникать в смысл текста, перечитывая книжицу снова и снова. «Паровоз» журфака сперва заметно «побледнел» на фоне выгод и несравнимых преимуществ, которые выяснялись, затем издал жалобный свисток, отправляясь на запасный путь, а вскоре и вовсе ушёл, если и не в тупик, то в никуда... Долго слышались печальные гудки. Как оказалось, прощальные.
Преимуществами и выгодами являлись: громкое и звучно-солидное наименование «Академия», последующее полноценное высшее образование, полученная специальность с приставкой «инженер», четырёхлетний срок обучения ( в других ВУЗах, не менее пяти лет), бесплатные питание, общежитие плюс стипендия, обеспечение форменным обмундированием. Само собой, что возможности учиться в Ленинграде (!) четыре года, быть одетым, обутым, накормленным и ещё беззаботно получать за это грошики, а также не висеть обременительной обузой на семейном бюджете, значительно перевешивали призрачный шанс стать когда-нибудь заштатной и невзрачной «акулой пера».
В конце книжечки нахально рекламировались разнообразные дополнительные «заманухи», вроде наличия просторных и светлых аудиторий, современных и продвинутых тренажёров, огромного спортзала и даже стадиона. Я совершенно отупел, видимо, потому что не понимал, зачем надо отдельно про аудитории уточнять. Вроде бы, серьёзное слово «Академия» не подразумевало иного. А тренажёры тогда прочно ассоциировались только со спортзалом. Про художественную самодеятельность не было сказано ничего. Ни словечка, ни намёка! Но я не сомневался, что даже если её там и нет, то уж как-то смогу подсобить и подправить этот огрех. Уже почти видел себя со стороны в этих «просторных и светлых...» на лекциях, потом сытно набившим пузцо халявной жратвой и вальяжно совершающим променад по Невскому проспекту... Конечно же, всенепременно в бесплатном (!) форменном обмундировании... И совершенно естественно, что одноклассники и друзья должны, при случайной встрече, страшно уважать истинного и бывалого «академика», завидовать самой чёрной завистью, отчаянно кусая себя за всякие укромные места... И ещё выяснился важный факт: для того, чтобы поступить, совершенно не обязательно специально лететь в Ленинград. В Алма-Ате, оказывается, работала отдельная региональная приёмная комиссия, а из ОЛАГА выезжали преподаватели для принятия вступительных экзаменов!
Спустя некоторое время, я почти уже влюбился в такого импозантного будущего себя, удивленный обстоятельством, что раньше ничего не было известно об этом райском местечке. Следующим этапом стал выбор конкретного факультета и специализации. Это оказалось весьма непростым делом. Здесь обнаружились громадные зияющие «чёрные дыры», потому что во всём, что касалось авиации, я выглядел полным профаном... Конечно, доводилось летать на самолётах, я вполне знал модели и типы, даже безошибочно мог отличить издали авиалайнеры друг от друга по конфигурации, но не более этого!... В соседнем подъезде проживали сверстники — два брата, у которых отец работал лётчиком. Частенько видел его в аэрофлотовской форме, то спешащим в рейс, то возвращающимся. Но никогда не вдумывался и даже не предполагал, кем он трудится в экипаже — пилотом, штурманом или бортмехаником. Да и никаких конкретных градаций или видимых отличий не знал. Большой разницы для меня не существовало. Лётчик — и всё! Даже не ведал, на каком типе самолёта летает, то ли на Ил-18, то ли на Ил-62. Однако, знал наверняка, что у братьев-соседей к новогоднему праздничному столу могли быть настоящие бананы и совершенно экзотические ананасы, а остальные соседи их видели лишь на картинках. А привозил такую диковинную невидаль именно их отец... Лётчик.
В присланном буклете упоминались два факультета — командный и воздушной навигации. Второй подразделялся на управление воздушным движением и штурманский.
Командовать кем-нибудь уже через ближайшие четыре года казалось очень заманчивым (хотя смутно представлялось, кем предстоит командовать, как и, главное, зачем), но на этот факультет почему-то тоже не принимали сразу после школьной скамьи. Совсем, как в Академию Наук... Видимо, чтобы не сильно командовали и не нарубили сгоряча дровишек... А вот, на факультет воздушной навигации производили набор желающих сразу же, после окончания школы. И немаловажное уточнение – существовала своя военная кафедра, дающая возможность после окончания не быть «забритым» в армию. А это тоже являлось огромнейшим плюсом, если только не знаком троекратного умножения!... «Проакадемил» четыре годика на всём готовом, прошёл недолгие военные сборы, и ты уже полноценный офицер запаса. Чего ещё желать лучшего?!
Сражённый наповал, как шрапнелью, убойным словом «управление», да ещё, вдобавок, и всем воздушным движением, я окончательно утвердился в выборе профессии. Ведь управлять, по моему и не только по моему мнению, – это практически то же самое, что командовать. Разве не так? И это, признаюсь честно, выглядело весьма притягательно и заманчиво... «Штурманить», как угодно и незнамо где, пока было не то, чтобы зазорно, но... не совсем понятно. Точнее – совсем непонятно! Все известные штурмана или штурманы, равно как и мудрёное словечко «навигация», тесно ассоциировались только с заковыристым морским делом, непрекращающимися разрушительными штормами, неопределённого возраста и обличья бородатым мужиком с серьгой в ухе, в просоленной тельняшке и плаще с капюшоном... Льёт косой дождь, судно бросает из стороны в сторону, а суровый мужик невозмутимо покуривает трубочку и крепко держит штурвал заскорузлыми и мозолистыми руками...
Понимаете, насколько дремучим и тёмным был тогда, выбрав, раз и навсегда, своё будущее, профессию и, в конечном счёте, судьбу?!... Вопреки увлечениям, пристрастиям и склонностям... Только из-за случайной встречи со смутившим бедолагу будущим родственником и завлекательных слов, будоражащих воображение... Академия, управление и командовать... Вот они – тайны души и греховные корыстные помыслы!... Короче говоря, до известной степени, можно с уверенностью утверждать, что в авиации я – человек случайный... Или попал туда случайно... Выбирайте любой вариант!...
В общем, по большому счёту, дело было сделано! «Дурачок», то есть я, собственной персоной, практически «женился», если перефразировать известную пословицу. Теперь оставалось успешно закончить школу и не менее успешно поступить в ОЛАГА на диспетчерское отделение факультета воздушной навигации. Надо было решать вопрос со стопроцентной сдачей выпускного экзамена по математике. Математичка, Тамара Елизаровна, была строга и требовательна. Тот факт, что я хорошо знал школьную программу, сомнений не вызывал, но самому хотелось настолько познать сию науку, чтобы никаких сомнений не возникло и у экзаменаторов, которым придётся это доказывать.
После праздников Нового Года и зимних каникул пришлось с сожалением «зачехлить» гитару. Думал, что навсегда, но ошибся и в этом (позже упомяну). На тренировки продолжал ходить регулярно, но уже больше по инерции, чтобы не бросать спортивный режим слишком резко, а пластинки (тоже «по инерции») всё ещё продолжали проходить через мои руки. Родителям сказал, что надо бы какого-нибудь толкового репетитора на оставшиеся полгода подыскать, а то... Репетитор нашёлся довольно быстро. По странному, но весьма удачному, совпадению, тетушка-математичка проживала в соседнем доме, преподавала в физматшколе и давненько успешно готовила абитуриентов к поступлению в ВУЗы. Таким образом, дважды в неделю по два часа я и занимался всякими заковыристыми задачками по алгебре и геометрии. На дом задавалось столько головоломного и нестандартного материала, что после «мозгового штурма» на другие развлечения времени практически не оставалось!
Но я, хоть и уставал, как проклятый, отнюдь не унывал, отлично понимая, что необходимо чуть-чуть потерпеть, а поэтому, ради поставленной цели, готов был часами «терзать» и мусолить различные пособия, справочники и дидактические разработки по математике. В некоторых вопросах, усилиями репетиторши и собственным усердием, уже выходил за рамки школьной программы, но именно этого и надо было добиваться!... Попутно с математическими корпениями, прошёл какую-то медкомиссию, чтобы убедиться и удостовериться, что действительно по здоровью подхожу под параметры диспетчера УВД. Всё-таки, в вердикты медицинских светил из спорткомитета полностью не верилось и перестраховался, на всякий случай. Меня оптимистично и твёрдо заверили, что всё в полном порядке — «мин» нет!
...Честно говоря, период между школьным выпуском и поступлением в ВУЗ выглядел очень напряжённым, но в деталях, почему-то, совершенно не отложился. Ближе к выпускным экзаменам, начался обязательный и понятный мандраж. У кого-то он был побольше, длился подольше и выглядел пострашнее, а у кого-то прошёл сам собой, с минимальными последствиями... Наступил период выпускных экзаменов... Сочинение всё-таки пришлось написать не на актуальную, модную и, во многом, беспроигрышную тему «Пушкин – ...», к чему я, как и подавляющее большинство, усиленно готовился, зазубривая наизусть целые цитаты и стихотворения... В самый последний момент, когда увидел на доске предложенные темы, сердчишко как-то предательски ёкнуло. Со всей очевидностью, понял, что припасённые наработки, заготовки и зубрёжки из Пушкина куда-то улетучились... Аж, противно стало, какой оказался слабохарактерный! Осторожненько выбрал какую-то обтекаемую свободную тему, уж не помню конкретики... Но, как оказалось впоследствии, удалось очень удачно сымпровизировать и обыграть её, в свете недавнего XXVI Съезда КПСС, вкорячив-впердолив туда же заранее заученные куски цитат из нетленных докладов «горячо любимого» Леонида Ильича... Готовился ведь обстоятельно и всерьёз!... Если бы сейчас снова прочитать то сочинение! Вот, где сквозил настоящий горячечный бред сумасшедшего, лизоблюдство и приспособленчество! Но куда деваться? Надо было соблюдать неписаные правила, по которым жила вся страна и многие её поколения...
Экзамены пролетели, как во сне... Но всё обошлось и произошло именно так, как задумывалось. Неприятностей, сбоев и неудач не случилось! Потом наступил выпускной вечер... Та самая, очень «золотая» медаль... Аттестат-красавец... Счастливые родители... Танцы... Признания в любви одноклассниц... и не только... Я намеренно избегаю описаний и рассказов о том, что связано с влюблённостью тех лет. Когда-нибудь обязательно об этом напишу... И, как кажется, очень много. Любовь и увлечения девчонками сопровождали всегда. Взаимно и глубоко!... Всех помню и люблю... Но не хочу пока никого обижать ни вниманием, ни невниманием... Так что, пусть уж эта тема подождёт лучших времён.
… А потом подошла пора подавать заявление в Академию. Суматошные организовались денёчки! Каждое утро приходилось мотаться на другой конец города в аэропорт, чтобы «понюхать» атмосферу суеты и волнения, каким-то образом, прикоснуться к авиации и выбранному будущему. Но перед этим снова прошёл какую-то обязательную медкомиссию, потратив на это уйму времени в бесконечных разъездах, собирая нужные справки и заполняя умопомрачительные «формы №...»...
В день написания заявления в аэропорт меня привёз отец. Желающих поступить толпилось очень много, даже не ожидал такого наплыва! Но потом выяснилось, что приём производился одновременно и в средние лётные училища, и во все ВУЗы ГА. Причём, в Алма-Ату приезжали абитуриенты из республик Средней Азии, Сибири и Урала. Таких региональных комиссий по территориальному принципу деления насчитывалось всего пять, если не привираю. Они были равноценными. Две обосновались в Москве и Ленинграде, но находились и такие ушлые столичные хитрованы и пройдохи, которые из этих городов приезжали даже в Хабаровск, надеясь на меньший конкурс и слабоватые знания периферийных конкурентов.
Заявление и автобиографию написал недрогнувшей рукой, не преминув отметить факты владения баяном и гитарой, а также упомянуть спортивные достижения... На всякий случай..., «шобы було!»... Кашу маслом..., как говорится! Представитель ОЛАГА в лётной форме устало и без видимого интереса принимал многочисленные стандартные заявления, быстро пробегая строчки глазами. Я не стал отвлекать, молча положил свои листочки и вышел на улицу. Надо было дожидаться какого-то определённого резюме. Папа сидел в машине, стоявшей напротив, через дорогу, и тоже терпеливо ждал.
Минут через семь раздался зычный крик: «Это кто же тут на баяне-гитаре может?!» – На крылечко выскочил тот, чьего сурового приговора жаждалось услышать... Было очень жарко, даже для Алма-Аты! По внешнему виду представителя комиссии, догадался, что ему нестерпимо тяжело переносить высокогорный климат, да и вчера, видимо, не обошлось без некоторого «употребления»...
Пришлось скромно признаться, что такой «многостаночник» – это я... Мужичок ласково пригласил покурить на скамеечку неподалёку, в относительный тенёк. Он закурил и начал выведывать, а всё ли правда там — в заявлении и автобиографии? На этот случай, были припасены грамоты за спортивные заслуги, удостоверение разрядника по волейболу, выписка из музшколы о неполном... А копию аттестата с текстом «....с преподаванием ряда предметов на английском языке» уже заранее приложил к заявлению. «Золотую» медаль не показал, хотя и она находилась рядышком. Через дорогу!
Мужичок неопределённо хмыкнул и спросил, а какие же тогда у меня «неполадки» со здоровьем, что не желаю поступать в Актюбинское высшее лётное училище на специальность пилота? Я честно ответил, что вижу себя обучающимся только в городе на Неве. Тогда он усмехнулся, слегка откашлялся, а затем быстро и доходчиво «просветил» насчёт существенной разницы между диспетчером и штурманом. Меня моментально «проняло», заявление переписал – уже на штурмана, но не сильно огорчаясь, так как и Академия, и факультет были всё те же и находились всё там же! Немножечко переменил слагаемые, но результат, вопреки известному утверждению, сильно отличался от первоначального.
Мне выдали направление на медкомиссию, но уже по лётному профилю. До начала её работы оставалось несколько свободных дней, поэтому мы поехали за мамой, а потом, уже все вместе, отправились на Медео трескать вкуснейшие шашлыки из баранины и праздновать окончание школы и столь успешную, на данный момент, процедуру подачи заявления. Родители ещё не очень понимали всей разницы между диспетчером и штурманом, а я уже мысленно «бороздил бескрайние просторы», посматривая на небо совсем другими глазами. И управлять воздушным движением почему-то расхотелось.
Судьба снова уберегла от опрометчивого или ошибочного шага... Вы должны знать, что минут через тридцать после нашего с отцом отъезда, того самого представителя комиссии увезли на «скорой» с сильнейшим солнечным ударом и инфарктом... Об этом рассказали уже в Академии однокурсники, на которых я тогда совсем не обратил никакого внимания. В Академии мужичка видеть не довелось... А если бы его увезли до нашего разговора?!
… Медкомиссии!... Сколько же я их за свою жизнь прошёл!? И регулярных, через три месяца, и внеочередных... Можно, конечно, подсчитать, из спортивного интереса, но не стану. Тогда была самая первая и самая ответственная. Не знаю, как проверяет медицина космонавтов, но претендентов на поступление в категорию лётно-подъёмного состава исследовательски щупают, почти обнюхивают и не стесняются залезть шаловливыми ручонками во все интимные и тщательно оберегаемые от постороннего внимания места... Особенно пристально врачи изучают шрамы на голове и опрашивают о перенесённых травмах. Важны кардиограмма и проверка вестибулярного аппарата.
Поступающих оказалось очень много. Конкурс в лётные учебные заведения образовался громадный, до оторопи и полного неприличия! Даже среди медалистов и «краснодипломников». Возрастной ценз тоже учитывался, но количество прожитых лет сильно разнилось, в зависимости от выбранной специальности. На штурмана, если не вру, максимальный возраст определялся в 27 лет, на момент поступления, а на пилота – 25. И таких «старичков» набралось довольно много. После армии, училища, или из числа тех, кто пытался поступить далеко не в первый раз. Были ребята семейные и те, кто уже успел поработать на земле авиатехником, но мечтал самостоятельно летать в качестве полноправного члена экипажа. Многие рассказывали разнообразные байки и страшилки про ВЛЭКовских врачей и необычайную въедливость и неуступчивость, а также делились подпольными сведениями о «подводных камнях» при прохождении какого-нибудь конкретного врача-эксперта.
Не очень рекомендовалось шутить в кабинете невропатолога. Рассказывали полуправду о том, что одного соискателя курсантских погон спросили: «Не страдаете ли вы, часом, запорами? Не выпадает ли у вас прямая кишка?» – Парень за словом в карман не лез, поэтому искренне и радостно ответил: «Ага, доктор! Прямо задолбался... Третий унитаз – вдребезги!» – Ну, и в результате – талонов на усиленное питание ему не выдали, а выписали «трёхведерную клизму» и повышенный контроль у психиатра-«неврепетолога»...
Боксёрам путь в лётчики был заказан навсегда. Поэтому, факт увлечения этим видом спорта всячески скрывался и утаивался. Но кое-кого врачи быстро и умело «вычисляли» по характерной форме носа и быстренько отправляли на дополнительное углублённое исследование или решительно «рубили» прямо сразу. Борцам-спортсменам было немногим легче боксёров, но их спортивное прошлое, чаще всего, выдавали ушные раковины с поломанными хрящами, сплошь заросшие мясом. К борцам относились терпимее, но не забывали проверять с особым пристрастием... Наслушавшись всякого грустно-печального, я и в своём состоянии здоровья начал немножечко сомневаться, вспомнив английского классика, который, прочитав симптомы некоторых заболеваний, нашёл у себя все... За исключением родильной горячки!...
Помню одного гимнаста, которому стало «плоховато» после прокрутки на спецкресле. Его затошнило, голова слегка закружилась... Он встал... и потерял равновесие, пошатнувшись. Выглядел очень бледным, с трудом сдерживал приступы подступающей рвоты. А я как раз готовился присесть в это же кресло... Приговор врачей гимнасту был однозначен – непорядок с вестибулярным аппаратом и неадекватная реакция организма на кратковременные знакопеременные перегрузки (за точность не ручаюсь). То есть, полный крах в надеждах стать лётчиком. Парень отлежался, немного пришёл в себя... Когда смог осознать врачебный вердикт, то стал просить, просто умолять проверить ещё разок. При этом, постоянно твердил, что у него есть серьёзный разряд по спортивной гимнастике, и проблем с равновесием не должно быть по определению! В доказательство слов, в паузах заклинаний, неустанно крутил сальто – то вперёд, то назад. И вставал после, как вкопанный!... Врачи, всё-таки, сдались, смилостивились и предложили завтра снова прийти на процедуру. Прошёл он её или нет, не знаю, но меня тогда поразила фанатичная мечта умереть, но стать лётчиком!... Если припомните, то Маресьев станцевал на протезах прямо в кабинете врачей, чтобы убедить комиссию разрешить снова вернуться в строй и летать!...
Врачей мне удалось «победить» безо всяких проблем и отклонений! Теперь оставался заключительный и решающий этап. Сдача экзаменов, желательно – только одного и с первой же попытки! Наступал «момент истины», который должен был показать, не напрасно ли потрачено время и родительские деньги на математичку-репетитора.
В день сдачи вступительного экзамена по математике чувствовал себя настолько готовым и знающим абсолютно всё, что практически не волновался. Был собран, внутренне готовясь к какому-то непременному подвоху, но знал и о том, что вопросы должны ограничиваться школьной программой – ведь не на физмат поступаю! Снова отец повёз в аэропорт и остался ждать в машине, пожелав успеха и украдкой перекрестив, когда я отвернулся и ушёл... Но я успел заметить.
Кандидатов, таких, как я, и таким же образом пытающихся «победить» с самой первой попытки, насчитывалось человек пятнадцать. Две трети составляли «краснодипломники», выпускники училищ, а медалисты были совершенно не знакомы. Видимо, приехали из других городов. Я тогда и не старался кого-то запомнить. Каждый «воевал» только за себя и «погибал» или побеждал в одиночку. Единственной мыслью была мечта о том, чтобы как-то вдруг не переволноваться и не растеряться. Вызывали в аудиторию в алфавитном порядке, поэтому меня пригласили последним... Три тётушки чинно восседали за столом. Когда я ещё лишь бодро вытягивал экзаменационный билет, то остальные уже сосредоточенно что-то писали на листочках, усердно сопя и пытаясь, временами, что-то высмотреть на потолке...
Взял билет, назвал номер и присел за стол. Бегло просмотрел все вопросы раза два и поднял руку. Одна тётушка осведомилась, что в билете не ясно?... Я сказал, что наоборот, как раз всё ясно и понятно, поэтому... готов продемонстрировать эту ясность прямо сей момент, безо всякой подготовки... Последовала немая сцена, потом организовалось краткое совещание и, в результате, вынесли вердикт – давай, дорогой товарищ, дерзай! Но не дерзи... Однако, реши сначала письменную часть билета. Я заверил, что через пяток минут всё сделаю. Решил задачки гораздо быстрее, потому что они для меня оказались такой элементарщиной после репетиторских «закавык» и коварных «засад», что было даже забавно и несколько обидно, какие задания предлагались в столь уважаемом учебном заведении!
Готовые выкладки, решения и ответы предоставил экзаменаторам на строгий суд. Они с интересом посматривали то на меня, то на листочек. Потом начали «допрос» с особым пристрастием по теории, сначала выслушав устную часть билета. Теоремы и формулы отскакивали «от зубов», ведь я же готовился на совесть! Потом меня основательно «прощупали» вразброс по некоторым темам, задав несколько вопросов. Ответы вылетали немедленно. Но комиссию окончательно добило письменное решение задачки. Я сначала сильно испугался, внутренне напрягся и похолодел, предположив, что всё-таки самонадеянно поспешил, опрометчиво и глупо допустил какой-то «ляп» или оплошность, недосмотр и небрежность, первоначально почувствовав элементарную лёгкость. Экзаменаторши что-то обсуждали и настойчиво доказывали друг-другу. При этом, поочерёдно тыкали руками в листочек с выстраданным решением. Но у них почему-то не находилось консенсуса, это я очень отчётливо понял. Вот, и настал «момент истины», которого так ждал и опасался!...
В итоге, после непродолжительной дискуссии, предложили рассказать, чем же пользовался при решении задачи. Не на шпаргалку намекали, а на алгоритм и конкретный источник знаний. Я простодушно назвал автора какого-то пособия по математике. Мне ненавязчиво посоветовали отложить вопрос об оценке ответа «на потом», чтобы найти упомянутое пособие. Тогда-то я всё понял!... Некоторые экзаменаторши не знали того, что я написал! Знали лишь курс средней школы, но не далее этих рамок. А я сделал решение через «пределы» и что-то ещё... Посуровее – из начал высшей математики... Оно оказалось короче того, что предполагалось выдать. Но ответ-то – верный!
Не оставалось иного выхода, кроме предложения прямо сейчас и немедленно принести этот учебничек — он был прихвачен с собой весьма предусмотрительно и находился в стопке других математических пособий в машине... Когда я прибежал, схватил кипу учебников и рванул назад, не говоря ни слова, папа сразу подумал, что сынуля умудрился завалить экзамен...
Нужный экзаменаторшам «автор», вернее, его творение, было заботливо раскрыто на нужной страничке, и сомневающиеся математички принялись внимательно вчитываться... Пишу об этом достаточно многословно и подробно, а вообще-то, весь процесс, от начала экзамена и до завершения, не превысил и пятнадцати минут! Папуля доложил, так как засекал время, готовясь к томительному и долгому ожиданию штурма и «взятия Бастилии».
Математичкам ничего не оставалось, кроме как признать решение верным. Равно как и остальные ответы. Полная виктория! Меня поздравили с успешной сдачей экзамена и пожелали непременного зачисления в Академию. Остальные «конкуренты» были несколько ошеломлены быстротой такого натиска и всеобъемлющей победы, об этом потом кое с кем частенько вспоминали! Я во второй раз прибежал к батяне и уже не стал томить понапрасну неизвестностью. Сказал, что теперь уже точно – все страдания, сомнения и мучения с поступлением остались позади! Мы радостно обнялись и решили поехать за мамой, а потом – снова на Медео...
Но пришлось вернуться с полпути. Ведь на радостях, не удосужился спросить, что теперь делать, и каковы должны быть дальнейшие действия... И оказалось, что надо дожидаться окончания всех вступительных экзаменов и приехать только ко времени работы мандатной комиссии по зачислению. Получилось, что я выиграл почти месяц отдыха! Мне пообещали позвонить и подсказать, когда требуется приходить на эту самую непонятную мандатную комиссию... Но не позвонили!...
(продолжение следует)