Первый.
Ночь прошла ужасно. Совсем не сомкнула глаз. Комната, как и весь дом полны каких-то звуков. Нет, они конечно были и раньше, и знаю я что это: то с крыши снег съедет с треском и грохотом.( Интересно, он хоть не на машину падает, которая припаркована у стены? А то будет утром …), то ветка в окошко постучит костяшками замерзших отростков. Но на фоне нервного истощения все это кажется зловещим предзнаменованием. Я понимала, что звуки и жизнь – сами по себе, а горести - внутри меня. Только никто мне не виноват, сама поставила точку. А можно было тянуть и тянуть днями, месяцами, годами. Но - прозрела. Сколько же можно искать тепло и радость там, где их нет и быть не должно?!Никто не виноват: ни я, ни он, что любовь не захватила его сердце. Он жалел меня, щадил, старался. Я знаю это, и всегда знала. Но, когда эта жалость ко мне выросла, как огромный ядовитый плющ и сковала всю его живую душу, он невольно стал сопротивляться, чтобы выжить. Нет, он не мог мне сказать прямо, что мол так и так, ты же уже поуспокоилась, насладилась, хватит, пора спускаться на грешную землю и осознавать реальность. Он не мог. Вместо этого - поток претензий, требований, придирок, чтобы я обиделась и сама отступилась. А я терпела. Не чувствовала тепла, страдала от недосказанности и сомнений, не получала желанного покоя и слов любви, которых не было, не испытывала ощущения своей неповторимости в его глазах, как все возлюбленные, но стойко терпела, надеясь на чудо. Мимолетные порывы страсти, восхищение моими стихами питали надежду. Я цеплялась за них покрепче плюща, прокручивая в горькие минуты одиночества. Скольких усилий стоило гнать поганой метлой сомнения и комплексы, и хоть недолго, быть счастливой, летать в придуманных иллюзиях востребованости, до мелочей помнить сладкую пьянящую нежность встреч. Я благодарна ему, сто тысяч раз благодарна, что поддерживал мою любовь, не дал ей умереть, помог мне стать любящей женщиной.
« Я благодарна тебе, милый мой, всегда!»
Второй.
Только теперь боль навалилась. Где-то читала, что любовь – не что иное, как наркотическая зависимость мозга от вещества, выделяемого организмом в его кору. Названия этого «наркотика» не помню, но, пожалуй, ученые правы. Началась ломка. Болит все: сердце не помещается в груди, больно ударяется, а может, задыхается в моей, утепленной жировой тканью, клетке; ноги ноют, даже при одной мысли, что нужно идти куда-то; голова – пустая и тяжелая, почему-то ломит спину; руки тянутся к телефону или клавиатуре компа; в душе бардак – и смех, и слезы. Ломка - одним словом. А нужно идти на работу, к людям, улыбаться, соображать, что-то говорить внезапно севшим голосом. Если доживу до вечера, может, продолжу. Вы думаете, как же она может вот так рассудительно и конкретно описывать все? Может…. Чтобы не завыть, не закричать, не искромсать себя в лохмотья! Может… Могу…. Мне больше ничего не остается. Ничего… Пока ничего. В отличии от наркомана, я не могу вернуть былое состояние, я не могу даже попытаться его найти возле любимого, не имею права.
Третий.
Люди. Всегда думала, что окружающие не могут мне помочь. Вчера еще так думала, а сегодня благодарна им, кто стоял рядом в маршрутке, ехал в машине по дороге, сигналил, читал лекции, сделал такой яркий и интересный фильм о детях индиго, спорил со мной при его обсуждении, даже вывел меня из себя однобокостью взглядов. За что благодарна? За то, что отвлекли меня от самой себя, не дали лечь на диване лицом к стене и утонуть в забытьи и горе. Я с трудом, делала обычные и необычные, но нужные дела. Каждое наше действие отражается в мозге, и мы неосознанно запоминаем его. А я, как бы наблюдала за собой, и казалось – все происходит так медленно, как в замедленном воспроизведении. Но горестным мыслям не было места и времени. Это спасло от окончательной депрессии. Слышала, что в Японии, потерпевшим фиаско влюбленным, после душевной травмы – разрыва, для восстановления дают три дня больничного. Хорошо, что у нас нельзя пойти и предъявить свою окровавленную душу врачу, чтобы освободили от работы, уверенна – суицидников стало бы больше. Ведь самое страшное – остаться один на один со своей болью и пустотой.
После обеда ехала домой, а боль слева в области сердца стала невыносимой, так хотелось кричать на весь автобус, но было стыдно и страшно, вдруг начнут задавать вопросы. Челюсти сводило нежелание говорить, голос надломился в молчании. Я чувствовала себя столетней старухой. Мысль о смерти стала уже не навязчивая, а родная. Только не та, что «вот он еще пожалеет, узнает, когда я умру», а «забери меня, Боже, останови эту боль, дай мне бесчувствие и забвение». Нет, он не виноват. Так сложилось, вернее не сложилось. Не могу думать только светло, как советует подруга. Когда обрывается самая счастливая дорога, идущий ломает ноги, а может - и голову.
Открыла дверь своей маленькой комнатушечки, вынула ключ и защелкнула замок. Соседки по общежитию не было. Упала на свою кровать и завыла, наивно полагая, что сквозь толстые стены хрущовки меня вряд ли кто услышит. Может, и слышали, только, слава Богу, не пришли спасать и любопытствовать.
Четвертый.
А сегодня с утра появилось солнце. Теплое, теплое. Снег заискрился, даже зажегся красными языками, не могу понять от чего такой эффект. Проснулась быстро. Традиционные утренние сборы тоже прошли быстро. Какая-то легкость во всем. По дороге в институт среди хлама разных мыслей вдруг нашлась одна: «Пусть он будет счастлив. Я все равно его люблю.» А следом: «Найдет он женщину в своем вкусе – худенькую, тихую, покладистую, выносливую. Полюбит, обнимет, поцелует, снова захочет жить полнокровной жизнью. И пусть, и я буду счастлива, ведь я почувствую его состояние. А в своем счастье он станет добрее, снова будет мне изредка звонить и называть Аришенька. Я знаю, он не будет смеяться надо мной, ведь я не сделала ему ничего плохого.» Я шла узенькой дорожкой между корпусами и улыбалась. Постепенно слева застучало сердце, сначала несмело, затем сильнее, щеки жгло - прилив крови. Я смотрела на людей, они тоже были радостны. Как быстро меняется мой мир. И я спросила себя: «А зачем это я страдала? Разве случилось что-то новое? Все было, как всегда, это я почему-то захотела в День влюбленных большего? С какой стати? Эх, ты, влюбленная сорока пяти летняя глупышка.» Мне было легче, значительно легче. На занятиях все получалось. Среди своей группы, я была одна из немногих, кто знал компьютер, и чувствовала себя на высоте. Уже сидя в маршрутке, по дороге домой, услышала, что пришла смска. Лихорадочно стала искать розовый телефон с брелком в виде зеленой жабки, не надеясь даже, что сообщение от него. Просто по привычке, хотя и с трепетом в пальцах. Открыла и ошалела. Он спрашивал, что у меня происходит? Каждое слово обжигало искренней заботой, любовью. Я прижала телефон к груди, а слезы покатились по щекам. Хорошо, сидела на заднем сиденье, и никто не видел моих слез .Хотелось, тут же позвонить и сказать, что люблю, что ошибалась, что зря обиделась. Но голос предательски исчез. Пришлось, доехать до дома, попить чаю, и лишь потом дозвониться. Он что-то говорил себе под нос, обиженно, я пыталась быть веселой. Но сил не хватало. И все же мы поняли друг друга. Классно! Теперь знаю - он любит меня. Любит…
Февраль 2009 года.