ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Славен Аллах — царь Вселенной! Да призовёт Он праведных в кущи свои, а нечестивцам уготовит вечные страдания. И награда, и наказание во власти Господа, но воистину глупы полагающие, что Он творит и доброе, и злое, ибо всякое деяние Аллаха благостно, но не всегда доступно пониманию человека. Мудр же тот, кто ограничивает свой разум исследованием постижимого, в остальном полагаясь на промысел Божий и принимая все повороты судьбы со смирением и надеждой.
Рассказывают достойные доверия, что от начала времен не было в мире женщины более разумной и праведной, нежели Шахразада — супруга могучего Шахрияра. Она, памятуя о печальной участи прежних жен царя, употребляла все свои силы и знания на услужение владыке и доставление ему всяческих удовольствий. Благодаря усердию царицы, общение с нею всегда являлось занятием чрезвычайно приятным, и властелин нередко покидал скучные государственные дебаты ради сладостного отдохновения в объятьях любезной супруги.
Однажды, утомив царя лобзаньями, нежными прикосновениями и прочими любовными ухищрениями, приведшими Шахрияра в чрезвычайно благостное расположение духа, Шахразада осмелилась поинтересоваться текущими заботами повелителя.
— В настоящее время, о прекраснейшая из цариц и самая царственная из красавиц, я раздумываю, как поступить с наместником одной северной провинции. Он верен, умен и не раз оказывал мне неоценимые услуги, но дерзок и позволяет себе вольность суждений, не подобающую чиновнику его ранга. Многие из моих визирей жалуются на невоздержанность наместника, и я размышляю, чего он более достоин: вознаграждения или кары. Пожалуй, склонюсь к последнему — ведь сказал древний поэт:
Если мысли скрывать ты свои не привык,
То награды не жди от могучих владык.
Не помогут талант и усердная служба,
Коль держать за зубами не можешь язык.
— О мудрейший из наделенных властью и могущественнейший из мудрецов! Воистину ты поступишь неразумно, наказав верного слугу, не умеющего славословить. Ведь сказал другой древний поэт:
Не забудь, что тебе завещали отцы:
Пусть свободно всегда говорят мудрецы.
Если царь запрещает правдивые речи,
Окружают престол подлецы и глупцы.
— Остерегись, Шахразада! Еще немного, и ты сравняешься в дерзости с этим злосчастным наместником, а я буду вынужден наказать вас обоих!
— О господин мой! Ты — властелин, и слово твое — закон для всех жителей этой страны, от царицы и визиря до раба и рабыни. Твои веления не могут быть несправедливыми, ибо справедливость — то, что ты повелеваешь. Но прежде, чем принять решение, не согласишься ли ты выслушать сказку о багдадском торговце и его невольнице-самаритянке?
— С охотой и удовольствием! — ответил Шахрияр и возлег на подушки, приготовившись слушать.
Рассказ о багдадском торговце и его невольнице
— Дошло до меня, о счастливый царь, — сказала Шахразада, — что во времена Харуна аль-Рашида жил в Багдаде богатый торговец и держатель харчевни по имени Абу Юсуф и владел он рабыней-самаритянкой, которую звали Яэль.
Невольница родилась в доме богатого и просвещенного человека, покровителя наук и искусств, который тратил деньги на свои увлечения с таким размахом и щедростью, что в конце концов совершенно разорился и был вынужден для покрытия долгов продать всё имущество, включая многочисленных невольников и невольниц. Благодаря этим чрезвычайным обстоятельствам Абу Юсуф купил девушку практически за бесценок, хотя в иных условиях такая рабыня стоила бы целое состояние. Будучи редкой красавицей, Яэль прекрасно пела, танцевала и играла на различных инструментах, знала множество языков, умела выполнять сложные расчеты и даже немного разбиралась в астрономии.
Девушка стойко перенесла изменение своего положения, хотя в доме Абу Юсуфа ей пришлось несладко — хозяин заставлял невольницу с утра до вечера работать в лавке и в харчевне, а по ночам бранил за недостаточное рвение на любовном ложе. Яэль очень старалась приобрести благосклонность нового господина, но торговец не спешил менять отношение к рабыне и, казалось, чем успешнее девушка справлялась со своими обязанностями, тем больше причин для недовольства находил Абу Юсуф.
Однажды в харчевню ввалилась шумная ватага облаченных в пыльные доспехи солдат городской стражи. Воины расселись за столом в центре залы и, ужасно сквернословя, потребовали немедленно подать им что-нибудь поесть.
— О горе мне! — вскричал расстроенный Абу Юсуф. — Если бы я не знал, что Аллах вездесущ, всемогущ и всесведущ, я бы решил, пожалуй, что Он совершает ошибку, присылая ко мне этих буянов. Если бы мне не было известно, что Господь также щедр, справедлив и милосерд, я бы, наверное, возомнил, что Он издевается надо мной. Но будучи осведомлен обо всех достославных качествах Аллаха, ума не приложу, за что мне посланы эти страдания.
— О господин мой! Почему тебя так огорчает приход этих людей? — спросила Яэль.
— Знай, девушка, что жадность стражников уступает только их грубости и свирепости. Они заказывают самые дешевые блюда, но приходят в ярость, бьют посуду и ломают мебель, если хоть что-то приходится им не по вкусу. Каждый визит негодяев грозит мне разорением, и я бессилен что-либо сделать.
— О господин! Доверь мне обслуживание этих невеж, а я постараюсь с ними поладить! — воскликнула невольница.
— Да будет так, — ответил Абу Юсуф, — но учти, если солдаты опять разбушуются, я взыщу с тебя стоимость причиненных ими убытков.
Яэль сняла платок и, распустив пышные волосы, которыми наградил её Аллах (а дары Его ценнее всего на свете), подошла к столу и обратилась к воинам с такой речью:
— О львы, хранящие спокойствие Багдада! Господин приказал мне служить вам и исполнять любые ваши прихоти. Но я — всего лишь женщина и к тому же рабыня. Я не владею благородным искусством письма, а по причине слабости ума не смогу удержать в памяти, что пожелает каждый из вас. Не соизволите ли облегчить мою задачу — вы закажете обед на всю компанию, а стоимость его потом разделите между собой?
Стражники немного поворчали, но спорить не стали, ибо хорошо известно, что даже самые неотесанные мужланы смягчаются и делаются покладистыми в присутствии красивой женщины, а почему так происходит, знает лишь Аллах, создавший мир и населивший его тварями различной природы. Посовещавшись, воины решили сделать один большой заказ, а платеж разделить поровну между собой.
Все кроме одного, как обычно, потребовали самые дешевые блюда. Последний же мешкал, размышляя о чем-то, и наконец произнес:
— Сегодня я с утра пребываю в дурном расположении духа, а потому хочу немного себя побаловать. Принеси-ка мне жаренного голубя в шафранном соусе — это яство я отведал много лет назад на угощении для стражи, устроенном покойным великим визирем.
Другой воин, сообразив, что его товарищ хочет взвалить на остальных тяжесть оплаты дорогого блюда, воскликнул:
— Постой, девушка! Мне тоже сегодня хочется чего-нибудь особенного. Я отменяю прежний заказ, а вместо этого подай печеной верблюжатины, нафаршированной бараниной, телятиной, рисом и яйцами. Да пусть повара добавят миндальных орехов и не пожалеют специй!
Остальные стражники, не желая остаться в дураках, принялись наперебой заказывать кушанья, одно другого великолепнее и дороже. Затем они потребовали принести всевозможные охлаждающие напитки и кальяны для курения, наполненные травами самых редких ароматов. Пиршество продолжалось несколько часов, и, когда всё было съедено, выпито и выкурено, Яэль подошла к столу и объявила, что воины должны заплатить ни много ни мало две сотни динаров.
— Да ты издеваешься, дерзкая рабыня! Мы не съедаем столько и за месяц! — возмутился один из стражников.
Вместо ответа девушка сунула ему под нос кусок пергамента с аккуратным списком заказанных блюд и их цен.
— Так ты лгала нам?! Ты умеешь писать и считать! — вскричал солдат, выхватывая из-за пояса боевой топор с явным намерением разнести в щепки обеденный стол. — Сейчас твой хозяин поплатиться за дерзость невольницы!
— Остерегись, о безумный! — ответила Яэль. — Знай, что я внимательно прислушивалась к беседе и запомнила не только имена каждого из вас, но и те богохульные ругательства, которые вы произносили по адресу начальника стражи. Он сегодня же вечером узнает о вашем поведении, если только вы не заплатите сполна и не уберетесь восвояси.
Услыхав слова невольницы, воины не на шутку испугались и сочли за благо раскошелиться. Уплатив по счету, они покинули харчевню в спешке и смятении. С победоносным видом Яэль отнесла деньги хозяину, но тот вместо благодарности разразился бранью:
— Как ты посмела, о недостойная рабыня, подвергать такому риску мою торговлю?! Ведь еще немного, и солдаты разнесли бы в щепки и харчевню, и лавку. Нет уж, на этот раз я тебя примерно накажу!
С этими словами Абу Юсуф кликнул черного невольника и приказал ему принести плеть.
— О господин! — вскричала Яэль, падая ниц и лобызая прах у ног хозяина. — Прежде чем ты обрушишь на меня свой гнев, окажи милость и выслушай историю о продавце свинины — может быть, эта сказка смягчит твое сердце.
— А что же это за история? — спросил Абу Юсуф, подумав, что высечь девушку он всегда успеет.
Рассказ о продавце свинины
— Узнала я из преданий, о справедливый господин, что на востоке Персии некогда стоял город, который населяли приверженцы четырех религий: мусульмане, христиане, евреи и маги. Власть в городе принадлежала последователям Пророка (да благословит его Аллах и приветствует), но все жили в мире и согласии, уважая обычаи друг друга.
Один торговец из христиан держал мясную лавку и вел бойкую торговлю свининой, которую охотно покупали его собратья по вере, а также маги. Продавец свинины много лет дружил с одним евреем, промышлявшим в том же городе сапожным ремеслом. Друзья часто проводили вместе досуг, хотя и не могли трапезничать за одним столом.
Как-то сапожник получил множество заказов и две недели напряженно трудился, не имея возможности навестить друга. Когда же наконец работа поубавилась, еврей поспешил зайти в гости к торговцу мясом, которого застал в прескверном состоянии духа.
— Что случилось? — спросил сапожник. — Почему ты так печален?
— Ах, друг мой, — ответил мясник, — еще один христианин поставил лавку на другом конце города и открыл торговлю свининой.
— Но ведь ты раньше жаловался, что не можешь обеспечить товаром всех желающих, значит, покупателей хватит на вас обоих.
— Так-то оно так, но для того, чтобы привлечь народ в свою лавку, мой конкурент нанял целую армию зазывал, усилия которых привели к тому, что у меня совершенно перестали покупать мясо.
— И ты найми зазывал, — посоветовал еврей.
— Я так и сделал, — ответил христианин, горестно покачав головой, — покупатели ко мне вернулись, но теперь я трачу на зазывал половину дохода и едва свожу концы с концами. А уволить их я не могу, ибо тогда вообще ничего не продам и разорюсь.
— Но ведь твой конкурент в том же положении, — задумчиво проговорил сапожник. — Вы бы могли договориться не прибегать к услугам зазывал. Ведь в таком случае вы оба выиграете.
— Ах, друг мой, — ответил мясник, — ведь я не могу доверять ему, а он мне. Как только мы заключим договор, каждому из нас станет выгодно нарушить соглашение и попытаться заполучить всех покупателей. Поэтому я ума не приложу, как выкрутиться из этого положения.
Еврей ничего не ответил и, сославшись на неотложные дела, покинул дом торговца, но направился не восвояси, а ко дворцу, в котором жил вали. Сапожник заявил привратнику, что хочет пожаловаться на состояние дел в городе, и через некоторое время вали согласился выслушать посетителя.
— Известно ли тебе, о мудрый наместник падишаха, что в нашем городе ведется беспрепятственная торговля богомерзкой свининой, возмутительная для мусульман и иудеев? — спросил еврей, поклонившись хозяину дворца.
— Поскольку вера христиан и магов позволяет им есть свиное мясо, я не могу запретить эту торговлю, — ответил вали.
— Так-то оно так, но в последнее время повсюду слоняются многочисленные зазывалы, которые призывают народ покупать свинину и на все лады расписывают прелести этого мяса, искушая таким образом мусульман и иудеев. Пусть же христиане и маги торгуют нечистым мясом, но запрети им расхваливать свой товар на рынках и улицах города.
Вали нашел разумным предложение еврея и тут же послал стражу изгнать зазывал, призывающих жителей города покупать свинину.
На следующий день сапожник вновь заглянул в дом мясника, но тот набросился на гостя с упреками:
— Разве я не был твоим верным другом много лет? Зачем же ты жалуешься на меня вали?! Воистину правы священники, предупреждающие нас об опасности доверия иудеям!
— Друг мой, — ответил еврей, — ты человек добрый и честный, но глупый. Неужели ты не понимаешь, что своей жалобой я принес тебе пользу и теперь ты не должен тратиться на зазывал, независимо от того, что предпримет конкурент?!
Тогда мясник понял, что сапожник — вовсе не предатель, обнял своего друга и в знак благодарности подарил еврею крупный драгоценный камень, стоивший немало денег.
— Так же и ты, о великодушный господин мой, — заключила свой рассказ Яэль, — должен понять, что я заботилась исключительно о твоей выгоде и достойна награды, а не наказания.
— Как бы не так! — расхохотался Абу Юсуф. — Ты, глупая невольница, возомнила, что понимаешь мою выгоду лучше меня самого?! За такую дерзость ты достойна суровой кары!
С этими словами торговец приказал чернокожему рабу вывести девушку на задний двор и привязать к столбу, а сам пошел следом, сжимая в руках плеть. Но только он замахнулся, чтобы нанести первый удар, как позади кто-то громко спросил:
— О добрый человек! В чем вина этой женщины, и почему она подвергается столь жестокому обращению?
Абу Юсуф обернулся на звук голоса и увидел рослого человека в грубом плаще и куфие, скрывавшей лицо незнакомца. Несмотря на простую одежду, говорил пришелец тоном человека, привыкшего повелевать, и торговец счел за лучшее ответить со всей возможной учтивостью:
— О достойный муж! Эта девушка — рабыня, не оказывающая мне должного почтения, и я собираюсь наказать её, так как имею на это полное право.
— О торговец! — воскликнул человек в плаще. — Прояви милосердие и великодушие и не спеши воспользоваться своими правами, иначе с тобой случится то, что случилось с жадным учеником мудреца!
— А что с ним произошло? — спросил Абу Юсуф.
Рассказ о жадном ученике мудреца
— Слыхал я от людей, ни разу не пойманных на лжи, — начал повествование незнакомец, — что некогда жил в Индии муж, почитаемый всеми за благочестие и ученость (хотя, в сравнении с тем, что известно Аллаху, всякое человеческое знание достойно лишь презрительной усмешки).
Однажды к мудрецу явился ученик и попросил взаймы пятьдесят динаров, якобы на покупку книг.
— Нет никакой возможности ссудить тебя деньгами, ибо ты никогда не возвращаешь долгов, — ответил ученый. — Но я готов сделать тебе подарок. Сейчас я отправляюсь в соседнюю деревню, а ты будешь меня сопровождать. По дороге ты должен уговорить кого-либо из встречных разделить с тобой сто динаров. Ты сам решишь, сколько оставить себе, а сколько предложить другому, и если тот согласится, я заплачу условленные суммы вам обоим. Если же прохожий откажется принять твое предложение, то ни один из вас не получит ничего.
Юноша поблагодарил мудреца за щедрость, и они отправились в путь. Вскоре по воле Аллаха им повстречался нищий. «Этот малый, пожалуй, обрадуется и медному грошу», — подумал ученик, предвкушая выгодную сделку. Он подошел к попрошайке и объяснил ему суть дела.
— И сколько же ты мне предложишь? — спросил нищий.
— Полдинара. Немалая сумма для такого оборванца, как ты, — ответил ученик.
— О сын блудницы! И тебе не стыдно предлагать такой дележ?! Пусть лучше я останусь сегодня без обеда, но и ты ничего не получишь! — воскликнул нищий и зашагал прочь.
Юноша решил, что попрошайка, наверное, выжил из ума, но не особо расстроился, так как надеялся встретить по дороге еще немало бедняков. И действительно, вскоре путники увидали человека в домотканой одежде, ведущего на привязи тощую козу. Ученик объяснил крестьянину условия раздела денег, после чего сказал:
— Я дам тебе полтора динара.
— И всё?! — возмутился бедняк. — Тебе не совестно наживаться за мой счет?
— Как же ты не понимаешь, деревенщина, что за эти деньги сможешь накормить себя и козу, а если откажешься, то не получишь ни гроша!
— О родственник ослов! Пусть лучше подохнет моя коза, но и тебе я не дам обогатиться! — воскликнул крестьянин и, плюнув в сторону юноши, пошел своей дорогой.
Озадаченный и огорченный поведением встречных, ученик всё же попытал счастья в третий раз, но прохожий, которому он предложил два динара, настолько рассердился, что бросился на молодого человека с кулаками, и если бы не заступничество мудреца, бедняге пришлось бы плохо.
— О учитель! — воскликнул раздосадованный юноша. — Видимо, я не достоин вознаграждения. Но объясни, почему эти люди пренебрегали деньгами, в которых весьма нуждались?!
— Дело в том, — сказал мудрец, — что даже последний нищий откажется от пары динаров, чтобы насладиться зрелищем торжества справедливости. Надо было сразу предложить половину — и сейчас ты был бы при деньгах. Но увы, наше путешествие закончено, и ты ничего не получишь.
— Как видишь, — сказал незнакомец, обращаясь к Абу Юсуфу, — великодушие иной раз приносит прямую выгоду. Будь же милосердным — и тебе воздастся сторицей!
— О уважаемый! — воскликнул торговец, не скрывая раздражения. — Ступай-ка по своим делам и не вмешивайся в чужие. Иначе мне придется кликнуть стражу и предать тебя в руки закона!
— Клянусь бородой Пророка (да возрадуется ему Аллах), это замечательная идея — предать меня в собственные руки, ибо я и есть закон Багдада! — воскликнул незнакомец, сбрасывая плащ и куфию. В этот момент все увидели, что перед ними Харун аль-Рашид — повелитель правоверных, который, как известно, любил, переодевшись в простое платье, прогуливаться по улицам Багдада, чтобы лично убедиться, как живут и о чем говорят его подданные.
Халиф трижды хлопнул в ладоши, и во двор вошел визирь Джафар в сопровождении воинов дворцовой стражи. Абу Юсуф пал ниц и лобызал землю, умоляя о снисхождении, но халиф даже не взглянул на него. Приказав освободить Яэль, повелитель обратился к ней со следующей речью:
— О дитя моё! Я находился в харчевне и видел, как ловко ты обошлась с ватагой грубиянов. Клянусь, женщина твоих дарований не должна носить оковы рабства. Прими же ислам и стань свободной, а я позабочусь, чтобы ты ни в чем более не нуждалась.
— О величайший из царей! — воскликнула девушка, падая на колени перед халифом. — Я знаю, что для того, чтобы стать мусульманкой, я должна с верою в сердце провозгласить слова шахады. Знай же, что первую половину этой фразы — «нет бога, кроме Бога» — я произношу и мысленно, и вслух по нескольку раз на день во время молитвы или просто, когда выдается свободная минута для размышлений. Я принимаю и вторую часть этой фразы: «и Мухаммад — посланник Бога», но верю в то, что мне надлежит блюсти завет более раннего посланника — Мусы, которому Всевышний вручил скрижали Закона. Правильно это или нет, решит Господь, когда я предстану перед ним, а до тех пор я готова носить цепи рабства, если такова плата, назначенная мне за верность религии предков.
— Клянусь, добрый самаритянин лучше худого мусульманина! — воскликнул халиф. — Ты получишь свободу в любом случае. Более того, я прогоню из города твоего бывшего хозяина, а лавку, харчевню и прочее его имущество отдам тебе. Да будет так, ибо мое слово — закон в Багдаде!
Воины схватили причитающего Абу Юсуфа и, привязав его к конскому хвосту, отвели торговца к городским воротам, после чего пинками выгнали из Багдада. Яэль, сделавшись владелицей имущества своего бывшего господина, повела дела настолько успешно, что скоро стала уважаемой купчихой, известной не только своим богатством, но и покровительством, которое она оказывала различным наукам и искусствам. При этом Яэль настолько разумно распоряжалась деньгами, что состояние её нисколько не уменьшалась. Она вышла замуж, родила множество детей и жила долгие годы в радости и благополучии, пока не умерла в окружении любящих родственников.
***
— Воистину замечателен твой рассказ, о царица! — воскликнул Шахрияр. — Пожалуй, и я проявлю милосердие вместо гнева.
— Твои решения всегда мудры и великодушны, о господин мой и повелитель! — ответила Шахразада, покрывая царя поцелуями.
После этого супруги предались любовным утехам, а потом задремали в объятьях друг друга, улыбаясь со сне каким-то приятным мыслям. Что же им снилось, известно только Аллаху — всевидящему и ведающему сокровенное.