Глава 18.
Пани Хелена стояла у окошка. В последние дни часто шёл пушистый, как рождественский, снег. Она подолгу смотрела на то, как медлительные снежинки укрывают карниз окна. Досада и разочарование несколько выбили её из обычного, рабочего ритма, она не знала, как ей быть: радоваться результатам эксперимента, или напротив. Всё было просто: развития плода не произошло. На первых неделях, пока теплоотвод от него был хорошим, клетки плодились и размножались, хотя и с аномальным выделением энергии в виде тепла, но, по мере роста плода, теплоотвод ухудшился и белок свернулся, вызвав этим досрочное окончание исследования.
Хелене было несколько неловко перед мужем за то, что не было в ней чувства вины перед ним. Ей вовсе не хотелось сожалеть о днях, прожитых в доме Зосимуса, хотя такое сожаление, по всей видимости, она обязана была бы испытывать. А у неё не было это чувства вины, и поделать с этим она ничего не могла. А вместо этого, горестного, мучительного, она испытывала иное чувство – восторга. Вновь вспоминались дни и ночи жизни в доме Зосимуса. Это же было сказочным приключением, как в кино! Реально окунуться в быт того времени – это же с родни чуду! Нет, не окунуться, это не верно, она прожила кусочек неведомой прежде никому, из нашего мира, жизни жены состоятельного гражданина Рима! Что они, историки, этнографы могут знать о быте этих времён! О том, что нашёптывают в постели мужчины своим подругам, как выражаются их чувства, и каково оно, быть женщиной в Риме! Перевоплотившись на короткое время в одну из них, тех, далёких, других женщин, с другими нравами и возможностями, иным пониманием мира, но с одинаковыми устремлениями и чаяниями, Хелена поняла для себя, что прежней Хеленкой, которую знал Яцек, вновь, она никогда не станет. Может от того, что был в её жизни суровый Марий Зосимус, с раненной душой, о чём знает только она одна, а может быть оттого, что именно в доме Зосимуса она жила в другом мире, и по его законам, жизнью другого человека, и потому, что будучи именно другой женщиной – подругой могучего правителя Зосимуса, она почувствовала «расправленность своих крыльев» возлюбленной женщины, а вернувшись к Яцеку, возвратилась в узкие рамки того мира, что вырастил её, в соответствии с узкими нормами морали и поведения выдал замуж, в малогабаритную квартиру, и наказал родить троих детей, и быть верной женой мужу по гроб жизни. Нет, она не ощущала угрызений совести за то, что делила ложе с невероятно другим по всему, что составляет образ человека, мужчиной! Она именно жила жизнью его жены, не претворяясь перед Зосимусом, и он, тоже, видел в ней образ другой, но жены. Он видел в её глазах и нежность и страсть, и чувствовал, что далеко не только эксперимент притягивает Хелену к нему. Однако, вернувшись из жизни Римской в жизнь Балтийскую, Хелена вновь стала женой Яцека, а дни, проведённые в доме цезаря Балтики, остались в памяти, как сон про другую жизнь, в которой у неё был другой муж, да и она сама была другой женщиной, яркой, пылкой, страстно любимой.
Иными словами, переход в дом Яцека не стал для пани Хелены причиной для массы угрызений и хандры на этой почве. Она не хотела ни – обвинять себя, ни – оправдывать, и теперь размышляла над тем, огорчится этому Яцек, или сможет забыть, так и не постигнув всего того, что лежит на душе у его жены.
Как это обыкновенно бывает у женщин, не склонных к бесплодным самокопаниям, жена пана Яцека тут же выложила мужу новость о непреодолимом препятствии на пути проведения эксперимента, и они оба покивали, мол, да, тупик, и оба подумали о том, что если бы яйцеклетку обрабатывали спермой после месячного хранения в морозильнике, там, дома, то всё бы могло получиться, или, если бы эксперимент проводился несколько позже, после полной адаптации Хелены… Но теперь это уже было не столь важным. Доказана полная совместимость и, значит, обе цивилизации имеют в начале своего развития один и тот же отправной камень. Сделав это заключение, супруги, сидя на кухне, за полированным буковым столом, выпили по глотку коньяка под апельсиновый сок из пакета, помолчали ещё немного, и, не сговариваясь, стали обсуждать физические и биологические причины, которые могли бы встать непреодолимой стеной, той, в которую его жена и упёрлась лбом. … Всё прошлое уже было столь давним! Ещё до того, как двадцать минут тому, Яцеком была выдвинута идея про иные свойства химических элементов в этом мире, но ещё до гипотезы про иную итнформативную составляющую, об этом мире, воды, которая и позиционирует место нахождения человека. Потом Яцек предположил записать шесть или семь гениальных открытий связанных со свойствами материи в этом мире, например отслеживать местонахождение человека- пришельца в этот мир по изменениям полей. Излучаемые через датчик и карманный усилитель, поля вполне возможно отслеживать, и получая сигнал с идентифицированным по датчику именем человека и географической широтой, на которой испытуемый находится, а по вектору удаления и долготу не трудно определить.
Всего через час оба супруга, увлечённо, как и подобает истинным учёным, рисовали невероятные схемы того, как могло идти развитие ветвей жизни в разных измерениях, обсуждали, не вторичны ли здешние аборигены, если на столько веков те отстают в своём продвижении по пути прогресса.
- Стоп! – Неожиданно сказал пан Яцек - А кто сказал, что время здесь движется линейно, а не с замедлением?! А не потому ли все физические процессы здесь столь причудливо изменены? Отчего произошло выделение лишней энергии при процессе организации новых клеток?! А не потому ли, что скорость времени существования у атомов, электронов и, соответственно, молекул веществ – разная, или, может, вовсе, не скорость а обратное ускорение! Два материала, различного происхождения, соединённых вместе, по измерениям, неминуемо становятся реактором, выделяющим энергию! Как всё просто! И чем дольше длится соединение, тем интенсивнее происходит выделение энергии! Хеленка, милая моя, любимая! Если бы этот, твой эксперимент не задел меня так больно за живое, то я бы и не задумался о происходящем в материи физико-химическом взаимодействии в условиях временной разницей между воздействием и реакцией на него!
- Может, мне стоило бы его повторить?
- Не понял. Что ты сказала? – думая о своём, не понял Яцек, - Значит реактор можно создавать изо всего! Из органики и неорганики!
Хелена влдохнула, чуть снисходительно посмотрев на мужа, и подключилась к его рассуждениям:
- И нужно только определить пары химически активных веществ, обладающих способностью создания наибольшей разности в потенциалах, для большего КПД!
- Умница! Именно так.
- Что, так? Повторить?!
- Доставай периодическую таблицу! Всё – после! Хеленка, милая, это – ЭВРИКА!
У нас, в России, ошибочно принято считать, что поляки скорее, павлинообразно распускающие пёрышки гордецы, нежели серьёзная нация, способная родить кроме певцов, композиторов, писателей и поэтов, ещё и гениальных учёных. Просто их Родина не научилась ещё ценить по достоинству способности своих Ломоносовых так, как наша уже разучилась! Потому и работают они, приблизившись к пятидесяти, не профессорами и доцентами, а сторожами и дворниками, смещённые напором незрелой молодёжи!
Вырвавшись из удушающей польской обыденности, супруги Пясецкие, всего за одни сутки мозгового штурма и экспериментов, смогли в лабораторных условиях создать:
в стеклянном стакане химический генератор электрического тока (батарейку); невероятной мощности химическое взрывное устройство, из подручных материалов; но, что самое важное, вывести на бумаге теорию, точнее её основу, согласно которой, не во всех измерениях время имеет одну и ту же масштабность, и потому скорость протекания всех событий различна, между нашими мирами! Тот же « сорок первый Москвич», здесь сгниёт не за десять лет, а за двенадцать, при тех же условиях хранения!
Ночи в Химке были рабочие, потому Сергей Нечаев не был полусонным. И мгновенно включился в сообщённое Пясецким. Голос в телефонной трубке звучал взволнованно:
- Серж, я уверен, что ты не спишь! В такую ночь просто невозможно спать! Эврика! Я знал, чувствовал! Смещение во времени! Оно постоянно нарастает, и они, то есть мы, в новом мире, живём чуть медленнее, и все процессы в материи протекают чуть медленнее, и разница эта постепенно увеличивается! Мы, как материки, неощутимо медленно, но расползаемся один от другого! Я доказал математически, что ; приращения в скорости жизни каждого мира стабильна! Это именно скорость, а не ускорение, и продолжительность событий неизменна! Мы же просто приспосабливаемся, и потому можем здесь жить! Клетки организма постепенно обновляются, заменяемые на новые, тутошнего производства, в этой среде!
- Погоди, я, кажется окончательно проснулся, а ты, кажется, уснул разумом! Ты понимаешь, о чём ты мне сейчас говоришь! Мы построили установку, которая случайно попала своей настройкой именно на эту самую величину, равную постоянной, подчёркиваю, постоянной ;. Мы задробили свою установку, чтобы её поддержать, хотя, по большому счёту мы не умеем менять её, и не знаем, что на неё воздействует, чтобы ввести поправку на прецессию! Ты понял меня! Окно работает только за счёт того, что аппаратура имеет погрешность, и когда отставание во времени достигнет некоей предельно допустимой погрешностью величины, про интегралы нам можно будет забыть, здесь – не пригодятся, а мы останемся здесь – навсегда!
- Ты прав. А если «окно» погасить, и зажечь вновь? Окно непременно закроется на пределе, а вспыхнет в центре поля допуска. Значит нужны два кольца, но тогда, если узнают, что перемещаться можно безопасно, к нам станут ломиться все богатые жлобы мира в купе с оферистами! Жаль. Я здесь хорошо работаю, в тишине. Погоди, второе окно – Балтийское. Оно должно закрыться первым, а через два месяца только второе, Минское, значит мы успеем вернуться через него, если что?
- Пясецкий, очнись, ты много дорог там видал? А Беловежье видел хоть раз?!
- Выходит, что надо немедленно возвращаться, с риском пропасть в чащобе?
- Нет, есть вариант просить «Батьку», чтобы он, из Беларуси, выслал вертолёт за вами, и нашими солдатами, сторожащими кольцо и склад, или срочно собирать в Москве ещё одно кольцо, для их попеременной работы. Пока одно выключается и проходит профилактику, другое – работает, А пока – через перевключение.
- Знаешь, чего я боюсь? Я боюсь того мифа про всесильность нашей техники, в которую цезарь поверил. Если что – у нас кроме знаний – ничего.
- Ты не знаешь, но у нас есть кое-что. У нас здесь уже почти есть вертушка, и мы собираемся на днях забросить в Балтику немного денег, и кое-какую аппаратуру для научных изысканий. Вопрос только в топливе на дозаправку. Как только решим этот вопрос, так жди в гости!
- Серж, я рекомендую использовать установку по выделению водорода. Самую примитивную, как в школе. Она даст его столько, что хватит на всю дорогу! Только приспособить к двигателю, в смысле безопасной подачи, без утечек.
- Интересная мысль, а что ещё ты там наработал?
Пан Пясецкий стал выкладывать свои наработки про батарейки из простого нашего гвоздя и их морской воды, про аккумулятор, в который нужно просто залить другую кислоту, но полученную здесь, чтобы он дал энергии в пятнадцать раз больше. Вообще эта цифра встречалась в расчётах очень часто, и коллеги договорились проверить её в вычислениях. Насколько данная кратность универсальна и стабильна в местном времени, стоит заняться. Но на первый план вышла внезапно возникшая, маловероятная, но угроза невозвращения.
- Серёнька! Что-то случилось?- подала голос Светланка.
- Нет-нет, ничего, спи. Приятель открыл в здешней химии необычное, и позвонил, на радостях. Я схожу, взгляну, как там наши делишки, и – назад! Всё, спи, душа моя, я – скоренько!
Сергей отправился к сборщикам вертолёта, а сам всё думал: почему бы не использовать новые аккумуляторы; почему бы не использовать водород, и почему бы не использовать принцип гибридного двигателя в вертолёте, как в автомобиле, при том - всё вместе?!