Кажется, пройдёт. Кажется, всё будет.
Кажется, умрёшь ты таким седым.
Да вот только в книге измененья судеб
Всё идёт война, да не кончается дым.
(Пилот)
Мне вот давно интересно – ты знаешь? Знаешь, как дорого мне обходится твоя молодость? Твоя – теперь вечная – молодость, ведь ты молодеешь с каждым годом. Каждый год – ещё на год моложе. Юнец. Мой вечный мальчишка. Длинноносый – как Пиноккио. Темноглазый – как лань. С непременно своенравными волосами. Пронзительный взгляд и спокойная улыбка. Мой ангел.
Зачем я проживаю за тебя твою вечность? Неужели, чтобы помнить? Что именно? Любовь к белому? Жесты тонких рук? Или привычку пить обжигающе горячий кофе, не дожидаясь, пока я остужу свой? Не знаю. Наплевать, позабыть, ибо – уже утратила. Нет. Не могу.
И теперь каждый год – за два. Один – свой, обыденный, человеческий, одуряюще простой и легковесный, с непременным отловом комаров летом и бессмысленных надежд осенью. А второй – за тебя, мучительный, неземной, бесконечно мудрый и холодный, с обязательными весенними сказками и отдельной реальностью зимы. Сама – за двоих.
Вот так и получается, что я прожила уже полноценную по ощущениям жизнь всего за половину своего человеческого срока. Удивительно, но на внешности моей такой напряжённый график практически не сказался. Всё те же фигура и походка. Те же волосы. Те же торчащие ключицы и косточки на запястьях. Даже лицо – за исключением пары морщин – почти не изменилось. Всё та же кукольная мордашка.
Разве что, если попристальнее приглядеться… Внимательно посмотреть в глаза… Они же, как бы ни избито это звучало, - зеркало души… А душа моя давно в разладе – с телом, с мыслями, да и со всем окружающим миром. Ей – душе – не очень, знаешь ли, уютно живётся на перекрёстке смерти с жизнью. Душа от таких метафизических извращений, прямо скажем, не в восторге. А я – глупая – даже и ни одного средства не знаю, как душе своей помочь. Лишь продолжаю стареть за себя и лелеять твою молодость. Сама – за двоих.
И ведь нет бы – махнуть на всё рукой. Упрятать поднадоевшее уже безумие в нижний ящик письменного стола и рвануть вслед за мышино-серыми октябрьскими облаками – на юг, к морю. Отогреться там, в обнимку с увесистым томиком Хайнлайна – и не вспоминать ни теплоту твоих глаз, ни холодный воск кожи под последним поцелуем. Нет. Не могу.
Поэтому – всё так. Так – как было и есть. И, мне кажется, ещё будет. Будет – пока я могу жить две жизни. Будет – пока я помню тебя. Будет, пока я – ты. Когда-то давно – тебе мучительно не хватало крыльев. Теперь – они растут у меня. Такие вот дела, мой ангел.
Всё коварная разлука
Обнимала, как сестра,
Превращала её руки
В два серебряных крыла.
(Би-2)
©Екатерина Самозванец
14. 10. 2009 г.