Поехал я с одним моим однокашником в Конаковский техникум на встречу выпускников. А перед этим заехали проведать его тётю в дом отдыха Карачарово под Конаковом, где она жила и работала. Тётя, так редко видевшая племянника, на радостях решила подарить ему большой столовый сервиз, который почему-то был дома у её подруги в городе. Та работала художницей на фаянсовом заводе и могла достать сервиз на любой вкус. Но друг рано утром уезжал домой и забрать сервиз не успевал. А может, просто поленился такую тяжесть таскать по вокзалам да поездам. Договорились, что я попозже заеду к подруге тёти, заберу сервиз и через месяц приеду с ним в гости к другу с ответным визитом. Он у меня в гостях был, теперь моя очередь. Тем более, что его жена была моей давней знакомой по студенческим весёлым временам и хотелось посидеть вместе, вспомнить молодые годы.
Вечер встречи в техникуме прошёл на уровне. За десять прошедших лет все так изменились, что многих было и не узнать. Подходили какие-то красивые женщины, называли меня как в студенческие времена Батей, обнимали, радостно целовали, а я даже имён их не помнил. После торжественной части самые заводные из нас пошли в кафе-перемычку в гостинице, а затем на берег Донховки у моста, где когда-то на уроках физкультуры сдавали норматив по плаванию. Мы с другом никуда не торопились, так как оба были на грани развода с жёнами и особенно совестью не мучились. Переночевать собирались у его тёти. Но судьба пожалела нас, послав очередное приключение, как когда-то в нашей бурной студенческой молодости.
Одна из местных выпускниц, сидя на берегу у костра, запоздало похвасталась, что её родители и сестра ночуют сегодня на даче и она осталась одна в двухкомнатной квартире. После этих слов, она сразу превратилась в королеву вечера и к ней стали набиваться на ночёвку все ребята, включая и женатых. Мы с другом тоже загорелись желанием и стали по очереди плакать у неё на плече, мол, не хотим спать на холодной земле под мостом. А под конец, вроде как в шутку, просто взяли эту красавицу под руки и увели в темноту. Так все втроём и оказались у неё дома. Пока она готовила чай и стелила постели, мы с другом нервно потирали руки, перемигивались и решали, кто первый будет с ней спать. Сама хозяйка больше симпатий отдавала мне в течение вечера, но я уступил право первой ночи другу, потому что он уезжал в далёкие края, а я жил рядом и всегда мог приехать и продолжить роман с нашей общей красоткой.
До того момента, как все узнали, что она одна ночует дома, никто нашу девушку особенно и не выделял из числа выпивавших с нами на берегу. А после, все сразу обратили на неё внимание, переведя в новый статус - из обычной однокашницы в соблазнительнейшую женщину со своим жильём. Я тоже присмотрелся и ахнул - такими прелестями давно уже не любовался вблизи, да ещё и ночью. Она была чуть пониже меня ростом, с изумительной фигурой: тонкая талия, полные ножки, зад такой, будто ей два футбольных мяча засунули под платье, прямая спинка балерины и огромная пышная грудь пятого размера, которая всё время аппетитно вылезала из глубокого декольте наружу. Тёмные вьющиеся волосы до плеч приятно контрастировали с её белой кожей, ярко-красными губами и огромными зелёными глазищами. К тому же она была несколько лет в разводе и очень, с её слов, скучала без мужчин. Все эти сведения, манера поведения, и её зовущий вид действовали на нас лучше любой виагры и шпанских мушек, в которых в то время мы, молодые и здоровые, ничуть и не нуждались.
Напоив нас чаем на кухне, жеманно поулыбавшись, наша хозяйка пожелала нам спокойной ночи на двуспальном диване в большой проходной комнате, а сама, волнующей походкой, поигрывая шикарным задом под тонким халатиком, пошла в маленькую комнатку, предоставив нам самим решать, кому она достанется. Выключив свет и раздевшись, я похлопал друга по плечу, пожелал ему ни пуха, ни пера и подтолкнул к её двери. А сам лёг на спину и с интересом стал прислушиваться к звукам из той комнаты, ожидая своей очереди. Сначала оттуда слышался тихий шёпот, скрип кровати, какие-то чмокающие звуки, а потом началось такое, из-за чего я не один раз пожалел, что уступил свою очередь другу. Часа три с небольшими перерывами из-за двери неслись такие крики и стоны, такие ахи и охи, такие сладкие завывания, каких я никогда до этого не слышал ни в жизни, ни в кино. Спать и раньше не хотелось, а тут навалилась ещё и обида на свою неудачно прожитую жизнь. Ни одна из женщин, которых я любил до этого, никогда так не кричала и не называла меня такими ласковыми словами, какими сейчас осыпала с ног до головы моего друга наша бывшая однокашница. Все эти три ужасных часа я мысленно рвал на себе волосы, посыпал голову пеплом, проклинал всех знакомых подруг, даже дал себе слово, вернувшись домой, первым делом хорошенько отлупить жену за украденную у меня молодость. А под конец, назло всем, решил жениться на этой сладкоголосой красавице. Разведусь с женой окончательно, привезу однокашницу в Дубну, пропишу к себе, мстительно мечтал я, будем спать через стенку, и пусть бывшая жена каждую ночь слушает её крики, учится, как надо любить и завидует моему счастью. Несколько раз я вставал и ходил пить воду на кухню, чтобы залить тот жар, который разгорался у меня внутри. Ожидание становилось невыносимым, а эти два голубка будто забыли про меня.
Когда я отлежал все бока на жёстком диване, устав ждать своей доли любви и хотел уже просто постучать им в дверь, чтобы предложить постонать втроём, вдруг за дверью наступила подозрительная тишина и вскоре мимо меня на цыпочках пробежала в ванну хозяйка. Тут же вышел мой дружок, улыбавшийся как сытый мартовский кот. На все мои наводящие вопросы - как, что, куда и по сколько раз, он только довольно жмурился в темноте и отвечал одно и то же - мол, сейчас сам туда пойдёшь, всё узнаешь и попробуешь.
Едва наша ночная фея пробежала босиком обратно в свою комнатку и заскрипела там кроватью, друг похлопал меня по спине, как я его несколько часов назад, и пожелал ни пуха, ни пера. Меня всего затрясло от сладких предчувствий, о которых я устал уже мечтать. На полусогнутых, дрожащих ногах я проник в её комнату и присел на край кровати. К этому времени хмель у всех нас троих уже выветрился, а романтика встречи выпускников уступила место житейскому реализму. К тому же, от волнения у меня из головы вылетели все ласковые слова, а сухой шершавый язык во рту еле ворочался. Передо мной лежала молодая, красивая женщина, укутанная до горла одеялом и строго спрашивала, что мне, постороннему мужчине, надо в её комнате ночью. Меня как будто холодной водой из ведра окатили. Ничего себе, думаю, плясали-плясали в кафе, пили-пили вместе, даже несколько раз целовались на берегу взасос и она теперь спрашивает, что мне от неё нужно. Я начал что-то мычать про любовь, про тоску, про её соблазнительные прелести, про то, что я так долго ждал и тоже хочу ласкать её, а сам тем временем задираю одеяло и пытаюсь улечься рядом. Ничего не вышло. Мало того, она села и стала громко отчитывать меня строгим голосом, как учительница нерадивого ученика. Доводы приводила железные: она пожалела приезжих друзей, пустила переночевать, а они вместо благодарности приняли её за проститутку, пытаются унизить и опозорить. Разве это нормально? Ни мои поддакивания, ни уговоры, что мы с другом одинаково уважаем и любим её, не действовали. Все мои попытки обнять это роскошное тело или залезть под одеяло, пресекались строго и решительно. Мне ничего не оставалось, как пожелать ей спокойной ночи и ретироваться. Дружок, чтобы не огорчать меня, сделал вид, что крепко спит. А я до утра так и проворочался с боку на бок, ожидая, что зеленоглазая толстушка передумает и шёпотом, чтобы друг не слышал, позовёт меня к себе в комнату. Не дождался. Утром любовники ласково улыбались друг другу и ворковали на кухне, а я угрюмо пил чай и смотрел в стол.
Через месяц я опять приехал в Конаково. У нашей зеленоглазой красотки нужно было по пути забрать нож, который забыл друг, когда готовил утром завтрак. Заранее созвонившись и договорившись о встрече, я решил, что в этот раз она от меня никуда не денется. Один на один мы с ней быстрее договоримся. Но и тут не повезло. Дверь открыла её младшая сестра и молча сунула в щель ножик. Видимо, приняла меня за бандита, так как нож был с выкидным лезвием на пружине. С её слов, сестра уехала с ночёвкой на дачу. Наверно, специально, чтобы опять не искушать меня своим соблазнительным телом. А может, сидела в своей комнатке и просто не захотела меня видеть.
Ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть и ехать за сервизом для друга. С художницей я тоже созвонился и она ждала меня. Но и тут не обошлось без приключений. Когда мы были в гостях у тёти друга, то оба плакались ей, что разводимся с жёнами. Видимо, тётя и намекнула подруге, что приедет холостяк, познакомь его со своей одинокой дочкой, может, что и получится у них. Приехал я как раз к обеду. Приняли меня как самого дорогого гостя: напоили, накормили и решили оставить ночевать. А в знак того, что я им понравился, мама-художница подарила мне небольшой молочный сервиз, расписанный лично ею. После долгих разговоров и сытного ужина, мы с дочкой, забрав оба сервиза, пошли к ней в однокомнатную квартиру. Пока сидели у мамы, мне даже не верилось, что останусь один на один с такой шикарной женщиной. Мечтательно глядя на её круглую попку и стройные ножки, я мстительно мечтал, вот сейчас возьму и закручу с ней такой лихой любовный романчик, что утру нос и другу, и его титястой крикливой ночной подружке. Пусть не воображают о себе много, меня тоже конаковские женщины любят. Дочка художницы была немного выше меня ростом, а в остальном полностью соответствовала моей мечте о любовнице: блондинка со стройной фигуркой, правильные черты лица, добрая улыбка, хитрые глаза, пухлые чувственные губы. Но особенно меня волновали её попка и ножки, туго обтянутые мягкими джинсами, которые весь день мелькали у меня перед глазами. Влюбиться я в неё не успел, но всё шло к тому, что мы подружимся и будем встречаться - она разведена, живёт отдельно, сама пригласила меня к себе ночевать, да и мама её за столом всё время подливала нам наливочки, желала светлого будущего, называя хорошей парой. Так что, шёл я к ней в гости в полной уверенности, что уснуть на белых хрустящих простынях опять не придётся, всю ночь на них будем кувыркаться. Поспать нам действительно не пришлось, но и до кровати дело не дошло. Всю ночь мы просидели на кухне за столом друг против друга, рассказывая по очереди свои житейские истории. Мы не спеша выпили бутылочку сухого за нашу встречу, а потом до утра она угощала меня своим фирменным кофе по-турецки. Несколько раз я всё же пытался затащить её в кровать, начинал обнимать за плечи и целовать в мягкие холодные губы, но не получив ответной реакции, остывал и с удивлением смотрел на неё. Казалось, что ей любовник совсем не нужен, я её вполне устраивал как “подружка”, с которой можно болтать всю ночь напролёт о своей жизни. Под утро, когда взошло солнце, мы с ней всё ещё сидели обнявшись и были совсем родные, как брат с сестрой. Она положила мне голову на плечо, а я платонически гладил её по волосам, по плечу, по спине.
Только по дороге домой, засыпая в автобусе, я окончательно сбросил с себя её чары, понял, что меня опять оставили без сладкого и начал жалеть, что так и не затащил её в постель. Продолжения наших встреч не предвиделось, так как на днях выходил из тюрьмы её бывший муж, которого она боялась, как огня. Он был страшно ревнивый и в каждом письме ей писал, что если узнает, что она ему изменяла, то перережет половину Конакова. Кстати, пока мы сидели ночью на кухне, она всё время чутко прислушивалась к шуму под окном и в подъезде. Может, этот её страх и мешал ей расслабиться со мной. Честно говоря, после её рассказов про похождения пьяного мужа, я тоже вздохнул спокойно только в автобусе, хотя у меня и лежал всё время в кармане нож с выкидным лезвием.
Спустя несколько дней, по пути в Ленинград, я заскочил на один день к другу. Этот тяжёлый тётин сервиз, как заколдованный, продолжал дарить мне приключения. Друг, не дождавшись меня, бросил разведённую жену с дочкой и один уехал отдыхать на море. Дома у них никого не было и, оставив вещи у соседей, я пошёл к его жене и моей давней подруге на работу. Работала она в детском саду в соседнем дворе. Был тихий час и все воспитательницы в белых халатах столпились у окон, наблюдая, как мы с подругой дружески обнимаемся и целуемся у забора садика и я ей дарю большой букет гладиолусов. Потом мы погуляли по городу и организовали торжественный ужин. Я купил шампанского, а она испекла в духовке утку с яблоками. Дочка-школьница немного посидела с нами и ушла спать, а мы говорили тост за тостом, вспоминали друзей своей молодости.
Жена друга не была жгучей красавицей, иначе бы я сам на ней давно женился ещё в студенческие годы. Но был в ней особый искромётный дар, который делал её душой любой компании. Без неё раньше не обходилось ни одно стоящее мероприятие, начиная со свадеб и кончая обычной пьянкой перед танцами. С ней уже в то время можно было смело говорить на любые темы и доверять ей любые тайны. Про таких говорят - своя в доску. Не спали мы с ней тогда только потому, что она была из той редкой породы девушек, которые, несмотря на свою внешнюю доступность и панибратство, берегли честь для мужа. И за это мы её тоже по-своему уважали. Она нам прямо говорила, что первым у неё будет тот, кто признается ей в любви и отведёт в ЗАГС. В любви мы ей все регулярно признавались, а замуж она вышла за моего дружка, дождавшись его из армии.
Сейчас всё было иначе. Дочка спала, мы были одни за столом с горящими свечами. На подруге было полупрозрачное короткое платье, сквозь которое я видел её голую грудь и узкие трусики. В начале вечера мы дружески пили на брудершафт, со смаком целовали друг друга в губы и были очень рады встрече. Ближе к полуночи я стал замечать, как подруга всё больше и больше начинает нервничать. Она вскакивала, бегала по комнате, мелькая передо мной полуголым телом, приглашала меня танцевать и в танце бесстыдно прижималась ко мне, хитро улыбаясь, спрашивала, какие мне женщины нравятся и чем меня обычно завлекают. Под конец она мне открытым текстом заявила, что всем воспитательницам в её садике я очень понравился, и они посоветовали ей, не упускать такого случая, хватать меня обеими руками. Всё её поведение в течение вечера было направлено к одной цели - соблазнить меня. Я это прекрасно видел и понимал, даже старался ей в чём-то подыгрывать. Потому что сам по натуре всегда был авантюристом и старался не пропустить ни одной женской юбки, но тут был особый случай. Во-первых, она в моих глазах всё ещё оставалась женой друга, и наставлять ему рога в его же квартире, мне казалось немного некрасивым. Во-вторых, утром мы с ней должны были идти в гости к её подруге и моей бывшей невесте, которую я не видел десять лет и продолжал в душе любить, втайне мечтая на ней когда-нибудь жениться. Невеста была замужем, имела сына шести лет и, как потом оказалось, тоже продолжала меня любить безнадёжной любовью. Нужно было обсудить с ней кучу вопросов, начиная с её развода и до того, как и где будем жить и кем работать. Подруга должна была организовать нашу встречу, нейтрализовать ревнивого мужа и обеспечить алиби моей невесте. Если бы я сейчас поддался её чарам и весь свой любовный пыл потратил бы на неё, а к этому всё и шло, то, как бы потом и о чём разговаривал с невестой? Поэтому я несколько раз запирался в ванной, мочил голову холодной водой и ждал, чтобы разгорячённая подруга немного остыла и в одиночестве уснула.
В конце концов, она поняла, что мне что-то мешает перейти последнюю черту в наших отношениях, и ушла спать в свою комнату, сказав напоследок, что будет всё равно меня ждать, если я передумаю и решусь. До утра мы так и пролежали через стенку друг от друга, ворочаясь и тяжело вздыхая каждый о своём. Дверь в её комнату была распахнута и мне надо было сделать всего несколько шагов, чтобы упасть в её объятия. Под утро у меня всё болело - и сердце, и голова, и душа. Чаши весов всю ночь колебались, по очереди перевешивая друг друга. Хотелось и перед невестой остаться чистым, и подругу было жалко, она ждала от меня мужской ласки, а я подразнил её, обнадёжил и бросил одну в холодной кровати. Змей искуситель всю ночь шептал мне в уши: ты закрой глаза, представь, что это твоя невеста и с закрытыми глазами люби её, зачем ты её так обижаешь, ничего, что это бывшая жена друга, вспомни, как в Конаково он увёл у тебя зеленоглазую сладкоголосую красавицу, давай, иди к ней, она будет кричать и стонать ничуть не хуже той... И вот так всю ночь. Еле утра дождался.
Утром настала очередь подруги смущаться. Она суетилась и старалась не смотреть мне в глаза, почти как я месяц назад в Конаково. Чтобы немного загладить свою вину, я выпил с ней на брудершафт и долго целовал взасос.
Но тётин сервиз, уже по инерции, даже оставшись в квартире друга, продолжал мне пакостить всё оставшееся лето. Мало того, что я смертельно обидел жену друга, отвергнув её, с невестой тоже ничего не вышло. Не хватило решительности и настойчивости. После этого я приехал в Ленинград погулять на свадьбе и там история в очередной раз повторилась. Девушка, которая мне очень понравилась и строила глазки утром, ушла вечером с другим, пока я бегал покупать вино на столы, так как организаторы сначала пожадничали, а потом спохватились и послали меня с сумкой по магазинам. На другой день я с горя пошёл на Невский проспект любоваться чужими девушками и опоздал на поезд. Родня увезла мой портфель вместе с пиджаком, в котором был обратный билет и деньги, а я, купив на последние копейки билет до Бологое в вагон с сидячими местами, злой и голодный, полдороги ехал зайцем. Ночью дрожал от холода в одной рубашке и укрывался газетой, как американские негры на фото из газеты “Правда”. Приехал в Москву с одним пятачком в кармане - только на метро.
В сентябре, немного оправившись от всех этих потрясений, я с двоюродным братом поехал в деревню за грибами. Дедушке с бабушкой везли два битком набитых рюкзака с гостинцами от дочек, одна из которых специально неделю бегала в стол заказов. Там было всё: вино, колбаса, сыр, масло, кофе, батоны, сигареты, рыба. И надо же было так случиться, что в Кашине в наше купе подсели молодые студентки техникума, ехавшие с уборки картофеля домой на выходные. За чужой счёт всегда легко и просто быть добрым и щедрым. Мы уже до этого немного выпили, а тут нас понесло с братом - достали марочное вино и закуски, что везли старикам и стали угощать молодых хохотушек. Когда глубокой ночью дело дошло до обещаний жениться, поезд неожиданно остановился на нашей станции. Мы схватили в охапку одежду, рюкзаки и побежали к выходу. Вагон дремал в темноте, горели только ночники в проходах. Спрыгнув на низкий песчаный перрон, мы долго махали руками и кричали вслед уезжающим девчонкам. И даже жалели, что не успели взять адреса. Город, куда они ехали, был в пятнадцати километрах и туда утром и вечером ходил рабочий поезд. Ещё больше я пожалел об этом, когда стал искать в рюкзаке фонарик, чтобы светить на дорогу. Оказалось, что в спешке в тёмном купе я схватил чужой рюкзак. Вместо гостинцев старикам, в моём новом рюкзаке лежали красные резиновые сапожки и грязная одежда девчонок, которую они везли домой постирать. Моментально протрезвев, я минут десять стоял и ругался матом, от бессилия и несправедливостей в жизни, которые меня преследовали всё лето, а брат, сгибаясь от дикого хохота пополам, бегал вокруг меня кругами и хлопал себя руками по ляжкам. Некоторые люди почему-то очень любят, когда рядом другие глупее их или попали в смешное положение. Тогда они кажутся сами себе умнее и лучше.
Скорее всего, этот чайный сервиз и не виноват в моём неудачно прожитом лете, просто так расположились звёзды на небе или я родился не под тем знаком Зодиака. Но в природе слабого человеческого характера есть черта - всегда искать виноватого в своих бедах и лучше не себя, а кого-нибудь другого. Вот и я, свалил все несчастья, как на чёрную кошку, на этот сервиз. Раз уж с него всё началось, значит, он и виноват. Не было бы этого сервиза - тогда бы и лето я прожил совсем по-другому. Намного интереснее и веселее.
1990 г.