3.
11 сентября 2004 года, утро.
Город Улан-Батор, Монголия.
Первым моим встречающим был потрепанный монгольский мужичок бомжеватого вида со скороговоркой: «Ду ю спик инглиш?.. Шпрехен зи дойч?.. Аля франсе?.. Русский?.. А, русский! Помоги – у меня юрта сгорела!» Подумалось: «Ну, прямо Киса Воробьянинов, откомандированный Бендером просить милостыню». Я обошел его стороной и направился к выходу, но у меня на пути оказалась мощная фигура в джинсах и кожаном пиджаке рослого амбалообразного монгола лет сорока с мокрым от пота лоснящимся лицом, абсолютно бритой головой и задвинутыми на лоб модными солнцезащитными очками. «Местный браток», - пронеслось у меня в мыслях, и тут я увидел, что он держит на уровне большого живота табличку с четко написанной моей фамилией. Этот амбал быстро среагировал на мой удивленный взгляд и некоторое замешательство:
- Сайн байну! Приветствую вас на монгольской земле, Игорь, - по-русски с незначительным акцентом громко произнес он. – Меня зовут Ганзул.
Я молча кивнул. Ганзул перехватил у меня саквояж и жестом пригласил следовать за ним.
Мы вышли прямо на автомобильную парковку. Мой спутник ловко щелкнул брелоком-ключом, на что мелодично отозвался стоящий невдалеке черный «Джип» модели «Grand Cherokee». Передо мной распахнулась дверца, и я устроился на довольно удобном переднем сидении. Ганзул так резко рванул с места, что засвистели покрышки. Гнал он машину очень быстро, выкручивая руль и обгоняя впередиидущий транспорт. Темные очки скрывали выражение его узких глаз. Мы молчали.
По обе стороны от дороги тянулся все тот же пустынный сероватый пейзаж, лишь изредка возникали неказистые автобусные остановочные павильоны. Потом слева показались многочисленные юрты, а справа – обрывистые горные склоны. Мы переехали мост через быструю, но неглубокую речку.
- Это река Тола. Скоро будет город, - первым прервал молчание мой спутник.
- Откуда вы так хорошо знаете русский язык? – скорее из вежливости спросил я, потому что большого желания разговаривать у меня не было.
- Да я ведь учился в Москве, в Плехановской академии, - живо отозвался Ганзул и предался воспоминаниям о своей московской студенческой юности. – Это сейчас в Улан-Баторе есть ее филиал, а тогда не было…
Я не слушал его, а смотрел в окно: сначала появились редкие хозяйственные постройки, а когда мы пересекли железную дорогу – немногочисленные пятиэтажки. После того, как мы проехали под огромной аркой, зданий стало значительно больше, правда, были они не очень высокими и напоминали наши «сталинки».
- Это проспект Чингисхана, а это - пивоваренный завод. Монгольское пиво очень вкусное, - поняв, что я невнимательно слушаю его рассказ об учебе в «Плешке», Ганзул взял на себя роль экскурсовода. На полуслове он повернулся и внимательно посмотрел на меня:
- Вы плохо себя чувствуете?
- Да, ночной перелет был не из приятных…
- Тогда я вас подлечу, - бодро произнес Ганзул. Я заметил, как он быстро переключил «поворотник» с левого на правый, а в это время мы стояли у красного светофора на перекрестке. Мгновение спустя «Джип» затормозил на площадке у двухэтажного старинного особняка, очень напоминающего наши русские купеческие, с чрезвычайно огромными разноцветными воротами, украшенными различными рисунками, причудливыми завитушками и фигурками.
- Это дом-музей государственного и религиозного дореволюционного правителя Монголии Богдо-Хана или Богдо-Гэгэна, - со значительным видом произнес Ганзул. – Погуляйте по его территории и сразу почувствуете себя легче. Гарантирую!
- Нам, наверное, надо поговорить о ДЕЛЕ? - мрачно осведомился я.
- Не беспокойтесь, я все помню, - замахал руками Ганзул. – Это завтра, завтра. А сегодня – отдых, а я буду вашим гидом.
…Я в полном одиночестве (Ганзул сказал, что в этом весь эффект лечения, и не пошел со мной, а посетителей в это время совсем не было) гулял среди строений китайского типа со своеобразными загнутыми кверху четырехскатными крышами, на гребне которых располагались разные сказочные мифические скульптуры. Все это напоминало буддийские монастыри. Мой взгляд замер на подвешенном на нитях в китайской беседке огромном барабане, который размеренно раскачивался на слабом ветерке, слегка шевелящем немногочисленные деревья и кустарники. Я действительно почувствовал облегчение, даже некоторое умиротворение, и потом уже совсем посвежевший ходил по комнатам и этажам, изучая обстановку дома, где когда-то жил Богдо-Хан…
«Джип» быстро катил по длинному мосту-путепроводу с тумбами-беседками за бетонными перилами, а внизу стремительно проносились то река, то железнодорожное полотно, то многополосное шоссе. То там, то тут выросли многоэтажные здания, где-то в стороне остался огромный стадион. После моста начались «пробки», состоящие в основном из различных корейских машин, но Ганзул оживился и с еще большей активностью продолжил свою экскурсию:
- Слева – наш главный парк, там есть карусели и пруды, а также маленькая статуя местного сурка – тарбагана. Рассказывают, что средства на этот памятник собрали те, кто в студенческие годы учился у вас в Москве и хорошо там зарабатывал себе на жизнь тем, что продавал шкурки тарбагана, выдавая за норку. Они чем-то похожи, а монголы о-очень хитрые. Но я, честно, этим не занимался! А парк этот организовала русская жена нашего партийного руководителя Цэдэнбала (друга вашего Брежнева) - Анастасия Филатова. И вот этот детский дворец тоже она создала, ведь она руководила нашим монгольским комсомолом - ревсомолом. Говорят, утром у ЦК ревсомола стоял ее белый «Мерседес», а вечером – черный. А машин в Улан-Баторе тогда совсем мало было и только советские, простые люди же в основном ездили на повозках, запряженных лошадьми. А сейчас сами видите – разъехаться негде! Да, справа – очень хороший отель «Баян-Гол», но вас я поселю в самом лучшем отеле, он называется «Чингисхан».
- Проспект, отель…У вас культ Чингисхана? – поинтересовался я.
- Мы очень уважаем Чингисхана! Раньше, при коммунистах, он был под запретом, а сейчас его портреты на наших деньгах – тугриках, в государственных учреждениях, на обложках школьных учебников и еще… на водке, по-монгольски, архи. Помните, Ленин говорил, что «архи важно»? – Ганзул засмеялся и приоткрыл чрезвычайно белые ровные зубы. – Правда, в советское время в Монголии в почете был революционный руководитель Сухэ-Батор… Его статую на коне вы увидите позже на центральной площади.
Наша «пробка» немного продвинулась вперед, и я справа увидел большое здание с крупными русскими буквами на выпуклой крыше, формирующими надпись «Выставка».
- Торговый центр, - прокомментировал Ганзул. – Чуть дальше по этой стороне будет главная библиотеке, перед ней – памятник монгольскому академику Ринчену, а сейчас вот слева - наш драматический театр.
Мы выехали на большой перекресток, остановились на светофоре, впереди открылась перспектива той самой главной уланбаторовской площади с монументом революционеру Сухэ-Батору. Когда мы тронулись вперед, Ганзул затараторил:
- Мы сейчас пересекаем саму главную и длинную улицу нашей столицы – проспект Мира, - я сразу заметил здесь много рекламных щитов с английскими надписями. - Слева – почтамт, справа через площадь – концертный зал и театр оперы и балета, где исполняют не только классику, но и можно послушать традиционное монгольское горловое пение в сопровождении нашего национального музыкального двухструнного инструмента – морин-хура - переводится как «лошадиная голова», его гриф похож на нее. Слева – исторический музей, а прямо – Дом правительства и перед ним – мавзолей.
- И кто в нем? – с искренним интересом спросил я.
- Этот мавзолей всегда был закрыт для посетителей. Доподлинно неизвестно, чьи мумии там находятся. Ведь имеются сведения, что успели сохранить для истории нетленным только одно тело. Причем не Сухэ-Батора, а маршала Чойболсана, которому приписывают наравне с успехами в военных действиях против иностранных интервентов также организацию массовых репрессий, в основном в отношении нашего местного духовенства - лам.
- Вы очень осведомленный человек, - заметил я. – С вами интересно.
- Хочу произвести на вас впечатление, - улыбнулся Ганзул, и, как мне на миг показалось, получилось у него это как-то уж очень хитро и недобро. Но только на миг, потому что мой гид снова уже выглядел непринужденно и весело.
- У меня до этого были смутные представления о Монголии, - откровенно признался я. – Думал о вашей стране как отсталой, где сплошные юрты и посмотреть совсем нечего.
- Юрты преобладают у нас в сельских поселениях - худонах, - отметил Ганзул, - но встречаются даже по окраинам столицы. Зимой они своим отоплением создают над Улан-Батором дымовую завесу с отвратительным запахом – древесина здесь редкость, потому в печь отправляют все, что горит. Вообще, юрту легко разобрать и поставить даже силами одного человека. И сейчас еще иногда устраивают соревнования, кто быстрее и лучше соберет ее. Самые опытные и ловкие справляются с этим делом за полчаса. А что касается «посмотреть», то сейчас активно в Монголии развивается туристический бизнес. Да, да. Не удивляйтесь. К нам потянулись многие туристы, уставшие от средиземноморских курортов. Так вот их, экзотики ради, в туркомплексах поселяют именно в юртах…
«Джип» резко повернул налево там, где Ганзул мне указал на старое здание краеведческого музея и сообщил, что там хранятся самые настоящие зародышевые яйца динозавров и их скелеты. Вскоре мы снова повернули налево и остановились у блестяще-стеклянного высокого здания, устремленного вверх в виде башни. Мой спутник повернулся ко мне:
- Это наш главный банк. Я здесь работаю. Мне нужно ненадолго зайти сюда. Подождите меня немного. Кстати, если вам нужно обменять деньги, то я сейчас это могу сделать по вполне выгодному курсу.
Я с готовностью протянул пачку купюр, выданных мне Рейзиным, а потом спокойно сидел в салоне автомобиля и слушал монгольские мелодии в современной обработке, которые мне включил на стереосистеме Ганзул. Он появился на пороге банка менее чем через полчаса, деловито жал и тряс руку какому-то чрезмерно важному тучному пожилому монголу в дорогом костюме, затем ловко запрыгнул в машину, развернул ее, и мы поехали назад в сторону Дома правительства (я уже старался как-то ориентироваться и запоминать дорогу). Однако к площади мы не повернули, а поехали прямо и держали этот курс довольно долго.
Ганзул вручил мне свеженькие банкноты с портретом Чингисхана и продолжал добросовестно исполнять обязанности гида, показывая с левой стороны дороги памятник Чойболсану у корпуса Национального Монгольского университета, здания китайского и индийского посольств. Мы пересекли по небольшому мосту почти пересохшую речку, заключенную в бетонное русло. Мой спутник сообщил, что она называется Сэлбэ и течет с гор. Затем повернули направо и заехали по восходящей дороге с бордюрами под большой козырек прямо к шикарному подъезду огромного высокого блестящего здания, имеющего оригинальное оформление фасада и необычное расположение окон на нем. Это был четырехзвездочный отель «Чингисхан» - местный максимум, «пяти звезд» здесь нет, как пояснил мне Ганзул, который у ресепшна быстро решил все формальности с заказанным заранее одноместным «люксом» и добросовестно проводил меня до самого номера.
- Может быть, у вас есть ко мне какие-нибудь просьбы? – с готовностью спросил он.
- Спасибо вам за все, особенно за экскурсию, - искренне, от души поблагодарил я его. – Мне только нужна местная «симка» на мобильный телефон, ведь я в ваших компаниях сотовой связи не разбираюсь. По нашему роумингу много не наговоришь, а мне нужно сообщить, что я долетел, да и в дальнейшем держать связь с родиной.
- Понимаю, отчеты перед захиралом Рейзиным – это святое. Только я сам могу все ему доложить, - с услужливой миной на лице проговорил Ганзул.
- «Захиралом»? – удивленно переспросил я.
- Ну, по-монгольски, это руководитель, директор, хозяин…
- Рейзин – не мой руководитель, - я резко и неприязненно встряхнул головой, потом спохватился, что зря так откровенно демонстрирую свои чувства перед посторонним, но было поздно – по лицу Ганзула было заметно, что моя реакция им зафиксирована, но он ничего не сказал по этому поводу, а заговорил на другую тему:
- Вы только не увлекайтесь сейчас едой в ресторане. Я заеду за вами вечером, завезу сим-карту «Мобикома», и у нас будет культурная программа, - при этом Ганзул загадочно закатил свои узкие глаза. Несмотря на амбалообразную внешность, общение с ним начинало мне определенно нравиться.
Какая еда?! Как только я оказался в своем номере, сразу рухнул на кровать и крепко уснул.