глава седьмая

Яна Варшавская
               

               
                День Пионерии 


    
Что очень хотелось стать пионером помню, а вот сам день, когда в торжественной обстановке повязали галстук, стёрт из памяти напрочь… Вероятно, есть тому какое-то простое объяснение, но всё по порядку.

В воскресенье, девятнадцатого мая  родители поднялись рано, ещё даже не светало. Мама занялась подготовкой семян, резала большие картофелины и аккуратно пересыпала из ведёрок маленькие с росточками. Отец заточил лопаты и завернул их в ткань. Когда подъехала машина, он погрузил в неё наши,  с синими тесёмками мешки с семенами. Мама разбудила меня и Володьку, покормила и приготовила еду, чтобы было чем перекусить в поле.
Ранним утром ветер разогнал тучи, выглянуло солнышко и идти стало веселее. Хотя до поля предстояло шагать километра три-четыре…
    
Брат с отцом выкапывали лунки, мы с мамой бросали семена. Вокруг поля летали галки и сороки. Я наблюдала за птицами, пытаясь понять, что их  привлекает, и какую именно пищу, они ждут. Ту, что можно выпросить у нас, или жучков и червячков, оказавшихся на земле, после того, как их ненароком зацепили и вытащили на поверхность.  До обеда мы справились с посадкой и  перекусили. Аппетит на свежем воздухе всегда хороший! Поэтому кроме нескольких корочек белого хлеба ничего не осталось. Я раскрошила их и рассыпала в ложбинке, которую протоптали, чтобы отделить наш участок от соседнего поля. Птицы тут же налетели, хватая и отбирая друг у друга сначала только большие кусочки, но через минуту не осталось и совсем крохотных… 
    
Когда вернулись домой, отец натопил баню. Я хоть и не любила её, но в этот раз с удовольствием отмывала с себя пыль и грязь после работы. Усталость взяла своё, и едва дождавшись, когда высохнут мои длинные волосы, улеглась спать, даже ни разу не вспомнив о том, что я пропустила…

В понедельник утром зашла в класс, выложили из портфеля учебник и тетрадку и, раскрыв её, нарисовала авторучкой смешную рожицу на розовой, с волнистыми краями, промокашке. Глазки у нарисованного личика тут же растеклись от избытка чернил, будто заплакали… Прозвенел звонок.
Татьяна Борисовна молча подошла  к своему столу, потом, внимательно оглядев нас, произнесла:
– В нашем классе появились ненадёжные товарищи, которые позорят высокое звание Пионера и считают необязательным явку на торжественные мероприятия, посвящённые Дню Пионерии.
Я «залилась краской», моё лицо пылало и стало ярче галстука. Ведь вчера я ни разу даже не вспомнила, что должна была быть в два часа дня на городском стадионе, на праздничной, торжественной линейке, посвященной этому дню.
– Я не буду называть ваши фамилии. Выйдите к доске и встаньте перед классом, - сказала учительница.
    
Озираясь и тоже покраснев, Вовка Краевский поднялся со своего места и вышел к доске. Я последовала за ним. Третьим оказался новенький мальчик с разными глазами. Когда я смотрела на его голубой левый и карий правый, то путалась: то ли он Павлов Сергей, то ли Сергеев Павел. Вот так действовал его разноцветный взгляд…
– Назовите причину, по которой вы отсутствовали на школьной линейке.
Мы стояли перед классом, опустив головы, и молчали. Все трое. Тем временем, Татьяна Борисовна придумала для нас наказание, но, вероятно, не подумав, как оно может повлиять на дальнейшие события.
– Вы сами снимите с себя ваши галстуки… и положите их на мой стол. За ваш проступок вы лишаетесь высокого звания Советского Пионера на три дня!

Пальцы одеревенели и не слушались. Я беззвучно плакала. Слёзы капали прямо на галстук. Когда, наконец, справившись с узлом, я сняла его, на нём тёмными пятнами растеклись слёзы, прямо как на моей промокашке. Я свернула галстук и положила его на стол. На сердце стало холодно, словно из него только что вытравили всю любовь к кострам и линейкам, к работе в редколлегии, где я была художником, а ещё писала стихи. Всё хорошее померкло. Осталась пустота.
Именно тогда я решила, что никогда больше не повяжу красный галстук, благо, хоть на мой пионерский значок никто не покушался!

Заканчивался учебный год… А впереди лето, отдых и никакой больше Пионерии и Татьяны Борисовны! В пятом классе мы будем уже старшеклассниками, которые занимаются в разных кабинетах. А ещё у нас сменится классный руководитель… Хорошо бы, чтобы она, новая учительница, оказалась не такой строгой  и бессердечной! 

Наступило лето. Зацвела сирень, разросшаяся около нашего дома. В тот день я встала поздно, родителей дома не было, да и брат тоже, едва дождавшись, когда я проснусь, уехал на велике к своему другу Юрке.
Взяв на руки ленивого и сонного Ластика, я вышла на крылечко. Никого! Прошла босиком по дощатому тротуару до калитки, вышла за ограду и, усадив Ластика на скамейку, стала искать  в соцветиях сирени те, что с пятью лепестками. Я твёрдо знала, что если найти такой счастливый цветок  и съесть его – значит повезёт!
– Ничего себе! Целых пять! – воскликнула я, не веря своим глазам.
Я отправила крохотные цветочки в рот и, тщательно пережевав их, проглотила.
– Даже вкусно! Ластик, ты не хочешь? А то я и тебе отыщу, а?

Ластик меня не слышал, он весь собрался в нечто единое и не отрывал взгляда
от зависшей поблизости голубоватой, перламутровой стрекозы. Её крылья громко стрекотали в наступившей вдруг тишине. Кот от усердия, с которым он следил за ней, вдруг чихнул. Стрекоза быстро рванула прочь, едва успев подняться выше кустов, когда он выпрямился и подпрыгнул вверх. Приземлившись на скамейку, вконец расстроенный неудачной охотой, он громко мяукнул, дёрнул хвостом и лениво поплёлся к крыльцу.

Когда я снова посмотрела на сирень, то сквозь неё увидела, что по направлению к бабе Шуриной ограде идёт незнакомый мужчина с чемоданом и девочкой, примерно моего возраста. Мне стало интересно, но открыто шпионить было неудобно. Тогда я взяла лейку и пошла к грядке около общей ограды, как будто собиралась поливать, набравшие цвет фиолетовые ирисы.
– Мама, наш поезд опоздал на целых три с половиной часа! – сетовал незнакомец, называя бабу Шуру мамой! Он обнял её, а она расплакалась.
– Ой! Это Татьяна такая большая? Проходите в дом, гости дорогие, сейчас кормить вас  буду! Прокопий, чемодан-то в сенки заноси… - говорила радостная баба Шура.

Понятно! Значит, новенькая девочка – тоже внучка, только вот  приехала погостить из другого города! И она тогда - двоюродная сестра Нади и Сережи… Я, как ни в чём не бывало, поливала цветы, а девочка косилась в мою сторону. Потом, не выдержав, подошла к ограде и спросила:
– А вы недавно здесь живёте?
– Уже четвёртое лето.
– Правда? Наверное, я что-то напутала, только здесь раньше никто не жил, да и дом стоял без крыши!
– Ну да! Так оно и есть! Наверное, ты лет пять, здесь не была!
– Да… Мне не очень нравится сюда приезжать. У бабы Шуры скучно!
– Мне бы тоже стало скучно, если играть не с кем, кроме Сотниковых. Я так Серёжку с Надей называю!
– Да вообще! А давай с тобой знакомиться! Я – Таня, а тебя как зовут?
– Яна.
– Тоже в пятый класс перешла?
– Ага!
– Надеюсь, ты в куклы уже не играешь?!
– Не-а. Мне конструкторы больше нравятся. Папа мне дарит их на праздники, иногда просто так покупает. Последний – радио…
– Я конструкторы тоже люблю. Ещё читаю детские журналы про различные изобретения. Потом тебе их покажу. А у тебя игры, какие-нибудь есть?
– Мы с братом в хоккей и футбол настольный играем. Только он всегда выигрывает, - пожаловалась я.
– Прямо как у нас, в Томске. Моя старшая сестра  тоже лучше меня играет… - она задумалась, легонько потёрла нос указательным пальцем и сказала:
– Я бадминтон с собой привезла. Будем с тобой играть, хорошо?
– Конечно! – обрадовалась я.
Таня, вымыв руки под рукомойником, стряхнула капли и убежала в дом.

Так, совершенно неожиданно у меня появилась подруга, с которой мы переписывались и время от времени встречались, когда она летом приезжала к бабушке погостить, вплоть до самого окончания школы.
 
       

25.12.2010



(продолжение следует...)      http://www.proza.ru/2015/05/14/933