Было это пятнадцать лет назад. Жена лежала на сохранении первого ребенка. Лекарств катастрофически не хватало. Порции обеда имели гомеопатический размер. Но врачи честно старались как могли.
Собственно, это был уже второй поход в больницу. В первый раз лекарства добывались по пионерской цепочке: врач говорила жене, какое нужно, жена звонила мне, я – товарищу, который обладал удивительной способностью, обзванивая аптеки, быстро находить нужное, редкое тогда лекарство. Я мчался туда, упрашивал продать без рецепта – в таких вопросах время считается на часы, некогда туда-сюда; отвозил в больницу, домой нередко возвращался пешком. Надо экономить для следующего заказа.
Во второй же раз было как-то наоборот. Каждый почти день приходили новые врачи или практиканты и назначали новые лекарства из своих запасов. Я еле успевал отслеживать их по справочникам.
Течение дел несколько, видимо, озадачивало медиков. Уже несколько раз они заводили речь о том, что ребенок очень хрупкий, прямо хрустальный. У нас с женой был свой взгляд на происходящее – но это вопрос совсем другого плана.
«Мы нашли Вам очень эффективное импортное лекарство, гуманитарная помощь!», - радостно сообщили в один прекрасный день. В справочниках, даже новейших, его не оказалось. Небольшая спецоперация – и вот листовка с описанием у нас в руках. На одном из основных европейских языков прочли: у подопытных мышей рождались дети, у которых наблюдалось рассасывание – или, может, исчезновение костей. В утешение сообщалось, что только при весьма большой дозе. Пересчитывать дозы от мышей к людям как-то не хотелось. Тем более, что данных о государственной регистрации я на листовке не нашел – может, плохо искал, но вряд ли.
Чтобы не расстраивать врачей, жена забирала таблетки и складывала в ящик. И другим так меньше оставалось. Долго еще валялись они у нас дома как напоминание о пользе изучения языков.
Контекст: сборник Двойная радуга