Бунин о Есенине

Юрий Евстифеев
БУНИН  О  ЕСЕНИНЕ
С таким разносом имя Есенина давно не соотносилось. Впервые в «Литературной га-зете» был опубликован очерк Ивана Алексеевича Бунина «Инония и Китеж», написанный за 65 лет до того. В очерке Есенин последовательно именуется «рожей», «плутом», «свиньей, посаженной за стол», «кривоногим и раскосым Иваном», «холопом», которому приказывают: «Поди-ка ты лучше проспись и не дыши на меня своею мессианскою самогонкой!»
Не отнесешь, увы, этот очерк к архивным курьезам, а разнос не сочтешь бородатым анекдотом. Еще в суровые сороковые годы к раздававшемуся из Франции голосу Бунина прислушивались у нас на Родине. Так, в литературной среде и даже в правительственных кругах, по сви-детельству очевидцев, внимательно ознакомились с восторженным          отзывом старца о книге Твардовского «Василий Теркин». А уж сейчас голос великого писателя начинает звучать во всю мощь, и в стране не счесть его самых ревностных поклонников.
Многим импонирует беспощадная, страшная правда созданных Буниным художественных произведений, ореол неподкупности над самой его личностью – в наш трудный век это не слишком распространенные качества. Так что вовсе не легкая,    а наоборот, грозная тень от очерка ложится на Есенина. А при  нынешнем  расшатывании авторитетов, разгуле самого залихватского нигилизма такая тень многих может смутить. И комментировать публикацию в «Литературной газете» хотелось бы прямо и по существу.
Очерк «Инония и Китеж» – своего рода гимн личности и творчеству Алексея Константиновича Толстого. Щедро одарив его самыми лестными похвалами, Бунин, как бы для контраста, спрашивает: «Что есть у какого-нибудь Есенина, Ивана    Непомнящего? Только дикарская страсть к хвастовству да умение плевать».
А давайте, не принимая брани на веру, посмотрим – что же у Есенина на самом деле есть?
И открываются поразительные факты. Ведь Есенин с творчеством Алексея Константиновича Толстого близко соприкасался. Возьмем процитированное в очерке стихотворение Толстого:
Край ты мой, родимый
край,
Конский  бег на воле,
В небе крик орлиных стай,
Волчий голос в поле!
Гой   ты, родина моя!
Гой ты, бор дремучий!
Свист полночный соловья,
Ветер, степь да тучи!
Казалось бы, настоящее произведение искусства! Но вот что делает с той же темой Есенин:
Край любимый! Сердцу
снятся
Скирды  солнца  в  водах
лонных.
Я  хотел  бы  затеряться
В зеленях твоих
стозвонных.
По меже, на переметке
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы – кроткие   монашки.
Курит   облаком   болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в сердце мысли.
Все встречаю, все приемлю,
Рад и счастлив душу
вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть.
Простите меня, поклонники Бунина, но при близком сопоставлении именно стихотворение Толстого ухо-дит в тень – ведь в нем не что иное, как сухое, академичное перечисление при-родных подробностей. И так кажется – именно в сравнении с есенинской раскованностью, образностью, лирической распахнутостью. Есенин – конечно смелее, дерзче.
Но, может быть, тема взята поэтом у предшественника совершенно случайно? Чтобы убедиться, что это не так, остановимся на  еще более удивительном   факте.   Вот   стихотворение Афанасия  Фета:
Печальная береза
У моего окна,
И прихотью мороза
Разубрана она.
Как  гроздья  винограда,
Ветвей  концы  висят, –
И радостен для взгляда
Весь траурный наряд.
Люблю   игру  денницы
Я замечать на ней,
И жаль мне, если птицы
Стряхнут   красу   ветвей.
А теперь послушаем стихотворение Сергея Есенина:
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
Как видим – заимствованы не только тема, но уже и подробности! И это, согласитесь, выглядит просто как дерзкий вызов: Есенин... словно бы переводит Фета (!) на современный литературный язык. Переводит – стараясь улучшить, там, где Фет описывает происходящее, Есенин, с помощью смелых образов, это происходящее изображает.
Повторюсь – иначе, как дерзостью, это не назовешь! Шекспир в свое время заимствовал многое для своих пьес, но – у авторов малоизвестных. Есенин же подобным образом обращается с классиками русской литературы!
А ведь было Есенину, когда писались эти стихотворения, всего 18–19 лет. Совсем юноша! Еще далеко до шедевров «Москвы кабацкой», до «Персидских мотивов», до «Анны Снегиной»... Да, далеко. Но Есенин уже свободно прогуливался по прошлому золотому веку русской литературы, стараясь искать поединка с лучшими трубадурами и побеждая  их  в  мастерстве.
Потом, опять же потом, через много лет еще один литературный гигант – Эрнест Хэмингуей – станет советовать всем начинающим беллетристам действовать так же, как Есенин: «Для серьезного автора единственными соперниками являются те писатели прошлого, которых он признает».
И еще один важный момент. Алексей Константинович Толстой, Фет, Блок, многие другие, с чьим творчеством так близко и как бы с вызовом соприкасались стихотворения Есенина, – все эти поэты – представители культуры дворянской. Той самой, что выпестовала и Бунина. И от всех от них в своем творчестве крестьянский парень ушел далеко вперед. Сергей Александрович знал себе цену! И в конце жизни Есенина только один и оставался поэт, перед которым он преклонял голову. Поэт этот – Александр Пушкин. Есенин писал:
А я стою, как пред
причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой
судьбе.
И тем не менее – факт есть факт: в очерке Буни-на «Инония и Китеж» устраивается до неприличия грубый разнос великому Есенину. Что ж, в биографии Бунина есть и другие знаменательные подробности. Он публично высказывал желание переписать некоторые романы Льва Толстого, Достоевского. Публично (как, впрочем, и сам Лев Толстой отзывался о Шекспире как о пошлом, глупом, ничтожном писателишке). Причем высказывался Бунин в тех статьях и интервью, которые у нас опубликованы.
Но даже и убийственный яд этих вещей надо нам воспринимать разум-но. Разногласия великих писателей сводить к кухонной или политической сваре едва ли целесообразно. Между тем Бунин, избегавший во всех своих зрелых произведениях политики, сейчас искусственно притягивается к ней некоторыми  из современных «властителей дум».
Мы только в последние годы начинаем – по-настоящему, глубоко изучать национальную литературу, скрытую прежде от нас железным политическим занавесом. И, соответственно, еще и еще раз сталкиваемся с удивляющей весь мир широтой русской натуры, ее удалью, ее па-радоксальностью, ее самыми неожиданными противоречиями. И лишь одно остается и при всех новых подробностях в ней постоянным – то, что любимый Буниным Алексей Константинович Толстой выразил в великолепных стихах:
Коль ругнуть, так сгоряча!
Коль рубнуть, так уж
сплеча!
Простим им – ругающимся сгоряча, рубящим сплеча литераторам. А прощать великим, таким, как Бунин, – даже почетно.
Ю. ЕВСТИФЕЕВ.