Танки на крышах. Ч. 1, гл. 34 б

Влад Васильченко
                                34 б

         Разбуженный привычным ором мусульманских зазывал, я укрыл свою малышку простыней от утренней прохлады и вентилятора. Она чуть приоткрыла глаза, едва заметно улыбнулась и, повернувшись на другой бок, свернулась «калачиком» и снова уснула. Я взял с собой сигареты и вышел на балкон. Через минуту вышел и Павел.
   - Никак не могу привыкнуть, - сказал он, закуривая.
   - Это ты в Лусаке успел отвыкнуть.
   - Я вчера разговаривал с Алексеем, московским шефом, - уточнил Павел. - Он говорит, что мне лучше возвратиться в Замбию. Там у него счет в банке, с которым он имеет дело уже много лет. Кроме того, Замбия, как географический центр южной Африки, сама камней не имеет, но все страны вокруг нее копают. Оттуда удобней ездить в любую страну.
   - И что ты решил? - подавил я в себе горькую мысль, что передо мной забрезжила перспектива вскоре вновь остаться одному.
   - Я пока не решил. Он мне поручил кое-что, и через неделю я опять туда уеду. Заодно и провентилирую эту возможность. У меня ведь есть не только Алексей. Есть друзья в Израиле, в Америке. У них дельные и заманчивые предложения. Я пока не могу выбрать, с кем из них буду иметь дело постоянно. Но если это все-таки будет он, мы уедем. Эта квартира останется в твоем полном распоряжении. Хозяина я предупрежу.
         Чуть ли не с первых дней своей работы я вел переговоры со своей администрацией о том, чтобы мне подыскали квартиру недалеко от госпиталя. Несмотря на то, что по контракту это было их обязанностью, они как-то не очень «поспешали». Что-то время от времени они предпринимали, но пока неудачно. Главной причиной были высокие цены, которые их не устраивали, и поэтому они старались переложить обязанности плательщика на меня самого. Но это уже не устраивало меня. Другой причиной была недостаточная защищенность или отсутствие нормальных бытовых удобств в тех местах, которые им предлагали. На защищенности я настаивал в первую очередь, потому что трех краж в Замбии мне хватило на весь остаток моей жизни. А сидеть на удобном унитазе с книгой в руках и сигаретой в зубах было моей почти пожизненной привычкой. Поза орла с выражением лица спаниеля меня никогда не устраивала. Остаться в квартире Павла еще на какое-то время было неплохим выходом из положения, потому что можно было не торопиться с выбором. Единственным неудобством этого жилья было только то, что оно находилось далеко от госпиталя, гораздо дальше, чем дома всех остальных сотрудников. Ну и теперь еще эта новость, что мне тут в скором времени может предстоять «куковать» в одиночестве.
   - Если надумаешь уезжать, скажи мне заранее. Я тогда тормозну своих, чтобы не торопились.
   - Скажу, конечно.
         Вспомнив о ценах, я спросил его:
   - А сколько стоит аренда такой квартиры?
   - Я платил по 350 в месяц. За десять месяцев вперед. Так что, до сентября включительно ты можешь ни о чем не волноваться. Я еще остаюсь твоим должником. Я расплачусь за тебя с Эркином, покрою твой долг. А остальные пойдут, как твоя квартплата. Не возражаешь?
   - Буду только счастлив. Этот долг висит на моей шее, как двухпудовая гиря.
   - Ну и замечательно, - Павел потянулся. - Можно еще подрыхать. Идиотская у нас привычка: ничего не оставлять на утро. Обязательно надо все вылакать до дна за один присест, - горестно пробормотал он. - А ведь давно известная истина: чем лучше вечером, тем хуже утром.
   - Жизнь обладает одной уникальной способностью: она не устает учить. Нужно только стремиться выбиться в отличники. Пойдем, - поманил я его рукой.
         Я достал припасенную два дня назад маленькую заначку. Я купил ее специально, зная, что воскресенье будет свободным днем, а с утра захочется вернуться в счастливую субботу. Мой сюрприз сыграл роль «выпрямителя». Состояние выровнялось, неприятные мысли на нас больше не давили, а на дворе уже рассвело.
   - Слушай! - вдруг озарило Павла. - Давай сегодня сделаем пельмени.
         Это было прекрасной идеей. И это было не трудно.
         Еще в безмятежные лусакские времена я однажды показал Павлу, как это делается. Ему настолько понравилось, что именно после того случая он стал интересоваться вопросами кулинарии, и в конце концов неплохо это освоил. За все дни, проведенные нами в той квартире, мы много раз делали пельмени. Павел «заразился» чуть ли не с первого раза и оказался очень способным учеником. Однажды за лепкой пельменей его застал сигнал СМС-ки от его дочери. Она спрашивала его о делах, о здоровье и о том, чем он сейчас занят. Он ответил, что делает пельмени. Немедленно прозвучал еще один сигнал. На экране высветилось три вопросительных знака.
         Приготовить тесто и фарш у меня занимало минут 15 – 20. Вдвоем мы могли лепить пельмени очень быстро. Вся работа занимала не более часа. Поэтому я тут же поддержал эту идею, уже сглатывая слюну, в воспоминании отчетливо ощущая во рту их вкус.
         Наши дамы все еще дрыхли, и была перспектива, что поднимутся они не скоро, а потом еще долго будут приводить себя в порядок. Поэтому, с открытием магазинов мы, не теряя времени, по ним пробежали и, закупив все, что нужно для осуществления наших планов, пошли обратной дорогой. По пути «смертельная усталость» от этой беготни привела нас в тот же бар на вчерашние места. Посидев там с часик, мы почувствовали себя достаточно «отдохнувшими» и только после этого отправились домой, не забыв прихватить кое-что и для общего стола.
         Мы правильно сделали, что позволили себе маленький «привал». Придя домой, мы застали наших женщин все еще спящими в прежних позах. Пришлось их разбудить и поднять, иначе пельмени понадобились бы к вечеру. Пока они приводили себя в рабочее состояние, мы не торопясь делали все, что необходимо для стола. Пельмени, как всегда, получились на славу, и несмотря на то, что оставшаяся со вчерашнего вечера добрая половина недоеденного салата «оливье» безнадежно прокисла, за столом опять было уютно, весело и вкусно.
         Но все - и хорошее, и плохое - когда-то кончается. Только хорошее, почему-то, гораздо  раньше.
         Когда застолье закончилось, и Салха простилась с «коллективом», я проводил ее до автобусной остановки. По дороге я рассказывал ей о себе. Она несколько раз останавливалась и, глядя на меня расширенными глазами, с чисто детской непосредственностью изумленно переспрашивала:
   - Ты что, действительно хирург? И ты умеешь делать операции?
         Меня это забавляло, поэтому я кривлялся.
   - Нет, не умею. Но учусь. Уже 37 лет. Кое-что уже стало получаться.
   - И ты их много сделал?
   - Никогда не считал, но думаю, что тысячи три – четыре.
   - И они все живые?
   - Нет, что ты? Почти все умерли, иначе для чего нужны операции? Некоторым, правда, удалось вывернуться. Но их – единицы.
   - Ты что, серьезно?
   - Шучу, конечно, - перестал я над ней издеваться. - Я же не киллер. Были, конечно, и такие, кто умер. В нашей профессии это неизбежно. Кто-то от самой болезни, кто-то от осложнений, кто-то по возрасту. Своих ошибок десятка два могу насчитать. А остальные в порядке. Во всяком случае, когда домой уходили, были живыми. Сейчас не знаю. Это для больных операция – запоминающийся эпизод в жизни. Для нас это обычная работа, повседневщина. Мы редко кого вспоминаем. С дней самых первых моих операций прошло много лет, а жизнь идет только в одну сторону.         
   - А в Танзании?
   - Пока нет. Но на этой неделе у нас есть одна большая операция.
   - А где?
   - Институт сердца знаешь?
   - Ты там работаешь? - опять остановилась она.
   - Да, но недавно. Я только начал.
   - И ты будешь делать операцию на сердце?
   - Нет, я буду только помогать. Делать будет шеф. Мое дело – живот и легкие.
   - Это, которыми дышат?
         Меня очень развлекало искреннее удивление этого взрослого ребенка, и я смеялся почти без пауз. Потом мы сменили тему.
         Я рассказал ей о моей семье, о России, что-то о стране, из которой приехал, о своей жизни в Лусаке и даже об Орин. На последней теме она снова немного погрустнела. Чтобы к этому больше никогда не возвращаться, я сказал:
   - Сейчас все это для меня уже никакого значения не имеет. Все забыто, и вспоминать я не хочу. Слишком много было грязи и разных пакостей. Такое никогда бесследно не проходит. Поэтому у меня к тебе есть одна большая просьба: никогда и ни в чем не обманывай меня. В моей жизни лжи хватало, и это всегда было очень больно. Я дорожу тобой и не хочу в тебе разочароваться. Но если я увижу какой-то обман, извини, я не смогу простить тебя даже один раз. Она остановилась и, повернувшись ко мне, посмотрела мне в глаза впервые очень не детским взглядом.
   - Я это понимаю, потому что у меня ее тоже было достаточно. Я никого и никогда не обманывала, потому что верю в Бога. И я тоже не хочу тебя разочаровывать и терять.
   «Считай, объяснились в любви», - мелькнула мысль.

         Работой в госпитале я загружен не был по причине незнания языка.
         Еще в первый свой приезд для знакомства с д-ром Масау я, испытывая некоторые колебания, намекнул ему на то, что ни бельмеса не шпрехаю на суахили, поэтому у меня есть некоторые сомнения в успешности своей работы. Но он заверил меня, что 75% населения Танзании владеет английским, поэтому больших трудностей в работе у меня возникнуть не должно. Много позже я убедился, что английского не знает не только 25% оставшихся, но и еще процентов 65. Может быть, только десятая часть танзанийцев умеет на нем объясняться. Вот поэтому больных ко мне почти не посылали.         
         Консультации, как и операции, были единичными, а рабочий день продолжался 10 часов. В основном, я сидел в пустом кабинете, куда редко заходили не только больные, но и сотрудники. В азартном угаре, в первые же дни своей работы, я купил учебники суахили и приступил к его изучению. Но в моем возрасте память уже утрачивает свою юную цепкость, поэтому вскоре мне это надоело. Тем более, что никто от меня знания суахили и не требовал. А кроме этого, я имел опыт изучения трех языков в Замбии. Очень не хотелось, чтобы коренные жители Танзании тоже, хохоча «от счастья», писали здесь кипятком по всем потолкам.
         Было много и таких дней, когда я целый день проводил в полном одиночестве и тишине, не считая голосов, доносившихся из коридора. После обходов я как мог развлекал себя старым лусакским способом: чтением книг с периодическими перекурами. Но большой библиотекой я не располагал, и чтобы не проводить время без пользы, решил продолжать писать свои рассказы «без отрыва от производства».
         Вот почему на следующий день после нашего «праздника» я пошел на работу, как уже привык - пешком, захватив свой лаптоп. Основной трудностью было только то, что он не легкий даже без батареи. Пока донес, много раз приходилось менять руки. Но зато появилась возможность стучать по «клаве» практически целый день. Пройдя в первый день такую «апробацию» и поняв, что это не так уж и сложно, я стал носить его ежедневно.
         Однажды за писаниной меня застал м-р Магеза, частенько на первых порах  заглядывавший ко мне в офис. Он нашел меня стучащим по клавишам и, подойдя сзади, с любопытством взглянул на монитор.   
   - Что это у вас?
   - Это так, для души. Пока нет другой работы, – чуть смутился я, будучи застигнутым за «леваком». - Я пишу рассказы.
   - О! Это очень хорошо. На английском? – придвинул он свое лицо поближе к экрану.
   - Нет, на своем. Английским я так хорошо не владею. Единственное неудобство: лаптоп тяжелый, носить его нелегко.
   - Вам надо ездить автобусом, – в его голосе прозвучали нотки откровенного желания чем-то мне помочь.
   - Я понимаю, но ни города, ни автобусных маршрутов я не знаю.
   - Я попрошу Космоса вам подсказать. Он и город, и все маршруты хорошо знает.
         После работы Космос подвез меня до дома, но предварительно показал мне огромный крытый рынок. Он назывался «Кариакоо маркет» и находился всего в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. Здесь была конечная остановка нескольких автобусов, один из которых проезжал почти мимо госпиталя. Космос предупредил меня, что здесь много воров, и я должен быть крайне осторожным и внимательным, особенно с наступлением темноты.
         А когда мы с ним поехали домой, одно из зданий, мимо которых мы проезжали, показалось мне до боли знакомым. «Отель “Конкорд”» - прочитал я в обалдении, чуть не уронив на пол челюсть. Тот самый отель, в котором я провел свою первую дождливую и тревожную ночь по приезде в Дар, терзаясь неизвестностью и безвыходностью! Он находился за углом, всего в 200 метрах от дома, который был для меня спасением. Пять минут ходьбы прогулочным шагом! А те таксисты, быстро сообразив, что имеют дело с полным «чайником» неприлично белого цвета, просто возили меня по поперечным улицам, наматывая цену за пробег. Вот почему их взгляды и улыбки показались мне тогда странными и загадочными. А «свернув за ближайший угол», второй из них оказался всего в ста метрах от отеля «Конкорд».