Эльф

-Рак самой последней стадии, Иван Иваныч, - грузный доктор нервно мерил шагами маленький кабинет. – Медицина тут бессильна. Слишком поздно обследоваться пришли.
Иван Иваныч, молодой еще мужчина (тридцать лет – разве старость?), беззвучно, низко опустив голову, оправдывался... Перед кем? Перед собой? Перед Богом?..
-Но я каждые полгода анализы сдаю! – отчаянно вскинул Иван Иваныч голову. – Полгода назад все было в порядке! Не может у меня быть рака, не может!
-Значит, это новая, быстро развивающаяся его форма, - покачал головой доктор, плюхнувшись в кресло и отхлебнув терпкого чая из пузатой кружки. – Простите, мы ничего не можем сделать. Это даже оперировать поздно. Неделя, две... Иван Иваныч, мужайтесь. В конце концов, все мы смертны...
Новый хлюпающий звук со стороны врача. Иван Иваныч вцепился пальцами в густые рыжие (насмешка природы) волосы и, чуть ли не воя, раскачивался из стороны в сторону.
Врач не мог спокойно смотреть, как мучается человек. Это поначалу могло показаться, что он – бесчувственное орудие системы. Сколько смертей повидал он, онколог со стажем, да так и не смирился с ними. Каждый обреченный – рана в сердце, свечка в храме, молебен. Каждый погибший – панихида. Бессонная ночь. А на следующий день – снова на работу, к десяткам таких же, запущенных, обреченных остатков людей... Скелетам... Будущим трупам...
-Иван Иваныч... Только не вздумайте себя так кончать! – вскрикнул доктор, поймав направленный в сторону бокса со скальпелями взгляд. – Это – грех, в конце концов! Лучше подумайте, что можете сделать еще в этом мире! Для тех, кто останется!
-Ничего, - тихо выговорил Иван Иваныч. – Ничего я не сделал. Квартиру снимаю, пусть хорошую, но все же не свою... Работа денежная – да только кому деньги? Жены нет, детей не родил... Сам детдомовец – ни отца, ни матери... Кому я нужен... Кота и того нет...
Иван Иваныч на ватных ногах поднялся, поплелся к двери, еле вписавшись в проем. В следующий момент его поглотил коридор областной онкологической больницы города N.
Грузный доктор еще долго сидел в мягком кресле, прихлебывал чай и мутными глазами смотрел в анализы Ивана Иваныча. Не хотелось доктору верить. Не похож был этот его пациент на всех других – умирающих, съедаемых изнутри сволочью под названием «рак». Что за болезнь, что за погань – запустил – и никакие стволовые клетки не помогут...
Грузный доктор вырвал из блокнота листочек, приложил на коробку из-под печенья (обеденный перерыв в кои-то веки, да и тот какой-то похоронный), написал: «За здравие». Подумал, зачеркнул, поправил: «За упокой». Еще раз подумал – аж лоб наморщил – бумажка полетела в урну, скомканная. Кнопка телефона.
-Валя! – крикнул грузный доктор в трубку. – Еще раз проверить анализы Иванова!
Надо же, вот игра судьбы: Иван Иваныч Иванов, рыжий, как солнце, рубаха-парень... И бесконечно обреченный...
***
Иван Иваныч не запомнил, как дошел до дома и рухнул на кровать.
Смеркалось. Вечер 30 декабря 2010 года. Скоро праздник. Иван Иваныч купил бы бутылку коньяка, настрогал бы селедочки (ну, не может он лимонами закусывать, аллергик), сел бы на диванчик и всю ночь щелкал бы каналами – с Варум на Билана, с Билана – на Баскова, с вездесущего Баскова – опять на Варум... Так бы и ночь прошла. А потом пошел бы Иван Иваныч спать до вечера, проснулся бы – и снова в телевизор...
Да, так и жизнь прошла...
Так она прошла, так и кончится...
Или все-таки не кончится?... Или все-таки не так?...
Иван Иваныч открыл ящик шкафа, вынул из коробочки заначку – десять штук деревянных денег, а иначе – десять тысяч рублей бумажками. Вот и все его финансы, никогда не поющие романсов. Отдать некому – коллеги по работе только и делают, что зубы точат на его место, непыльное да доходное, друзья... А были ли друзья?..
Никого не было...
На проспект – там жизнь кипит, там людей толпы... Когда схлынет людское море – тогда и домой, напиться  и в постель, а потом снова на проспект...
Только не остаться одному...
Наедине с ножами и бритвой...
***
-Оплачиваем проезд, контроль на линии! – визгливый голос кондуктора вывел из состояния полусна Ивана Иваныча.
Иван Иваныч протянул десятку, получил свой кусочек бумажной ленты с цифирками, машинально (привык!) подсчитал – ух ты, счастливый. Иван Иваныч улыбнулся – кривая улыбка вышла – и стал наблюдать за «раздатчиком счастья» в рыжей накидке.
Кондукторша сновала туда-сюда по полупустому вагону трамвая, раздавала билетики и громко ругалась, если кто-то не оплачивал поезд, а норовил улизнуть загодя.
-Не счастливый, - грустный девчоночий голосок с соседнего сидения заставил Ивана Иваныча обернуться. – Еще долго не будет счастливых...
Девочка-подросток в синей, немного холодноватой для декабря курточке еще раз сосредоточенно подсчитала сумму первых трех и последних трех цифр, сравнила – нет, не счастливый – и убрала в карман.
-Собираешь счастливые билетики? – голос Ивана Иваныча прозвучал с хрипотцой – переволновался за день.
Девочка вздрогнула и отодвинулась:
-Вы что, пьяный?
Иван Иваныч откашлялся и уже нормальным голосом произнес:
-Ох, лучше бы был пьяный...
-Ну да, собираю, - настороженно ответила девочка.
Иван Иваныч полез в карман, вынул свой билетик и протянул девчонке:
-Мне уже удачи не принесет, а тебе понадобится.
Девочка забрала из заскорузлых пальцев бумажный кусочек и улыбнулась. Глядеть на солнечную улыбку девчонки было забавно, поэтому Иван Иваныч сделал то, что ну никак не мог от себя ожидать – он сунул раскрасневшейся кондукторше тысячу, отсчитал себе сотню билетиков, аккуратно свернул маленьким рулончиком и сунул девчонке в кулачок:
-Вот. Все счастливые твои. Впрочем, как и несчастливые. Только они несчастий не принесут – я с ними договорился.
Девчонка рассмеялась и вскочила:
-Вы странный, но милый. Спасибо, мне выходить пора. А этот – вам, - девочка оторвала от рулончика счастливый билетик и сунула в карман Ивану Иванычу, - я сегодня на счастье богатая, пусть и вам повезет.
Девчонка исчезла в дверях трамвая, напевая: «Поделись улыбкою своей – и она к тебе не раз еще вернется».
Иван Иваныч сложил зачем-то листочек, открыл кошелек положил в отдел для календариков, закрыл и убрал во внутренний карман. До проспекта еще три остановки...
***
Проспект кипел и днем, и ночью. Из музыкальных киосков лилась музыка – Андрей Данилко (он же – Сердючка) вперемешку с перегламуренным Лазаревым. Из еще одного дискотека Авария уже третий раз тщетно звала: «Дед Мороз, дед Мороз!», перекрываясь «розой чайною», надоевшей всем до колик.
Иван Иваныч, не долго думая, направился к «шаурмистам», заказал себе чебуреки и шаурму, а так же колы побольше и кофе сверху – для маскировки противного сладко-терпкого вкуса коричневой ледяной жидкости.
-Вам желудок не жалко? – осведомился татарин, подавая тарелочку с вкусной вредной всячиной Ивану Иванычу. – Это же такая дрянь, коты жрать отказываются, а вы, люди, уминаете за обе щеки.
-Мне уже все равно, - честно ответил Иван Иваныч, отходя за заснеженный одинокий столик.
Расчистив себе рукавом место для тарелочки, Иван Иваныч впился зубами в обжигающе - острую шаурму с каким-то животным неопределенного вида. Мда, дрянь – это громковато сказано: не фуагра, но ничего...
Голодный ледащий пес ткнулся носом в колени Ивана Иваныча, почуяв харч.
-Что, совсем фигово, друже? – участливо осведомился Иван Иваныч у зверя.
-Уау, - подтвердила дворняга, посылая нежные взгляды недоеденному чебуреку.
-Ну, держи, - Иван Иваныч опустил перед ошалевшей от счастья псиной остатки чебурека и совсем целый беляш.
Пес накинулся на еду, как будто никогда ничего в жизни вкуснее не пробовал – да и не променяла бы ни одна дворовая собака эти куски теста с мясом ни на какую курицу гриль – ту еще найти надо, выклянчить, а беляш – вот он, сочный, горяченький такой еще, ароматный...
Иван Иваныч, размешивая пластиковой палочкой (на ложечку жадятся, паразиты) остывающий кофе, поплелся слоняться по проспекту.
Хлопьями падал мокрый снег. Иван Иваныч ощутил, что сапоги у него прохудились, что носки мокрые насквозь, а рыжие волосы свисают огненными сосульками на уши и глаза. Он помотал головой – брызги разлетелись во все стороны, но лучше вид не стал – теперь огненный ежик торчал на голове Ивана Иваныча. Он (Иван Иваныч, а не ежик) усмехнулся: вот и стал ты, Ваня, панком – ирокез уже есть, осталось атрибутики набрать. Кстати!..
На проспекте продавали атрибутику. На обтянутых черной тканью ширмах (досках, витринах?) висели готические кресты, ошейники с шипами и прочая дребедень, на которую обращают внимание лишь закутанные в черное готы или черно-розовые, вечно заплаканные, эмо – но те берут напульсники со всяческими узорами, на которые нормальный гот взглянет и сплюнет: что за ширпотреб.
А рядом – развешенные на таких же ширмах (Иван Иваныч не знал, как еще можно назвать подобную стойку) майки с волками, героями «Сумерек» - смазливым личиком вампира, брутальным индейцем и девчонкой с лицом а-ля: «Здравствуй-мама-я-кирпич», шарфики футбольных болельщиков, всяческие торбы...
«Рай для вервольфера», - усмехнулся Иван Иваныч, глядя на обилие зубастых зверей на майках.
Вспомни солнце, вот и лучик, как говорится...
Парнишка с длинными черными волосами, собранными в хвост (ну идет это некоторым, что даже странно), облизывался на черную с длинными рукавами футболку, с которой щерился окровавленными клыками серый зеленоглазый зверь. Стоила маечка немного, но парнишка, видимо, был совсем без денег и лишь вздыхал, глядя на недоступную вещичку. За плечами парнишки висела торба с еще одним зверюгой, на пальце сверкнул – Иван Иваныч хорошо разглядел – клыкастый перстень. Иван Иваныч не мог наверняка утверждать, что и нижнее белье парнишки не щерилось белоснежными зубами в темноту штанов.
-Нравится? – подошел Иван Иваныч к парню.
-Ага, - безнадежно ответил парнишка, едва сдерживаясь, чтобы не схватить майку прямо на глазах продавца. – У меня есть уже с белым, а такого нет...
-Коллекционируешь?
-Нет, просто нравится...
Иван Иваныч вытащил из кошелька хрусткую пятисотку и подозвал продавца:
-Заверни этого, а еще вон тот перстень положи, - и палец Ивана Иваныча указал на ощерившегося блестящего волка на пузатом кольце.
-Зачем? – отчаянно вскрикнул парнишка, безнадежным взглядом наблюдая за продавцом, уже срезающим бирочки с полюбившейся парнишке майки. – Я бы завтра занял и пришел...
Иван Иваныч, не слушая, забрал у продавца пакет, сходил в соседний ларек, упаковал в красивую бумагу с бантом, вернулся ко все еще стоящему около атрибутики парнишке и протянул коробку:
-Держи. С наступающим.
Потухшие уже глаза парнишки загорелись:
-Ого... Спасибо. А с какой радости?
-Тебе понравилось, - пожал плечами Иван Иваныч. – Вот и все.
-Обалдеть, - по-детски выговорил парнишка, прижимая к себе подарок. – Мои обалдеют, как расскажу, откуда взял. Ну, спасибо, дядя. Неожиданно.
Продавец атрибутики еле сдерживался, чтобы не расхохотаться, глядя, как парнишка, влюбленно вцепившись в подарок, скачет по свежевыпавшему мокрому снегу. Потом продавец взглянул в сторону уходящего Ивана Иваныча – сутулая спина, голова опущена – и смеяться почему-то расхотелось...
***
Иван Иваныч был в ударе. Кинул тысячу саксофонисту, самозабвенно наяривающему «Кабы не было зимы...». Саксофонист прибалдел от такой выходки, а потом снова вжарил по клавишам, да так, что весь проспект услышал.
Под звуки новогодних песен Иван Иваныч подошел к стоящей посреди проспекта елке, сияющей несколькими фонариками и гирляндой, и застыл около пританцовывающего под деревом зайца.
-Что смотришь? – весело произнес заяц, прыгая на месте. – Холодно. Давай, бери подарок из мешка и иди домой, грейся. Нечего по ночам рассекать.
Иван Иваныч вытащил из мешка косорылого зайца и недоуменно взглянул на раздатчика подарков:
-Ну, и куда мне его девать?
-Себе оставь, - уши «раздатчика», намокшие от снега, опали. – Каждой твари по паре, эм.. Каждому горожанину по кролику. Вот. С наступающим. Ну, иди, дядя, мне тут малышню еще поздравить.
Иван Иваныч и сам не заметил, как сзади подошла женщина с маленькой девочкой.
-Елоська. Зайсик. Хасю, - выговорил ребенок.
Раздатчик подарков вытянул из мешка куклу и протянул дитю.
-Неть, хасю зайсика, - стоял на своем ребенок.
-Нет зайчиков, - сообщил большой кроль, перерыв весь мешок. – Может, мишку?
-Зайсика! – губешки девочки уже начали подрагивать.
Иван Иваныч всунул в ручки ребятенка морковного цвета животное. Девчонка прижала к себе кролика и улыбнулась.
-Спасибо, - устало выговорила мамашка ребенка. – Хоть не заревела. А то заревет, не сладишь с ней. Одно слово – безотцовщина.
-Папашка-то где? – осведомился Иван Иваныч.
Женщина пожевала губами, выговорила:
-Рэкетиры три года назад зарезали. Сволочи.
В припадке щедрости-жалости Иван Иваныч выкупил у полусонной бабульки, продающей шарфики, пушистую шаль и вручил мамаше девчонки, занятой отрыванием у зайца левого уха.
***
Иван Иваныч шел домой.
За ночь он успел познакомить русскую девушку с туристом-французом (стояли под елкой, не понимая друг друга, а Иван Иваныч французский хорошо знает), помирить почти расставшуюся парочку (девчонка от парня хотела зайчонка в подарок, а мальчишка без денег был – Иван Иваныч купил девчонке мишку, кролика бешеной зелено-желтой расцветки и букет лилий), а также еще раза три покормить все того же пса, ходящего за ним по пятам.
На Иване Иваныче красовались картонные эльфийские заостренные уши – какая-то девчонка (то ли та, которой он пушистые наушники подарил, то ли та, которую с парнем помирил) нацепила их на него со словами:
-Не дед Мороз, молодой еще, но за новогоднего эльфа сойдешь.
Иван Иваныч устал и не соображал ничего. Дорога была, как никогда, оживлена: мелькали такси и любители погонять, автобусы уже грузно пыхтели, полные гомонящей людской массой.
Иван Иваныч шагнул на дорогу, и тут его дурацкие новогодние уши упали. Не понимая, что находится на проезжей части, Иван Иваныч нагнулся...
Визг тормозов ударил его по ушам.
Свет фар раскололся на части.
***
В областной онкологической больнице города N грузный доктор допивал третью чашку терпкого утреннего чая, когда милая медсестричка Валя принесла ему результаты анализов Иванова. Мельком глянув в листок, грузный доктор вскочил, отшвырнул крякнувшую и расколовшуюся пустую кружку и вцепился в телефон:
-Иван Иваныч! Черт, автоответчик... Иван Иваныч, анализы были перепутаны, вы здоровы, слышите? Иван Иваныч! Иван Иваныч...!
Ночь кончилась.
В мир стучалось утро.