Эту печальную историю, случившуюся несколько лет назад, поведал мой сосед, больной и бедный пенсионер-следователь, кашляя и утирая испарину с бледного большого лба. Мне осталось только изменить имена всех действующих лиц.
Сколько раз убеждала старая роддомовская няня строгую и принципиальную заведующую Нину Павловну. Но та всегда оставалась непреклонной – нет у меня к ним жалости!
- Родить – это и кошка может! Ты вы;ходи, на ноги поставь, в школу определи…
- Это, Нина Павловна, не всякому легко.
- Не можешь, не берись. Не плоди нищету: родила и сдала. Мол, мир не без добрых людей, не оставят без ласки…
- Так-то оно так! Да смотрю я на них, Павловна, и душа замирает, ведь не ведают, что творят. Прости их, Господи!
- А я, Ивановна, их не жалею! Детей своих для тюрем и бардаков плодят. Не могла аборт сделать, что ли? Нет же, носит, все надеется – замуж возьмут. Дура, не знаю что и думает… Рожай, говорю, оставляй и иди дальше…
…Однажды на пятиминутке заведующая сказала:
- Что-то давно никто не «кукует» у нас, девочки. Даже странно как-то, непривычно! Почти полгода ни одной отказницы. А желающие ежедневно звонят: «У вас девочка отказная?», «Это в вашем роддоме от мальчика отказались?»
Однако быть, как говорится, концу…
- На роды Петрив Оксаны меня вызвать непременно!
- Так у нее же ситуация штатная, Нина Павловна!
- Я говорю для того, чтобы выполняли. Вызвать меня, ясно?
Вызвали ее, как и приказала.
- Вот что, Василий Иванович, лично поезжай за кровью, раз ты днем не побеспокоился. Нужна четвертая группа с отрицательным резусом. Если нет в наличии, найди резервного донора. Без крови не возвращайся!
А когда посланный вернулся, роды уже закончились, но, как выяснилось, мертвым плодом. Оксане дали наркоз, а когда она уже хорошо ориентировалась в происходящем, сказали, что была приросшая плацента, из-за этого плод родился мертвым…
- Доктор, я же его слышала все время, он же хорошо бился, я знаю…
- Дорогая, - увещевала ее Нина Павловна, - ты ощущала плавание мертвого, он же в водах, как в невесомости! Не убивайся, еще себе родишь, молодая…
Оксану перевели в гинекологию, чтобы изолировать от тех, кто родил живых детей, а в родильное отделение поступила очередная «фальшивомонетчица» - так называли в коллективе тех, кто госпитализировался для приобретения ребенка…
Как гром среди ясного неба, грохнуло – арестовали Нину Павловну… Выяснилось: прокуратура получила письмо, которое и дало основание присмотреться к ней. А в письме том говорилось:
«…Когда бывает брак в работе, кто-то несет за это ответственность, кого-то привлекают. А когда вместо здорового ребенка дают больного, тоже кто-то должен отвечать. Не денег мне жалко, а ребеночка. Теперь мучаюсь с ним, а хотелось получить счастье и покой… Такая у меня была грешная и тяжелая жизнь, что и описать страшно, но я думала: возьму дитя брошенное, мне за то все мои грехи и простятся… Познакомила меня подруга с одной, та – с другой, а через нее вышла на город Никольск, там же свели, с кем надо. Все не за спасибо, за деньги. А дальше положили меня в родильное отделение, пришла я туда, а под платьем подушка заложена. И стала лицо кривить, вроде бы рожать буду… Дали мне ребенка, на него были все документы, а в них написано: Денисова, девочка, 3700, родилась 7 мая.
Словом, выписали утром же с дитем. Я к себе и уехала… Ребенок больным оказался, какой-то ДЦП нашли наши врачи… Господи, чего уж я не делала для Оли моей! Все для нее сделаю и никогда ее не отдам никому, пока буду дышать.
Узнала я, что мать этой Оли от нее не отказалась, что Нина Павловна обманом эту девочку отобрала: сказала матери, что померла она… Чтобы вы не подумали, что денег мне жалко или побрякушек тех, не пишу, сколько и чего ей дала…Бог мне судья! Ее же надо судить, пусть на нарах поплачет… Я уж и так наказана – мой крест, что чужое дитя забрала, вот и буду Олечку до самой своей смерти выхаживать, а этой… подберите статью, товарищ прокурор…»
И подпись есть, и адрес, как полагается.
…Нину «раскрутили» легко. Там умеют: тихо сказали, что ночью коронки у нее снять придется, но для этого голову надо отрезать – банально, но на трусливую и корыстную бабу подействовало… Она назавтра такую явку с повинной накатала, что иной член Союза писателей позавидует…
«… Идея поставить усыновление и деторождение на рельсы приобретения детей пришла сама собой. Однажды усыновили одни ребенка, все по закону, как положено. Мне подарили большой букет роз и маленький кошелечек. Цветами все восхищались. Кошелек лежал у меня в столе, как-то у начмеда был юбилей (она на подарки падка), я и решила ей подарить его. Открываю, а там колечко – золотое с бриллиантом! Меня обожгло: чуть не отдала! И подумала: а что они подарили тем, кто их до роддома по всем инстанциям провел, если мне ни за что такую драгоценность преподнесли?
…Стала я потихоньку дело это организовывать. Девочки находили по своим каналам тех, кто хочет от ребенка избавиться. Уговорить – дело простое: в консультации там у меня заведующая это умело обставляла. Анализы, наблюдение – качество мы гарантировали. Лучше всего, если родственники девчонки-отказницы жили в селе, совсем хорошо, если отец – председатель колхоза или директор совхоза, а мама работала в магазине, это просто золотой фонд… Вам надо оставить ребенка – молчание наше надо оплатить, само собой, не торговались… Вам надо взять ребенка – ясно, это дело тонкое, и тоже люди не торговались…
А дальше – больше. Как ни проверяй – концов не найдешь. Ту, что оставляет подкидыша, мы оформляли в гинекологическое отделение, как с выкидышем. Роды я принимала сама, проявляя высокое врачебное искусство, терпение, ласку. Те, кто мне помогал, за это обязательно получали плату. При нищенской оплате труда медиков это всех устраивало – не было недовольных. Ни разу. В родильном у меня тоже все было отработано – «фальшивомонетчица» поступала даже раньше, чем «кукушка». Уход, выписка, документы, истории – все делалось, как надо, комар носа не подточит!
С родами у Петрив вышел, конечно, прокол. Жадность меня подвела! Подарили мне диадему с бриллиантами, кольцо, серьги, перстень и кулон, все камни большие, скорее всего, старинные. Я хотела их вернуть, но потом передумала. Дарительнице эта ценность, видать, не очень-то нужна, а у меня дочь-невеста.
Остальное все прокурору известно… Просто не о чем больше писать, но я верю, что повинную голову меч не сечет, как говорится на Руси…»
И пошла эта бумага по нашему департаменту. А потом до обкома дошло. Ведь раньше как было, знаете… Дело уже в суд готовилось, вызывают шефа в «дом с часами» – обком. Сам первый вызвал.
- Что это, Савельев, ты у нас Нюрнбергский процесс устроить собираешься? Надергал полгорода и треть области свидетелями, министерство на ноги поднял, на всю страну меня прославить хочешь? Меня и так знают (коснулся лацкана пиджака – вздрогнула Золотая Звезда Героя Социалистического Труда, которую ему комбайнеры области еще при Хрущеве заработали рекордным урожаем). Статью новую в кодекс ввести хочешь, работорговцами перед капиталистами выставить? Не пойдет! Выпускай пар в своей конторе! Ей удобнее всего за взятки (народ поймет!) впаять лет пяток – и баста! Все-таки, говорили мне, доктор она хороший вроде. С кем не бывает… Понял, Савельев? Ну, будь!
Так и вышло, как сказали в «доме с часами». Суд. Потом в лагере год. Потом – на химию. Через два года уже санитаркой работала. Правда, в УВД, чтобы, так сказать, под присмотром…
Нина была первой ласточкой рыночных отношений. А теперь вот прочел: во Львове доусовершенствовали – за доллары наших младенцев чуть ли не за океан продают… Врачей тоже этот вирус наживы заразил, он еще страшнее СПИДа, видать…