Человек может вытерпеть всё

Гарри Зубрис
 
   Тогда стаж мой определялся просто – без году неделя. В участковой больнице Новой Маячки, что на Херсонщине, моим главным врачом и наставником был Иван Александрович Мацарский, вдумчивый хирург, отличный диагност, имевший за плечами годы работы в партизанском отряде, щедро делившийся со мной – единственным помощником – своим опытом и хирургической техникой.
   - Там, доктор, цыгана привезли. Перитонит. Язык потрескался, пульс больше ста… Будем брать на стол, похоже, перфоративный аппендицит. Посмотри, иди быстрее… Да, скажи Петру, чтобы ворота закрыли, а то цыгане въедут всем табором – доски украдут, ведро на колодце скрутят, уже так было: одну рожать привезли, так они нас нагрели…
   Пошел – посмотрел. Историю уже оформляет дежурная медсестра. Картина ясная: симптом Щеткина – Блюмберга по всему животу, тахикардия, а анамнез скудный – выпил на баштане с хлопцами и стало болеть в животе.
   - Иван Александрович, а вы сказали Лиде, чтобы первым брали допризывника?
   - Да, Военком звонил, что мы плохо плановых оздоровляем. Грыжу сразу сделаем, а потом возьмемся за перитонит. Полчаса уйдет, пока цыгана постригут, ты же видел его…
   …Все, как обычно. Грыжа, действительно, как классифицирует Мацарский, - школьный случай. Подготовка занимает времени больше, чем операция. Моем руки, везут больного. Укрываем. Местная анестезия. Новокаин. Иван Александрович подбадривает. Добавляю – подсказывает главный – новокаин. Апоневроз. Выделяю грыжевой мешок, снова добавив новокаин. Ушил. Контроль гемостаза. Послойно уходим. Хорошо вышло. Швы на кожу. Мацарский меня хвалит, и я чувствую, что краснею: ведь оперировал он, но только моими руками…
   - Шура, - говорит операционная сестра Лида, - вытри парню лицо, смотри, весь мокрый… Багровое лицо парня вытирают полотенцем, а я спрашиваю: «Что больно?»
   - Нет, доктор, теперь не так, а когда резали и шили, я все терпел, ох, как больно было, как по живому…
   Быстро привезли больного с перитонитом. Его уже побрили, отмыли… Уложили на стол. Обработали йодом. Мацарский решил идти ниже-срединным разрезом: надо будет хорошо ревизию в тазу делать, контрапертуры понадобятся… Лимонная корка им быстро и красиво вырисовывается, но разрез… прерывает стон-вопль, несмотря на дополнительное введение новокаина… Крик повисает в операционной, дырявясь стоном и воем… 
   - Покажи мне флакон! – это главный бросает медсестре Кате, которая помогает в операционной.
   - Вот, Иван Александрович, тот же самый, который был на первой операции.
   - Читай, что на этикетке!
   - Вот: Sob.novocain 0,5 = 200,0 12 августа 1958 года.
   А стон по-прежнему вплетается в крик…
   - Катя, - приказывает Иван Александрович, - возьмите Омбреданна, залейте эфир и дайте больному маску.
   Вскоре привычно запахло эфиром, и больной притих, а затем уснул и расслабился. В брюшной полости серозно-гнойный выпот, «калового происхождения», уточнил Мацарский. Отросток угольно-черный, у основания – отверстие до четверти сантиметра. Быстро выполнив привычные для него действия, хирург убрал отросток, проворно наложил кисетный шов, слева направо сделав z-образный шов, окончив важнейший этап операции.
   - Делай контрапертуры, да пониже и пошире, два марлево-резиновых выпускника пустим – пусть течет…
   Операция кончается под мерное посапывание больного наложением кожных швов…
   - Туго не затягивай! Пусть отток будет, - подсказывает хирург.
   Уходя из операционной, Иван Александрович берет с собой все четыре флакона новокаина.
   - Надо будет завтра поручить проверить, не похоже на новокаин.
   …В конце дня позвонила Людмила Васильевна из аптеки:
   - Иван Александрович, во всех флаконах эзотонический раствор! Я разобралась – напутали при наклейке этикеток…
   - При зачатии напутали! – рыкнул в трубку Мацаркий, добавив нечто из неформальной партизанской лексики.
   - Иван Александрович, а как же мы первому грыжу оперировали? – спросил я в изумлении.
   - А так, что Бог сотворил человека с поправкой на дурака. Вот и терпит Божье создание от дураков…