Врач не должен бояться

Гарри Зубрис
     …Сдан экзамен комиссии облздравотдела, получены удостоверение и приказ о назначении районным акушером-гинекологом в Чаплынку. Знаю только, что там находится знаменитая Аскания-Нова, где еще жив старик, который провел красноармейцев Фрунзе по тайным тропам Сиваша.
   Коллектив ЦРБ – пятеро врачей. Главный – Филипп Адамович, молодой, высокий, красивый холостяк. Сестры почти все пожилые, многие помнят войну. Побаиваюсь, как бы не ударить в грязь лицом. Всего-то и опыта полтора года в участковой больнице, да еще санитарский - на «скорой». Утром – обход, потом в поликлинику на прием, дежурство в родильном отделении: этого я боюсь больше всего, ну какой я районный специалист, если эклампсию видел только раз, щипцы не накладывал, не могу представить себе, как буду делать перфорацию головки. И все-таки не так страшен черт, как его малюют. Вскоре мне самоуверенно стало казаться, что могу все.
   И вот случилось.
   - Меня, коллега, на свадьбу в Скаловск однокурсница приглашает, хочу вас просить отпустить меня, - сказал главный врач. – Без меня пробную ушьете, с аппендицитом управитесь, ущемленную грыжу вы уже делали, а если что-то такое, посылайте машину за Юстом в Каланчак.
   День после отъезда главного сложился хорошо. Субботний вечер веял прохладой. Сделали вечерний обход, все спокойно и тихо. Разошлись по домам, не доиграв шахматную партию. При этом мой коллега терапевт Валентин Иванович зачем-то сказал:
   - У нас в академии это считалось плохой приметой – не доиграть.
   Разошлись.
   …В окна стучали требовательно, звучно, кто-то крикнул: «Срочно в больницу!»
   На топчане девчушка лет десяти, бледная, мокрое лицо, рука холодная, пульс не сосчитывается, живот вздут.
   - Динамика плохая, коллега, верхнее – 70, шок, кровотечение в брюшную полость. Дети выпрягали лошадку, и Оксанку бахнуло оглоблей в живот, - рассказал Валентин Иванович.
   Я испуган.
   - Валентин Иванович, Юсту надо звонить. У меня таких больных не было.
   А сам думаю: «Да пока поедут, пока привезут – девчонка умрет. И всем будет ясно, что как врач ты не состоялся, что трус».
   Делаю операцию.
   - Валентин Иванович, я хочу в атлас загля…
   - Какой атлас! В животе все, как в атласе, даже яснее…
   А в животе крови, как борща в полной кастрюле.
   Юля, наша операционная сестра, говорит:
   - Вы, доктор, не бойтесь, большой салфеткой тесните кишки, а левой рукой зажим под нее. Видите, селезенка лопнула…
   Подвел зажим, раскрыл большим и средним пальцами, медлю застегнуть, боюсь нет ли там петли кишечной! Решился! Сухой щелчок зажима проткнул тишину операционной.
   - Давление обозначилось! – громко сказал Валентин Иванович.
   После этого все как бы вошло в привычное русло. Реинфузия. Туалет брюшной полости, дренажи, пересчет салфеток. Юля тоже придирчива:
   - Нет, Клава, не кучей считай, а разверни и мне покажи, чтоб видно было. Не хватало нам салфетку забыть. При такой кровопотере все может случиться.
   Вышли с Валентином Ивановичем под густо-синее небо с большой прорехой луны и бесчисленными дырами звёзд. И так на душе легко стало, хотя тревога еще сидела.
   - Спасибо вам, Валентин Иванович, если бы не вы…
   - Знай, врач – это тот, кто не боится. Если бы ты знал, сколько людей умирает из-за трусости тех, кто называется врачом… Врач не должен бояться.
   Оксану Кичинскую на девятые сутки выписали домой. Прошло много лет. Вспоминая своих учителей, одним из первых я считаю Валентина Ивановича Шакуна, человека трудной судьбы. Я все о нем знаю: посадили в 37-м, в 41-м добровольцем попал на фронт, был ранен, попал в плен, бежал, дошел врачом до Берлина. Снова лагерь – уже советский, участие в восстании зэков. Трижды должен был быть расстрелянным. Много читает, знает немецкий. Выпивает, запои длятся не больше недели. Но это пустяк. Настоящий мужик!