Трабл

Олег Макоша
             У.Б.
             Когда мы уходим на работу, дома остаются тени.   
             Со мной ночью приступ почечных колик случился. Было очень больно, я курил на кухне и думал о том, что смерть, сука, реальна. Напугался, что ли. Неприятно, умрешь в самый неподходящий момент, только все пошло правильно. Но смерть, видимо, всегда в неподходящее время случается, пока относительно молод и здоров. Курил и думал о том, что многие респонденты знают меня только по имени, ни адреса, ни телефона. Исчезну, люди будут гадать, а пара человек откровенно нервничать. Нехорошо получается, надо срочно раздать друзьям адреса явок и пароли.
             Скорая помощь капризничает.

             Скользящая симметрия.
             Коммендаторе Энцо Феррари: правильный автомобиль Феррари может быть только желтого цвета.
             Фердинанд Порше: Настоящий спортивный автомобиль должен быть красного цвета и иметь двенадцать цилиндров, каждый размером с бутылку кьянти.
             Генри Форд: Автомобиль может быть любого цвета, если этот цвет – черный.
             Процитировано по памяти.   
             Я купил зеленую Мазду, и чего теперь?

             Уго Чавес – наше все.   
             Встретил приятеля юности Костика Иванова, привет, говорю, Иванов. А я не Иванов, отвечает, мне шенгенскую визу перекрыли за то, что я полгода в Австрии нелегалом прожил, и я теперь Брандт. По двоюродной бабке со стороны золовки отца. Поменял паспорт, все дела.
             Не сильно я удивился такой информации. Брандт ему самое оно. Брандт, может и переводится как Иванов. 

             Ничего подобного, Уго Чавес не наше и не все.
             Читаю английского писателя, который имя взял у Грэма Грина, а фамилию у Джеймса Джойса. Получилось – Грэм Джойс. Роман купил из-за названия «Курение мака», не мог мимо пройти. И все подтвердилось, от Грина – интрига, от Джойса всякая шняга. Герой (электрик!) колбасится в Таиланде, разводит местную гопоту. Хорошо. Единственно не понял – зачем так далеко посылать героя, чтобы написать о том, что он мудак?

             Трабл.
             Хорошо живется человеку, пока он не умер.
             Вчера друг позвонил, чтобы сообщить печальную новость. А меня и так уже подбрасывало, чуял я с утра недобрые вести, и в груди что-то сжималось, и места себе не мог найти нигде, и выпить хотелось со страшной силой. Потом разъяснилось, но легче не стало, потом еще раз разъяснилось и стало только хуже. Вот я и думаю, нахуя нам испытания? И сам себе отвечаю – да это жизнь, чувак, прими достойно, неси не сгибаясь и, глядишь, умрешь достойным человеком.

             Бабл (единственное число от Бабло).
             Трудно это, прожить жизнь и не замараться. Так чтобы лет через тридцать не вспомнили увлечение амфетаминами, алкоголем, жратвой, бабами и отсутствием привычки чистить зубы. А вспомнили бы наоборот: праведность, порядочность, трудолюбие и служение истине. Оглянулся я окрест и не увидел ни одного праведного поступка совершенного мной. Ну, может в восемьдесят восьмом году, налил приятелю опохмелиться из неприкосновенных запасов. А так, ничего. Даже когда лежал в дурдоме, умудрился украсть из общественного шкафа книгу «История советского джаза», а после выписки продать ее перекупщику. Денег на водку не хватало.
             И почему-то не очень стыдно.

             Ч.Б.
             Вот одеколон «Че», запах ружейного масла пополам с коноплей.
             Мобильная связь стала единственным моим утешением. Я звоню, чтобы узнать – как. Мне звонят, чтобы узнать – почему. Живем в атмосфере тотального недоверия и неприсоединения. Крошим булку на мельницу врагов, мечтаем о сладостном. Боремся пассивно, то есть: может, как-нибудь само собой рассосется. Чего-то не торопится рассасываться, наоборот, уплотняется и каменеет. Жизнь доказывает – ты, сука, меньше кобенься, а больше работай на благо (а чье это благо, тебя не ****). Я же изо всех сил сопротивляюсь, настаиваю на счастье для отдельно взятой личности, на индивидуальном применении завоеваний. Считаю, что за коробку стирального порошка, я не должен гибнуть на баррикадах, ну его.

             Победа.
             Завтра ко мне придут маленькие злобные существа и потребуют отчета за прожитые годы. А после отчета предложат возмездие, от которого я не смогу отказаться, потому что их не колышет мое согласие. Но я примерно представляю расплату за свои желания и готов ответить на предъявы.
             Пересаженное в почву сердце бьется ровно и упруго, новые почки раскрываются на деревьях, легкие равномерно перегоняют углекислый газ, пот превращается в воду. Я за фотосинтез, за превращение газа в вещества. А природа ни за кого, ей глубоко наплевать, она может только подчеркивать и усугублять и без того осознанное состояние.
             Лето – осень – зима – зима – осень – зима.
             Чего-то здесь не так.