34 а
Павел приехал, как и обещал, в следующую субботу. Дела его медленно продвигались, но он все ворчал, что уж больно медленно.
- Это тебе твой заказ от Эркина, - протянул он мне небольшой мягкий сверток и маленький листок бумаги. - А это счет. Всего получается 465 долларов, но он сказал, что не будет возражать, если ты округлишь это до 500. Это покроет его расходы за пересылку.
- Да, это его обычная арифметика. Но 500 с пересылкой, это – 550. А он не стал бы возражать, если бы я округлил это до 450? С учетом затрат на пересылку, как раз и получится около 500. Может он подарить мне 15 баксов?
- Вряд ли. Ты же его знаешь.
- Ладно, чего мелочиться-то. Появятся деньги, начну высылать. А не пора ли нам в бар? - сменил я тему разговора. - Скоро подъедет моя любимая. С моей стороны будет хамством, если я встречу ее трезвым.
- У тебя появилась любимая? А как она относится к группенсексу?
Павел шутил крайне редко, но этот, единственный и традиционный для него вопрос он задавал всегда, когда видел кого-то из своих друзей в компании с женщиной. Не с женой, конечно.
- Появилась, но она к нему не относится.
- Ну и хорошо. Элеонора! - крикнул он в сторону кухни, а потом добавил что-то по-французски.
По-видимому, он сказал ей, где нас можно найти. Как будто она и без этого не догадывалась.
За эту неделю мы с Салхой не встретились ни разу. Когда я позвонил ей в понедельник, она, судя по голосу, очень обрадовалась. Так же, как впрочем и я сам, услышав ее.
- Это твой номер? - спросила она. - Я думала, что ты не будешь мне звонить.
- Это мой номер, и он должен быть у тебя в телефоне дважды, после того, как я тебе звонил вчера. Я думал, что ты его записала.
- Я иногда забываю записать сразу, а потом, если не могу вспомнить, чей это номер, то стираю.
- А почему ты решила, что я не позвоню? Я же обещал.
- Подруги говорили мне, что для мужчины пообещать очень легко, но они почти никогда не держат слова. На примере моего бывшего бойфренда я потом не раз убеждалась, что это так.
- Твоим подругам очень не везло с мужчинами. Да и твой индиец ничем не отличался от всех остальных. Но в мире есть еще и другие мужчины. А не звонить тебе я не могу, потому что скучаю.
Она улыбнулась. Разумеется, я этого не видел. Но я это видел.
- В субботу приезжает из Лусаки мой друг, - продолжил я. - Я хочу, чтобы ты приехала. Я вас познакомлю. Мы приготовим вкусный ужин. Тебе понравится.
- Твой друг – замбиец?
- Нет. Он такой же русский, как и я.
- А ты – русский? - очень удивилась она.
- Да. Это плохо?
- Не знаю, я их никогда не видела. Ты хороший.
- Может быть, я и не очень хороший, но не дрянь, это точно. Я ничего не рассказывал тебе о себе. Когда мы встретимся, я расскажу все, что захочешь. Обещаю.
Мы перезванивались каждый день, иногда по два - три раза. С уходящими днями я все больше по ней скучал, а к субботе уже чувствовал, что мне ее не хватает. Твердо зная, где мы будем, я предупредил ее, что когда она приедет, ей нужно будет мне позвонить, и я ее встречу. Но время уже перевалило за тот рубеж, о котором мы договаривались, а звонка все не было.
- Я пойду выгляну. Может быть, она уже где-то здесь, - сказал я Павлу, вставая.
- Сиди. Африканское время течет по-другому. У них пятнадцать минут могут быть и тридцатью, и часом, и даже полутора. Они не знают понятия пунктуальности. Кроме того, она еще и баба.
- Она женщина, и на нее это не похоже.
Я прошел сквозь отель и вышел на улицу, которая вела к дому. Прошло уже двадцать минут после назначенного времени, и она уже должна была быть где-то здесь. И я увидел ее издалека. Она стояла около входа в наш дом, беспомощно и растеряно озираясь по сторонам. Я еще раз отметил про себя, какая она маленькая и беззащитная в толпе, да еще и среди высоких домов. Во мне вновь всколыхнулось желание защитить ее от чего-то. Ноги сами пошли быстрей, я почти побежал. Она увидела меня и тоже кинулась мне навстречу. Мы обнялись прямо на улице, среди осуждавших нас взглядов бородатых людей в длинных балахонах. Это было большим риском, потому что если бы где-то невдалеке оказался полицейский, и кто-то указал на нас, за такое в прилюдном месте можно было попасть за решетку. Но об этом я узнал гораздо позже. Для арабов не предосудительно практиковать анальный секс, но при этом они громко возмущаются, если кто-то посягает на нравственность, обнажая свои чувства на глазах у всех обыкновенными и абсолютно целомудренными объятьями.
- Куда ты пропала? Почему не позвонила?
- Я уже минут десять здесь, но у меня кончился ток-тайм, и я не могла звонить.
Тут же, через пятнадцать шагов, я купил для нее карточку.
- Возьми и сразу же заряди. И никогда не жди, чтобы он закончился. Я или деньги тебе дам, или сам куплю для тебя. Ты всегда должна быть на связи.
Когда мы зашли в бар, за нашим столиком было пусто. Павел ходил неподалеку по площадке и с кем-то оживленно разговаривал по телефону.
За соседним от нашего столиком сидела африканская явно не бедная семья, и двое детей, капая вокруг себя быстро таявшим на жаре мороженным, уплетали его с завидной скоростью. Я успел перехватить взгляд, которым Салха посмотрела на них. Мороженное для нее было лаской мамы из далекого детства.
Мы сели за столик, и я спросил свою глазастую:
- «Пепси»?
- Да.
- Что ты будешь есть?
- Ничего. Я поела дома, - наврала мне она в очередной раз.
Ну с едой можно было действительно пока повременить. Дома Элеонора приготовила к приезду Павла шикарную рыбу. А я сварганил целую большую миску международной закуски – салата «оливье». У нас без него не обходится ни одно застолье. Судя по популярности у нас этого блюда, его изобретателя - француза - давно считают русским. В крайнем случае, этническим французом с корнями из недомерзших наполеоновцев.
- «Пепси» и двойное мороженное, - сказал я подошедшей официантке.
Салха мельком бросила на меня взгляд и опустила голову.
Павел закончил разговор и вернулся на свое место.
- Меня зовут Павел, - протянул он Салхе руку.
Она улыбнулась и ответила на рукопожатие, после чего Павел вдруг встрепенулся и показал пальцем на дверь:
- А ее – Элеонора.
В проеме двери действительно возникла обладательница этого имени. Приодетая и с легким серебристым макияжем, она всегда выглядела очень эффектно и своим появлением неизменно привлекала всеобщее внимание. Она об этом знала и, замерев на секунду в дверях, не возражала. И только потом уже подошла и села на давно ожидавший ее стул. Коротко улыбнувшись Салхе, она отвернулась и предалась своему любимому занятию: разглядывать Павла почти беспрерывно, с легкой улыбкой и выражением немого обожания во взгляде.
За столом был полный комплект. Салха, сдерживая себя, ела мороженое и запивала его глотками «пепси». Мы спокойно потягивали джин с тоником. Элеонора делала то же самое с отчетливым стремлением «догнать».
- Пьяница, - сказал Павел и тут же выставил в ее направлении раскрытую ладонь. - Знаю, знаю.
Мы дружно рассмеялись, вспомнив тот далекий эпизод из нашей «собачьей» жизни. Сейчас нам всем было хорошо. У них двигался бизнес. Я был в Танзании и работал в очень хорошем месте. Салха приобрела надежную опору, чем я и хотел для нее быть и даже гнал от себя малейшую мысль, что мы можем когда-то потерять друг друга.
- С твоим билетом, кстати, ничего не вышло, - сказал Павел по-русски, оторвав меня от добрых мыслей. - Никто и слышать ничего не хочет. Я его выбросил, потому что теперь это уже не более, чем пустая бумага.
- Да и хрен с ним. Это не мои деньги. А я скоро сам заработаю.
- А твоя баба совсем скурвилась, - вдруг сказал он без всякого перехода.
Я было опешил, коротко глянув на свою малышку, но тут же сообразил, что он имеет ввиду Орин. Как о «своей», я о ней уже основательно подзабыл.
- Эркин пару раз выгонял ее, - продолжал Павел, - но она стала приходить ко мне и предлагать свои услуги. Я ее тоже выгнал. А в одну из ночей она приперлась снова. Как всегда, хорошо поддатая и на такси. Эркин в эту ночь был один, поэтому ее впустил. Она стала требовать выпить, но ничего не осталось, мы вечером все сожрали. Тогда она сказала, что хочет групповухи с нами обоими. Мне это было не нужно. Эркин ее увел и поимел во все места, до которых смог дотянуться. А она в это время дрыхла, да еще и похрапывала. А утром он проснулся в луже. Она обоссала его постель. Он ее вытолкал за порог и сказал, что если она явится еще раз, он набьет ей рожу. До моего отъезда не появлялась. Эркин, кстати, хотел забрать у нее твою камеру, сказал, что ты хочешь обратиться в полицию. Она ответила: «Ну и что? Они меня все там по очереди трахнут и выгонят. На этом все и закончится».
- Ну что ж, у каждого своя дорога, – с совершенно искренним безразличием сказал я.
Терять камеру было, конечно, жаль, но я уже перегорел, смирился, и единственное, что оставалось - это голое сочувствие человеку, добровольно изуродовавшему свою жизнь, одинокому и несчастному существу, так и не понявшему своего предназначения в жизни и скорее всего даже не осознавшему своего безудержного падения. Бог с ней.
Вскоре мы вернулись домой. Мебелью Павел с Элеонорой так и не обзавелись, из-за чего зал казался слишком просторным. Но у них был телевизор, музыкальный центр и DVD-плейер. С этим жилье уже выглядело респектабельным. Салха впервые переступила порог этого дома. После своей клетушки она, наверное, восприняла его, как театральный зал.
Мы с сигаретами в зубах немного поболтались по балкону, разминая суставы. Дамы красиво сервировали стол разными тарелками от сборного сервиза и алюминиевыми ложками и вилками. Когда все было готово, мы по сигналу сели за стол вновь. Все было потрясающе вкусным. Кроме того, было много шуток и наших замбийских воспоминаний. Вечер удался и поэтому отчетливо запомнился.
Начинались сумерки, и Салха засобиралась домой.
- Ты с ума сошла, - удивился и расстроился я. - Куда ты сейчас поедешь? Пока ты доберешься, будет уже совсем темно.
- Я их стесняюсь, - прошептала она мне.
- Пойдем, - я взял ее за руку и привел в свою комнату. - Смотри, это наше место. От них оно далеко, за двумя дверьми с коридором. Кроме того, они не виделись больше трех недель. Ты думаешь, им будет до нас с тобой? Ты поедешь домой завтра, - решительно добавил я и, взяв ее сумку, повесил на гвоздь.
Она смирилась. Пожалуй, впервые в жизни я «надавил», но считать Салху малознакомой мне уже не хотелось. Да и оснований не было.
Под потолочным вентилятором, который я никогда не выключал на ночь, было не жарко. Умом я понимал, но совершенно не замечал разницу наших возрастов. В Салхе женщина еще только просыпалась, а во мне мужчина уже, видимо, начал медленно угасать. У меня уже не было тех высоких потребностей, которые свойственны возрасту от 20 до 50 лет. Но у меня было одно бесспорное преимущество: мудрое и экономное расточительство, которое дается только годами и всегда нравится женщинам. Тем более, если женщина еще только вышла из детского возраста, и ты испытываешь к ней, кроме сексуальных желаний, еще и большую, почти отцовскую нежность.
Я опять обнимал свою маленькую возлюбленную, отдыхавшую на моем плече.
- На купенда, - прошептала она.
- Куда? - не понял я.
- Это на суахили. Я потом переведу.
- Почему не сейчас? Это что-то плохое?
- Не очень, - ответила она, улыбнувшись.
- Ладно, подождем. Я обещал рассказать о себе, - вспомнил я.
- Не сейчас. Завтра. Можно я сейчас посплю?
- Ты устала? Было много работы?
- Да, сегодня много. Но я не очень устала. Я же молодая. Просто, расстроена немного.
- Если работы было много, значит ты сейчас богатая. Тогда почему ты расстроена? Что случилось?
- Я не богатая. Одна семья отказалась мне платить.
- Ты сделала что-то не так?
- Нет, все было хорошо. Но арабы и индийцы часто так делают. Договариваешься о цене, делаешь всю работу, а в конце они отказываются платить и прогоняют. Целый скандал устраивают, полицией грозятся.
- А почему ты сама не обратилась в полицию? - возмутился я.
- Это бесполезно. Ты не знаешь нашей полиции. Я ничего не смогу доказать. Договор был устным. Кроме того, у меня нет денег, а они всегда откупятся, еще и в вымогательстве могут обвинить и посадить в тюрьму.
- Таким морды бить надо! - сказал я, чувствуя в себе поднимающуюся волну возмущения.
- Нет, наказывает только Бог. Я не обижаюсь, привыкла уже. Стирать и убирать не трудно. А за них я молюсь.
Я прижал к себе сильней это маленькое хрупкое чудо и старался притупить охватившее меня острое чувство сострадания.
- На купенда, - прошептала она еще раз свою загадочную молитву и медленно погрузилась в мир сновидений.