1.Младший лаборант по должности и зарплате, но первый помощник профессора по сути, Иван Жук смотрел на профессора Гольдберга с изумлением.
– Но это же миллионы в валюте. Нанофильтры нужны всем. Ну не хотите заниматься производством, продайте ноухау.
– Ваня успокойся. Я тебе вот что расскажу. Байку это написал конечно антисемит, но доля истины в ней есть. Евреи делятся на два вида: мудрецы и торговцы. И одни без других выжить не могут. Торговцы потому что без мудрецов скоры перегрызться за гроши, а мудрецы без торговцев с голоду помрут. Я, видишь ли, родился мудрецом. Сунусь в торговцы – налево пойдёшь голову потеряешь, а направо в тюрьму сядешь. Вот я и иду прямо по моему пути в науке. В науке я счастливчик. Творец посылает мне идеи регулярно, он же и путь указывает. Так вот оно, и ослушаться его я не могу, как помнишь в библии Валаам, знаменитый своей ослицей. Он, дурак, позарился на деньги, а получил один позор.
Уволь меня от этого.
– Хорошо, но я же могу при вас быть торговцем.
– Ты еврей, разве что по образованию, хотя случались казаки и из евреев. Короче на тебя запреты еврейские не распространяются. Я даже могу тебе бумагу подписать на права продажи моих находок.
– Ловлю на слове и зову нотариуса.
Поразительная быстрота Ванины действий имела историю. Он же поклялся стать богатым и всем за всё отомстить как граф Монте-Кристо.
Мудрый Гольдберг угадал фантазии Вани. Он ведь тоже в детстве читал про графа Монте-Кристо. С такого настырного мальчика станется. Вот он и сказал вполне серьёзно:
– А что, и зови, но помни, что мудрецам положена десятина. Согласен мне десятину платить?
– От заработанного на продаже Ваших идей?
– Ну, ясно, что не из кладов Ивана Грозного.
– Так я пошёл?
– Прямо сейчас?
– Конечно, а то вдруг вы передумаете.
Наоборот, я подумал вот ещё что. Десятину ты будешь платить и моему ребёнку.
– Так у вас же нет детей.
– А разбогатею, так может какая и решится подарить мне дитя. Сорок пять – это ещё не конец истории.
– Ладно и на это я согласен. Так я пошёл.
– Ишь ты, пошёл. Рабочее время ещё не кончилось, а адвоката мы найдём по телефону.
– Нам не адвокат, а нотариус нужен.
– Мне всё равно, садись на телефон и призови его сюда.
– Дороже обойдётся.
– Ишь ты торговец какой прыткий. Дороже. Время наше с тобой любых денег дороже. Идей много, а жизнь коротка. Экономика должна быть экономной, но не то что нужно все по глупости экономят. Надо себя экономить, а не символы благополучия. Вырастешь, поймёшь и это.
– Мне уже стукнуло семнадцать, а после этого уже не растут.
– Это не верно даже физиологически, а духовно и подавно. Звони скорей, а то процесс номер семь заканчивается и дальше нам не до болтовни будет.
2. Иван приехал к Бусыгину, как богатый фраер, то есть на такси. Быстро взбежал по лестнице, кивнув знакомым охранникам.
– Мистер Чу Гунн великий гунн и он же Робин Гуд слушает тебя, юный оруженосец.
– Бусыгин, есть миллионное дело и без всяких масок, переодеваний и прочих робингудств.
– Без робингудств скучно.
Они посмотрели друг на друга. Оба помнили как они красиво «обули» общего недруга, продав ему списанные компьютеры как новые из-за границы.
Ваня изображал мериканца Джона Лопеза говорящего по-английски с испанским акцентом. А Бусыгтн вроде как и ни при чём был, только молодцы его страховали сумму полученную наличными.
На эту сумму купили тете Бэлле двухкомнатную квартиру в приличном доме приличного района.
Тётя отвела ему для жизни на всем готовом комнату, чтобы было о ком заботиться и с кем поговорить. Ваня согласился говорить с ней только по-английски. Язык штука неисчерпаемая. В английском как и в русском полно слов, которые любой мальчишка знает, а словарь, увы, не знает. Вроде скажем ништяк, блатарь, лохотрон. Бэлла весьма начитанная в современной английской литературе и смотревшая массу фильмов на английском, американском, канадском и австралийском языках могла продемонстрировать даже разницу в произношении всех этих вариантов английского языка. Впрочем, бывал он у неё редко, чаще спал в спорт зале, или вовсе придремывал положив голову на руки лежащие на лабораторном столе. Но сегодня сразу после разговора с Бусыгиным он собрался домой. А пока, насмотревшись вдоволь друг на друга и скорчив пару памятных гримас, Бусыгин и Жук расхохотались и только тогда перешли к делу.
– Сразу скажу, десять процентов профессору, тридцать мне и тридцать вам, Робин Гуд.
– А ещё тридцать кому?
– А тому, у кого найдётся подходящее оборудование и помещение. Такие должны быть в Зеленоградске.
– Я не тот человек, который догадается которое оборудование подходящее.
– Понятно, я принёс список. Часть сего вообще вряд ли найдется. Ваша забота купить, точнее дать деньги, остальное моя, включая налаживание производства.
– Какой прыткий, тебя ещё в студенты не приняли, а ты уже из себя главного конструктора корчишь. Это тебе не Лопезом быть, лопнешь от натуги.
– Не лопну, профессор с нами, то есть при мне. А и я очень быстро учусь. А в студенты не иду, чтоб на пустяки не отвлекаться. Так быстрее в дело вхожу.
– В тело ты пока входишь, а не в дело. Вырос, – вижу, окреп –вижу. Остального не вижу.
– Да учусь, учусь. При мне универсальное устройство для объяснения научных непоняток. То есть Сам профессор при мне. А я становлюсь его научным клоном. Понял суть.
– Понял, Ванечка, давай свои бумаги. Встанем дружно под знамёна ЗАКОНА.
– Так я пошёл?
– А выпить, а съесть. Взрослый ты, а тощ как мальчишка. Денег на приличную еду как не было так и нет. Или времени у сумасшедших учёных нет? Давай поедим и ты мне расскажешь чё-нибудь научное. Я ж тоже должен быть в теме.
– Про нанофильтры чего только не говорят, половина, конечно, «наукова мифология», как выражается Гольдберг. А читать интересно да и для рекламы сгодится
Есть мнение, что по углеродной нанотрубе вода течет в десятки тысяч раз быстрее, чем по любой другой. Якобы там трения нет. Если правда то можно создать аккумулятор в тысячу раз более мощный, чем нынешние. Над этой фантастикой мы и трудимся.
– Стой, а фильтры тут при чём. Мы ж вроде фильтры делать собрались.
– А просто, пачка таких трубок сравнимая по площади с водопроводной трубой пропустить через себя речку грязной воды и выдаст ключевую. А ключевая вода не зря в некоторых местах называется живой. Кожу оживляет и желудок радует и вообще продлевает жизнь. Кто ж не купит такие фильтры. Мы ставили опыт на воде из моего поломойного ведра. Сейчас пьём только такую. Вот и работаем теперь по двадцать часов в сутки.
– Это ты мне рекламу рассказываешь, или факт.
– Гольдберг учит, что научный факт – это то, что подтверждается в хотя бы в трёх независимых лабораториях. А я своим ощущениям верю. Я ведь сам как прибор, я и думаю образами и ощущениями, а не формулами.
– Ну это и понятно, ты ведь, прямо скажем, неуч. Ещё ни одно независимое учреждение не подтвердило даже аттестат зрелости.
– И ты, Брут.
– И я, брат. Мода на самоучек кулибиных там и ползуновых прошла. Учись, а то я с тобой деловито разведусь. Мне твоя брехня непонятна и не проверяема, а диплом он и в Африке диплом.
– Так что, ты в дело не войдёшь?
– Ладно, ты ешь и не парься. Я тебе в отцы гожусь и совет мой отцовский. Не всю же тебе жизнь за спиной профессора отсиживаться. Ну не прыгай. Принеси бумаги за подписью профессора. Без этого нет разговора ни с кем. Сам подумай. Моё имя ни кому ничего хорошего не говорит и твоё, к сожалению, тоже.
– Я дам тебе образцы фильтров, пусть испытывает. Имя именем, а факты весомее.
На том они разошлись, что организовать деловую встречу с неизвестным пока владельцем или директором подходящего завода.
Встреча состоялась в Москве, в ресторане "У Пети". Рослый и потому привыкший на всех смотреть свысока, директор электрохимического завода Самогонов смотрел на них с усмешкой и вещал:
– Я то на всё согласен, только из этого рая, да не выйдет ни чего. Вообще ничего. Над полем столько воронья, что сколько ни сей не соберёшь даже своего. Лапу надо иметь на самой верхушке. А впрочем, и это не поможет. Оборудование изношено не только у меня. Оно во всей стране изношено. Это ещё при Брежневе началось. Всё катилось в пропасть под звон бокалов. Нельзя же всё время вместо полезных изделий делать вид. По-умному, это называется "Кризис изношенной техносферы", а по простому старьём живём. Последками энтузиазма отцов. Скоро все почувствуют на своей кухне нехватку электроэнергии и природного газа. Нехватку мозгов бы надо раньше почувствовать. У меня некому работать с такой аппаратурой. Все кто мог либо в Америку махнули, либо в бизнес.
– Это очень по-русски слеза под водочку с расстегайчиком.
Давайте начнём делать свой бизнес во благо и процветание России. Иначе не будет ни блага, ни процветания, – изрёк Бусыгин.
– Да, похороны надо отложить, Вадим Владимирович. Начнём делать фильтры на экспорт.
– Да кто нам там поверит в наши фильтры. Сколько дутых проектов уже запущено в мозги. Один Валериан Соболев чего стоит.
– А если привлечь западных совладельцев.
– И японское управление вместе с японцами, – с усмешкой сказал Самогонов. Чуть помолчав он же и продолжил:
– Народ за дубины возьмётся. Тут ведь всё просто – и сами не умеем и другим не дадим. Я уже читал где-то в Интернете статью "Под властью сановных придурков". Темпераментные парни революцию готовят. А в нашей стране революции бархатными не бывают. Характер требует слепой ярости. Для войны с врагами – это пойдёт, а для терпеливого строительства никак.
– Всем в Америку уехать не удастся,– задумчиво сказал Иван, чувствуя суровый не уют от всех этих разговоров
А Самогонов гнал своё:
– Так оно и будет, большая часть в никуда, средняя часть в дикость, а малая часть в евроамерику. Там, кстати, европейцев уже заметная нехватка. Русских охотнее примут, чем негров и китайцев.
Бусыгин как человек решительного действия, решил подвести черту:
– Давай по последней и заканчиваем базар. Дружно вспомним притчу о двух лягушках в бидоне с молоком и начнём что есть силы лапками бить. Может потом и зачтётся.
– Да есть и такие, которые готовы организовывать проектные команды, сети развития и всё такое. Если к ним прислонимся, то хоть рэкетирам ничего платить не придётся. Эти бесплатные защитники.
– Это я возьму на себя, – сказал Бусыгин. – А много тут таких молодцев?
– Не считал, но видел. Их надо на оранжевых демонстрациях искать. Полно просто бузотёров, но встречаются и последние энтузиасты народные. Вперёд под лозунгом «Создадим власть творцов и изобретателей».
– Мой учитель считает, что это невозможно, – вставил слово Жук, терпеливо наблюдавший словесные игры старших.
На это восьмиюродный дядя Бусыгин ответил философски:
– Эх, Ваня, наша жизнь вся невозможна, но вот живём.
После этого философизма он перешел к делу
– Давайте призовём законников, подпишем бумаги и потихоньку начнём превращать невозможное в серые будни бизнеса.
Все покивали мудрыми головами. С этим и разошлись. Иван, чувствуя себя свободным от деловых бумаг, разошёлся в такой степени, что решил поддаться сентиментальности и махнуть в родную деревню. Два года ведь не был. Причина проста, ни времени нет, ни дел там ни каких. Но ведь это только роботы ни к чему кроме дела не приспособлены, а человек существо с неизвестными границами предназначения.
Сначала Иван попытался поймать попутный трейлер, но дело к ночи, небо к дождю и настроение ко сну. Решил поехать на электричке до Дедовска, а уж от туда нанять лихача. За доллары повезут, если повезёт, а не повезёт, то и пешком часа за полтора дойдёт. Давно ведь по лесу не гулял, а ночью в лесу самое безопасное время. По крайней мере для него почти лесовика, или лешего.
Так и вышло. В августовском лесу, впрочем, оказалось неумеренно прохладно, но зато и пробежал он свой путь всего за сорок пять минут.
Деревня уже спала одряхлевшая как старушка. «Разленились мужики дома чинить» – подумал с грустью Ваня. – «Ещё отец сказал, что деревни умирают». Так он и дошёл до школы и растерялся. Школы, а значит и его квартиры не было. В темноте он не сразу понял, что стоит на пепелище. Получалось, что на холоде и в голоде ему и спать лечь негде, а стучаться в полночь к кому бы то ни это совсем не камильфо. Иван побрёл по улице, сам ещё не зная куда. Скорее всего ноги несли его затуманенное сознание к той же станции, с которой он только что прибежал. Ночевать в лесу он просто не смог бы.
– Ваня, Жуков сын, ты зайди, отогрейся.
Иван медленно оглянулся. Узнать ту добрую женскую душу, которая позвала его, он не смог. Да и как узнаешь. Эта душа принадлежала девочке подростку, тоненькому стебелёчку выросшему в кромешной тьме полумёртвой улицы. Откуда тогда взялся такой взрослый голос.
– Ты кто? – едва подавив слёзы, спросил Иван.
– Я, Катя тоже из Жуков. Идём. А то мне холодно.
Иван пошёл за девочкой в дом, накрытый совсем загрустившей крышей.
– Ты что одна здесь живёшь.
– Одна. Отец недавно уехал и пропал, мама умерла давно.
– Как же ты справляешься?
– А я и не справляюсь.
Они вошли в дом. Иван тяжело присел на лавку у стола. Грусть усилила усталость, да и в ногах, как известно правды нет.
Катя ушла за печь и вернулась с чугунком картошки.
– Она уже остыла, а ничего у меня другого нет. А печь растапливать, так ты уснёшь.
– А я очень люблю здешнюю картошку. В Москве такой вкусной нет. Только я очень спать хочу. День был трудный и долгий.
– А ложись вон и постель расстелена.
– Так это же твоя постель.
– Так больше некому тут спать.
– Постой, а ты где ляжешь?
– Рядом и лягу. Я тонкая мне места много не надо.
– Э, да мало ли что мне в голову придёт среди ночи в постели рядом с женским телом.
– Не придёт, потому что я скелет, а не тело.
Иван посмотрел на девочку и согласился, что воистину не придёт
Так они и уснули.
Когда Иван проснулся, в нём тут же проснулась неистовая совесть. Было ли, или приснилось. Он не мог вспомнить, только ли целовал он эту девочку. В комнате никого не было, и тогда он украдкой привстал и осмотрел полубрачное ложе. Не обнаружив ни каких следов запретной активности, он оделся и вышел во двор. Там сразу нашлось успокоительное дело. Он принялся колоть дрова. Катя появилась с корзинкой грибов.
– Сейчас картошку с грибами сделаю, тогда и есть интереснее будет.
– Катя, скажи прямо, я к тебе ночью приставал?
Светлое личико белокурой девочки стало пунцовым.
– А я ничего, только поцеловала тебя. Ты такой хороший. Таких во всей округе не осталось ни кого.
– Я страшный, – объявил зачем то Иван и сорвал хитрованные усы. Под ними на незагорелой части лица алели шрамы.
– Ты не страшный, Ваня, ты такой же несчастный как я. Сироты мы.
– Вот именно. И нет у меня ничего, и взять тебя с собой некуда мне.
– Я знаю, твой домой сожгли.
– Кто?
– Так те бандюки, что тебя искали. Как ты ушёл, так и сожгли. Вместе с Дарьей Дмитриевой.
– Заживо?
– Того никто не знает. Милиция была, тоже не поняла.
– А после они сюда заявлялись? – спросил Иван раскаляясь от ярости.
- Каждый понедельник за грибами приезжают. А мы тут как крепостные на оброке.
- А как же вы милицию не призвали, она б их сцапала, если они по часам приезжают.
- А милиция говорит – торговля грибами не запрещена. Не хотите не продавайте.
- Так они, что без оружия приезжают.
- Наоборот с оружием. Потому остатние мужики их и бояться.
- А милиция оружия не ищет?
- Разве я всё знаю?
- Всё никто не знает, – вздохнул Иван, с ужасом осознавая своё бессилие. А так хотелось сказать: «Не бойся, теперь я ваш защитник». Он едва сумел удержаться от красивых обещаний, продолжая задавать вопросы.
Как приезжают, на чём, долго ли торчат на виду у деревни, что мужики себе думают.?
Потом он оставил Кате почти все свои деньги и ушёл, ни с кем более не желая встречаться.
Конечно, он воображал как подстрелит он их из леса на повороте дороги, или на выезде на шоссе. Как побьет прямо посреди деревни на глазах всех струсивших жителей, но сам при этом понимал, что не поможет это. Даже если он убьёт этих придут другие, ещё кого-нибудь убьют из деревенских, вот хотя бы Катю. Кто-нибудь же видел как он выходил из её избушки.
Всю дорогу до электрички и дальше под стук колёс и до самого университета он не смог больше ни о чём думать. Получалось, что если сами мужики деревенские не соберутся с духом и не дадут отпор так ничего и не выйдет хорошего. С этими мыслями он и пришёл к Бусыгину. А тот заявил:
- Забудь. Это не для твоей головы. Это дело Робин Гуда.
Иван покорно кивнул головой.
А через недели две по телевизору прошла передача о прекрасном подмосковном месте селе Ямшиково и бандитах собирающих там дань, и о милиции, прячущей голову в песок. Кроме съёмки самого момента посещения, шли портреты прямых и косвенных виновников. На следующий день показали портреты всех арестованных.
Иван успокоился и вернулся к своим делам.
3.
Зимой, едва удалось наладить производство фильтров, в университете нагрянул капитан милиции с автоматчиками.
- Жук, Иван Иванович. Что ж вы столько времени избегаете призыва. Где прописаны не живёте.
- Где прописано, того уже нет, сожгли при попустительстве милиции, -дерзко ответил Иван. – А я студент и мне положена отсрочка от армии.
- Проверим, да ты не отворачивайся к своим колбочкам и ступочкам. Пошли в деканатах. Там и узнаем, числишься ты в студента, или нет.
- Не надо в деканатах, я студент, который не числится.
– Спасибо за правду. Даю день на сборы. Вот тебе адрес военкомата. Сам придёшь – под Москвой служить будешь, а нет – загоним тебя урановые рудники охранять, а это ровно туда, где сраки зимуют.
Капитан пошёл ловить следующих избегантов, а Иван пошёл звонить тёте Белле. Когда он вернулся в лабораторию, Гольдберг скакал по ней в ярости.
– Если уж Иванушка, так непременно дурачком хочет быть. Сколько раз тебе говорил – добудь аттестат, а уж в студенты я тебя произведу так же легко как королева английская в рыцари производит. И что теперь. Лучшие годы ты проведёшь в казарме. Это с твоей то светлой головой.
– Зато стрелять научусь.
– Зачем физику стрелять?
– Физику может не зачем, а казаку без этого нельзя. Страну всегда есть от кого защищать.
– Здесь в лаборатории ты её защитишь куда сильнее, чем размахивая автоматом. Читал же о том, что нынешняя война это война мозгов.
– Профессор, но я же не хотел, меня что спросили?
– Хотеть и не хотеть надо не по системе Емели на печи. Хотеть – значит делать.
– Но завод же я вам сделал.
– Наивно. Что толку выжимать из дерьма воду, дерьмо же остаётся. Его максимум зароют в землю и что? Подпочвенные воды захватят дерьмо и отравят … А что я тебе говорю? Ты всё знаешь и задачу свою знаешь, и продвинулся хорошо.
– Но вы же сами говорили, что это не дерьмо, а полезные ископаемые.
– Но сначала надо сделать так, чтобы они не были вредными закопаемыми. Да я до президента дойду, а тебя вытащу к делу. Ишь, мышцами поиграть захотелось.
Гольдберг замолк, прикрыв усталые глаза. Иван потоптавшись промямлил:
– Но я пойду?
Профессор устало махнул рукой.
– Иди к чёрту.
Ваня сложил полученные диаграммы в папку с надписью
ПРОЕКТ 8. Наносортировка
После чего похлопал ресницами, глядя на впавшего в прострацию Гольдберга, и вышел в другую жизнь.