РАССКАЗЫ СТАРОГО ХОМЯКА
- Оставшись не у дел, - излагал Хомяк под шум бурового станка свою версию последних событий, - причем в полном и гордом одиночестве, решил я заняться чем-нибудь полезным. Но, спрашивается, что я вообще умею? Только шахен-шахов свергать да оппозицию с уголовниками давить. Нынче же совсем другие времена, и никаких шахов на горизонте не видно, да и власти у меня, сам зна-ешь, почти что никакой. Еще я умею неплохо кого-нибудь изобличать, а в по-следнее время увлекся писательством. Почему бы, думаю, не попробовать про-рваться к читателям в очередной раз? Была, не была! И написал я роман, эдакую эпопею о наших приключениях в 2001 году. Сам не знаю, как мне это удалось, но вышла увлекательная вещь: кому ни показывал, все со смеху покатывались, если это были, конечно, не круглые болваны. Воодушевленный результатами этой предварительной обкатки своего шедевра, поплелся я в одно очень респек-табельное издательство под названием, кажется, ОПРСТ. Встретили там меня приветливо, рукопись взяли и посоветовали позвонить через пару месяцев. Действовал я, разумеется, через одного старого знакомого фундаменталиста, работавшего в том самом издательстве не помню в какой должности. Месяцы пролетели, как миг, и вот звоню я туда, преисполненный радостных ожиданий. И что же мне отвечают эти гяуры?! "Не подходит". Они что, примеряли рукопись на себя в качестве набедренной повязки?! Поехал я тогда забирать рукопись, пока ее на самокрутки не пустили. К своему ужасу, увидел, кто же рецензировал мой труд. Сидели в той самой редакции три, простите меня за выражение, соплюшки, которых Аллах лишил разума еще с рождения. Да они и слов-то таких не знают, какие мне пришлось использовать! Кроме "типа", "круто" и "короче", еще, пожалуй, два десятка идиом, и все! И вот таким, с позволения сказать, судьям предложено решать судьбы бессмертного шедевра! О, горе мне! Налейте мне что-нибудь ради Аллаха…
Хотелось напомнить старику его недавнюю дикую выходку, но сочувствие, ко-мом сжавшее мое горло, заставило меня пойти на попятную.
- Плесни ему какой-нибудь бурды, - попросил я медведя-добытчика. – Жалко все-таки старикашку…
Хищник из куньих, пробурчав под нос что-то явно не почтительное в мой адрес, нехотя подчинился. Хомяк промочил глотку и продолжил печальную повесть:
- Как говорится, коли в издательства ходу нет, топай в Интернет. Хоть это, как известно, и творение шайтана, но куда больше податься? Нашел я одного при-ятеля, тоже из бывших имамов, он мне и устроил вылазку в эту нечестивую сеть. Но тут подстерегает забвение: в Интернете таких же неудачников столько, сколько звезд на небе, в том числе и таких, которые звезд с неба сроду не хватали. Читать их, естественно, никто не собирается, и, боюсь, в том числе и мои шедевры. В общем, сплошной тупик! Как вы думаете, а не бросить ли писательство? Лучше я доносы буду строчить…
Гризли молча и выразительно покрутил когтем у виска. Я пожал плечами: кляузы, так кляузы! Опыт у старика огромный, даже свой стиль выработался. Начинал он, обычно, не со слов "Спешу довести до вашего сведения…", и не со стандартной фразы: "Мы, группа граждан, которым не безразлична судьба Оте-чества", а цветисто, в восточном стиле: - правоверные! Да падет гнев Аллаха на нечестивые головы схизматиков, посмевших такого-то числа (дата указана) в присутствие свидетелей срамно лаять всеми уважаемого достойнейшего госпо-дина (указывались фамилия и инициалы осрамленного) такими-то и такими-то выражениями, некорректно сравнив этого достойнейшего раиса с земляным червяком, зеленой жабой, сыном блудницы и т.д.
Думаю, что это у Хомяка как раз получится. В таком творчестве не надо быть Львом Толстым или Михаилом Булгаковым; для составления подобных паскви-лей хватило бы ума даже и Гризли, но он, слава Богу, ни в чем подобном еще не замечен. Все-таки – дитя природы, существо почти что наивное, если не прини-мать во внимание его людоедские замашки.
В общем, своим молчанием мы как бы одобрили выбор Хомяка. Да будет ему скатертью дорога в этом направлении, а если многочисленные жертвы доносов все-таки вычислят стукача, - земля пухом и царствие небесное. Впрочем, он же бессмертен, как кощей. Мы налили старику еще и еще, и его, конечно же, раз-везло. Хомяк распустил нюни, стал растирать по бородатой физиономии слезы и жаловаться на трудную судьбу.
- Вот вы думаете, наверное, что у имамов житье – как у Аллаха за пазухой. Нет ничего более далекого от истины, чем подобное утверждение! Как-никак, мы все под Аллахом ходим…
- Под Богом, старик, под Богом, - деликатно поправил его Гризли, - ты следи за своим языком-то!
- Неважно, - огрызнулся старик, - как называть Всевышнего: у немцев он "Гот", у англичан "Год", у итальянцев "Теос", у кого-то еще – "Деус", а у лягушатников вообще "Дье". И Господь еще ни разу не обиделся на эти унизительные, можно сказать, прозвища, потому что знает: мне все равно, как меня называют, лишь бы проявляли должное уважение!
Мы переглянулись: стареет, стареет старик! Начисто забыл, какой втык ему Господь учинил именно за то, что Хомяк, забывшись, его Аллахом обозвал. Ну, да Бог с ним, свое от негодника не уйдет. Пусть излагает дальше!
- Наш хлеб горек, - продолжал он, - полит обильным потом, и дается нам еще труднее, чем каким-нибудь трудягам-дехканам. В моей родной Персии коллабо-рационистское правительство шаха Резы Пехлеви вообще нас, правоверных, унижало, как могло, только что мечети не закрывало…
- Врет, наверное, - подумали мы с Гризли, - шах ведь был далеко не дурак! Знал ведь же он, что осиное гнездо правоверного фанатизма лучше не трогать, и, фактически не вмешивался в дела мечети. Пес, мол, с ними, пусть совершают свои намазы хоть по пять раз за сутки, коли так им предписано Кораном! Лишь бы против властей не тявкали. А вот ты и твои дружки как раз гавкали, как с цепи сорвавшиеся!
- А уж о себе вообще говорить не хочется, - продолжал горько жаловаться на судьбу старый догматик, - шахские палачи моего сына замочили, меня за ворот-ник взяли, и в Париж сослали (мне бы такую ссылку, - подумал я)… за что, дя-деньки, за что? Я ведь, всего-навсего, обличал иностранные замашки шаха, ти-пичного американо-английского лакея…
- Он, наверное, тещи с тестем боялся: у шаха жена ведь была англичанка, - предположил я, - вот и шел на поводу у проклятых империалистов и колониза-торов! Его бы пожалеть, а ты принялся грязью поливать, будто он в санатории каком-нибудь, грязелечебнице! Тут кто хочешь обиделся бы, даже последний бомж, не то, что царственная особа из Сасанидов!
- А тебя, гяур, вообще никто не спрашивает, - замахнулся на меня поленом Хо-мяк, - сиди и помалкивай, когда умные люди разговаривают!
Мы с медведем выразительно переглянулись и оглянулись кругом: а где, собст-венно, эти самые умники? Заметив друг друга, успокоились: да, кое-кто из на-званной категории имеется… наши перемигивания не остались незамеченными. Старый фундаменталист надулся и прошипел:
- Слова вам больше не скажу, еретики! Пусть вам шайтан на ночь сказки рас-сказывает!
Мы дружно расхохотались:
- А кто тебя вообще слушать-то собирается? Тут тебе не Персия, дорогой! Забыл итоги своих походов по издательствам? Так что лучше уж излагай свои при-ключения нам, пока слушаем!
Хомяк, немного поломавшись для виду, продолжил свою мало правдивую по-весть:
- В общем, пострадал я тогда, всего-навсего, за правду, можно сказать, - за веру. Следовательно, мою персону уже с этого момента можно считать святым муче-ником…
Мы опять расхохотались. Тоже мне, мученичество – в курортной стране сидеть в бистро! Мы бы так лет тысячу промучались, а потом еще и добавки попроси-ли. Хомяк стоически вынес вспышку нашего веселья, только глаза сверкнули, а затем продолжал:
- Но я дал себе тогда страшную клятву восстановить влияние духовенства на жизнь страны до уровня, характерного для времен царствования первых хали-фов. Тогда ведь, как вы помните, мусульмане чуть было весь мир не покорили, лишь проклятые лягушатники да китаезы притормозили победное шествие на-ших доблестных войск. Вот были времена! Меня бы туда, я бы показал вам кузькину мать…
- Да ваше благородие и в Персии себя неплохо проявило в качестве духовного лидера, - съязвил я, - чуть ли не половину населения загнал в концлагеря… фа-шист!
- Сам ты фашист, - оскорбился фанатичный старец, - а я, всего-навсего, после-довательный сторонник учения Пророка! Улавливаешь разницу? А пересажал я лишь тех, кого следует – наркоманов, проституток, торговцев наркотиками, ал-коголиков! Мог бы, кстати, всех и истребить, но я – добрый, только наркотор-говцев перевешал, а остальных перевоспитал…
- А коммунистов-то зачем обидел? Я имею в виду партию ТУДЕ…
- Не перебивал бы ты меня, Парамоша, - начал закипать Хомяк, а то как бы я вас с топтыгиным не перебил, ей-богу! Мое терпение, сам знаешь, не беспре-дельно… кстати, ваших коммуняк я не вешал, видит Бог! Посадить-то посадил, но никого не казнил. Тут моя совесть чиста! А ведь мог бы и на кол посадить…
- Ваша доброта просто потрясает, - съехидничал Гризли, - ты, следовательно, не человека сожрал, а только ногу откусил. Гуманист!
Хомяка чуть не разорвало от сдерживаемого с огромным трудом неправедно-го гнева. Но броситься с ятаганом на медведя старик не решился. Он злобно покосился в сторону хищника, и промолчал.
- Доберусь когда-нибудь до вас! – говорил его красноречивый взгляд из-под кустистых черных бровей. – Из медведя чучело сделаю, а Парамоша у меня на колу насидится, видит Бог!
И стал неуклюже оправдываться:
- Молод я тогда был, неопытен (ничего себе "молодость" – в восемьдесят лет, - подумали мы с Гризли), вот и наломал дров. Откуда мне тогда было знать, что Бог – сам старый коммунист? Я, по наивности своей, думал, что это сатанист-ское учение, потому что оно отрицало церковь и мировые конфессии… вот и действовал в соответствии со своими догматическими представлениями. Бог ведь меня, как известно, простил! Или вы что-то имеете против?! – воодушевился он, почувствовав, что зацепил нас на крючок. Тут нам пришлось заткнуться: с Богом спорить, пожалуй, не стоило. Бог – не Хомяк, все видит, и не всегда щадит.
- Убедились в моей правоте? – торжествующе прокаркал старец. – Так слушай-те со всем вниманием, а то Богу на вас пожалуюсь!
Пришлось внимать бездельнику, хотя от его рассказов в сон тянуло с непреодо-лимой силой. Скучный это народ, религиозные фанатики!
А он, бессовестный, не замедлил воспользоваться нашим замешательством, за-кусил удила, и оседлал любимого конька. И полилась бесконечная повесть о его приключениях во Франции, в Персии, и вообще всюду. Теперь, уже не опасаясь наших ехидных реплик, он бахвалился, превознося свою прозорливость, бес-страшие и находчивость. Старик, не задумываясь, сравнивал себя то с самим Пророком, то с Конфуцием, а то и вовсе с известным российским философом Миграняном. Вот до чего может довести самомнение! Так и Пушкиным себя недолго объявить…
Хомяк врал вдохновенно, но не всегда убедительно. Увлекшись, он и не заме-тил, как съехал с рельс христианского мировоззрения все на тот же ислам. Он угрожал еретикам гневом Аллаха, грозил устроить всемирный джихад, всех пе-ревешать и содрать кожу, посадить на кол и утопить в нечистотах. Страшен был Хомяк в своем бешенстве, напоминая взбесившуюся собаку! На всякий случай мы отодвинулись от него подальше, а то и впрямь как бы не покусал.
- Пора бы его останавливать, - озабоченно пробормотал медведь, - а то он уже далеко зашел. Бог-то все видит, и не замедлит прибегнуть к карательным мерам, тут и нам перепадет, потому что не вмешались…
Я незаметно подобрал с земли чурбан поувесистее. Сейчас мы отключим этот громкоговоритель в чалме… но нас опередили. Прогремел гром, и с небес про-звучало:
- Оставьте старика в покое! Я им займусь лично.
Бог легко спрыгнул с небес, подскочил к Хомяку и без разговоров засветил ему в ухо. Хорошо это у него получилось, одним словом – божественно! Бог помог подняться имаму с земли и тихо произнес:
- Больше никогда так не делай, старикашка! Я уже неоднократно предупреждал тебя относительно последствий оскорбления божественной сущности ругатель-ными прозвищами. Но сегодня я добрый, так что прощаю. Ограничимся этой дружеской оплеухой: будем считать, что я тебя по плечу похлопал, да промах-нулся…
Мы дружно расхохотались, пожалуй, едва ли не впервые вовремя и по достоин-ству оценив божью шутку. Господу это не могло не понравиться. Он одобри-тельно взглянул на нас с медведем, и произнес:
- Похоже, что сегодня кое-кого придется срочно вносить в наградные списки! Прокалывайте свои кители и френчи, буду украшать вас новыми орденами и медалями. Выбирайте, что вам к лицу: орден святого Владимира, Анну на шею или же святого Майкла? Могу все сразу, но что будем делать потом?
Не дожидаясь ответа (вопрос был явно риторическим), он продолжил:
- Как я вас сейчас понимаю! Рассказы старого Хомяка хорошо в каком-нибудь сумасшедшем доме буйным больным на ночь читать. А вы молодцы, терпели… и правильно делали! Люблю терпеливцев, сам не знаю, почему.
И предложил нам свой портсигар. Только Хомяку не дал прикурить, - ясно, почему.
- Угостили бы, чем Бог послал, - вскользь заметил Всевышний, кивнув в сторо-ну медвежьей добычи. – Что-то кушать захотелось…
Мы засуетились вокруг костра. Гризли торопливо расчищал поляну, хотя не было понятно, какая площадь устроила бы Бога, – он же велик, ох, как велик! Мы с Хомяком беспорядочно метались вокруг бревен, выложенных в виде ог-ромного стола, бестолково расставляя по его площади жаркое, консервы и вы-пивку. Бог посмотрел-посмотрел на все это, и рассмеялся: - опять шуток не по-нимаете? Я же святым духом питаюсь, забыли? А самим вам, конечно же, не возбраняется вкусить пищи материальной, таежной и гуманитарной. Я посижу, посмотрю, как люди кушают.
Ну, мы не заставили себя долго упрашивать! И начался пир на весь мир. Мы поднимали тост за тостом за Бога, за веру, за победу коммунизма во всем мире и его окрестностях, за успех строительства Рая в Аду, за грядущую жизнь без насилия, опять за Бога и всех его ангелов, за сорок тысяч святых мучеников, за Богородицу-троеручицу, даже за божьих профосов выпили… а потом, как гово-рят немцы, нахт унд небель (мрак и туман). Ничего не помню. Очнулся – смот-рю, Гризли валяется в сугробе, как грязная ворсистая тряпка гигантского раз-мера, Хомяк же лежит, уткнувшись мордой в стол. Из гуманитарной помощи осталось лишь три мешка злополучного поп корна и какие-то консервирован-ные бобы, на которые даже Хомяк не польстился. А Бога нигде нет. Вот же на-клюкались, – не заметили, как и когда Господь покинул нас! Позорище!
- Видимо, Господь решил испытать нас на устойчивость к соблазнам чревоуго-дия и приверженности Вакху, - сообразил я, - и мы экзамен блестяще провали-ли! Ох, что-то нам сейчас за это будет!
Так оно и случилось. Грянул гром, и нас швырнуло во тьму открытого космоса. Здравствуй, Сатурн!