РАЗДЕЛ 4. ДЫМ НАШИХ КОСТРОВ
Где только нам не доводилось разжигать костры! Иной политик столько оча-гов международных конфликтов не разжег. И на дождливой Камчатке, и в жар-кой пустыне Каракумы дымили наши уличные очаги, добросовестно кипятя нам чай. Даже на Колыме, помнится, этим занимался. Сколько лет прошло, а никак не могу забыть тот уникальный очаг, который удалось соорудить на склоне вулкана Плоский – это рядом с Ключевской сопкой. Ветер там был такой, что даже комаров сдувал. Кто бывал в тех краях, может оценить, что это такое. Но эти атмосферные вихри не давали развести огонь, как ни старайся. И пришлось тогда прибегнуть к маленькой военной хитрости – соорудить нечто вроде миниатюрного амфитеатра с высотой стен полтора метра из глыб андезита и базальта, которых валялось вокруг видимо-невидимо: вулкан все-таки, хоть и потухший. Так вот, внутри этого диковинного сооружения был возведен еще и очаг, а уж в нем-то никакие бури не были страшны. Гори огонь, гори! Я, как младший в отряде, получил почетный чин возжигателя костра и, заодно, повара, не считая должности лесоруба-истопника, в обязанности которого входило ежедневно карабкаться на склон, и таскать оттуда толстые ветки ольхового стланика. Вот это были дрова, так дрова: 90% дыма, остальное – огонь. Прокоптился я тогда не хуже тех животных, которые имели неосторожность попасться на глаза нашему главному охотнику – ленинградскому художнику, но, в отличие от них, избежал острых зубов своих товарищей. На этом жертвеннике были изжарены 3 барана, два зайца и один мелкий медведь. Хомяка там не было!
Горел священный огонь бродяг-геологов и на Колыме, и в Уссурийской тайге, - всюду, куда меня заносили обстоятельства, именуемые работой. Все можно забыть, а костры – никогда. И народ усаживался вокруг огня самый нестандартный. Таких господ у пивных днем с огнем не найти. Вот артист Петропавловского театра, вот тот самый художник, вот фотограф ТАСС, кстати, отец чемпиона мира по шахматам Игорь Ванштейн… здесь и внук ленинского наркома Цурюпы, какие-то потомки знатных дворянских фамилий… только что внуков царя Николая Кровавого не встретил. И Ахурамазду с Митрой, и то лишь потому, что я им был не интересен. Подумаешь, какой-то перегрин! Но я на них не обижался. Им и так досталось от мусульман. Бедных огнепоклонников загнали аж в Индию, так что иранские древние боги нынче пребывают в вечной печали. Подумать только, ни за что, ни про что утратили почти весь свой электорат! Бедняги… не встретил я там и Бога. Он в это время, как вы помните, пребывал с кратким визитом на одном из потухших вулканов Удоканского хребта. Там-то мне и довелось его найти много лет спустя.
А Бог, между прочим, сам любил и продолжает любить посиделки вокруг кост-ра, будь то геологический, геодезический или даже священный туристический огонь – ему все равно. Мы для него, вообще-то, все на одно лицо, только немногих он выделяет из толпы. Ума не приложу, Хомяка-то за что?! Я-то ладно, еще туда-сюда, но старый дьявол? Медведь-каннибал? Неисповедимы пути Господни! Впрочем, не нам его учить, а то как бы он нас всех не проучил за такую неслыханную дерзость, граничащую с ересью! Ведь возвысил же он Августина, Павла-Савла, и прочих орлов… а Августину-то, между прочим, его родная мать неоднократно заявляла: - жаль, мол, что тебя кто-нибудь в детстве не пришиб! Потом он, как будто бы, исправился, но было уже поздно. Подмоченная репутация послужила пропуском в блаженные?! Хотя… Бог-то подобных списков не утверждал, и не он лично возводил кое-кого в ранг святого. Чиновники от церкви порою, как мне кажется, слишком много на себя берут!
Кстати, о кострах. Они ведь бывают не только туристическими или геологиче-скими. Немало дыму напустила на честной мир инквизиция. Вот уж, как гово-рится, не жалела дров! И уж от этих-то очагов никакой романтикой не веяло. Разве что жутью. И почему христианство своим символом сделало крест? Язык огня из красной эмали был бы уместнее, как мне кажется. Накоптили они тогда так, что чуть климат не поменялся. Столько дыму в небо ни один вулкан не вы-пустил. И кто же тогда, спрашивается, святые мученики – те, кто жег, или все-таки те, кого сожгли? Если смотреть с противоположной стороны баррикад, можно и нужно заявить следующее: наши жертвы священны, и священен дым наших костров. А палачи остаются палачами, эту публику даже рыночники не решаются внести в соответствующие мартирологи. Впрочем, некоторые шаги в этом направлении все-таки кое-где уже предпринимаются. В странах Прибалтики ветеранов двух эсэсовских дивизий уже причислили к национальным героям, а отсюда и до присвоения высокого звания небожителей уже недалеко. Ну да ладно, что с националистов взять! Тем более – с прибалтийских. Их "патриотический" пафос был бы смешон, если бы не наделал столько бед. Гори они все синим пламенем!
Кстати, самый анекдотический случай с кострами, имевший место в истории. Вы, наверное, уже забыли, кто такие фалаши? Напоминаю: эфиопы, принявшие иудаизм и, следовательно, имеющие все права на израильское гражданство. Так вот, лет эдак двадцать назад группа фалашей решила перебраться в богатый Из-раиль. Им пошли навстречу и даже выслали для этого авиалайнер. Лететь было долго, скучно, и решили тогда пассажиры себе чаек в салоне вскипятить. Ни-чтоже сумняше, они попытались развести костер в аэробусе… еле-еле удалось их унять!
Выбрав подходящую сухую лиственницу, я свалил мертвое дерево, нарубил сучьев и подбросил их в огонь. Медведь, нарыдавшись вволю, спал, свернув-шись калачиком у огня. Дыхания зверя не было слышно даже в двух шагах. Та-кой, наверное, и подкрадется неслышно, несмотря на внушительные габариты. Нет, хозяева тайги вовсе не увальни, они кое-кому из класса быстроногих ланей сто очков могут дать вперед по части ловкости и скорости.
Интересно, куда побежал Хомяк? Но не гнаться же за ним! Проголодается, – опять вынырнет из чащобы, никуда не денется. Знаю я таких! А где сейчас Аза-зелл? Неужели, в самом деле, опять вернулся к своим прямым обязанностям старшего дьявола, властелина домны номер восемь? Вот уж кто истинный спе-циалист по кострам, ни одна инквизиция ему в подметки не годится! И, что ха-рактерно, Азазелловы огни бездымны, как боевой порох. У такого костра тепло, но скучно, потому что вопли грешников постоянно отвлекают от умных мыс-лей, а запах от источника открытого пламени какой-то нехороший, серный, одним словом. Это не тот случай, когда можно сидеть у костерка бесконечно долго, как где-нибудь на Камчатке, в частности – на вулкане Шивелуч. Здесь задерживаться не стоит, право... посторонним, как говорится, вход запрещен. Да и не водят в Ад экскурсий, как-то это не принято. Нерентабельны такие туристические походы. Невыгодно, невыгодно… нет, ни на какие огни святого Эльма (или Эльфа, запамятовал) никогда не променял бы дым наших костров. Это даже старик Державин понимал, да и товарищ Грибоедов с ним соглашался. Помните? Отечества и дым нам сладок и приятен… (Державин) и "и дым Отечества нам сладок и приятен". (Грибоедов, соответственно). Все правильно. Как там, интересно, сейчас в каптерке? Представляю, что сейчас вытворяют Гоголь с Белинским, да и тот же Федор Михайлович Достоевский, царство ему небесное, тоже интригует почем зря. А за Пушкина я спокоен. Он первым осознал, что свобода есть осознанная необходимость. Следовательно, осознание необходимости пребывания в Пекле и сделала его абсолютно свободным и счастливым
(Можно, даже нужно жить в Аду!). Думаю, что у него нашлось немало сто-ронников этой замечательной идеи. Все равно им, бедолагам, деваться некуда! Не нравится в каптерке, – милости просим в котлы.
- А костры они там, интересно, жгут? – мелькнула запоздалая и совершенно идиотская мысль. - Хотя, вряд ли: правила пожарной безопасности должны это строго-настрого запретить. Если и каптерка загорится, то куда же тогда подать-ся бедным гениям? На мороз и вакуум открытого космоса?! К тому же в поме-щении поддерживается постоянная температура около 25 градусов по Цельсию, так что подогревать его какими-то каминами просто глупо. Готовить пищу, чай кипятить там тоже не надо – Самобранка и Чайник всегда к вашим услугам, так что дрова рубить в Аду совсем не обязательно.
Медведь заворочался и жалобно застонал во сне, переживая, должно быть, свою первую охоту – в смысле, на себя, любимого. Но пули его как-то минова-ли, рогатина обошла стороной. И никакого рожна не встретилось на его терни-стом пути. Не удивительно: Бог, вероятно, взял топтыгина на учет еще с рожде-ния. Он же все знает заранее, так что везучести хищника и его стремительному карьерному взлету имеется крайне простое объяснение: на все воля божья! Впрочем, Гризли могла сниться ссылка на Марс, где он выучил наречие часки, и научился лакать коньяк. Представляю, каково ему на Красной планете при-шлось: не то, что ни единого деревца, а даже травинки там не встретишь. Где прикажете берлогу рыть, чем ее утеплять? Только коньяком, поди, и спасался. На Марсе, как вы знаете, ночью до минус ста тридцати доходит.
- Три года без единого костра, - еще раз посочувствовал я впавшему тогда в опалу хищнику, - вот же намаялся, сердечный! Зато сейчас в серафимах ходит, пусть и пятого класса… муки медведя сделали его мучеником и, следовательно, святым. Отсюда и карьера в небесной иерархии. Тоже мне, карьерист мохнатый, косолапый… - я еще раз подбросил дров в огонь и протянул к костру озябшие натруженные руки. - Да, у нас тут, слава Богу, не Марс! Угля и древесины пока что хватает, да и нефть еще не закончилась. Вон как буровая тарахтит, тоже в поисках черного золота участвует. (Пока, правда, безрезультатно: нашли-то, всего-навсего, один мизерный пластик, метра на три. Стоило ли из-за него весь этот огород городить!). Костер горел, буровая шумела, так что, в общем, жизнь продолжалась, пусть и в более безобразных формах, чем вчера. Нельзя исключать того, что она продолжится и завтра, и послезавтра и, как поется в песне, и через месяц, и через год. Все возможно, особенно в нынешнее время. Не всем, конечно, повезет, но ведь кто-то и уцелеет, не смотря ни на что. Глядишь, и кое-кому из нас посчастливится попасть в число избранных. Не хочется, откровенно говоря, раньше времени улетать в небо вместе с дымом наших костров.
Медведь, наконец-то, изволил пробудиться. Вид у него был такой, будто ста-рый зверь только что вылез из берлоги: шерсть клочьями, глаза – дикие, и разит от него почему-то перегаром за версту. Любопытно, где и когда успел набрать-ся? Ведь все его трофеи Хомяк прикончил в один прием!
- В воздухе, - вдруг догадался я, - вот же бестия! Прямо какой-то стратегический бомбардировщик, честное слово!
Гризли тупо уставился на меня мутными глазами, в которых затаилась глухая и тупая боль.
- Извини, Парамоша, - пролепетал он, - кажется, я где-то успел перебрать… у тебя, случайно, опохмелиться не найдется?
Пришлось прочитать негодному зверю нотацию на тему "свое надо иметь".
- У тебя же есть крылья, - журил и укорял я глупого хищника, - чувство высоты, зоркий глаз и надежная лапа! Кто из нас и кого должен угощать?!
Медведь, устыдившись, пулей вылетел на поиски выпивки и закуски.
Сзади опять затрещали сучья, и заскрипел последний снег.
- Наверное, Хомяк, - равнодушно подумал я, - но теперь он ничего у нас не по-лучит. Хорошего понемногу! Сами с голоду пухнем…
Удар поленом по голове подтвердил мою догадку.
- Привет, Парамоша, - как ни в чем не бывало, произнес за спиной голос старого понтифика. – Можно с тобой у огня посидеть?
Потирая ушибленный затылок, я молча указал старику на какое-то бревно вблизи костра. Пусть себе греется, мне не жалко. С минуту сидели молча, а за-тем негодный старикашка стал горько жаловаться на несправедливое устройст-во общества и всего мироздания.
- Слушай, что со мной недавно приключилось, - начал он, - ты не поверишь!
Но я почему-то поверил. А тут и Гризли вернулся со своего очередного полета в неизвестность. Небрежно сбросив ношу в снег, он покосился на Хомяка, но ничего не сказал, и лишь молча опохмелился. И мы стали слушать очередную байку старого фигляра.