Вечерело. Значит Дима провел в засаде уже больше пяти часов. При этой мысли на душе у него стало легко и хорошо. Никто из его знакомых не смог бы так: пять часов сидеть на скамейке, прикрывшись газеткой, и следить за дверью собственного парадного. А Дима смог без малейшего напряжения или нетерпения. Всегда есть над чем всласть подумать, чтобы скрасить ожидание. Сегодня он думал о терпении и время пронеслось для него незаметно.
Терпение, только терпение! Да, терпение! Мало кто так ценил эту истинную добродетель, как ценил ее Дима. А с другой стороны, какой толк со всех этих нетерпеливых пустобрехов? Что они дали миру? Ну и что, что быстро думают? Мысли какие-то там их осеняют. Весь мир обязан тем немногим, кому доступно терпение. Ведь это самый редкий и самый важный талант! Ну кому нужны эти выскочки со всеми их гениальными идеями, если они сами толком не могут реализовать ничего? Так бы все этих их гениальные идеи и оставались пустыми словами, не будь на земле настоящих героев, тех, кто своим горбом и усидчивостью всего добивается. Те кто перебирает тонны руды, чтобы маленький комочек золота добыть? Те кто своим кропотливым трудом продвигает человечество вперед?
Дима работал на почте штампователем писем. В его обязанности входило ставить дату на всей корреспонденции, которая проходила через его руки. Он должен был взять штамп с датой, макнуть его в губку с чернилами, приложить к поверхности письма и бросить письмо в ящик с исходящей почтой. Все. Мало? Но ведь за день через его руки проходили тысячи писем. Ведь без него бы тысячи людей, организаций, предприятий остались бы оторванными от мира. Ведь письмо без штампа нельзя отправить, так не положено! Пусть не все видели незаменимость Димы, но Дима-то видел!
Но только ленивый из небольшого круга его знакомых (друзей у него не было) над ним не подшучивали:
-- Дима? Что нового на работе? -- Спрашивал очередной остряк из числа этих быстродумающих выскочек.
-- Ничего нового, все как обычно.
-- Как это ничего нового? А дата? Дата-то на штемпеле каждый день новая!
Дима внутренне сжался в ожидании раската хохота. Он научился за свои сорок пять лет жизни чувствовать что-то в интонации говорящих, что наводило на мысль о том, что они думают, что произнесли что-то очень "остроумное" и ожидают соответствующей реакции окружающих. Больше всего Дима ненавидел этот так называемый юмор. Когда один говорит какую-то глупость, а все вокруг него начинают ржать, как ненормальные. Он долго потом думал, что же такого они находили в этих фразах, чтобы так смеяться но так ничего и не мог найти. Пару раз он пробовал подойти на следующий день к автору шутки и спросить, что в ней было такого смешного, но этим вызывал такую бурю хохота, что ему все равно никто ничего уже сказать не мог.
Нет, конечно же у Димы было чувство юмора, хотя многие и утверждали обратное. Но у него было нормальное, здоровое чувство юмора, не то, что у этих ненормальных. Он тоже смеялся, ведь в мире есть много смешных вещей: вот кто-то подскользнулся на банановой кожуре упал и разбил себе лоб, вот кто-то сел в кучу собачьего дерьма, а кому-то какнула птичка на голову.Тогда он мог весь день смеяться, вспоминая еще и еще этот смешной эпизод.
Но Дима никогда не мог понять, как можно смеяться просто от слов. Раньше Дима тоже пытался из себя выдавливать улыбку, когда все смеялись, но последние годы перестал: пусть эти психи сами радуются своим глупостям. Он стал развивать имидж солидного серьёзного человека, чтобы одного взгляда на него хватало, чтобы понять, чтобы всем сразу было ясно, что этот над всякими глупостями смеяться не будет.
Но вот Дима, наконец-то, дождался. Дверь парадного открылась и из нее вышли молодой человек и девушка. Молодой человек был в мотокостюме со шлемом в руках. Девушка была в халатике с накинутой сверху курткой. Они постояли некоторое время, девушка несколько раз обняла молодого человека. Последний подошел к своему гоночному мотоциклу, надел шлем и уехал. Девушка еще долго смотрела вслед мотоциклу, затем поднялась обратно к себе домой.
Острый кинжал ревности ударил его в сердце.Этот молодой человек приезжал навестить его соседку снизу, Инну, которую Дима любил давно и безнадежно. Очередной ее хахаль. Уже третий за те два года, что она жила в этом доме. Таких Дима ненавидел больше всего: им все давалось легко и без труда: девушки сами на них висли, денег у них было пруд пруди -- один гоночный мотоцикл последней модели чего стоил -- проблем у них не было. Нет, чтобы как он, Дима, всего трудом добиваться. Какая несправедливость!
Но ничего, он исправит эту несправедливость! Все эти выскочки яйца выеденного не стоят рядом с ним, с Димой. Пусть резвится, хахаль, пока может! Но только Дима умел ждать. Это было четвертый визит хахаля к его даме. Все проходили по одному сценарию: хахаль приезжал по средам на мотоцикле в два, а уезжал в восемь. Номера на мотоцикле были иногородние, значит он ехал издалека. Если и в пятый раз все пройдет по тому же сценарию, то можно будет действовать.
Дима знал о соседке все: когда она с работы приходит, кто ее навещает, когда, в каких магазинах она покупает продукты, в какую парикмехерскую ходит. Поскольку Дима не очень доверял своей памяти, он вел на девушку досье, где было все, что он сумел о ней разузнать Отдельные разделы были на ее хахалей. Но пока это ему никак не помогало завоевать симпатичную соседку. Три раза он пытался и три раза получал презрительный отказ. Последий раз она на него даже и не взглянула, а просто сказала: "ТЫ?! Со мной встечаться?!" и пронзительно захохотала. Ничего, за презрение он ее еще накажет, позже, когда она станет его. Она у него еще попляшет. А сейчас нужно было продолжать идти к намеченной цели.
***
Прошла неделя. В этот раз Дима не стал дожидаться дома, как обычно, пока раздастся звук мотоциклетного двигателя, он решил ждать сразу напротив входа. Полвторого. Никого нет. Но еще рано, хахаль еще не должен был приехать. Он еще раз прокрутил в голове все детали предстоящей операции. И так: нужно было заранее стащенным с работы степлером всадить двухсантиметровую скобу для упаковки посылок в протектор заднего колеса. Но всадить так, чтобы не повредить колесо. Чтобы скоба выступала примерно на полсантиметра из колеса. Для этого он собирался подложить по степлер карандаш, заранее расчитанного диаметра. Дима еще во второй визит незнакомого мотоциклиста, как только он понял, что тот приехал к Инне, тщательно записал все маркировки, которые были на колесе, чтобы пробить на технических форумах параметры и внутренние размеры колеса и все правильно расчитать. Тонкость операции заключалась в том, что всадить скобу надо было в боковую поверхность колеса, которая касается дорожного покрытия только тогда, когда мотоцикл выполняет крутой поворот, сильно накренившись вбок. Дима тщательно изучил карту: до города, где зарегистрирован мотоцикл, трассы были довольно извилистые. И вряд ли обладатель такого мотоцикла будет ехать 30 километров в час. Когда вес накренившегося мотоцикла вдавит скобу в колесо, проделав в нем отверстие, то повышенное внутренне давление (а Дима специально узнавал на форумах, что в разогретом колесе давление повышается примерно вдвое) вытолкнет скобу. Если повезет, то покрышку разорвет сразу, если нет, то из-за потери воздуха мотоцикл поведет себя неадекватно в очередном глубоком повороте и мотоциклист не справится с управлением.В любом случае -- летальный исход. И в любом случае Диме не надо было, чтобы это произошло в городе, ведь в городе мотоцикл просто упадет, а хозяин, чертыхаясь, пойдет вызывать ремонтников. На трассе же его или выкинет на встречную, или уничтожит еще как-нибудь иначе.
И вот по реву мотоцикла Дима понял, что хахаль скоро будет на месте. Звук двигателя гоночного мотоцикла ни с сем нельзя спутать, к тому же Дима за последние недели прилично натренировал слух на этот звук. Мотоциклист даже не бросил взгляд в сторону Димы, хотя тот на всякий случай прикрывался газеткой.За считанные секунды мотоциклист поставил мотоцикл на боковую подножку и скрылся в парадном.Наступило время действовать. Вся операция прошла как по маслу, не даром Дима всю неделю тренировался, всаживая скобы в старые покрышки на помойке. Ему даже удалось чуть-чуть подвинуть мотоцикл, чтобы скоба спряталась под вилку и несчастный хахаль вообще ничего не заметил.
Тут Диме подумалось, что мотоциклы -- это прирожденные орудия убийства. Он вспомнил, как он намучался в прошлый раз с байдаркой, маскируя проделанное отверстие. Там тоже было нужно, чтобы отверстие вскрылось лишь при сильном ударе о воду, которых у байдарочников предостаточно. По сравнению с этим повреждение мотоцикла было как легкое развлечение.
Закончив работу Дима внимательно осмотрел мотоцикл. Под ветровым стеклом на скотче была прикреплена фотография Инны. Дима решил ее забрать себе, ведь мотоциклисту она явно больше не могла пригодится. С чувством выполненного долга Дима отправился восвояси.
***
Прошел месяц. Дима опять сидел на той же скамейке, где он в прошлый раз поджидал того хахаля, но теперь он уже ждал саму Инну. Она работала продавцом попкорна в одном их центральных кинотеатров. Последний сеанс начинался в 20:30. Ей еще надо было помыть машину для производства попкорна, полы и убрать бутылки с напитками в кладовку. На это он давал ей полчаса. Еще полчаса на дорогу, то есть дома она должна была быть около одинадцати.
Ждать пришлось аж до двенадцати. Только в первом часу он увидел ее велосипед из-за угла. Инна подъехала к дому, слезла с велосипеда и направилась к парадному. Дима бросил беглый взгляд на велосипед: все правильно, вот оно это сидение, повышенного комфорта, которое уже стоило жизни не одной даме. Он об этом недавно прочитал в одной газете, в разделе события. Такие ставили почему-то только на дамские велосипеды. Нет, у сидения все было абсолютно в порядке. Но у него был не твердый и жесткий верх, как у обычного сидения, а мягкий, с тонкой прослойкой желеподобного вещества. В этом и была проблема: если гайка основания сиденья расшатывалась (а дамы редко следят за техническим состоянием велосипедов), то в какой-то момент сиденье срывалось, остро отточенная труба основания прорывала сидение насквозь и входила через анальное отверстие в кишечник велосипедистки, разрывая внутренние органы и эффективно осуществляя то, чего в средние века добивались казнью сажанием на кол: долгой и мучительной смерти). Если велосипедистке везло и она ехала в согнутой позе, то ей сразу перебивало позвоночный хребет и она не чувствовала боли в нижней части тела. Только в верхней, но зато адскую. Диме подумалось само собой, что гайку, в случае чего, можно и ослабить: вряд ли кто это заметит. Не то, чтобы Диме это могло пригодится, но никогда не знаешь, где знания окажутся полезны, подумал Дима, внутренне улыбаясь.
Инна была все в слезах. Дима подошел к ней вплотную и сказал:
-- Он больше не придет.
-- А ты кто такой, чтобы это говорить?
-- Я -- Дима, твой сосед сверху.
-- А, ты... Опять ты... Ты-то откуда знаешь, придет он, или нет?
-- Понимаешь, я не хочу тебя расстраивать, но...
-- Говори!
-- Я видел, как он порвал и выбросил твою фотографию. Вот она! -- И Дима достал заранее подготовленные обрывки фотографии, украденной с мотоцикла и показал Инне.
-- Вот сволочь!!! Сам же просил меня дать ему хоть какую-то фотографию! Тварь бессовестная! Я так и думала! Даже не сказал ничего! Значит опять к той вернулся! А я ждала, дура, его в кино целый лишний час! Он приезжал туда навестить меня пару раз -- Она зарыдала. -- Ну почему мне так не везет? Что во мне не так? Разве я уродина какая, или дура? Почему третий мужик исчезает, не сказав ни слова, даже не простившись!!! Обещал через неделю приехать, а его уже больше месяца нет!!!
-- Они никто тебя не любили. Они все выскочки были, не умеющие чувства девушки ценить. Тебе нужен надежный, серьёзный, взрослый мужчина, который не будет тебя использовать для сексуальных утех, а будет любить по-настоящему!
-- Это случайно не ты?
-- Может и я! Ты знаешь, что я тебя люблю с самого твоего появления в этом доме. Я единственный, кто способен тебя любить по-настоящему!
-- Ну я-то тебя не люблю!
-- А ты полюбишь, когда узнаешь меня получше. Но я никуда не спешу, я еще подожду, если надо! Если хочешь, можешь попробовать еще пару никчемных выскочек, только они тоже пропадут. Такая их природа. Они все тебя просто использовали. А рано или поздно ты поймешь, что тебе нужен такой, как я -- верный, со стабильным гарантированным заработком и без глупостей в голове, вроде всяких там мотоциклов, байдарок, дельтапланов и прочей несерьёзной гадости. Пригласишь меня на чай?
Инна посмотрела сквозь слезы на Диму. Ей вдруг стало так одиноко, так жалко себя. Одна мысль о том, что сейчас ей придется ложиться одной в холодную постель отравляла ей жизнь. В Диме не было ничего, что привлекало ее в мужчинах. Но и отталкивающего ничего не было. А вдруг он ей подойдет? Ведь если что, она всегда сможет его бросить?
-- Ну пошли, надежный! Но только у меня правда есть только чай.
-- Меня устроит.
Дима входил последним. Повернувшись назад, чтобы убедиться, что парадное закрылось, он осклабился. Стороннему наблюдателю его улыбка могла показаться немного хищной, но никого не было, кто мог бы это заметить...