Оглушительная тишина. Насколько можно охватить взглядом раскинулась и замерла в своей первозданной чистоте тайга. Как говорил друг Яшка в минуты восторга:
- Ой, братцы! Поцелуйте этот день - красота-то какая!
Наши далекие предки, пришедшие обживать эти места несколько столетий назад, вряд ли испытывали те же чувства. Скорее, священный трепет язычников перед такой необузданной силищей. Ерофеев смотрел в сизую дымку дали пытаясь отвлечься от неприятных событий последних дней, но мысли упорно возвращались болезненным бумерангом. Это теперь хорошо, три часа на вездеходе – и снова в городе. Да, в городе!? Родной город, похоже, не нуждается в его присутствии. Воспоминания о проигранных выборах больно царапнули по самолюбию. Поражение было настолько неожиданным, что Дмитрий Сергеевич оказался не готов принять такой поворот событий. Дело не в деньгах, хотя потраченная на избирательную кампанию сумма была весьма существенна. Неприятно удивили земляки. Пророча безоговорочную победу, его активно подталкивали выдвинуть свою кандидатуру на пост мэра. Потом неожиданно выяснилось, что у чужака очень мощная поддержка наверху и ряды единомышленников дрогнули. Конечно, людей можно понять, все надеются на перемены к лучшему. У кого из них больше возможностей? Наивный вопрос. И чего теперь гадать, откуда этот молодой да ранний свалился в разгар избирательной кампании. Решил поднабраться управленческого опыта в провинции. Удобно. Дмитрий Сергеевич потупил взор, забыв об окружавшей его красоте. Знакомые и старые приятели стыдливо прятали глаза. И становилось понятно, за кого они голосовали. Ерофеев обрадовался, столкнувшись у здания школы, превращенного в избирательный участок, нос к носу с Петром. Не виделись много месяцев. Старый таёжник покинул логово, чтобы проголосовать за него. Вот уж удивил, так удивил. Пётр сходу сгрёб Ерофеева в охапку и, постучав по спине тяжёлыми ручищами, прорычал:
- Здорово, дружище. Решил поддержать тебя. Хотя, - Пётр кивнул в сторону агитационного плаката, с которого безмятежно улыбался неожиданно нарисовавшийся конкурент, - здесь куда более сильная артиллерия нужна. Тяжёлый случай. Тех двоих обойдешь легко. А этот!?
Как в воду глядел. И всё-таки хорошо, что он объявился. Давно не виделись, а встретились как родные. Выходные в тайге, очень кстати. Нужно прийти в себя, чтобы не потерять лицо, и вернуться к делам. Дмитрий Сергеевич вздрогнул от неожиданности, занятый своими мыслями не заметил, как подошёл Пётр:
- Зову, зову. А он видом любуется. Пойдём за стол, водка стынет.
Поднимаясь к дому Ерофеев, более пристально оглядел усадьбу. Пётр приложил свои руки и обжил вверенную ему территорию, всё стало выглядеть опрятно и основательно. Двухэтажный сложенный из кругляка деревянный дом, предназначенный для высоких гостей, весело и озорно смотрел глазами-окнами, обрамлёнными в резные наличники. Всё, начиная с крыльца, баня, дровяник и дощатый забор, сделано по-хозяйски. Не просто добротно, а красиво. Пётр приступал к работе с излюбленной фразой:
- Сделаем. Главное, чтобы красиво было.
Прежний егерь не очень-то заморачивался по поводу внешнего вида усадьбы, полагая, что в тайге и так сойдёт. Теперь этот небольшой, обжитый человеком уголок, выглядел надежным убежищем, а не временным пристанищем, что по особому грело душу таёжному отшельнику. Умеет всё-таки Пётр обставить любое дело.
Три друга, совершенно не похожие, сошлись легко и надолго. Последнее время виделись редко, но это не мешало считаться друзьями. Четыре года назад, они остались вдвоём. И когда сели за стол, хозяин посуровел и сказал:
- Так. Первую, не чокаясь, за Якова. Царствие ему небесное.
Дмитрий Сергеевич согласно кивнул и, осторожно поднимая налитую до краёв рюмку, сказал:
- Яшина жена у меня теперь работает. Всем нам несладко пришлось. А чем оставалось жить бедному художнику? Из нас троих, он самый не защищенный оказался. Кто же знал? Некогда было подумать. Бегом всё. Вот и нет теперь нашего Яши.
- Не кори себя. Я тоже не от хорошей жизни из главных механиков переквалифицировался в егеря. Сам знаешь, наша организация одна из первых в городе накрылась медным тазом. Потом сто раз перекрестился. Тайга не дала умереть с голода. Благодарил бога и деда, который мальцом таскал меня по своим угодьям. Пригодилась наука. Яше тоже подкидывал, то маралятины, то уток. Приносил грибов и ягод, когда его дома не было. Он же гордый. Выпер бы меня вместе с моими дарами. Готов был одним святым духом питаться, лишь бы краски были. Ему любая помощь унизительной казалась. И всё же, мне кажется, он руки на себя наложил по другой причине. Не от нищеты. Красоты для него не стало. Видеть её перестал. Сломался. Душа прежде тела умерла.
- А может и не от гордости, а от стыда не просил помощи. Помнишь, всё шутили по молодости. Станет Яков знаменитым художником, и мы будем гордиться, что сидели с ним за одним столом. Красивая пара была!
- Да. Как он Нине в любви-то признался. Можно сказать с того света вытащил.
Друзья на минутку замолчали, вспоминая Яшкину выходку. Он влюбился в девушку, которой поставили страшный диагноз. Врачи уверяли, что случай безнадежный и надо готовиться к худшему. Но в пору бесшабашной юности не бывает ничего невозможного, тем более для влюбленного художника. Ежедневных свежих букетов в палату было, конечно, мало. Перед зданием больницы, возвышалась высоченная труба городской котельной, и однажды ночью Яшка умудрился не только залезть на неё, но и написать огромными буквами: «Нина. Я люблю тебя!». Участковый такое признание счёл хулиганской выходкой, виновника найти было несложно, но страж порядка проявил сочувствие, и наказание оказалось самым мягким. А надпись всё же осталась. И девушка каждый день из окна могла видеть только ей единственной предназначенные слова, несмотря на то, что прочитать их мог любой прохожий. Нина пошла на поправку, и влюблённые сыграли свадьбу.
Ерофеев смотрел на старинную икону в углу комнаты. Петр прервал молчание:
- От деда осталась. Удивляешься, небось, с чего это вдруг прожженный технарь, про душу стал рассуждать.
- Нет. Почему же, - Ерофеев потянул висевшую на шее цепочку и показал крестик.
Пётр понимающе кивнул и продолжил разговор:
- А с Яшей мы последний раз нехорошо поговорили. Он сильно изменился, озлобился. Я орех им занёс, и в подъезде столкнулись. Вид у него был, я скажу, ещё тот. Не выдержал я и стал звать к себе. Думал, откормлю на природных харчах. В себя придёт на природе. А он мне и говорит, что тоже предлагаешь в холуи податься. Да я лучше сдохну, но прислуживать этим нуворишам не буду. Упрекает за то, что ко мне на заимку районное начальство и бизнесмены на охоту ездят. Я ему возразил, что ничьим холуём не был. Каждый деньги сам зарабатывает, как умеет. Психанул я тогда и напомнил ему. Свобода, демократия! Всё как ты хотел. Ты же первый советскую власть ругал. Ругал, отвечает. Только тогда я себя человеком чувствовал. Меня могли посадить за инакомыслие. Да, могли. Но было за что себя уважать. А для этой власти, меня просто нет. Пыль на Рублёвке дороже. Им плевать на всех. Пальцы обморозил, рисуя портреты случайных прохожих, зарабатывая на хлеб. Запил бы, говорит, с горя, да не на что. Вижу, понесло человека. С чего-то решил, что я доволен своей жизнью. В таком отчаянном положении разговаривать бесполезно, он и слушать не хотел. Потом Нина не выдержала, уехала к родителям. Это его и добило.
- По-моему, он сам её к этому подталкивал. Ему казалось, что он её обманул, наобещал и не выполнил. Ладно, не нам судить. Жаль.
Пётр наконец-то решился спросить:
- Скажи, только честно,- и пристально посмотрел в глаза друга, - ты тоже меня холуём считаешь?
- Ты, что? Пётр Иванович, да я тебе всю жизнь благодарен буду. За то, что тогда мою семью у себя спрятал. Всё же на тоненькой ниточке висело. Собой рисковал. Думаешь, я не понимал.
- Да, брось. Не преувеличивай. Ничем я особо не рисковал. Вспомни, кто здесь всем заправлял. Я был уверен, против Кеши у этой залётной братвы кишка тонка... Хотя и его через год завалили.
- Как там у поэта. Как я выжил, будем знать только мы с тобой... Ближе друга у меня нет, и не будет.
- Хватит. Давай лучше выпьем. Что мы как красны девицы. Сейчас ещё друг другу в любви признаваться начнем.
- Ты заметил, с годами паузы между тостами всё длиннее.
- И застолья всё реже. Праздников, Дима, меньше становится. Ну, за дружбу!
Послышался шум работающих двигателей. Пётр поднялся из-за стола.
- Кого ещё нелёгкая принесла? - выглянул в окно. - Так, "дорогие" гости пожаловали. Извини. Пойду встречать. Эти первый раз, надо объяснить, что почём.
Дмитрий Сергеевич так же поднялся, чтобы взглянуть на приезжих. Поморщился от досады: "Только этого не хватало!". О чём говорили, не было слышно. По частым переглядываниям гостей, Ерофеев догадался, что Пётр их чем-то сильно озадачил. Когда Глухов вернулся, он одобрил:
- Круто ты с ними, я смотрю.
- Нормально. Пусть сразу привыкают.
- Не боишься?
- Чего? Уволят? Лучшего егеря за сотни вёрст не сыскать. Отбоялся своё. Помнишь, в один год Кешу, губернатора и мэра завалили. Так что непонятно, кому больше бояться надо. Теперь, конечно, не те времена. А если свою заимку построю, и тогда все ко мне ездить станут.
Ерофеев согласно кивнул:
- Это точно.
- А я чего думаю, он, однако, узнал, где ты. Тебя приехал сватать.
- С чего бы это.
- Серьёзно. Спросил, есть кто ещё. Я ответил. Он, кажется, обрадовался. Помяни моё слово, в заместители будет звать. Охранник у него – скользкий тип. Вздумал права качать, но я его на место поставил. А этот вроде нормальный мужик, держится просто, без амбиций.
Ерофеев пристально посмотрел на друга, но ничего не ответил. Ему и самому такой вариант приходил в голову, только требовалось время, чтобы переварить удар по самолюбию. Он встал и стал рассматривать фотографии на стене:
- А это кто?
- Внучка. Шестой год пошёл. Нынче мы с ней отрывались. Всё лето тут провела. И за грибами, и на рыбалку. Женя над ней трясётся. А я говорю, подожди, вот ещё подрастёт, на охоту вместе ходить будем.
- А вообще, как дела у твоих? Сына не женил ещё?
- Рано. Университет только закончил. Хотя, мы с Люсей в девятнадцать расписались. Ну, да, время другое было. Сейчас карьера на первом месте. Помешались все.
При упоминании о жене, Пётр уже не мрачнел, как раньше. Может, отболело, сколько лет прошло. И Ерофеев решился спросить:
- А сам-то не нашёл себе?
- Да, брось ты. Женечка прошлый год привозила коллегу по работе. Тоже, удумала. Женщина красивая, а не лежит душа. Ну, не моё и всё. Она из кожи лезет, старается. Порядок наводит, разносолами пытается удивить. А меня злость берёт. Еле дождался, когда уедут. Живу вот здесь, и хорошо так. Думаю, что Люся моя в городе с детьми. Легче как-то становится. Не поверишь, советуюсь с ней мысленно. Мы же ещё в школу вместе бегали. Два километра по тайге. А в ПТУ, когда учился, в такие переделки попадал. Наивный был. Деревенский парень, привык всё за чистую монету принимать. На заводе. Только работать начал. Мне старший и говорит: «Там насос лежит, отнеси к забору, в ящик положи». Ну, я и понёс. Охранник заметил, за шкварник меня, и к начальству вместе с этим насосом. Пока разобрались. На комсомольском собрании пропесочили, премии лишили. А сменщик выкрутился, типа малолетку решил проверить. Ужас. Говорю же, наивный был. Это теперь смешно вспоминать. Институт благодаря моей Люсечке закончил. Сколько она со мной нянчилась. Нет. Второй такой уже не найти.
Так они и сидели, беседуя обо всём сразу. Незаметно переходя с обращения ты, на вы и наоборот, как делают люди, хорошо знающие друг друга, после долгой разлуки. За окном основательно стемнело. Шум из гостевой половины становился всё громче, но они не обращали внимания до тех пор, пока к ним в комнату не вбежала испуганная девушка. Она тряслась, как загнанный зверёк.
- Пожалуйста, помогите мне, - обратилась к Ерофееву,- Я вас узнала. Ваш плакат висел у нас в вестибюле. Нянечка говорила, что вы хороший человек.
- А что стряслось?
- Я передумала. Я хочу обратно.
- Куда обратно?
- В детский дом. Директор сказал, что это наш шанс. Я, я в институт хочу поступить. А Федотов говорит, эти люди помогут. Только сделай всё, как надо. А я не могу. Людка уговорила, она уже ездила. Подарки привезла, ей даже деньги заплатили. А я не могу. Отправьте меня, пожалуйста, обратно.
Хозяин тяжело поднялся из-за стола, Ерофеев угадал намерения друга:
- Постой, Пётр, не горячись. Федотов!? Это не тот Федотов, бывший второй секретарь райкома комсомола?
- Он супчик. Пристроился гад. Нашёл дело по душе.
- Как тебя зовут?- Дмитрий Сергеевич обратился к девушке.
- Аня.
- Вот, что Анюта, кушать хочешь?
- Нет. Нас уже кормили.
- Накормили, напоили, и спать уложили,- зло подытожил Глухов - Ладно. Иди-ка ты, в самом деле, спать. Не бойся. Здесь тебя не тронут.
Он открыл дверь в свою спальню. В это время вошёл охранник.
- Вот ты где? Катюша пойдём, не мешай дяденькам отдыхать.
Ерофеев перегородил ему дорогу.
- Девушку зовут Анюта и с вами она не пойдёт.
Глухов втолкнул, испуганную Анну в спальню, и закрыл дверь. Охранник с угрожающим прищуром посмотрел на друзей:
- Ну-ну, посмотрим.
Петр Иванович зло рассмеялся.
- Точно. Посмотрим.
Охранник ещё раз обвёл их взглядом и ретировался.
Когда друзья остались вдвоём, Глухов показал рукой по углам комнаты и пояснил:
- Там видеокамеры. Я их сразу включил, как только эта кампания приехала. На всякий случай. Научен. Здесь и в мирное время, я имею в виду, даже при советской власти всякое случалось. Люди с оружием приезжают, а дураков всегда хватало. Вот я и установил видеонаблюдение.
- И что, у них тоже?
- Да, ты что! Плевать мне на них. Главное, я всегда могу доказать, чем занимался. А за чужой срамотой наблюдать – желания нет.
- Действительно, они же на нас этих малолеток повесить могут.
- А я о чём. Видел амбала? Такой на всё способен.
- Вообще, это же скандальная история. Что делать будем?
В дверь постучали. Явился новоиспечённый мэр собственной персоной. Повисла неловкая пауза. Но гость просто излучал дружелюбие:
- Простите, что помешал. Решил воспользоваться случаем познакомиться.
Он протянул руку Глухову.
- Вы нас так сурово встретили, что даже руки не подали. Олег Иванович.
- Пётр Иванович.
- Мы с вами почти тёзки. Очень приятно. Дмитрий Сергеевич, надеюсь, не откажетесь пожать руку. Всё решилось так, как решилось. Вы были достойным соперником.
Видя каменное лицо Ерофеева, продолжил разговаривать с хозяином:
- Пётр Иванович, это ничего, что девочки переночуют в домике корейца. Ваш помощник показался мне человеком надёжным. Его жена присмотрит за ними. Мой бывший охранник сейчас отбывает домой. Я его уволил. Парень оказался чересчур услужливым. Теперь, насчёт детского дома. Завтра же соответствующие органы займутся этим делом. Немедленно бы распорядился, да у вас связи нет. Надеюсь, я не выгляжу теперь в ваших глазах монстром?
Олег Иванович достал из кармана толстовки бутылку дорогого коньяка, повертел в руке, и поставил на стол:
- От нашего стола – вашему. Я надеюсь, недоразумение останется между нами. Выпьем за знакомство.
Не очень охотно, но всё же присели. Выпили по одной. Мэр сделался серьёзным и обратился к Ерофееву:
- Теперь о деле. Дмитрий Сергеевич. Вы, конечно, уже догадались, зачем я здесь. Я не лукавил, называя вас достойным соперником. Вы на десять лет старше меня, к тому же местный. Поверьте, я отлично понимаю какой бесценный опыт у вас за плечами. Предлагаю вам занять должность вице-мэра. Полномочия будут самые широкие. Разумеется всё в рамках закона. С ответом не тороплю. В понедельник, если надумаете, к восьми утра жду в управе. Ну, не буду больше вам мешать. Всего доброго. Да, Петр Иванович! Как только откроется сезон на уток, Вы уж, пожалуйста, дайте мне знать. Вот вам моя визитка. Я не большой охотник, но мне у вас нравится.
Соколов ушёл. Петр Иванович разлил коньяк.
- Ничего коньячок. А этот Соколов, похоже, высоко летает.
- Поживём – увидим.
- И то верно. Пора на боковую. Утро вечера мудренее. Мы с тобой завтра на гольцы прогуляемся.
Глухов заглянул в свою спальню:
- Уснула бедная. Нет, Дима, что за народ? Совсем озверели, - прикрыл тихонько дверь, - так, где тут у меня раскладушки. Спать придётся прямо здесь.
Утром Петр Иванович лично отправил девчонок с корейцем на вездеходе, наказав заодно своему помощнику пополнить запас продуктов. Дорогим гостям не спалось, и они поспешили вернуться в город. Ерофеев дождался, когда все уедут, только потом вышел во двор, где случайно столкнулся с женой корейца. Невольно застыл, провожая взглядом красивую русскую женщину. Чудно… Пётр, проследив за реакцией друга, только усмехнулся:
- Вот, так...
- Чем же он взял такую?
- Нам не понять. Пошли собираться.
Через тридцать минут они уже шагали в сторону гольцов. Дмитрий Сергеевич держался бодрячком, но быстро притомился. Егерь сбавил темп:
- Дыхалка у тебя, Дима, ни к черту. Бросай курить.
- Брошу. Если сегодня дойду до гольцов, сразу брошу.
- Что плохо? Может, вернёмся?
- Нет. Нормально всё. А это что? – Ерофеев остановился.
Перед ними лежал ровно забетонированный пятачок.
- Вертолётная площадка. Всё для дорогих гостей.
- Почему здесь, а не рядом с домом?
- Сам удивляюсь. Возможно, чтобы шум двигателей не мешал отдыхающим. Это же ещё с тех времён. При Советах многое нельзя было понять и объяснить. Нередко действовали против всякой логики. То есть не так, как у людей. Может, в целях секретности. А то не дай Бог идеологические враги из космоса узрят, чем занимается номенклатура в свободное от строительства коммунизма время.
Дмитрий Сергеевич улыбаясь, посматривал на друга:
- Маразма действительно хватало. Но тогда многое не замечалось. Может сознание того, что всё начальство – дураки, позволяло с большим юмором относиться к убогости собственного существования.
- Иностранная разведка голову бы сломала, что за секретный объект посреди тайги.
- Странные метаморфозы. С высоты прожитых лет прошлое не кажется таким уж напрасным и глупым. И тогда каждый жил, как умел. Согласно своим внутренним принципам.
- Это так. И хорошее было. Хотя. Прошлое – это то, чего никогда не было.
Тайга дремала под слепящим полуденным солнцем ранней весны, раскинувшись до горизонта гигантским русским котом. Если смотреть издалека причудливое чередование желтоватых проталин, зелёной щетины хвойных деревьев, с тёмными провалами распадков напоминали окрас этой породы. Воздух, настоянный на зимних морозах, отдавал головокружительной чистотой и свежестью. Глухов дал другу отдышаться и скомандовал:
- Пора. Надо засветло вернуться.
Но между тем сбавил темп. Ненадолго замолчали, обходя бурелом. Дмитрий Сергеевич был слегка оглушён непривычной тишиной. В кедраче осыпались запоздалые шишки, но он не слышал. Остановился:
- Ты иди. Я скоро догоню.
Глухов молча кивнул. Ерофеев задержался возле дерева. Привёл себя в порядок и невольно оглянулся, почувствовав пристальный взгляд. Серый пёс, злобно ощерившись, стал угрожающе приближаться. В первые секунды испуга не было. Захудалый, с клочками старой шерсти на ввалившихся боках, зверь показался ему жалкой пародией на волка. Но до тех пор, пока не заглянул в зрачки хищника. Волк пережил не самую лучшую зиму, и отступать был не намерен. Ерофеев понял, перед ним подряхлевшая, но всё ещё смертоносная машина. Он невольно отпрянул назад и, потеряв равновесие, стал падать на спину, с ужасом сознавая, что сделал непоправимую ошибку. Кричать о помощи казалось глупо. И выставив вперёд обе руки, надеялся дать бой. Хлопок выстрела прозвучал как нельзя кстати. Хищник рухнул в шаге от несостоявшейся жертвы. Пётр Иванович помог другу подняться:
- Ты чего сам-то не стрелял?
Теперь Ерофеев вспомнил, что у него на плече первоклассный карабин.
- Забыл, - честно признался он.
Егерь опытным взглядом оценил зверя:
- Матёрый был, однако. Староват только, но оскал-то ещё добрый. Такой своё дело знает.
- А как ты догадался вернуться?
- Я его раньше почуял. Ветерком пахнуло. Пока мы вдвоём шли, он затаился. Оголодал видно. Обычно они не нападают с риском для себя. Умный зверюга. Ладно, пошли.
- Что так его и оставим?
- А что ты предлагаешь?
- Ну, не знаю, может закопать.
- Шутишь. Это же еда. Обратно пойдём, его уже здесь не будет.
Волной от выстрела Ерофееву продуло уши. Контуженный городским шумом, человек перестаёт воспринимать естественные звуки живой природы. Он с удивлением обнаружил, что тайга не молчит:
- Дятел стучит.
Петр Иванович улыбнулся. Дятел стучал уже минут двадцать. Когда добрались до места, егерь не сделал исключения даже для друга:
- Останься здесь, чтобы не спугнуть. К моим следам зверь привык.
И пошёл рассыпать соль, принесённую для прикормки парнокопытных.
Подойдя как можно ближе к обрыву, Дмитрий Сергеевич остановился. И вдруг в одну минуту понял, что всё, что он видит, принадлежит и ему тоже. По праву рождения, как бы не пытались убедить его в обратном разные прохвосты. В этой земле лежат не только нефть, газ, алмазы и золото, но и кости предков.
- Эх, Яков, Яков! – с горечью подумал Ерофеев, - Вот она, красота-то твоя на месте. Никуда не делась. Да, разве могло быть иначе. Только надо было потерпеть. И в самые смутные времена за тучами скрывается чистое небо.
Неожиданно вспомнил красавицу-жену помощника егеря. Может кореец был просто терпелив. Дмитрий Сергеевич решил засунуть своё самолюбие подальше и принять предложение Соколова. На его счету целых тридцать семь процентов голосов. Это немало. Если не сработаются, то уйти всегда успеет.