Иван Жук еврей по образованию

Владимир Гольдин
 Пролог. Это было потом

  В отделанный под орех кабинет менеджера по кадрам фирмы «Нано» вошёл чуть седоватый человек, обросший небольшой чёрной бородкой начинающейся прямо под орлиным носом. Он казался ниже ростом из-за приниженности вида. Даже широкие плечи не снимали этого грустного впечатления.
 – Вам требовался лаборант? – сходу спросил бородатый слегка опешившего от такого явления менеджера Дмитрия Грекова. Секретарша только что сообщила Дмитрию, что приёма на должность лаборанта ждёт молодой парень. Этот седой под такое определение не подходил. Юлию надо взгреть. Секретарша должна кое-что и сама соображать, чтобы не загружать шефа ненужными разговорами. Дмитрий и сам «молодой парень», которого благосклонная судьба поставила на этот не по возрасту высокий пост. Впрочем, Дмитрий магистр индустриальной психологии Йельского университета, и папа его шишка на не ровном месте административного олимпа России. С таким гонором Греков и сидел на своём месте. Вошедший бородач рядом с магистром выглядит анахронизмом. Помятый костюм от какого-то допотопного «Мосшвейпрома», изрядно стоптанные доисторические ботинки не иначе как столь же древней фабрики «Скороход». Но кроме этих признаков бомжеватости в одежде и в лице пыль усталости от жизни. Такого Греков, следуя своей природной логике, послал бы сразу на три буквы. Но это допустимо БЫЛО. Допустимо для полковника в отставке, которые, в не столь давние времена как правило, заведовали кадрами. Но времена круто изменились и европейский лоск, увы, не позволял такого поведения. Вместо этого Дмитрий очень скучным, но вежливым до одурения голосом отбарабанил стандартную словесную заготовку:
  – Нам требуется молодой человек способный учиться. Мы растущее предприятие и берём кадры на вырост.

 Вошедший чуть грустно улыбнулся и положил на стол удивительно новенький паспорт. Дмитрий паспорт и в руки не взял. Такой купить ныне не дорого стоит, всего-то полторы штуки баксов. Не стоит и смотреть. А начни паспорт рассматривать, лишние надежды в человека вселишь.
 Во избежание иллюзий Греков посмотрел на вошедшего холодным брезгливым взглядом. Вроде бы тут любой бы понял, здесь ему ничего не светит.
 Но вошедшего ни взгляд, ни требования кадровика не смутили. Он неожиданно твёрдым голосом заявил:
 – Я как раз такой и есть. Много лиха хватил, но лет мне всего двадцать пять, а опыта на все пятьдесят.
Греков заново оглядел бородача и вытянув лицо спросил:
 – Тюремного опыта?
Иван Жук недобро усмехнулся и подтвердил:
 – Был и такой.
 Греков уже всерьёз задумался о необходимости вызвать охрану и выпроводить психа из кабинета.
Повисло неприятное обоим молчание.
Иван Жук слегка передёрнул лицо, вспоминая, как в камере израильской тюрьмы его попытались изнасиловать арабы. А он, защищаясь, их мог только бить, но не мог калечить, чтоб не нажить ещё срок.
  Дмитрий все же решил обойтись без охраны, решил вежливо выпроводить НЕЖЕЛАННОГО посетителя по всем правилам Йельской науки. По этим же правилам полагалась задать пару вопросов, чтобы сконфуженный проситель сам удалился с извинениями.
 – Вы что-то слышали раньше о нано технологии?
Бородач оживился.
 – Да, работал в этой области несколько лет.
Греков откинулся на стуле, готовый поймать пришельца на вранье.
 – Где?
 – В университете.
 – Кем?
 – Ассистентом профессора.

Греков внимательней посмотрел на претендента. На бомжа, отмытого по случаю он похож, а не на ассистента профессора?
 – В каком же университете вы так работали?
 Претендент вздохнул и произнес, глядя на Грекова:
 – Сначала в Московском, затем в Иерусалимском.
Греков встрепенулся. Вот так история. Он подумал о евреях, начавших покидать свою доисторическую родину ради родины вполне исторической. Очень интересный случай. Дима Греков развеселился. Жизнь полна приключений. Тон и стиль его речи резко сдвинулся  в сторону детства.

 – Так ты, что? ко всему прочему ещё и еврей. А ведь похож. Впрочем, говорят, что и я похож.
Вошедший улыбнулся улыбкой волка, но проговорил своё голосом лиса.
 – По образованию я, конечно, еврей, но вообще-то я русский. Вот мой паспорт перед вами.

 Пришлось Дмитрию всё же взять в руки паспорт, подняв его с полированной поверхности своего стола. В древние времена стол полагалось для солидности слегка закапать чернилами. Так поступил Конан Дойл начиная врачебную практику. Но в нынешние времена замызгивать пришлось бы экран компьютера. Чушь в мармеладе это, а не убедительное свидетельство длительного опыта. По лицу Дмитрия и по факту жизни опыт его можно сказать ещё и не начинался. Две недели в кресле ушли на знакомство с теми, кто уже есть в фирме. Приём новых в фирму вот с этого чудика и начался. Дмитрий вздохнул, если оснований для отказа нет, то отказ принять на работу подсудное дело. В Америке точно. А Россия в деле защиты прав трудящихся всегда была впереди планеты всей.  Или в другой стороне. Рисковать не стоит, да и зачем ему. Эти мысли проскочили в голове Грекова с превышением скорости и вызвали внутреннее полицейское вмешательство. И в этом вмешательстве-замешательстве он быстро сказал:
 – Ага, Иван, ты значит, Петрович Жук. Ладно, берём. Испытательный срок – месяц.
 Вошедший выпрямился и глянул увереннее.
Греков невольно сменил тон.
 – Когда можете приступить к работе?
 – Да хоть сейчас, – неудачно улыбнулся Иван, продемонстрировав безнадёжную приниженность своего положения. Диме Грекову стало вполне по-человечески, а значит и вполне по-русски его жалко, хотя жалость на его посту неуместна.
 – Годится. Тебе ведь всё нужно. Даже койку в общаге? И аванс.
 Сказав это, Дима  сначала слегка смутился поспешностью своего решения, а потом даже слегка возгордился и своей прозорливостью и своей добротой.
 Иван Жук только кивнул.
А Греков вернулся к строгостям реальности.
 – Но прописку не жди. Будешь временным.
 Иван грустно кивнул. Он и жив то временно. У него в кармане разве что на булку хлеба и батон колбасы. И жить негде.
 Дмитрий нажал на какую-то кнопочку, и вмиг на пороге выросла длинноногая секретарша.
 – Юлечка, пригласи сюда Шустрова.
 
 В ожидании Шустрова Дмитрий внимательно изучил паспорт. Искал следы еврейской жены, которая наверно увезла его в Израиль по молодости и глупости. Может сам хоть на половину еврей? Но спросить об этом прямо это не политкорректно, поэтому Дмитрий сказал так:
– Ни семьи, ни прописки у тебя, друг наш иерусалимский нет, но хотя бы голову еврейскую тебе папа, или мама подарили.
– Отчим подарил, светлая ему память.
– Уже хорошо. А диплома тоже нет, иначе ты б не просился в лаборанты, а первым делом положил на стол диплом. Слушай, а ты мне понравился. Оригинальная судьба предполагает оригинальность мышления. Впрочем, этим ты должен первым делом Шустрову понравиться.
 Не обижаешься, что я сразу на ты перешел. Но мы ж с тобой, как ты утверждаешь и паспорт, мы ровесники. К тому же оба за границей учились.
 Иван ничего ответить не успел. Вошёл мужчина внушительной комплекции. И сразу уставился на Ивана.
– Реторту от пробирки отличаешь? – сходу спросил он вполне начальственным басом. Лицо крупное моложавое  и красивые блёски седины на коротко остриженной голове. В общем,  внушительный  мужчина в явственно начальственном исполнении. Рассмотрев все детали этого начальственного лица Иван Жук включил в действие свой баритон:
– Да у меня есть опыт работы и с ретортами и с пробирками, а так же с микроскопом ближнего поля и лазерным манипулятором.
Шустров усмехнулся. В его лаборатории этаких приборов не было, хоть и хотелось бы иметь. В тон этих чуть завистливых мыслей он изрёк начальственным басом:
– Ну, ну остынь. Я же эти слова припомню, когда этим оборудованием разживемся.
  Шустров обернулся к директору по кадрам и добавил дозу насмешки в свою оценку претендента:
– Парень достаточно нахальный, чтобы чему-нибудь научится. Беру.
 После этого он вскользь глянул на Ивана и приказал:
 – Пошли работать. Время не ждёт. Помнишь, кого так звали?
– Героя Джека Лондона, золотодобытчика
– Ага, наш человек. Ну-ка пошли, делом займёмся. Посмотрим трепло ты нахальное, или …
– Или, – слишком твёрдо сказал Иван, что повергло Шустрова в некоторое смущение. Гонор подчинённого не должен превосходить потребности руководителя.
 

 
 Глава I. Прошлое. Дважды сирота.

1. Лес, покрытый последними обрывками тумана, дышал влажной прохладой. В вершинах сосен шумел ветерок, деловито погоняя облачных баранов.
 – Покой и благолепие, – вдохнув запахи леса,  сказал мужчина самому себе.
 Шестнадцатилетний сын не ответил ничего. Его голова вращала электрон, пытаясь понять смысл последней заметки об электроне в Интернете. Грибная охота тем и хороша, что можно думать о другом, пока глаза выискивают, а руки вытаскивают грибы.. Лицо мальчика пересекали шрамы, делавшие его похожим на Гуинплена наоборот, то есть не «человека который смеётся», а на плачущего клоуна. Но Ваня к этому давно привык, не в актеры же собирается. Он шёл, улыбаясь собственным мечтам о славе физика. Лежащий на его спине фанерный короб доверху наполняли отборные грибы. На спине мужчины висел такой же короб, тоже полный грибов. Лицо его сохранившее благородную красоту тоже улыбалось, разве что не так откровенно. Грибная удача радовала, а размышлять на тему неудавшейся жизни он вообще не любил. Да хотя бы потому, что жизнь не кончилась, и рядом шёл продолжатель и исполнитель не завершённых замыслов. Да и сам он ещё хоть куда. Девушки мимо не смотрят, хотя в русых волосах мужчины уже пряталась седина. Девушек инстинкт тянет к породистым генам, а порода внятно выразила себя в его мощной стройной фигуре и в открытых миру голубых глазах. Временами в них ещё горели мечты и фантазии.
– Ещё год, Ваня, и ты студент. Даст Бог тебе повезёт больше, чем мне. Ты талантливее меня, да и вырос я хоть и в Москве, но в таком болоте, что лучше и в сказке не сказать. А ты тут вырос в чистоте.
– Папа, я постараюсь, – ответил темноволосый мальчик, прорезывающимся баском. Отчим вырастил его с младенчества и многому научил, потому и заслужил почётный титул "папа". Впрочем, своего родного отца Ваня и помнить не мог, так же как и мать. Так что в сознании мальчика фигуре отчима и заслонять было некого. Пусто за его спиной этой мощной фигуры. Впрочем, в  грустную минуту Ваня задумывался о своих настоящих родителях. Но не сейчас.
 Сейчас они двигалась вдоль просеки, по тропе домой. Лес пел под ветром свою вечную песню, прохлада ласкала лицо и вдруг они услышали звук чуждый утреннему лесу. Железным медведем ревел мотоцикл, нет два, или три. Мотоциклы вылетели на них и встали в десятке метров, закрывая дорогу. Не будь за спиной огромных коробов с грибами, они б, может, и убежали вдвоём, но старший принял другое решение.
– Хватай и мой короб и беги в чащу, а я тут с ними побеседую.
– Пап, их трое, а ты один, – сказал мальчик, подхватывая тяжёлый короб отца.
– Двое, Вань. Один за грибами побежит, то есть за тобой. Ты короба в лесочке брось, вместе потом заберём.
 Ваня метнулся в лес. Времена наступили такие, что в этих коробах их единственная зарплата. Ваня это прекрасно понимал. Сам, учась в девятом классе, он помогал отцу. Пётр Савельевич в одном лице был и учитель трёх предметов и директор школы. Такие времена и такая школа деревенская. Ваня, твёрдо шедший на золотую медаль, тем и помогал отцу, что преподавал азбучные истины первоклашкам. Вся школа двадцать пять детей, а первоклассников и всего трое. В деревне Ямщиково, да и по соседству детей почти перестали рожать с девяностого года, да и ранее не очень старались. И зарплату платить учителям почти перестали. Вот и настали времена смертельной охоты за грибами. Такие времена первичного накопления капиталов любыми путями. Чаще далеко не праведными.
 Пётр Савельевич скинув короб в руки Вани, вроде даже отвернулся от набегающих бандитов, небрежно поднимая с земли тяжёлую кривулину, когда-то бывшую веткой сосны.
 Всё произошло точно, как предсказал отец. Когда Ваня пробежал первый десяток метров, один из троих, видимо самый молодой, бросив мотоцикл, в чащобе непролазной бесполезный, и кинулся ему наперерез. Ваня бежал не оглядываясь. Так отец учил. Всякое дело надо делать в полную силу и не оглядываясь. Отец с двумя справится, а он с одним. Грибы на рынке нынче дороги. Прежние сборщики – старики и старушки нынче в лес ходить бояться. Самые смелые правда всё равно ходят, но дальше не идут, этим рэкетирам всё за гроши отдают. Так ли сяк ли, но мало стало грибов на рынке, а ресторанов по Москве много. И хватает ворья, которое там гуляет с грибным закусоном. Потому и вздорожали грибки и стали вроде золота лесного.
 Если б Ваня успел забежать в непролазный молодняк, всё обошлось бы без крови, но Ваня не успел, слишком тяжелы короба. Долговязый догнал его в перелеске. В последнюю секунду Ваня резко бросил короб отца в лицо долговязому бандиту. Тому тоже лет не лихо набежало, может чуть больше восемнадцати. Он левую руку выставить успел, ниже центра короба, потому и получил болезненный удар по носу. Бандит пришёл в бешенную ярость. Нож сверкнул в его руке. Ваню от смерти отделяла секунда. Долговязый скакнул ближе и замахнулся длинным ножом. Ване с коробом на спине расстаться времени не осталось. А с ним не убежать. Всё что Ваня успел – резко развернуться точно в нужное мгновение. Так что нож воткнулся в короб и увлекаемый его движением вылетел из правой руки бандита. Бандит на секунду растерялся. Видно молод и не обучен. За эту секунду Ваня подхватил ветку и резко ударил бандита по глазам, потом ногой в пах, потом сдвоенным кулаком по согнувшейся шее, потом по лежащей на земле голове. Все это быстро и без особой злобы, потому что это всего лишь автоматизм, выучка такая. Роль партнёра в тренировках всегда исполнял отец, одетый подобающим образом, то есть в защитный жилет, ватный комбинезон и маску из своего славного фехтовального прошлого.
 Но дальше этого выучка не шла. Убивать Ваня ещё не научился. Да и на выручку к отцу надо было спешить. Он, конечно намного сильнее, но и много медлительней. Ваня лишь мельком глянул на противника и побежал.
Поверженный ещё пытался выжить, тихо без стонов корчась. Оно и лучше, что живой возле коробов, а то белки набегут и грибы растащат. Ваня едва успел выбежать на просеку. Отец уже шёл ему навстречу. Против гроссмейстера приготовишкам не играть. Приготовишки валялись. Отец и сын вместе доломали мотоциклы на глазах полуживых бандюг. Потом вскинули короба и гордо ушли.
– Ну, сын, может мы их научили сюда не соваться.
– Конечно, научили, – уверено заявил Ваня. На его глазах отец с учениками не раз заставлял диких туристов убирать за собой мусор в ближних лесах и платить не малый штраф. Если бы не эта работа, то так близко от Москвы грибы и ягоды давно б не росли.
 Да уж куда там наглым туристам. Даже воры в законе с ямщиковскими предпочитали не связываться. Навар грошовый и смерть заработать не долго. Круты дальнобойщики как и деды их ямщики. А прадеды не слабее Стеньки Разина, кавказских княжон себе в жены привозили. Была даже легенда, что Ванька Каин, державший в страхе всю Москву, из ямщиковских был.

2. Прошло два дня. Накопились мелкие домашние дела, потому Ваня дома хозяйничал. Дело к зиме. Надо кое-что подремонтировать. А Петра Савельевича увлекла в Москву деловая струна. Он замыслил продать грибы на прямую, ресторанам.
 Так оно хлопотней, но выгодней. Да и  в Москве дела накопились. Старая любовь к тому же там, а другой не завелось.
 Ванин день пролетел в хлопотах. Вечером Дарья Дмитриевна встревожилась. Петруше давно пора бы вернуться, но его всё нет. А Ваня особо не волновался. Соображал, что у отца в Москве могли быть мужские дела.

 В сумерках вместо отца явился телефонный звонок.
 – Дарью Дмитриевну, – попросил жестковатый женский голос. Ваня позвал домоправительницу.
 Она решительно взяла трубку, полагая, что мужик загулял до бесчувствия и не с одной водки, а ещё и с молодки слез еле живой. Ваня, усевшись вблизи, тоже услышал: "… убили при попытке продать грибы скупщику».

 Над малой речкой Малиновкой полз тяжёлый осенний туман. Отдельные клочья наступали на Ваню как призраки танков, утонувших в здешнем болоте в незапамятные времена Великой Войны. За сгорбленной спиной дважды сироты Ивана Жука тихо умирала деревня Ямщиково, а с ней и всё его не длинное шестнадцатилетнее прошлое.
 Сегодня он похоронил своего отчима Петра Савельевича Даяна. У Даяна в Москве сестра есть и выходит так, что к этой своей неродной тёте ему и придётся отправиться. Ваня вздохнул, искривив своё изуродованное шрамом лицо. Шрам он получил от отца. Жук старший, чьи волосы блестели чернотой как крылья майского жука, не мог простить жене рождение голубоглазого русокудрого мальчика..   На всю деревню такой был один – приезжий учитель красавец и спортсмен Даян.   Для ревности были и другие основания. Маша Жук тоже работала в школе. А муж по старинной ямщицкой ещё традиции извозом занимался, дальнобойщиком зарабатывал свой хлеб с маслом. Не такой уж он изверг был Иван Жук – отец, но вся деревня решила, что грех был. Если все женщины чувствуют притяжение, то кто ж ни будь просто обязан притянуться. Так судила деревня. И кто же сможет снести такой позор? Жук старший успел только раз полоснуть ножом. На втором замахе его достал топор в руках жены. Но защитив таким способом своё дитя, Маша Жук не снесла горя и повесилась. Мужики по началу, захотели убить и виновника, то есть Петра Даяна, но потом побоялись его силы и ловкости. Или может больше милиции и тюрьмы? Если бабы чего увидят, то уж тайны никакой не будет. А, чтоб страх свой не выказывать, нашли решение благородное и благоразумное. Пусть незаконный отец мальчишку растит. Так оно и стало. Ваня, правда, с возрастом потемнел и повадками на отца по крови походить стал и паспорт получил на фамилию Жук, но приёмного любил по справедливости. Да и Пётр его любил как сына. Другого и не было у него и быть не могло. Петр Даян переболел свинкой в таком возрасте, когда от этой болезни способность к деторождению исчезает. И он это знал. Вот только деревня Ямщиково этого не знала и сам Ваня Жук об этом и не задумывался.
 День поднялся солнечным диском над просветом в лесной чаще и Ваня поднялся и тихо пошёл на трассу. Вещей с собой брать не стал. Вот устроится в Москве, тогда и привезёт. Попутный трейлер летевший пустым с предельной скоростью уже через полчаса пересёк кольцевую дорогу и покатил по Москве. На небольшую улочку имени никому не известного Довгилева Ваня пришёл в страшный момент. Тетя Бэлла стояла в растерянности во дворе своего дома. Её выкидывали из собственной квартиры трое мужиков в синей униформе грузчиков.
А водитель фургона повторял картонным голосом:
 – Гражданка не мешайте и не спорьте. Мы некто никто, вроде роботов. Дана программа – исполняем. Вас привезём в другую квартиру.
 Ваня сначала застыл ошеломленный, потом хотел броситься на захватчиков. Но тётя его остановила.
 – Ваня, тут твоя драка не поможет, пригляди здесь за вещами, а я в милицию сбегаю. Там мой ученик бывший работает.

3. Вечером того же дня Ваня стоял перед грузным лицом университетского завхоза Сергея Сергеевича Стрельцова.
 – Это какие же компрачикосы тебя так изуродовали? – вопрошал он густым басом. – Иди милостыню проси. Ей-ей так больше заработаешь. Ты про человека, который смеется, читал? Нет? Деревня она и есть дура. Ты правда больше похож на мальчика, который плачет. Ей богу все подадут.
– Я учиться хочу.
– Это не ко мне. Я здесь завхоз.
– Но мне и работать надо. Я сирота.
– Э, брат, Москва слезам не верит. Сирота ни сирота, а на работе надо работать, а, чтоб учиться, нужен аттестат и отличные оценки. Или много денег. И где это всё?
– Так директора школы убили и некому аттестат выдать.
– Вот те на! На такую маленькую деревню и подряд два убийства.
– Одно. Мой отчим и есть, то есть был, директор школы.
– И преподавал физику с физкультурой?
– И ещё английский. Школа у нас быстро уменьшалась. Три человека в классе. Вот ему и пришлось.
– Да Вань, но скидку на твоё пролетарское обучение никто не сделает.
– Так я пока просто похожу и послушаю. Кому я помешаю?
– Если все будут за бесплатно ходить и слушать, из чего мне зарплату будут платить?
Ой, не поворачивайся ко мне своей плачущей стороной. Я тут с тобой скоро сам заплачу.
– Но вам же нужен уборщик. Я объявление читал.
– Это для студентов объявление. Им к стипендии подрабатывать нужно.
– А я бесплатно буду работать.
– И воровать булочки в столовой.
– Я не вор.
– Голод не тётка. Жрать захочешь – украдёшь.
– А я на еду милостыню просить буду. Вы же сами сказали – подадут.
– Угу, если конкуренты не прибьют. Ладно, попробую. Давай сюда паспорт.
– Я за вещами съезжу, ладно.
 – И много их у тебя?
– Рюкзак один.
– Давай за ним, но помни, завтра вечером ты уже на работе. У меня замен нет. Ты не сделаешь, я сам языком полы лизать пойду. Понял? И что за это тебе будет понял.? Выкину без паспорта.
 Под эти слова Ваня вспомнил, как выкидывали из собственной квартиры старую тётю Бэллу Савельевну Даян. На законном якобы основании. Она якобы обменяла свою приличную двухкомнатную квартиру на комнату с доплатой. А он после смерти отчима шел к ней, чтобы пожить у неё. Перед её домом и увидел эту картину культурного погрома. Оставив Ваню приглядывать за выбрасываемыми вещами, она побежала в милицию за справедливостью. Её многие знали, она многим преподавала английский язык. Новоявленные эмигранты в Соединённые Штаты Надежды на лучшую жизнь и не менее новые бизнесмены приходили в её квартиру за уроками английского языка. Лейтенант Светлов тоже был её учеником лет семь назад, когда в школе учился. Жизнь ещё не испортила его. Впрочем, лейтенантам, даже и старшим, взятки давать никто не спешит. В общем, он пришёл с намерением прекратить безобразие, а ушёл с копией договора. Уходя, он сказал:
 –Уважаемая Бэлла Савельевна, если это договор фальшивка, я надолго упеку этих самозванцев в бесплатную квартиру на дальнем севере, но если нет, то и не знаю чем смогу помочь.
– Я помогу, – вдруг сказал Ваня, в котором кипела ярость. Мир оказался безумно жестоким миром насилия. Именно таким, о котором пелось: «Весь мир насилья мы разрушим». Конечно, это были всего лишь слова, брошенные в запальчивости, но если полистать кровавые листы истории и внимательно приглядеться к действующим лицам, то пропадёт желание насмехаться над такими словами таких вот мальчишек. Мальчишки имеют опасную привычку вырастать, порой и не угадаешь в кого. Ваня уже дорос до понимания границ своих настоящих возможностей и потому сказал свои слова почти беззвучно, то есть самому себе. Только желваки на скулах выступили и напряглись кулаки, всегда готовые к драке. Впрочем, и к работе тоже. С этим он и отправился в громадное здание МГУ. Чтобы быть там уборщиком при уборочной машине и незаконным студентом. Оттуда, обретя местечко в раздевалке спортзала, Ваня поехал в свою деревню за вещами. Путь туда прошёл без приключений, хоть и в темноте. А может именно потому, что в темноте. Его очень уж особые приметы издалека не виделись.
 В квартире отца хозяйничала Дарья Дмитриевна Жук. Двадцать лет назад она могла бы стать его женой, но что-то у них не сложилось. Может московская любовница Петра Даяна на неё наехала, а может наоборот её ухажёр из деревенских врезался на самосвале. А теперь уж ей было за пятьдесят, она уже и сына женила и дочь замуж отдала, но при школе как была завхозом и учительницей по труду, так тем и осталась. А когда Пётр забрал к себе сиротку, то и стала она заботницей о них двоих.
 Когда Иван вошёл, она тут же выпроводила старшеклассниц. Они стрельнули глазами в темные глаза Ивана и встали из-за стола, где пили традиционный чай с бубликами и пирогом. Награда за уборку школы.
 Проводив взглядом удаляющиеся фигурки девчонок, Дарья Дмитриевна почти шепотом сказала:
– Ваня, за тобой тут заходили бандиты.
 – И что вы им сказали?
– Да уж нашла что сказать, но с твоим лицом тебя, где хочешь, найдут. И где не хочешь тоже. Надо бы тебе шрамы прикрыть.
– Пластырем, что ли, заклеить?
– Заклеить, только не пластырем. Я тут тебе с девчонками сочинила знатные усы и бородку. Возьми и наклей, но не здесь. Ни к чему, чтоб деревня вся знала. В Москве наклей. Запомни, и девчонки не знают для кого этот маскарад. Они никогда не знают, куда пойдут их изделия на уроке труда. Уходи немедленно. Уходи быстрее, чем слух о тебе из деревни уйдёт. Боюсь я этих бандюганов.
– Куда же я в ночь?
– А мне лучше и не знать куда. Так оно надёжнее. И лучше туда, где тебя искать не догадаются.
– Бандиты народ ленивый. Им сейчас время водку пить, а не по лесу шастать.
– Неслух ты, делай что хочешь. Теперь тебе никто не указ.
 На глаза её навернулись слёзы. Ваня, подхватив наполненный рюкзак, вышел в свою комнату, ничего больше не говоря. Там он развернул одеяло, скомкал простыню и даже повалялся минут пять не раздеваясь. Но спать он не собирался. Чтобы отомстить за смерть отца и за унижение его тёти сестры отца надо для начала выжить. Он дождался, когда Дарья Дмитриевна уйдёт домой., настроил кинокамеру на автоматическое включение, если кто войдёт, а сам ушёл в ночь. Ему ли бояться леса. Сюда давно уж страшнее белки никто не забегал. В полной темноте он прошагал восемь километров до станции электрички и, настроив самодельные усы с бородой, сел в дрёме ждать первую электричку.
 Денег он дома наскрёб немного, так что вознамеривался проехать зайцем. В такую рань контролёры не ходят. Ангел сирот ему перечить не стал, даже в воспитательных целях. Так он и доехал до Москвы как раз к открытию метро. Когда он неказистым мужичком с усами и бородёнкой попытался пройти в здание университета, то вдруг понял, что его охрана не пустит. Едва он так подумал, как тут же налетел на железную руку стража.
 – Ты куда?
– Так я уборщик. Полы, значит мыть буду. А к праздникам окна протирать.
– Как зовут?
– Ваня.
– Оно и видно, что Ваня, но фамилия есть?
– Жук.
– Не, жуки они похитрее будут. А ты Ваня простоват.
– Дак, для уборки много ума не надо.
– Ладно, иди, – принял на себя незаконную ответственность страж, что ясно обозначало пустоту его печального опыта, или знаменитое ленивое "авось".
 Ваня возблагодарил проведение, спасшие его  в хмурой ночи. Впрочем и сейчас, при полуденном свете дня. Ведь доказать свою причастность к обслуживающему персоналу ему нечем. А есть хотелось и спать хотелось нестерпимо. Где поесть он уже разобрался. Обслуга обедала в отдельной комнате. Там сам берёшь, что хочешь и ешь без ограничения. При нищих зарплатах тем и спасались, что себя не обижали. Но сначала в раздевалку. Входной билет в эту столовку – униформа.
 Ване, как человеку особому, Стрельцов выдал ключи аж от трёх шкафчиков. В этих шкафчиках Ваня и разместил содержимое рюкзака чем удивил соседа.
– Ты кто? – обратился к нему рыжий мужик похожий на повара.
– Иван Жук.
– Я серьёзно.
– Я новый уборщик.
– Понятно. Уборщицы с машиной не справляются. Но и ты не похож на механизатора, скорее на конторского колхозника.
– Рассказать вам, на кого вы похожи? – набычился Ваня, напрягая мышцу предплечья. Мужик заосторожничал. Велик сам да рыхловат против складного, хоть и малорослого парня. Да и вообще, чего заедаться на пустом месте.
– Да не обижайся. Раз Стрельцов тебя взял, значит, Стрельцов за тебя и ответит. А меня Михаил Русланович зовут. Я помощник повар.

 4. Ваня проснулся от нестерпимого холода. Ноябрь ли проморозил спортзал, или с отеплением что случилось, но дальше так жить невозможно.
 Он резко вскочил со своей самодельной постели состоявшей из стопки спортивных матов и тогда только заметил разрывы на своей обветшавшей одежде. Оглядев себя, он вздохнул. Чинить бессмысленно. Хорошая еда и физическая работа, навалившись вдвоём на естественный процесс роста, заметено изменила фигуру. Трудовая униформа изначально слишком просторная раньше скрывала изменения, а теперь уже не могла скрыть. К тому же разъехалась по швам и его собственная одежда, в которой он учился с восьми утра до пяти вечера и спал с ноля ночи до семи утра.   
 Ваня пробежал кругов десять по спортзалу, отжался без счёта от холодного пола и, согревшись таким образом, кинулся в душ.
 В такую погоду очень захотелось горячей воды, но мыться пришлось холодной, а растереться не чем. В тёплые времена Ваня бегал после душа по залу в природной одежде до полного высыхания, но сегодня он вытерся собственной рваниной. Ранние завтраки горячими не бывают. Тут уж, что осталось с вечера, тем и заправляйся. Вот с такой заправкой Ваня и пошёл к завхозу. Чувствовал он, что заболевает. Тут бы ему Дарью Дмитриевну с её травяными настоями и малиновым вареньем, но где она и где он. Куда он теперь поедет. Он ни разу и не вышел из здания за эти три с лишним  месяца. Мог бы по воскресеньям, но время дорого как сама жизнь. Больше ведь некогда выспаться и привести в порядок записи лекций.
 Оценив безнадёжную ветхость одежды, Ваня кинулся искать завхоза.
 Стрельцова, конечно, на месте не оказалось. Ваня уселся ждать его с учебником теории вещества перед глазами. Раньше это называлось молекулярная физика. Такие времена наступили. Времена нанотехнологии. Он так и напевал себе в наклеенные усы: "Наступили, нас тупили, нас тупили. Непонятно почему, но  совсем не затупили"
 Это он о том, что учебник на английском, будто никто из русаков такой написать не мог на родном на русском. Профессор Егоров Борис Семенович наверняка мог, да издать не светило ни из какого угла. Такие времена.
Денег на науку не хватало. Впрочем,  и на многое другое не хватало.
 Лекции уже начались, время шло своей непостижимой дорогой, мысли закованные в англицкие доспехи тихо становились английскими. Многих терминов по-русски Ваня и не знал. А и откуда, если никто их в учебник не вписал. В журналах научных они может и есть, но это нахальство чрезмерное в самом начале первого курса браться читать специальные журналы.
 Стрельцов появившись уставился на него вопросительно. 
 – Ты почто мужик пришёл сюда? Кто пустил тебя, несчастный?
– Я ж Ваня Жук. Я уж у вас. уже четыре месяца бесплатно работаю.
 – Не валяй Ваньку, жук. У меня голова как картотека.
 Не дожидаясь продолжения тирады, Ваня содрал усы и бороду.
 Стрельцов на манер Карабаса Бар Абаса прорычал невнятицу, а потом спросил:
– Зачем этот маскарад. Ванька?
– Чтоб людей уродством своим не пугать.
– Умно. Чего надо? Денег не дам, у самого нет.
Да и имеешь ты больше любой зарплаты. Знаешь, сколько стоит комнату снять в Москве. Уборщикам столько нигде не платят.
– Замерзаю я, а одежды никакой не осталось, – вставил, наконец, слово Ваня, имея крайне плаксивый вид.
– Одежду найду. Приходи ближе к пяти, а сейчас надевай свой маскарад и с глаз долой. Только вот что. За одежду отработать придётся. До сих, ты одни коридоры мыл, а от сих пор будешь мыть и аудитории.
 Ване возражения в голову не пришли.
 И он как был в трудовой форме так и пошёл на лекцию по основам нанопроцессам.
 Он всегда устраивался за спиной последнего ряда, но на сей раз он в спешке не взял с собой бинокль, и вылез на глаза высоколобых студентов, имея вид потрёпанного мужичка. Ещё бы, накладные атрибуты мужества выглядели так, как будто он вылез из мусорного ящика. Впрочем, народ подобрался интеллигентный. Дальше улыбок дело не пошло. А Ваня увлечённый лекцией вообще ничего не замечал. Лекцию он записывал на магнитофон, но формулы и рисунки с доски надо ж в тетрадь перенести.
 Сидевшая неподалёку девушка , устав слушать непонятные сложности толкнула в бок подругу.
 – Вот тебе пример мужицкой находчивости. Надо ж так догадаться зарабатывать деньги.
– А и не он догадался. Наверняка Сенька умнолентяйский втолковал ему как вместо него лекции записывать.
– Нет, Тася, что здесь не так. Чтобы перевести каракули Гольдберга в ясные формулы надо их понимать.
– Ты хочешь сказать, Верунь. что этот дьячок из позапрошлого века понимают физику, которую даже я не понимаю?
– А давай мы его спросим.
– На эту забаву надо и ребят пригласить.
– Не надо. Стыдно издеваться над аутистом.
– Так мы ж смеяться потом будем, когда он уйдёт.
– Ладно, только спрашивать будешь ты. Ты же у нас артистка.
 Этот диалог под конец лекции стал доходить до сознания Ивана. Кровь в нём естественно закипела. А тут и время подошло вопросы задавать.
В такую затею он никогда не вмешивался. Это на кухне привыкли к его фразам, простецкому  виду не соответствующим. Но там народ вертелся простой. Обхихикали разок другой и отстали. Не интересно. Он ничего не слышал из их хихиканек не слышал , да и не задерживался он за столом ни секунды лишней. Нет, он не вид делал, что не слышит, а именно не слышал ничего, что выходило за пределы его весьма сосредоточенного внимания. Он бы и в этот раз ничего не услышал, если б ему не запала в душу девушка, которую подруга назвала Верунь. Сердце трепетало от её голоса уже не раз, но куда ему с ней знакомится.
 Всё это так, но в этот момент он потерял голову, вернее поднял её слишком высоко.
– Простите, профессор. У меня вопрос.
 – Слушаю Вас, коллега, – улыбнулся Сергей Натанович.
– Вот вы говорили, что наноассемблер может и не иметь вещественных рук. Достаточно действовать градиентами электрических полей. Но, если бы была возможность длительно сохранять ионы заряженными, то можно было бы сделать вечный двигатель. А вечный двигатель, как известно, невозможен.
 Гольдберг посмотрел на скоморошьего мужичка вполне политкоректно и ответил по существу:
 – Невозможно нарушить закон сохранения энергии, но электроны вокруг ядра движутся так долго, что для практики можно сказать вечно. Это во-первых, во-вторых мы говорим о манипуляциях длительностью наносекунды.
 – Но электроны летают в веществе со скоростью близкой к скорости света и легко вмешаются в процесс манипуляции. А если увести их электрическим полем, то это поле вмешается в процесс манипуляции.
 Тут уж не только подружки онемели, но и весь синклит молодых голов поразился нахальству непонятного мужичка. Спорить с профессором раньше третьего курса?!
 Ваня это понял, что нахальство его небезопасно и мгновенно исчез, невнятно пробормотав: "Извините".
 В коридоре его поймал вечный студент Прохоренко. При Стрельцове он исполнял функцию секретарши. Стрельцов бывший полковник называл его адъютантом. Они дернул Ивана за рукав.
 – Пошли, Жук, одежду тебе выбирать.
 Ваня кивнул и молча шёл, ещё не остыв от инцидента на лекции.
 Вошли они в склад, где валялась и висела спортивная одежда ещё советских времён.
– Ты можешь выбрать два костюма, три футболки и четыре пары трусов. Ты тут выбирай, а я притащу ещё пару одеял и простыней и наволочек из общежития. Чё ты раньше молчал. Я б тебе это добро и раньше без шума дал. Кому это сейчас нужно.
– Мне очень нужно. А ботинки тёплые не найдутся?
– Для умного человека всё найдется.
– А я, по-твоему, умный человек?
– А это ещё неизвестно. Будет с тебя польза – значит умный, а нет …
 Прохоренко выразительно развёл руками.
– Так я буду очень умный.
– Лады.
 С этими ладами Ваня ушёл переодеваться. Конечно, являться на лекции в лыжном костюме это не комильфо, но с другой стороны кругом разгул демократии. Даже геем являться допустимо.
 НО едва он вошёл некоторые симпатичные пальчики показали на него.
– Профессор Дьячков из осьмнадцатого века
В ответ на эту фразу молодой народ откровенно расхихикался.
 Ваня мужественно выдержал первый напор, но хохот усилился. Ваня озирался по сторонам как загнанный волк, но с места не уходил пока не понял в чём дело. Его усы и борода приобрели недопустимо неряшливый вид. Их искусственное происхождение бросалось в глаза даже при минимальной наблюдательности. А после его выступления на лекции наблюдательность у всей группы выросла. К тому же подружки Вера и Таисия, распалённые любопытством готовы были сожрать его глазами. Ваня женские взгляды, наконец-то понял и скрылся с половины лекции в комнату при кухне.
Там залез в уголок скорой помощи, а в уголке кроме йода и зелёнки нашелся пластырь ножницы и клей БФ. Зачем там этот клей догадаться трудно, но подумать можно на женщин сдиравших с лица ненужное оволосение или ещё какую дрянь ненужную. Клей такой, что сдирается вместе с кожей
 Всё это Ваня унёс в спортзал и спрятал до ночи в своём шкафчике. С таким оснащением можно и к тете пешком дойти. Будет воскресный марш-бросок. На современном уровне глупость и фанфаронство, но выбора нет. Уехать даже на метро не удастся. Деньги отца все до монеты Ваня давно на диктофон и тетради истратил. Кстати тетради тоже кончаются. Заработать деньги даже на такие мелочи – возможности нет. Украсть – тоже. Чего-то там в организме нет на такой подвиг. Выпросить как милостыню. Противно, но не бессовестно. Так оно и придётся. Так он смело и решил.
 Решить то он решил, но оказался страшно рад, что это решение не сейчас исполнять. Воскресенье только послезавтра. Ваня пошёл слушать следующую лекцию. Именно слушать, а не смотреть. Смотреть важно только за магнитофончиком, чтоб не сперли, пока он лекцию записывает. Ваня уселся за дверью, временами оглядывая коридорчик. На счастье вольно шатающихся не нашлось за весь час. Это помогло держать мозг в ясности и временами фотографировать глазами события на доске.
 Потом пошла рутина уборки. Сукин сын Стрельцов задал столько, что едва успеть к полуночи. Ваня бегал как на тренировках, водя по полу тяжёлую поломоечную машину. Содрал в ярости усы и бороду. Кожа, ушедшая вместе с камуфляжем, зудела от пота и требовала немедленного омовения. Мыться, имея в виду настоящее махровое полотенце, начал с радостью и даже запел гимн леса, придуманный давно вместе с отцом.
 Я в лесу, ты мне поверь,
Самый, самый страшный зверь.
И поэтому в ответе за него.

 Набежит толпа двуногих,
Не желая правил строгих.
Топоча ногами иго-го.
 
Чтобы не были так грубы,
Покажу свои им зубы
На защите леса своего.

Ах, какие были времена!
 А теперь он раб. Ваня с остервенением начал выстригать с головы клоки волос и клеить их на обратной стороне пластыря. Бороду он решил не делать Шрам на подбородке ерунда Главное заклеить плаксивые подрезы от губ вниз. Получились почти аккуратные, почти казацкие усы.
– Вот те и потомок терских казаков, – передразнил он свой шедевр и лёг спать. Второй час ночи, всё же.
 Воскресенье наступило во время и пришлось Ване своё решение исполнять. От университета отошёл подальше и уселся с кружкой возле отеля с двухсловным названием, из которого он вынул знакомое слово ARARAT. Местечко выбрал возле цветочного киоска, полагая, что идущие покупать цветы в такую погоду, щедры и деньги у них есть.
 Там он и стал с кружкой в руке в своём нелепо коротком пальто, прорванном его выросшим телом. Шрамы. днями скрываемые уже больше двух месяцев. побелели и от того казались свежими.
 Какой-то иностранец бросил ему целый доллар, другой высыпал всю мелочь из кармана. Кружка быстро наполнилась. Ваня уже подумал переложить всё в карман и начать второй заход, как вдруг подошёл к нему рослый старик с тяжёлой палкой в руках.
– Подай, малец, старческую долю.
Ваня насыпал в протянутую руку шепотку мелочи.
 Старик, улыбаясь странной улыбкой, прошептал:
– Ты от кого здесь работаешь, сопля недозрелая?
– От Ивана Ивановича, – не задумавшись, ответил Ваня, вспоминая детскую книжку "Рыжик", где между прочего были описаны нравы и иерархия дореволюционных попрошаек.
 Ответ Вани прозвучал дерзко. Он давно уже не в возрасте Рыжика и в касту попрошаек записываться, не намерен.
 Старик резко ударил концом палки по кружке. Содержимое её разлетелось. Дальнейшее произошло мгновенно. Палка оказалась в правой руке у Вани, а старик замер в той же позе, в какой замахивался. Пока к нему возвращалось дыхание, Ваня собирал разбросанные деньги. Обиднее всего за бумажки, унесённые осенним ветром.
 Очнувшийся старик полез за пазуху. Ваня мгновенно перехватил его руку, подумав что тот полез за пистолетом. Но вместо пистолета он обнаружил там карман, полный мелочи и мелких купюр.
– Это я беру вместо денег, которые ты по ветру пустил, – сказал Ваня, прихватив полную пригоршню.
 Старик не сопротивлялся, а потом сказал:
 – Ловок ты, малец, скоро в авторитете будешь, если ума хватит.
 – Буду, дед, ты и представить себе не можешь, в каком авторитете я буду. Держи кружку, я пошёл.
 Ушёл Ваня не далеко. Мобильные телефоны заметно увеличили мобильность жизни. Видно старик не успокоился и вызвал подмогу. А найти Ваню уж очень просто. Драное, кургузое пальто за километр видно. И прочие особые приметы, слишком уж особые. Ваня очень пожалел, что оставил палку старику, потому что двое из автомобиля настоящие качки туполобые. Ладно, что и эти издалека видны. Ваня резко повернул назад и бросился бежать. Но не рывком на полной скорости, чтоб не сорвать дыхание и отвлечь бандюг от их автомобиля. Те и верно почти догнали его. Вот тогда он им показал, что такое стремительный бег. Оторвавшись от погони, он отыскал общественный туалет и, запершись в кабинке, налепил усы, пересчитал деньги. После этого он неслышно заплакал. Столько унижений и страхов и холода надо было пережить ради жмени монет.
 – На новое пальто не хватит, – пробормотал он, оставляя старое висеть на крючке для таких случаев приспособленное. Очень странно он выглядел, да смотреть было некому. Замордованный жизнью народ всё больше в себя смотрел. Густая тьма обиды и ярости обволакивала мозг и, чтоб прогнать её, Ваня поклялся стать богатым, даже очень богатым. Как он это сделает? Да хоть банк обворует, или в карты надует лоха. Эти скабрезные размышления дрянненько бежали по лицу. Но это мало что меняло в его облике. Смешной казачок с огромными усами, в лыжном костюме, но без лыж.
 Так он и доехал на метро до тёти Бэллы.

5. А она будто и ждала его. Ване стало неловко, он забыл о своих клятвах отомстить за отца и помочь его сестре. Конечно, забыл. Да и как он в своём положении мог это сделать?
 Но какие-то высшие силы не забыли и даже нашли способ как это сделать. Роль этих сил взял на себя лейтенант Светлов.
Он, хоть ничего сверхъестественного не пообещал, но за дело взялся не только со стороны закона. Как раз к бывшим в ноябре старым октябрьским праздникам он дошёл по этой полутёмной стороне до авторитетного Бусыгина по кличке Чугун. Чугун – это какое-то кавказское слово, а вовсе не намёк на его чугунный лоб. Возможно, в оригинале это звучало не совсем так, а скажем Че Гунн, или Цугун, но прилипло Чугун. Бусыгины одна из трёх фамилий жителей деревни Ямщиково. А там всем все родня. Так что и Ване он приходился роднёй.
 Белла Савельевна о том и сообщила Ивану.
 – Вот, Ваня, к нему ты и зайди. Он обещал помочь. Прямо сейчас и зайди. Он тебя уже месяц ждёт. Личность он не очень светлая, да ведь и дело моё тёмное. Зайдёшь?
– Уже иду.
– Погоди, ты ж небось голодный и замёрз. Поешь, отогрейся и тогда пойдёшь.
– Темно будет.
– Так и уже темно. В ноябре живём, не в июне.

 Бусыгин гостя не ждал. Так сказал консьерж.
 Ваня растерянно постоял на месте и тихо пошёл как бы к концу этого суетного воскресного дня. Он уже спустился с лестницы к выходу на улицу, как вдруг консьерж закричал вдогонку.
– Постойте, Сергей Семёнович ждёт вас. Да, да. Поднимайтесь на третий этаж.
 Бусыгин складный мужик старше сорока развёл руками.
– Ну, извини, я думал ты по отцу Даян, а мне говорят какой-то жук приполз. Молодец древнюю казацкую фамилию не оставил. Пошли, водки пить не дам. Молод ты ещё, а закуски на столе.
– А я сыт.
– Но от икорки не откажешься.
– Не откажусь.
 Они ушли в глубину квартиры бывшего старинного коммунального муравейника обустроенного евроремонтом на дореволюционный лад. Вот так оно строили. Хрущобы полвека едва вынесли. А этот дом лихо вошёл в третий век.
 – Дело твоё я знаю, но чтоб я тебе смог помочь, надо чтоб сначала ты мне помог добыть деньги.
Точнее сказать отнять награбленное у того гавнюка, который ограбил твою тётю. Ты про Робина Гуда читал?
– Читал.
– Вот мы с тобой и будем Робин Гуд на русский манер. Согласен?
– Согласен. Но…
– Так не пойдёт. Или СОГЛАСЕН. Или НО.
 Как там у Беранже.: " Вот-вот дружок. Начав прыжок, не прыгай вполовину".
– Да я согласен, но что делать?
– До этого дойдём, но не сразу. Ты по-английски говорить умеешь?
 – Умею.
– Свободно?
– Давно не пробовал.
– Вот и займись. Ты же в университете обретаешься. Там что мало иностранцев?
– Есть их.
– Вот тебе месяц и чтоб болтал как денди лондонский. А пожалуй нет. Ты скорее на латинца похож с берегов Потомака. Выучи пару крепких выражений
 На испанском. Типа мексиканском.
– Лучше я всё-таки английский усовершенствую. Не совершенные знания ничего совершить не дадут.
 – Петр Савельевич научил так мыслить?
– Да он.
– А что это ты в лыжном костюме пришёл.
– А ничего другого нет.
– Нищим быть стыдно. Тем более, что ты парень ловкий и умный. Уходить будешь, переоденешься. Мне племянник замухрышка ни к чему не пригоден.
 И действительно, даже консьерж не узнал его, когда одетый в приличное пальто и меховую шапку Ваня покинул уют размашистой квартиры восьмиюродного дяди.
 Давно наступила ночь и казалось бы хватит приключений на это длинное воскресение, но оказалось, что нет. Приключение ухватило его там, где, вроде бы он давно защищён от всех треволнения мира. Да именно в спортзале, где некому быть в полночный час. Ваня замер у входа Скрытый темнотой кто-то ходил, временами присаживаясь на его постель, то есть стопу матов. Тень не казалась мощной, но получить пулю в лоб можно и от трёхлетнего мальчугана. Ваня мягко ступая постарался приблизиться к непонятной фигуре. Ну не убегать же, когда и некуда, да и не узнав, откуда явилась эта двуногая опасность. Подкравшись Ваня схватил тощего так, чтобы он уже не смог вытащить пистолет.
 – Мало мне несчастий на мою дурную голову, – произнесла фигура голосом профессора Гольдберга.
– Что Вы здесь делаете профессор?
– Проделывая опыт выживания без жены и квартиры.
– А я Ваня Жук ваш студент. Я здесь сплю. Я думал кто-то пришёл меня убить.
– Нас всех убивает бессмысленное время, Ваня.
Но всё же мы упорно цепляемся за жизнь, ибо она как фильм ужасов – страшна, но страшно интересна.
– Давайте спать профессор, нам обоим завтра на работу.
– Ложись спать. Иван Жуков, а я спать не могу, да и холодно здесь.
– А у меня два одеяла. Одно Вам.
– Благородно, но уснуть я всё равно не смогу. Банальная история. Застал жену в постели… Да ты спи, утро оно как известно мудреней.
 Иван спорить не стал. Хватит с него сегодня приключений. Он просто стащил пару матов с вершины стопы и ушёл спать в раздевалку. Но даже там он не разделся, просто упал и уснул.
 6. Утро понедельника началось хмуро. Сна оказалось мало и Ваня едва не проспал начала лекций.   Одетый в приличный костюм он и сидел на первом ряду. На первом ряду мысли лектора доходят быстрее и сосем не потому, что звуковым волнам меньший путь. Как ни странно мимика лектора тоже несёт в себе нечто, ну если не по сути излагаемого, то по сути его эмоций. А чтобы знать, надо влюбляться в истину. Так именно Ваня и думал. Это только невежды считают наука безличной. На самом деле у любой теоремы лицо мыслящей женщины. Именно на это намекает выражение «познать женщину». Оборотные Интегралы – они конечно оборотистые мужики. А производные – плодовитые женщины.
 Такие проблески мыслей не мешали заполнять новенькую тетрадь формулами. Он успевал даже вводить новых персонажей математики в гостиную, где они молча беседовали в кругу себе подобных.
 Со спины его никто не узнал. Лишь на перерыве Вера Сандалова догадалась кто он. С этой догадкой и с подружкой Тасей она остановила его в коридоре.
– Теперь ты похож на нормального студента. Только усы тебе не идут.
– А ты побрейся и мы тебя полюбим, – вставило своё слово Тася. – Мы умных любим, поскольку сами дуры. А как дурам без умного прожить.
 Атакованный сразу двумя Ваня растерялся и не смог ничего достойного ответить. Так и стоял, пытаясь открыть рот.
– Вера, смотри как на него наша красота действует, аж онемел.
– Это пройдёт, – наконец проговорил Иван, глядя на Веру.
– А жаль, только простые и искрение люди умеют так краснеть при виде девушки, которая нравится.
– Да, я такой и девушка эта ты, – проговорил Иван удивлённый собственной смелостью.
– И ты готов ради меня сбрить эти нелепые усы?
 Ваня заморгал глазами.
– Я не могу.
– Тогда гуляй сам.
 Ваня скорее обрадовался, чем огорчился. Определённо он не знал как беседовать со столь взрослыми девушками и к тому же москвичками. Слышал же он их щебетание в коридорах. Непонятны предметы их разговоров. Кто такой этот Виктюк, и другой, чья фамилия похожа на курицу. Бывало, конечно, что туман желания проникал в его перегруженную работой голову, но путь от желания до действия и далёк и долог. Да и не оставалось у него времени по нему спешить.