Хирург Пирожков, после того, как почистил возле подъезда пылесос, не смог попасть в свою квартиру. Ключ будто испарился. В который раз он ощупал карманы спортивного костюма, осмотрел всю лестницу от входа до коврика у двери, переворошил палочкой сухие комочки в траве под скамейкой - ключа нигде не было. Он заглянул даже в подвал, но в таинственном мраке раздался омерзительный визг, и через доктора перепрыгнул, царапнув за ухом, злой рок, черное пятно на репутации всего дома – кот Омон из тринадцатой квартиры.
«Только этого черта здесь не хватало»,- подумал Пирожков. Несмотря на молодость, он был немного суеверен. Вспомнив, как мимо него четверть часа назад пробежала болонка, доктор слегка встревожился: ему сегодня встречаются только животные! Где же люди?!
На звонок долго не открывали. Наконец в дверном проеме вместо Нонны Эдуардовны возник незнакомый Пирожкову, одетый до пояса старшина- пожарник, который начал с претензии:
- Доктор, у меня в мошонке что-то…
«Знаем мы этот приемчик: ошарашит вопросом, а потом шандарахнет по голове…» Отодвинувшись на всякий случай подальше, доктор с фальшивой улыбкой кивнул головой:
- Здрасьте… Но я хирург …
- Не-е-ет!!!- «больной» как-то слишком театрально отшатнулся.
Медленно, со скрипом приоткрылась соседняя дверь, и старшина взял себя в руки. Застегнув китель, он стал шептать что-то доктору на ухо.
- Повторяю, я – хирург. Вам нужно к урологу в поликлинику. А я хотел только спросить у Нонны Эдуардовны, не могла ли ее болонка поднять с земли мой ключ?
Припухший (доктор, кажется, понял, отчего среди пожарников мало пьяниц: сон успешнее алкоголя отключает сознание) старшина зычно скомандовал:
-Болон, ко мне!
-А почему болон?- удивился Пирожков.
-Так это ж кобель…- пожарник склонился всем своим еще крепким телом над дрожащим существом и двумя пальцами поднял его заднюю лапку. – Вот…
«Демонстративно-истерический тип»,- поставил свой диагноз доктор. Психиатрия была его хобби.
-Ты брал ключи у них?!- продолжал свирепствовать полувоенный.
В мордочке пса было столько святой простоты, в глазах светилась такая детская невинность, что Пирожкову ничего больше не оставалось, как только извиниться и попрощаться.
Он перебирал в уме все мыслимые и немыслимые версии пропажи, но проверить их не успевал – сегодня был день плановых операций.
Взяв взаймы у соседа, партнера по преферансу, сэкондхендовские кроссовки, доктор спортивным шагом зачастил по безлюдному городу. Лишь перед входом в больницу ему встретился первый прохожий. Старушка с заплаканными глазами трагическим голосом объявила:
-Можете уже не спешить… Он только что кончился…
-Кто?!! – доктор резко остановился. – Слесарь Масленкин?!
-Какой Масленкин? Сериал «Рабыня Изаура».
* * *
В операционной, где все было готово к удалению геморроидальных узлов, лежал распятый, в одних только бахилах на ногах, пристегнутых выше головы, слесарь Масленкин с АЗС. Над ним в напоминающем тогу халате, скрестив на груди руки подобно римскому прокуратору Понтию Пилату, в глубокой задумчивости стоял доктор Пирожков.
Что есть истина?.. Что мог ответить на этот вопрос продрогший, изможденный трехдневной голодовкой слесарь Масленкин, который никак не мог взять в толк, за какие грехи терпит эти мучения. Самовыразиться – тихонько завыть по-собачьи – ему мешало только присутствие трех молоденьких медичек.
«Тревожно-депрессивный тип», - решил доктор и встрепенулся:
-Ну, долго еще мы будем ждать анестезиолога?!
Медсестры синхронно подняли и опустили остренькие грудки.
«Где его носит? Три минуты работы… Пришел - увидел - уколол. А пахать – хирургу. Да еще под местным наркозом, если они не сошлись на трех канистрах бензина».
Наконец вбежал возбужденный анестезиолог, ввел наркотик и открыл счет.
-Товарищ врач, что-то я долго не отъезжаю…- забеспокоился больной.
-Ты знаешь, какой теперь товар возят, брат? Считай! Щас будет хорошо. По-любому…
-Девятнадцать, двадцать, двадцать одна, двадцать две… ка…ни… - и больной обмяк.
Резал доктор Пирожков автоматически. Мысль о ключе не оставляла в покое: «Сорока унесла? Бывшая жена украла? – И на аппендиксе его осенило: «Как же я, Буратино, сразу не догадался?!»
Но, сообразив, что он уже в брюшной полости, доктор ощутил шок. «Все… Это тюрьма». К счастью, аппендикс оказался женским – заканчивалась вторая операция.
«Фу-у… - облегченно выдохнул Пирожков. – Мог человека зарезать из-за какого-то ключика. А там – топор в руки и на лесоповал… А анестезиологу что? Три канистры бензина… Конечно, хорошо усыпил…» И уже с легким сердцем он стал накладывать женщине швы.
Спустя час доктор с нетерпением Кисы Воробьянинова вскрывал камеру пылесоса: «Все ясно, машинально положил, и…» Он вдруг почувствовал себя бомжем – под пылесборником было пусто.
Открыл дверь доктору, забравшись в квартиру через балкон, местный беспризорник Маугли. За работу, поскольку не нашли медной проволоки, он взял алюминиевую кастрюлю - за цветной металл в приемном пункте хорошо платили.
Как все меланхолики, доктор подолгу пережевывал неприятности. Вот и теперь что-то мешало успокоиться. Проходя в очередной раз мимо телефонного аппарата, он остановился и набрал номер хирургического отделения:
-Инетта, ты? Как прооперированные? Кто жалуется? Та, которая с аппендицитом? – На лбу у Пирожкова появилась испарина, а перед глазами опять замаячил лесоповал. Неужели он мог что-то оставить в полости?! – В операционной ничего не пропадало? Расспроси все подробно и позвони! Обязательно!
Через полчаса непрерывного хождения он снова взялся за телефон. С минуту стучал по аппарату, затем в сердцах бросил трубку:
-Опять кабель вырезали! Хер-р-р-рурги…
И чтобы хоть ненадолго забыться, потянулся к кассете с любимой девятой симфонией Брукнера. Не глядя, вставил ее в «Панасоник» и откинулся на спинку кресла.
-Здравствуйте! Я доктор Шульц, кандидат медицинских наук…
Пирожков дернулся, как на электрическом стуле, и завертел головой, но никакого кандидата не увидел.
-Даю вам уникальное средство, ключ к новой жизни, к жизни без невзгод…
Доктор уже понял, что на кассете записан сеанс аутогенной тренировки, но откуда взялась пленка, припомнить не мог. «Видимо, Жанетта подсунула…»
-Итак, вы удобно лежите и слушаете приятную музыку. Все заботы и тревоги уходят. Ушли далеко-далеко. Настроение отличное!...
-Ага, черта с два…
-Вы видите море… Ласковое море перед вами…
Как ни старался доктор, но над заснеженными елями смог рассмотреть только отблески северного сияния.
-Вы слышите крики чаек…
Пирожков изо всех сил напряг слух. Где-то лаяли сторожевые псы. Постепенно сознание, убаюканное монотонным голосом, помутилось, и он увидел себя в ординаторской за любимым кофе с коньяком. Рядом на высоком табурете в белоснежном халатике сидел Болон. Из походного самоварчика он подливал в блюдце кипяток и шумно пил вприкуску с кубиком бульона. Время от времени поверх пенсне добродушно поглядывал на коллегу и философствовал:
-Мне кажется, вы, молодой человек, путаете понятия «удовольствие» и «радость».
-А разве эти понятия так уж различны? – отчего-то робея, спросил Пирожков.
-Не скажите, не скажите… Удовольствие, батенька, - это обязательно потребление. К тому же источник его не всегда доступен. А радость – отдавание. Источник ее всегда при нас. И чем больше радости и счастья мы приносим другим, тем больше обретаем сами.
-А как же…
В этот момент в магнитофоне щелкнул автостоп, и Пирожков проснулся.
«Привидится же такое. Подумать только, каждая шавка учить будет. Клички даже своей не имеет… А Шопенгауэра мы тоже читали. Что же, я здоровье людям должен за тарелку бульона дарить? Как этот Болон? Еще Толстой говорил, что счастье – это удовольствие без сожаления. А я и не жа… - Внезапно его, как молнией, пронзила догадка: так этот же, в белом халатике, сам доктор Шульц и был!!! Бред какой-то: кот Омон, пес Болон и он же – кандидат медицинских наук… Состояние – пограничное с психозом, - поставил себе доктор безжалостный диагноз. – Хотя, если разобраться, кое в чем тот, с хвостом, безусловно, прав».
И Пирожков вспомнил, как бывал счастлив после каждой удачной операции в первые годы работы. Затем как-то незаметно все сменилось безразличием… Радостей мало, а после удовольствий и в самом деле оставался привкус неудовлетворенности. Даже после чтения он стал испытывать чувство, сходное с похмельем, когда действительность вдруг предстает в сером цвете.
«Писать, что ли, попробовать?..»
* * *
Утерянный ключ утром каким-то образом оказался под ковриком. Несмотря на это, Пирожков взял отгул и заменил замок. В ознаменование новой жизни на новый ключ привязал оранжевую тесемочку и, чуть было не столкнувшись с Болоном, сбежал по лестнице. Невероятно, но доктор готов был поклясться, что пес ему слегка подмигнул.
А старшине он вскоре то ли уменьшил, то ли вовсе вырезал расширенную вену. Почти бесплатно…
Фото автора
2002 г.