Мы возвращаемся из настоящего в прошлое для того, чтобы у нас было будущее.
Казалось, неожиданно громкий телефонный звонок, в простуженном холодом доме, спугнул стайку потерявшихся снежинок с подоконника. И они, искрясь, торопливо, и неорганизованно-красиво, увлекаемые порванным на части ночным ветром, полетели к ближайшему фонарному столбу, одиноко светившемуся где-то внизу, посередине этой, убивающей меня, зимы. Одинокие снежинки? Да... это как мы – в толпе, но, бываем одиноки. Снежинки – люди... разные – но, вместе. Люди – снежинки... разные, красивые, холодные, и одинокие – растаявшие в слезах, по потерянному прошлому, и отдавшие боль в эти слёзы.
Когда нам больно, мы – чаще – одни, чем с кем-то. Мы просто не хотим своей болью ранить близких и любимых людей. Потому прячем, и прячемся, как я в этой зиме. Поделиться можно только с самым близким человеком. Как и ранить – только самого близкого.
Иногда вперёд, так же, как и назад – одинаково сложно. А, посередине – как в центре какого-то крайне важного отрезка пути. И тогда – это, становиться смыслом всего. Самым главным. Потому что наступает такое время, когда мысли формируют желания, желания образуют начало действий, а всё вместе – даёт надежду.
Камин ещё поблёскивал угольками, которые не успели стать серым безнадёжным пеплом. Он давно уже отдал всё тепло, которое смог вытянуть из сухих берёзовых поленьев, наколотых любимой осенью.
Нашей осенью...
Той осенью, когда мысли о тебе, согревали меня лучше любого огня. Той осенью, когда было много по-настоящему летнего солнца, не успевшего сбежать на далёкий юг, в другое, чужое, и совершенно не интересующее нас, полушарие. Той осенью, когда мы разжигали камин не для тепла, а для того, чтобы нам, вместе, было уютно, нежно и красиво. Той осенью, когда ты и твоё тело были моими, а я, весь, твоим... дарили друг другу желанность... а языки пламени рисовали добрые, мягкие фигуры на стенах, теперь забытого тобой дома. Той любящей осенью, когда было только наше – «вперёд», и не было даже намёка на то, что мне придётся одному возвращаться «назад», чтобы пытаться найти там причины сегодняшнего зимнего холода.
Видимо, с близкого расстояния можно рассмотреть только детали и сложно видеть общую картину событий, которые приводят нас к тому месту, в котором мы останавливаемся, чтобы подумать, оценить, сделать выводы... и, после, пытаться изменить упущенное, или сделать, переделать то, что стало не тем, чем было.
Мы возвращаемся из настоящего в прошлое для того, чтобы у нас было будущее. И у нас всегда оказывается огромное количество работы по переделке своего несовершенства.
Вернуться – никогда не стыдно... но, не всегда возможно.
Я давно уже разложил по полочкам все события. И главное, что я понял, что я ничего до конца не понимаю вообще. А может и не стоит так дотошно и детально всё разбирать? Может, просто, оставить весь багаж только самого хорошего, забыв о том, что было не так, и не тратить попусту время на то, чего мы не можем уже изменить? Ведь есть ещё столько такого, что мы могли бы сделать вместе. И мы должны, потому что – вместе – у нас получается всё, и даже больше.
Время от времени, оживающий пронзительным криком телефон возвращает меня к жизни. Я его до сих пор не выбросил лишь только потому, что именно в нём последний раз слышал тебя. Что мне может предложить ледяная телефонная трубка, если там сейчас нет твоего голоса? Только то, что я всё помню.
Мы счастливы тем, что можем вспомнить, и несчастны тем, чего уже не можем исправить. Именно поэтому, нужно стараться не упустить время, которого по началу, вдоволь для любых исправлений. И если не сделать нечто сегодня, то завтра, одному из нас, это уже будет не нужно. Или, может и будет нужно, но вовсе не так, как нам бы хотелось этого вместе...
Наши глаза, слух и тело скользят по предметам и звукам вокруг, которые связывают нас с прошлым. Немые свидетели ушедшего времени. Мы завязаны своей памятью на них...
Я устал ненавидеть себя за молчание. А любая логическая цепочка в голове, роющейся своими шершавыми, колючими пальцами в моей памяти, приводит к твоей улыбке, глазам и телу. Я могу вспомнить все слова, которые ты говорила и то, как ты их произносила. Я даже буду видеть твои губы, шевелящиеся в такт буквам этих слов. Я могу видеть в красках твоё лицо в то время, когда тебе было очень хорошо и сладко. Твоё изогнутое в порыве страсти и желания тело, и все его мельчайшие изгибы. Капельки пота... я даже помню твой вкус, запах... я помню, как ты дышишь...
Но, я не смогу воспроизвести в памяти твой голос. Помню его мягкость. Помню, как он меняется, в зависимости от настроения, и, даже, времени суток. Помню его мелодичность и тембр. Но, не могу его воспроизвести в своих ушах и голове! Потому что, вот эти мои уши, воспринимают голос, лишь как состоявшийся факт! А раз я тебя не слышу, то тебя рядом нет. Фактически – нет.
Ты есть везде. В своем и нашем прошлом, в своем настоящем. Но не здесь и сейчас, а где-то. Неосязаемо для меня. И только сила памяти помогает мне видеть тебя в себе. И я не могу и не хочу, чтобы тебя во мне не было. Я заполнен тобой настолько, что во мне нет места другим...
Если каждая новая мысль о нас, в очередной раз заканчивается троеточием, то значит, есть место для запятой, и мы обязаны её поставить. Не бывает ничего такого, что было с любовью – и чего нельзя было бы попытаться вернуть, чтобы продолжить...
Я мог бы попробовать слышать другой голос, целовать другие губы и ласкать другое тело, пытаться смотреть в другие глаза. Но, я вижу людей, тела, формы... и не вижу их лиц. Они не задерживаются во мне. А как можно брать женщину, лица которой ты не видишь? Как можно целовать – если ты не видишь, кого ты целуешь? Секс, сквозь слёзы... с улыбкой на лице? Взять кого-то, чтобы видеть при этом тебя – горькая нелепость...
Я бы мог попробовать украсить зиму горами, лесом, толпой друзей и праздным весельем. Но, надев бороду и шапочку, ты ещё не становишься Дедом Морозом, потому что нужен хотя бы один человек, который искренне – тебе и в тебя – верит...
Я бы мог уехать к любимому морю, но оно будет мне напоминать тебя, потому что это наше любимое море...
Я бы мог попробовать забыться в алкоголе. Но, много ли счастья в литре Tequila Sauza, кроме лайма, который напоминает мне наше с тобой лето? В напитках счастья, вообще, нет. Никакого. Счастье в том, с кем ты пьешь эти напитки... и по какому поводу. Но, не в том – для чего...
Я бы мог сменить обстановку и людей. Но, можно ли заменить чем-либо, кого-либо, кто есть в сердце? Точно – нет! Кроме того, я так и не научился врать себе. И никогда не научусь, потому что это может привести к тому, что я перестану себе верить. А это страшно – не верить себе. После – перестаешь верить в себя...
Думаю – слишком много «но» – это тоже запятая...
Как я подкидываю дрова в топку камина, которые горят и согревают одинокий дом, так моя память зажигает меня надеждой и верой, через воспоминания. Потому я ещё жив и живу. Равнозначное – горит равнозначным. Воспоминания о твоей улыбке – рождают мою улыбку. Воспоминания о твоих словах – рождают мои мысли. Воспоминания о твоем теле – рождают желание к тебе. Осознание твоей любви – сохраняет мою любовь, делая её нашей.
Мне очень хочется верить, что мы «посередине»... в самом центре. Что можно, после нашей запятой, услышать телефон, который перестанет пугать пустым и звонким одиночеством, и... ПРОДОЛЖИТЬ ПРОДОЛЖАТЬ БЫТЬ ВМЕСТЕ.
Чтобы у нас было опять наше «теперь», и, обязательно, наше «потом». Чтобы эта зима стала от нашей любви аномально жаркой, а вьюга за окном доброй и уютной, потому, что есть ещё много берёзовых дров, заготовленных нашей осенью. Чтобы снежинки, в конце концов, своей короткой, яркой и предначертанной свыше жизнью, приносили именно ту радость, ради которой они рождаются и умирают! Чтобы они, такие маленькие и красивые, путались в твоих длинных ресницах, нежно дотрагивались до тебя и таяли, превращаясь в теплую чистую воду на твоём любимом лице, которое я буду целовать горячими жадными губами, согревая тебя и ликуя, что ты моя, и я слышу тебя, и то, как бьётся твоё сердце...
Serg Spider
из серии «Умные вещи» – «Монологи»
21.12.2010