Сын танкиста

               
    Часа в три дня Емельяна разбудил стук в окно.
      - Петрович? – удивился  он, увидев председателя садоводческого кооператива. – Ты чего?
      - Смотрю, никак, и днем, Емельян, дрыхнешь?
      - Да притомился немного, вчера с яблонями до позднего вечера провозился.
      - Дача горит у Омки, Емельян! Вставай скорее…


     Емельян выскочил на улицу, как ошпаренный. Тут же  ощутил запах гари. Дул сильный ветер.
     - Дай – ка мне твой сотовый на время, - встретил его у калитки Петрович. - У меня аккумулятор сдох пока с пожарной частью вел переговоры…
     Добавил:
    - Забирайся, Емельян, на сторожевую вышку и смотри оттуда. Как бы еще огонь на другие дачи не перекинулся. Я туда деда Егора уже послал

.
     Взобравшись на вышку Емельян поздоровался:
    - Здравствуй, деда!
  Дедок лет восьмидесяти стоял к Емельяну спиной, рассматривая  сверху садовые участки в бинокль. В сандалиях на босу ногу. Не обернувшись, спросил:
    - А ты кто?
    – Что не узнал меня, деда?
    - Емельян что ли? Здорово!
    - Гляди,  что деется.  А отчего пожар - то?
    - Да есть тут один "фрукт". Говорят, юрист по образованию… Вздумал с утра пал пустить, десять дач запылали. В голове – то у него, видать, мякина…
    - Это уж точно, - согласился Емельян.


    - Гляди! – дед  дернул Емельяна за локоть, - пожарные уже в город возвращаются.
Сплюнул на землю и уселся на табуретку. Достал из кармана брюк платок и стал утирать лицо.
    - Да, Емельян, в этот раз повезло, я думал, что сгорим  все при таком ветрище… Ох во! Ну и погодка! Пекло!


    Тяжело вздохнув, продолжил рассказ:
   - В жизни ничего подобного не видел...  С огнем шутки плохи!
    Вдруг он осекся, хлопнул себя по лбу.

   - Впрочем, нет, вру, Емельян. Было и пострашнее. Дело  прошлое,  - сказал он, - в декабре сорок четвертого у нас случился пожар на ферме, ветер тоже сильный был. Я, пацаненок, на всю жизнь тот пожар запомнил. Жуть от жути! Мамка тогда ногу сильно повредила, но колхозный скот и часть сена все же удалось людям спасти.


     Дед Егор закашлялся, потом продолжил:
   - Представляешь, Емельян, а вечером прибежала мамкина сестра с почты и говорит:
   "Ваш папка ночью в эшелоне будет мимо проезжать, просил к железнодорожному  разьезду подойти".
   "Откуда знаешь?" – мамка спрашивает. Сама - вся перебинтованная, в кровати  лежит.
   "Военная тайна, - сестра отвечает. - Один знакомый связист передал".

  Мамка мне  тут же говорит:
   "Егорша! Ступай, сынок, до разьезда. Живо! Я - то уж не смогу".
   - Об чем разговор? – закивал я головой и стал тут же собираться.  А старшая сестренка Маня  услышала разговор и пристала: возьми, Егорша, да возьми...
   "Папка Маню сильно любит, - думаю, - надо ее обязательно взять. Увидит - обрадуется!"

     Добирались  до разьезда с Маней более двух  часов, продрогли. Стоим, значит, на перроне. Тут на соседних путях остановился  состав с подбитыми немецкими танками, видимо, на переплавку.  Подходит тетенька в железнодорожной форме.
    "Ой! Дед Мороз со Cнегурочкой! Откуда вы, дети?"
  - Я, тетенька, сын танкиста, а это моя сестренка Маня. Мы папку встречаем.

  Честно рассказал ей все, как есть. Она оглянулась по сторонам и говорит:
  "Папка - то где воюет?"
  "В войсках 1-го Белорусского фронта. Танкист", - с гордостью отвечаю.
  "Вот она - папкина работа!" -  на разбитые немецкие танки показываю.
  "Замерзли, небось? - она говорит. - Шутка ли, такой путь пешком проделать"
  Посмотрела на Маню.
  "Девочка – то твоя единственная сестричка?" – спрашивает.
  " Не – e! – отвечаю. – Три братика и три сестры еще дома  с мамкой остались".


   Дед Егор задумался, словно вспоминая что – то.
  - Любопытно вот что: она нас не прогнала с перрона. Наоборот, тулуп даже вынесла. Набросила его на нас.
   "И когда, наконец, эта проклятая война закончится? - говорит. - Никто не знает".
   - Я знаю!- говорю ей.
   "Откуда, мальчик?" - горько усмехнулась она.
   - Папка в последнем письме с фронта написал, что им осталось два главных населенных пункта взять.
   "Это какие?" – она спрашивает.
   - Варшаву и Берлин. - отвечаю. - Вот тогда и война закончится.
    "Это, видать, не скоро будет", - усомнилась она.
   - Скоро! Вот увидите! - убежденно сказал я.

 
   Кряхтя, дед Егор поднялся с табуретки.
    - Позже она нас чай пить позвала в свой домишко у разьезда.


   Дед Егор замолчал, направился к лестнице.
   - Ну и как, встретились с отцом? – спросил Емельян, когда спустились на землю.
   - Какое там!.. Не встретились. Представляешь, Емельян! За ту ночь мимо нас проследовало аж пять эшелонов. И все без остановки... Мы с Маней к каждому эшелону выбегали. Машем руками и кричим:"Папка! Папочка!.."
 


   - Ну и что было дальше?
   - От него в феврале письмо пришло. Написал, что Варшаву взяли, что гонит фашистов на запад, теперь, мол, до Берлина - рукой подать. Ох и радости, Емельян, было в тот день!


    Встрепенулся.
   - Представляешь! Отец - то  написал, что он видел на перроне нас с Маней в  ту ночь!..  Оказывается, он танки с завода на фронт сопровождал для своей части. Говорит, слезы не смог сдержать, всем гвардейским экипажем плакали, мол, как дети. Вот такие, Емельян, дела...

    Болезненно поморщился.
   - Ты, Емельян, поосторожней на даче - то с огнем.
   - Ясное дело, - улыбнулся Емельян. - До свидания, сын танкиста!

    На том и разбежались.