Танки на крышах. Ч. 1, гл. 31 б
31б
Уже расплачиваясь за что-то в одном из магазинов недалеко от своего дома, я обнаружил, что получил за свой полтинник чуть больше половины того, что у меня было бы, если бы я не «выёживался», а зашел в обменник, как это делают все нормальные и здравомыслящие люди. Тот «интеллигент» оказался обыкновенным кидалой с ловкостью рук отца и сына Акопян. Этот фокус делается довольно просто. У тебя на глазах отсчитывают все деньги, бумажка к бумажке, а потом протягивают тебе всю стопку, но при этом нижним пальцем отгибают примерно половину. Ты, с вожделением глядя на деньги, этого, естественно, не замечаешь и хапаешь эту стопку из его рук, нисколько и ни в чем не сомневаясь, поскольку счет видел своими собственными глазами, а им ты доверяешь безгранично. Пока ты, стреляя глазами по сторонам в поисках потенциального вора или грабителя, стараешься побыстрей засунуть деньги в карман, вторая половина твоей стопки уже покоится в другом и совсем не твоем кармане, а реальный вор с вежливой улыбкой с тобой прощается. Сделка состоялась, адью. По дороге никто в карман к тебе не лезет, это ты знаешь точно. А когда ты обнаруживаешь, что тебя элементарно обдурили, предпринимать что-либо имеет такой же смысл, как пытаться удобно развалиться в кресле взлетающего самолета, на который ты опоздал.
Из экономии средств в тот день напиться не удалось. Но это было и хорошо, потому что со следующего дня Элеонора стала говорить, что деньги скоро закончатся, и до приезда Павла она с остатками не дотянет. Скоро в доме нечего будет есть опять.
«Что ж это он оплошал-то так? Не мог рассчитать? Или у самого не было?».
Думать об этом не хотелось. Сейчас нужно было что-то предпринимать, чтобы дети не остались голодными. А что тут предпримешь, кроме жесткой экономии на меню? Какой-то запас фасоли, риса, кукурузной муки и масла на донышке бутылки у Элеоноры еще оставался. Можно было через день покупать какого-нибудь дистрофичного цыпленка или кусок фарша, чтобы мешать с вареной лапшой. Во всяком случае, будет пахнуть мясом. Сигареты пока были. А хлеб стоит недорого. Для витаминной поддержки детских организмов можно круглый год покупать манго, апельсины и ананасы, нарезанные недорогими кусками. Прорвемся. Самому что-нибудь со следами мяса можно есть и пару раз в неделю. В крайнем случае – по субботам. А пока мне достаточно куска хлеба с луком, чесноком и парой помидоров. Если это запивать чаем или водой, то получалось уже прилично. А с учетом того, что я пока не работаю, и стало быть энергию ни на что не трачу, это уже походило на обжорство. Единственная моя нагрузка – пешие прогулки. Эти сволочи в госпитале на связь со мной выходить перестали, а переть туда, это вдвое дальше, чем до минздрава к консулу.
В обещанный им день я пошел к нему снова. На мое счастье в коридоре было только двое желающих к нему попасть, и уже через какой-то час мы наконец, после долгой разлуки, встретились.
- О, это вы! Доброе утро. Какие новости? - спросил он меня с улыбкой и таким оживлением, как будто ему бесплатно принесли выпить и закусить.
- Я думал у вас есть какие-то новости. Вы обещали проконсультироваться.
- У меня есть для вас одна новость. Я просто забыл сказать вам об этом с самого начала. По нашим правилам, за прохождение процедуры оформления документов и выдачу сертификата вы должны заплатить 300 долларов, и тогда...
- Послушайте, мистер Люэна, - я почувствовал, что теряю над собой контроль, - вы прекрасно знаете, что я пока не работаю. Меня трижды обокрали в Замбии. Это мои проблемы и вас они не касаются, но в Танзанию я приехал без денег. И пока я не начну работать, у меня их не будет. Но я не могу начать работать только потому, что у меня нет сертификата. Вы уже знаете, что никакой другой характеристики я не получу никогда. Но хочу вам напомнить: я прибыл сюда не сам. Меня пригласили, как квалифицированного специалиста с совершенно определенной целью. Я оставил в Замбии работу, стабильную зарплату и жилье, и приехал. Для чего? Чтобы два месяца надо мной издевались? У меня в Танзании нет никого. На мое счастье здесь оказался единственный из моих знакомых, который мне пока помогает. Но у него есть и своя семья, и я вскоре могу ему надоесть. И что мне тогда делать? Может быть, вместо цели моего приезда, я - хирург высшей в своей стране категории, с моим опытом работы и в моем возрасте, должен сесть на улице и протянуть руку? Или мне предстоит умереть от голода в стране, которая меня пригласила? Неужели вы не осознаете, что сейчас делаете? И все это только потому, что одна из собранных вами бумаг подписана не равным вам по рангу человеком, и не на бланке, который требуется. Может быть, для того, чтобы остановить эту бюрократическую карусель, я должен обратиться к вашему правительству или в ООН?
Начинал я говорить, еще как-то сдерживая себя, но к концу своего монолога я уже не скрывал своей ярости. Мой голос сам по себе стал очень громким. В тот момент я готов был схватить со стола что-нибудь тяжелое и угостить его по темечку. Но на столе, кроме компьютера, были только бумаги и степлер. Он увидел мой рыскающий взгляд и почувствовал, что я становлюсь опасным. И испугался. На всякий случай степлер он медленным движением переложил в один из ящиков своего стола.
- Да вы не волнуйтесь, - с натянутой улыбкой сказал он. - Мы все уладим. Раз вы здесь по приглашению, за вас может заплатить госпиталь. А я посоветуюсь с замминистра и послезавтра сообщу вам результат.
Я продолжал смотреть прямо ему в глаза.
«Ну и сука же ты! Если все так просто, какого ж ты хера мурыжил меня столько времени?».
Дать в морду захотелось с новой силой, но я все же взял себя в руки, поднялся и молча направился к выходу. Там я остановился, обернулся и сказал:
- Я приду послезавтра. За окончательным ответом, - и вышел, не забыв слегка шумнуть дверью.
Злость к конкретному человеку во мне вскоре почти улеглась и приобрела другой, более глобальный оттенок. Все бюрократы мира одинаковы. Они творят беззаконие повсюду, будучи твердо уверенными в своей неуязвимости. Но стоит «показать им зубы» и напомнить, что существуют люди и организации, способные на более ответственные решения и поступки, как срабатывает тот самый инстинкт самосохранения. Они на глазах меняются, начинают сочувствовать и сопереживать, и даже рвутся в помощники.
Павел по-видимому был прав: если бы я сунул этому подонку что-то в его грязные лапы, моя проблема не оказалась бы столь неразрешимой. Только я никогда в жизни ни в лапы, ни в карманы подонков ничего не совал и не буду, даже если без этого мне будет угрожать смерть. Тем более, когда за спиной целая семья с двумя маленькими детьми, а денег - только на хлеб и воду, да и то не всегда.
Я вышел на улицу. Время было еще ранним, до полудня часа полтора. Надо было ехать в госпиталь, сообщить «забытую» консулом новость и просить о помощи. После всего пройденного, и исходя из того, как живо они участвовали во мне, я на это не очень-то и рассчитывал. Но «за спрос не бьют», тем более, что надеяться на что-то другое я и не мог.
Денег на такси у меня не было. Я позвонил м-ру Магеза, чтобы рассказать о возникшей проблеме или попросить прислать за мной машину, чтобы добраться до них и добавить к устному рассказу еще и выражение своего лица. Но администратора опять где-то носило, на своем сотовом телефоне он не «сидел». Ничего не оставалось, как тащиться пешком. Я достал карту города из пакета с документами, который все эти дни постоянно носил с собой, начертил в уме самый короткий путь и, засунув карту обратно, пошел не очень уверенным шагом.
Что-то в глубине моего сознания подсказывало, что с сегодняшнего дня все постепенно начнет налаживаться. Мой дерзкий монолог сыграл роль того самого «пенделя», который в Африке есть «движитель прогресса». Вроде того письма, которое полтора года назад я написал профессору Мунконге, и за которое получил свой первый отличный балл.
От медконсула до госпиталя я дошел за час. Я бы сделал это быстрей, если бы не тягучая влажная жара. Уличные торговцы водой разносили запотевшие бутылки почти по всему маршруту моего движения, и из-за этого пить хотелось еще сильней. Но пустая душа моих карманов этому отчаянно сопротивлялась.
М-р Магеза, выбиваясь из последних сил, боролся с дремотой за перечитыванием газет на суахили, непринужденно развалившись в кресле в своем прохладном кабинете. Увидев меня он сразу взбодрился и встретил меня привычно оживленно:
- О! Доброе утро! Как вы себя чувствуете? Как продвигаются ваши дела? - отшвырнул он свои газеты.
Вопрос: «Как дела?» всегда напоминает мне старый еврейский анекдот:
«Что такое – человек без чувства юмора? Это человек, который на вопрос: “Как дела?”, начинает рассказывать, как его дела».
Поэтому я, ценя это чувство в себе, никогда на этот вопрос не отвечаю. Но в тот момент мне захотелось ответить.
- Доброе утро, мистер Магеза. Мои дела продвигаются с такой сумасшедшей скоростью, что я за ними не успеваю. Приходится бегать. Но я соскучился по вас и, пробегая здесь неподалеку по своим мелким праздным нуждам, решил забежать, чтобы поприветствовать вас и попросить передать от меня горячий привет доктору Масау и всем членам его замечательного коллектива.
- Спасибо, спасибо! - потряс мне руку администратор с белозубой улыбкой такой ширины, что казалось, его голова треснула пополам по горизонтали. - Что у вас нового? Вы совсем нас забыли.
- Ну что вы, мистер Магеза, разве такое возможно? Как утверждает статистика, мужчины вспоминают о сексе каждые четыре минуты. Я вспоминаю о вас гораздо чаще. Вы не возражаете, если я ненадолго присяду? После бега по уличной духоте хочется немного расслабиться и охладиться. У вас, кстати, не найдется стакана холодной воды?
- К сожалению. Но в нашей столовой она есть. В холодильнике, - продолжал он меня дразнить. - Вы можете пойти и купить.
- Спасибо, но это опять бежать, а такой пустяк, как вода, этого не стоит. Я не тороплюсь. Я могу забежать за ней на обратном пути. Но услугами таких мест, как столовая, я обычно не пользуюсь. Я предпочитаю кафе или рестораны. Где тут у вас поблизости есть приличный ресторан?
- Поблизости нет, но их полно в городе. На такси это займет не больше пятнадцати минут.
Некоторое время я разглядывал его услужливое лицо, и моя хоть и искусственная, но вполне естественная улыбка постепенно исчезала.
- Послушайте, мистер Магеза, может быть, мы прекратим этот спектакль на два актера? Без аудитории я обычно начинаю скучать, сбиваюсь с мыслей, а вскоре и вовсе теряю нить.
- Что вы имеете ввиду? - с выражением крайнего удивления на лице, задал он мне самый распространенный среди всех администраторов Африки вопрос.
- Я имею ввиду, что у меня нет денег, и вы это хорошо знаете. Кроме того, вы еще знаете, что у меня нет своего нормального жилья. Но самое главное, что у меня нет и работы, чтобы у меня когда-нибудь появилось все остальное. И это вам тоже хорошо известно. Для чего госпиталь меня сюда пригласил? Вы бросили меня на произвол судьбы, и принимать участие в чем-либо не собираетесь. Улаживать все вопросы с медконсулом, по вашему убеждению, должен я сам, к вам это никакого отношения не имеет, так? Если вы не хотите или не можете меня сопровождать, неужели это так сложно – дать мне машину всего на час пару раз в неделю? Для меня не составляет труда ходить пешком, но я здесь не для прогулок. А иногда и просто надо экономить время. Я немного моложе вас, но мне уже тоже не 20, и даже не 40 лет.
Говоря все это, я опять немного распалился. Такой уж выдался день, ничего не попишешь. Но недавний разговор с медконсулом дал мне возможность выбрать правильный тон в разговорах со всякого рода «администраторами». Заметив мою повышенную эмоциональность, м-р Магеза стал меня успокаивать:
- Не волнуйтесь вы так. Завтра мы вместе поедем к консулу, и будем продолжать решение всех ваших проблем.
- Завтра нам к нему не надо. Я был у него час назад. Он сказал, что я должен заплатить за сертификат 300 долларов. У меня таких денег нет и взять их неоткуда. Если не поможете вы, хотя бы под мое обязательство выплатить их потом частями из зарплаты, мне в Танзании делать больше нечего. Но домой после этого я уже не попаду никогда. Денег на билет у меня нет. Возвращаться в Замбию не имеет смысла, потому что работу и квартиру там я уже потерял. Кроме того, заплатить за замбийскую визу мне тоже нечем, а без нее мне грозит только пожизненное тюремное заключение. Но недолгое, - вспомнил я рассказ Павла.
- Ну разумеется, мы вам поможем, - уверил меня м-р Магеза. - Я сейчас же пойду к д-ру Масау и все ему доложу.
Он поднялся. А поскольку он еще и не сказал: «МЫ пойдем», я понял, что время моего визита истекло, и я могу быть свободен.
- Когда мне прийти? - спросил я, тоже поднявшись.
- Думаю, что дня через два – три. Позвоните мне.
- Я пытался звонить вам много раз, но с вашим телефоном что-то не так.
- Да, иногда звонки не проходят, - честно наврал он. - Но вы звоните. Или приходите часам к десяти.
Я вышел во двор. Жара была уже в разгаре. Я присел на одну из скамеек, стоявших под тенистыми деревьями. Невдалеке один из работников поливал из шланга газоны с сочной травой, красиво рассаженными молодыми пальмами и цветами. Я им искренне позавидовал. В ответ на эстетические услуги их поят, понимая, что это необходимо им для поддержания жизни. Чистая прохладная вода, вылетая из шланга с самым приятным на Свете звуком, шевелила стебли травы, ветви кустов, орошала их и уходила в землю, оставив немного поблескивать каплями на листьях для того, чтобы потом бесследно испариться. Мне захотелось подойти, выхватить из рук этого трудяги шланг и надолго присосаться. Но в Африке водопроводную воду пьют только самоубийцы или желающие надолго слечь. Ни к одной из этих категорий я отнести себя пока не мог.
Посидев с полчаса и решая, что бы еще сделать, я так ничего и не придумал. Все дела на сегодня я уже переделал, поэтому медленно поднялся, вновь вышел под горячее солнце и поплелся в то место, которое сейчас называл своим домом.