Babilon. Падение

Олег Пузаринов
Фантасмагория.

"...Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным»  (Откр.17:1-5).
Откровение Иоанна Богослова

    –  Вставай Петров, вставай! Ну-же, просыпайся, опоздаем. Все уже там. – тормошил Иванов спящего соседа.
–  Вставай брат, проспишь царствие небесное.
Петров высунул опухшую, вчерашнюю физиономию из-под подушки и сел на диване.
–  Ну чего прицепился? От**бись. Я спать хочу. Куда опоздаем? Я никуда не спешу.
–  А ты выгляни в окно! - Иванов стащил с Петрова рваное ватное одеяло. –  Все уже пилят. И гордый внук славян, и сын еврея, и татарин, и чечен, и ныне дикий тунгус, и мент, и чекист, и друг степей калмык. В общем весь курултай.
Петров кряхтя и матерясь проковылял к окну. То, что он увидел в окне, сильно поразило его...

     Над ними высилась, царапая небо, громада вертикали, напоминающая не то Вавилонскую Башню, не то огромный кусок сыра с дырками и кавернами,
брошенный в гигантский человеческий муравейник, кипящий беспрерывным броуновским движением.
     На самой вершине зиккурата, среди облаков, в окружении людей в чёрном, в полном одиночестве и тишине, споро работали над дружественным распилом
два молодых, крепких пильщика в тёмных очках. Оттуда ветер доносил смешки и обрывки до слёз знакомой песни: - С чегооо нач..н..ется  роод..на, с кар...ин..и ...в..,
мочить в сортире..., отпилить, чтоб не выросло...
Отпиленные ими громадные куски вертикали тут-же грузились в вертолёты, кружащие над башней, и улетали за горизонт, туда, вдаль, на Запад.
    Чуть ниже облаков, в чистом небе, бесшумно парили беспилотники, отстреливая заграничным лазером немаленькие части башни, которые этажом ниже
подхватывали и грузили совковыми нанолопатами  в тачки ОСО (две ручки, одно колесо),  какие-то горлопаны с криками – Превратим Сколково в осколково! 
На спинах у них светился фосфором лейбл "Наночубайс LTD".
    Ниже этажом, бегал и сновал туда-сюда чиновный люд, одетый в смокинги и клубные пиджаки с надписью на спине "Makita".
Они ловко отчекрыживали электропилами "Makita" большие куски народного достояния и негромко скандировали:
– К Роману! В Челси! В Гринвич! В Лондон! Там будем горе горевать!
Некоторые смельчаки, в полном отчаянии, отхватив кусок вертикали, с криками – "Даёшь откат!" – бросались с Башни на дельтапланах и исчезали за горизонтом.
     Внизу, под Башней копошилась, вздымаясь и опадая, многотысячная чёрно-серая масса ползающих на четвереньках, обессиленных демократией и модернизацией людей, подбирающих обрезки и опилки, оставшиеся от общенационального распила. На спинах у них виднелась надпись "Невставшие с колен".
Набив народным добром  кисеты, карманы, пазухи и рюкзаки, они тараканами расползались по окрестным лесам и весям, понося матом всё живое вокруг.
    То там, то здесь, у Башни, спорадически вспыхивали потасовки. Молодые люди с надписью на футболках "Rasha, Rasha uber alles", с битами в руках, нападали
на "Невставших с колен" и  горлопанов из "Наночубайс LTD" и отбирали у них надежду на будущее.
    Слева, на пригорке, три толстяка в лампасах и огромных фуражках "A la Mimino", толкаясь животами вокруг карты, спешно разрабатывали армейскую операцию по вторжению и захвату башни, и по мобильникам командовали танковой колонной, зелёной пятнистой змеёй вползающей в главные ворота башни.
На танках, с надписями на башнях "Зенит – чемпион!", сидели сапёры, вооружённые двуручными пилами, топорами и отечественными электропилами "Дружба", ошибочно закупленными по цене "Makita".
Правее Башни, в заливе, всплыла АПЛ 13-бис, с которой десантники, по сигналу "Торпедная атака!",  вооружившись ножами, пилами и топорами, с криками – Ур...аааа! Даёшь! Не отдадим! –  грузились на плоты и плыли к берегу...

   – Вот это дааа! Картина маслом. Чистый Брейгель. Давай, Иванов, не стой, шевелись! Хватай рюкзак и побежали!
Там ещё много всего, – возбуждённо прохрипел, сбиваясь на фальцет, Петров.
Он нырнул под кровать, выполз с другой стороны с огромной спортивной ножовкой, украденной днями на чьей-то даче и выбежал на улицу.
Иванов же торопливо достал из-за шкафа рюкзак, вывалил оттуда пустые бутылки и выскочил вслед.
На улице стоял страшный шум. Казалось работали сразу сотни пилорам. Сверху сыпались опилки, обрезки, ошмётки и другая некондиция былого величия.
–  Смотри, смотри! - закричал  Петров, задрав голову и показывая рукой куда-то вверх. –  Твою мать! Гибель Помпеи! Пошла трещинами! Сейчас е*анётся! Рвём когти! Уходим!
Не выдержав подрыва основ и всеобщего энтузиазма, по Башне дружно зазмеились трещины, и она стала осыпаться фрагментами колонн, сандриками, капителями и прочей архитектурной чепухой.
Уворачиваясь от падающих обломков, Петров заскочил в парадное дома, сбив с ног ничью старушку, жившую в подъезде у мусоропровода ещё со времён военного коммунизма.
Иванову не повезло. Буквально в метре от дверей, его настиг большой обломок некондиции и ударил по голове. В глазах у него потемнело, он упал и отключился...

     Очнулся Иванов от пыльного солнечного луча, упавшего на  лицо. С трудом  разлепив глаза, он сполз на край дивана, сел и схватился за голову.
В висках больно стучало. В голове перекатывался чугунный шар. Во рту шевелился, ничего не ощущая, неуправляемый язык.
– Башня! Вдруг вспомнил Иванов. – Башня? Упала? Нет? Надо проверить!
Перешагнув через приятеля, спящего на полу и выводящего носом рулады, Иванов подкрался к окну и осторожно выглянул во двор.
Солнечно. Тихо. На мусорных баках, в бейсболках "Hugo Boss", сидят знакомые бомжи и пьют пиво. В кустах местная шпана засунув голову в пакеты, нюхает клей БФ.
Небольшая группа понаехавших пилит деревья под точечную застройку. Таджик в оранжевом жилете неспешно подметает за ними двор.
Дети копошатся в песочнице среди собачьих  какашек. Два скинхеда бросают ножи в нарисованного на заборе китайца. Мирная картина!
– Фууу! Слава Богу пронесло, – пробормотал Иванов. – И приснится же такое. Кошмар какой-то. Кому рассказать, не поверят. Башка трещит невыносимо. Ааааа!
Договорились же вчера, водку пивом  не запивать. Так нет же, дорвались, что свиньи до корыта. Ещё и бормотухи добавили с бомжами. А закуска – один огурец на всех.
Где-то под диваном захрипел мобильник. Пошуровав шваброй, Иванов выгреб его оттуда.
– Але! Але! Кто это? А, это вы, сморчки беззаботные. Что слышно? Ах, спилили замок на ларьке? Ящик пива говоришь? И бычки в томате? Да, водка есть. Два пузыря. Натюрлих. 0,5 и 0,7. Путинка. Сейчас будем.
Иванов подошёл к спящему приятелю и стал его тормошить.
– Вставай Петров, вставай! Проспишь царствие небесное.  Вставай, пора похмеляться. Трубы горят!
Петров перестал храпеть и посвистывать, (словно отключился органчик), открыл глаза и сразу сел.
– А я уже давно не сплю. Слушал как ты бредил во сне. Всё какую-то башню поминал и матерился. Ты, часом, не заболел? Видения? Черти? Делириум тременс?
– Да какие к дьяволу черти! Сон приснился поганый. Будто бы мы с тобой что-то там такое пилили, –  мечтательно проговорил Иванов. –  А так я вполне. Всегда готов. Давай, шевелись!
Звонили бомжи. Они спилили замок на ларьке и скомуниздили ящик пива и бычков в томате. Ждут.
– Пивка холодненького, пивка холодненького, славно, славно, славно! – Запричитал Петров, поднимаясь с пола и торопливо застёгивая ширинку. – Пол-царства за стакан!
Но только вначале по сто, по сто, по сто! Иначе я до пива не дойду. Ты то как себя чувствуешь? А? Ты, брат, вчера надрался таки до положения риз, надрался как последний поп...
– Неужели и обнажился как последний поп? Нет? Я не только ничего не помню, но и совсем себя не чувствую, даже на ощупь.  Дуб, дубом.
Так говоришь по сто? Наливай! Наливай! Наливай!