Утром глазки быстренько сполосну, и, бегом в Прозу. Мою. К друзьям, ставшим уже почти родными. Щёлк, щёлк. Кто ко мне забежал, после работы, на сон гдядущий? Здорово, мужики, девчата. Сейчачс, кофейку приму, полистаю. Кто, что накропал? Настроение хорошее, и ручки свербят – торопятся пописАть.
Листнул, кто такое? «Читай меня». Приглашаешь, бегу. Оп-па. Насторожился. Глянуло на меня с фотки лицо Дракулы, но, явно, женского полу. По спине мурашки. Глазища так и тянут – ИДИ СЮДА-А-А-А!!! Трепеща весь, бегу по тематике. «Ясное море» - секс на двадцать пять часов в сутки. Человек, явно, больной. Пожрать некогда. Слыхал где-то – бешенством назввается болезнь, какого-то органа. Какого, не помню, врать не буду. Чего позвала? Попутала, верно, с бычком слюнявым, гармонами взбудораженным. Ещё раз на фотку глянул – бррр, и тикать скорее.
И вспомнилась мне Надюша, из галереи моей замечательной. Семейка молодая, весёлая. Позавидуйте,мужики.
Лёша. Мужичок-крепачок. Рос сиротой посреди хабаровского таёжного раздолья, с двумя тётками родными, как ласковый бычок посреди двух мамок. С детства тайгу через сердце , через руки свои принимал. Паравоза живого до самой армии не видел. А и служить Отчизне довелось не в Крыму. На самый краешек России занесло, где уж и Аляску, хоть бери, да рукой трогай. Тропил он вдоль сурового берега тайную стёжку пограничную, и могли спокойно спать россияне советские. Не подведут два друга – Лёшкин глаз да родной СКС, прикладистый карабин его. «Калашниковыми» тогда погранцов не баловали. А стрелял Лёшка – лучше на «мушку» к нему не нарываться. Умел и любил это дело. Как в тайге без этого?
Отслужил, со знаками отличия, благодарностями за задержания, да и куда? Конечно, к геологам. Свои ж ребята. Алкоголики. Им, как и ему – без тайги, что в понедельник с бодуна. Вот и влился, как тут и родился. А вот, что до алкоголя? Хотитен верьте, хотите нет – за всю жизнь не хлебнул. И нечего хихикать – геолог без бражки, что хохол без лычки. А вот компанию подзавести, Лёшка первый с шапкой – а ну, пацаны, по рублику, душу согреть. И хохочет, бестия рыжая.
Где ты, Светка-конфетка, дочь Лёшкина. Совсем уж взрослая, поди. Такая же, крепенькая? Дашь в лоб, уши отвалятся? Ну и ладушки. Вся в папку. И рыжая? Красота-а-а-а-а.
А Лёшка у геологов будто сросся с лотком промывочным. Как он золотишко мыл – это, люди, видетьнадо. Лоток, в руках был живым и весёлым. Поёт и пляшет. Комар, не комар, мошка не мошка – играет в Лёшкиных руках, золотинками в бороздке подмигивает. И уж будь спок – ни золотишко, ни киноварь, ничто полезное из лотка у него не уйдёт. Таким вот папаннька у тебя был, Светка-конфетка.
Да-а-а-а. А в экспедицию к нам тогда поступила молодой специалист, техник-геолог. Точно. Надюша. О ней ведь речь здесь пойдёт, о главной героине. Тут и здыбались, как нынче принято говорить. Раньше подругому называли, человечнее. Короче, образовался у них марьяж.
Надюша, худощавенькая, само добро, но упёртая. Шустро шлиховой метод освоила – поиски россыпей. Ну а Лёшку к ней промывальщиком определили. Как тут не здыбаешся, если два человека хороших посередь тайги. И нет другого плеча, нет другой руки. А без этого в тайге, сами понимаете.
Вот и стал Лёша Надиным наставником в делах таёжных. И через недолго, Надюша коробок спичечный навскидку портила. Костерок ли быстро, да в дождь, собрать, палатку ли развернуть – всё у неё получалось. При таком-то наставнике. Ну и показались один другому. А тут уж чего? Поженились. И вместе теперь по полям геологическим, одной тропочкой.
В тот день Лёша с напарником наметили ближний ручей промыть, а Надю оставили на стоянке, покашеварить. Проб с пяток взять успели, километра полтора и отошли-то. На стоянке выстрел, карабин они Наде оставили. Понеслись парни к стоянке, не выбирая пути, напролом. На стоянку вмиг вылетели.
А оно, что случилось? Кашеварит Надя, борщ, щи ли, половником в казанке буторит. Чует, сзади сопит кто-то. От казанка поворачивается. Здрасте вам. На задние лапы встал, принюхивается к борщу с мясом. Лохматый. И всего-то до него шагов с десяток. А здоро-о-ов, как потом оказалось.
У Надюши, Лёшей просвещённой, карабин, на этот случай, всегда под рукой. Медведь и поздороваться не успел, Надюша его навскидку и приласкала.
Вылетают на стоянку мужики. Картина. На фоне гор, Чин-Гач-Гук в одной майке, с кармультуком наперевес. И тишина. Только речка шебуршит. И больше никого. Немая сцена. Вдруг Надя рукой на склон махнула и заикается – Т-т-т-уда побежал. – Лёша – Кто? – Надюха – Ме-ме-медведь. – Лёшка карабин в жменю и туда, в сопку, в заросли стланника.
Ему рассказывать не надо, что такое медведь-подранок. Лохматому тогда всё равно, кого рвать, хоть и вездеход. Не добьёшь, жди беды. В заросли стланника вошли осторожно, спина к спине. Оказаться спиной к подранку, не приведи господь. Он спец по скальпам. Так вот идут меж зарослей вверх по склону, прислушиваются. Посреди прогалины куст стланника, а внутри него что-то большое. Подходят – в средине куста, на спине, раскинув в стороны лапы расклинился медведь. Постояли настороже, вроде, готов.
Лёша с напарником упрели, усаживая мишку в кусте, готовясь создать фотошедевр. За два центнера, как пить дать. Раскинули мише лапы, уселись по бокам, а лапы себе на плечи положили. Блеск троица. И рванули в две мужские глотки – Надю-ю-ю-ю-ха! Тащщи фотоаппарат. – Орут, а эхо между склонами вниз скачет.
Что донесло эхо до Нади, она не поняла. Как потом говорила – Орали гроико, и будто медведь их дерёт. – А дальше вот что.
Мужики, повесив медведю на шею карабин, обняв себя медвежьими лапами, вооруженными двумя финками, ржа, ждали фотографа. После треска кустов, на поляну вихрем вылетела Надюха. У мужиков глаза повылазили от страха.
Перед ними, в одной майке, с размётанными волосами, размахивая топором, предстала озверевшая Надя. Опешив от увиденного, она молча опустилась на колени и тихо заплакала.
Два мужика, словно побитые собаки, стояли рядом, молча. Между горькими всхлипами, они различали тихое – Прид-у-у-урки. Что могли возразить они?
Это был отличей медведь. Шкура июньская. Самое то.