Уцера
Пик самой жары как-то незаметно проскочил свой экватор и теперь, расплавленным маревом духота опускалась сверху в ущелье. Заполняла его. Выдавливала прохладу из укрытий. Иссушала. Примостившись прямо на краешке обрыва у обочины грязной, разбитой дороги мы сидим, с жадностью пьем минеральную воду. Набранная, неподалеку, в небольшом ручейке, хрустальная вода ломит зубы. На мгновенье холодит пылающее горло, вскипает, уркает пузырьками в животе, переполняет его. Хочется перевести дух, глотнуть воздуха, но стоит оторваться от воды, как сразу наваливается сухость, жажда и остается одно желание пить, пить и пить.
Пылающее солнце слепит глаза. Отражаясь в воде сотнями зайчиков, устраивает золотистую феерию в волнах реки. Тени нет нигде. Нет ни у скал, ни у деревьев, вообще нигде. До вечера далеко. День только, только начинает угасать. Все еще остается прежним: и солнце, и необыкновенной голубизны небо, и радостное щебетание птиц, и горы сверкающие своими снежными одеждами, но только совсем тоненькая ниточка, оборвавшаяся где-то внутри, определяет – день пошел на закат. С ним тает и наш энтузиазм к сегодняшнему сплаву. Приехали! Хватит! И хотя не произнесено никаких слов, еще продолжается работа по намеченному графику, мы понимаем – на сегодня действительно хватит.
Разбитый на самом подходе к Уцерскому порогу один из двух катамаранов, валяется, съежившись под кустами. Да и не катамаран это уже, а скорее огромная, грязная половая тряпка. Так, серый комок. На душе от этого неуютно. Скверно. Совестно. Слава Богу, что в этот день мы одни в ущелье. Только неудачи с нами. Третий день бок о бок шагают.
Встаем, опять смотрим на Риони. Опять взгляд ищет, хоть сколько-нибудь разумную линию движения. Ее нет. Грязная, бешенная, ревущая вода. Черная пена, слетающая с закрученных струй, стонущие под напором воды скалы. И без того дикая река, а теперь еще вспухшая после нескольких дней беспрерывных дождей, с монотонным ревом тащит в потоке камни, коряги, даже вывороченные с корнями, огромные деревья. Скрежет и гул этого эшелона смерти заполняет все вокруг. Будто кто-то везет огромную ржавую борону по разбитому вдребезги асфальту. Борона взвизгивает, хрипит, со стоном рвется вперед, цепляясь и вспарывая острыми зубьями у земли брюхо.
Меня толкают в бок. Кивают, посмотри. Чуть в стороне, на обочине дороги сидят четыре важных грифа. Они нахохлились, подняли плечи. Своими маленькими головами, на лысых, ощипанных шеях, крутят по сторонам. Разглядывают нас. Оценивают. Смотрят на реку. Опять нас. Переминаются на лапах. Мерзкие какие-то. Запускаю в них камнем. Грифы делают вид - испугались. Вздрагивают удивленно. Обиженно развесив огромные крылья, как-то нелепо вприпрыжку отбегают на несколько шагов. Замирают. Снова все внимание нам. Черт, мало того, река, скалы против нас. Так теперь вот еще птицы. Как на падаль слетелись. И ведь нас, на живых еще. Действительно, все против сплава.
Сейчас только сунься туда, в воду, в миг размажет по скалам. Вон они, две таблички, высоко над водой. Смотри на них, думай. Слазить-то туда с утра мы слазили. Цветы парням положили. Спите себе спокойно. Но попасть в их ряд охочих нет. Тем более, уже искупались. Буквально за полсотни метров до начала самых «веселых» мест, мы едва выскочили из воды на лопнувшем под ударами волн катамаране. Тонуть начали. Но кинули машину с размаху на прибрежные камни, зверея от страха. Пальцы на руках побелели. Закостенели так, что не разогнуть. Только галька из-под весел шрапнелью по воде. Атас! – заорали мы во все горло. Выскочили.
День же все таял и таял. Рюкзаки, вещи перевезены на попутке ниже горловины порога. Разгружены. В тягостной тишине перетаскиваются на полянку у реки. Все молчат. Огромные валуны, разбросанные в полнейшем беспорядке, каждый обходит своей тропкой. Смотреть друг на друга ни у кого желания нет. Только сопение. Нагнулся. Рюкзак на загривок. Глаза в землю. Пошел.
Второй, целый, катамаран до поры до времени оставлен у реки. Оставлен, и оставлен. Черт с ним. Я на сегодня нагребся. Выше крыши хватило. Не хочу больше. Да и не мой это катамаран вообще. На него свой экипаж есть. А стоит, зараза, красавцем. Не приспустил нигде, не ослаб. Эх, хе-хе.
Продолжаю таскать вещи. Говорить ни с кем не хочу. И именно от нежелания говорить, через полчаса, когда все вещи были перенесены на поляночку, когда палатка поманила внутрь уютом, а костерок заполыхал оранжевыми языками, я неожиданно для себя согласился на сплав. Черт дернул. Ведь слово «нет» надо было произнести, рот открыть, а согласиться - только головой кивнуть. Вот и кивнул. Зачем? Куда? Хотя идти-то предложили, всего нет ничего, маленький кусочек – сверху, от горловины порога, и вниз до лагеря. Пройти сборным экипажем. Сильным самым.
- Минутный сплав! – улыбнулся кто-то.
«Минутный, так минутный!», - мелькнуло в голове. Плевать. Катамаран не мой. Следовательно, я не командую. Куда посадят, там и отгребу, как положено. Мое дело маленькое – молчать, да веслом работать. Командиров, их всегда хватает. Сейчас же топ-топ ножками на осмотр препятствий, да посапывай себе.
Как подошли к реке поближе, то посапывание сразу пропало. Это издалека был маленький, да легкий кусочек, а сейчас только середина «кусочка» была вспахана одиннадцатью пенными бочками с запракидывающимися двухметровыми валами. Волны в бочках метались как в припадке бешенства, пена летела клочьями от них как от бойцовых псов, которые вкусили крови и рвутся с цепи. Слюна с клыков капает. Шерсть дыбом. От этого зрелища невольно начинают потеть и чесаться пятки. Преисподняя, да и только! Зачем лезем?
Перекидываясь коротенькими фразами, осматриваем опасные места. Места, где можно зачалиться, где стать страхующим. Выяснилось, неопасные места только на берегу. Чалиться проблемно, но можно - как повезет. Со страховкой худо. У воды стоять негде. Сырая глина постоянно отваливается пластами, рушится в поток. Станешь на нее и считай до трех - ты в воде. Тогда самого спасать надо. Издали страховать - проку нет. Но все же находим место и засовываем спасателя на скалу - может сгодится.
Теперь опять к палаткам, одеваться. Гидрокостюм, спасжилет, каска, нож. Готово. Блаженствую. Никого не гоняю, не тявкаю: «Быстрей, быстрей!». Маршрут в голове не прокручиваю - старший пусть думает. Хотя кто погонит машину неясно. Вроде бы все как сами по себе. Все мастера. Ну, и пусть, мое дело молчать - не высовываться. Но ведь кто-то должен сказать: «Пошли!».
Оделись. Получилось это у всех разом. Встали тоже одновременно. Скопом к реке. Парой фраз перекинулись со страхующими - и вверх, к катамарану. Молчу теперь не только я, все молчат.
Солнце вниз катится. Тени длинные расползлись. Сумрак ожил. Похолодало. Катамаран стал влажный и скользкий. Фу! Надо его в воду толкать. Два раза «Фу!». Вздыхаем. Ставим машину у берега. Расселись. Я на свободное место пристроился. Гость как никак. Лямочки подогнал, замер. Жду. Тишина. Птички поют. Смотрю на воду, жизни улыбаюсь.
Тут как дали мне веслом под ребро. Как, рявкнули: «Уснул б…! А ну командуй!»
«Да, вы, че?» - и огрызнуться не успел, а уж машина на воде, на волнах дышит. Струя ее тащит в объятия. Секунды расчетные понеслись. «Ну, вашу ж мать! Ну, гады!»- мелькает в голове, - «Вот, и отсиделся!». Сам ору: «Вперед! Крутимся! Нос по струе!»
Молчаливость моя, да мысли грустные прошли с первой же волной подхватившей машину и швырнувшей ее в центр потока. Мелькнуло, отмолчаться теперь в морге успею. Удары валов, сначала редкие, потом все более частые настигают нас то справа, то слева, норовя развернуть катамаран лагом. Он же сначала зарывается в пену, проваливается в глубину, потом словно гигантский кит выныривает на мгновение, вскидывает свою голову из воды, фыркает и снова падает. Только брызги фонтаном.
- Влево! – рвется из легких, - Вывалились все хором! Работаем! Не сидим! – и катамаран неуклюже уворачивается от огромного валуна в центре реки. Слегка цепляет его, привстает на ребро, тут же проваливается в пенную яму за камнем. Ледяная волна накрывает нас головой. Вползает холодными змеями под гидрокостюмы, покрывает тело мурашками. Потом уходит, скатываясь вниз. Так, ребята, для начала совсем неплохо. Отплевываясь, мы выгребаем из противотока, жмемся к правому берегу, стараясь избежать всей мощи основной струи. Но поток уже поймал нас, не отпускает. Вместе со всей грохочущей лавиной воды и камней швыряет щепкой в пену, туда, где несется вниз, с крутой каменной горки. В состоянии «автопилота» ору, - Нос держать! Держать, е-п-р-с-т!, - зная, что вряд ли кто меня слышит.
Дикие валы, теперь налезая один на другой, мнут нас как в гигантской мясорубке. Уже физически ощущаю, катамаран на пределе. Если сейчас еще раз вдавит, то расползется он на сотни отдельных червячков. Его жалобное скрипение давно сменилось тяжким хрипом и стонами.
Ах-хрр! – плачет его железо.
Ах-хрр! – плачут лямки и крепления.
Близкий берег, превратившийся в сплошную серую массу, становится чем-то вроде миража. Небо, черт его знает какого цвета, мечется из стороны в сторону. Где-то там мелькают фотографы, страхующие. Наш лагерь. Виноградники на склоне горы. Все настолько далекое, чужое, что не воспринимается реально. Реальны только камни, клочья пены. И если бы не грохот воды, то все бы напоминало немое кино – дерганое с суетливыми фигурками.
Упираясь, рыская из стороны в сторону, катамаран все же нос держит. Камни не слишком цепляет. Хотя каждая пенная яма купает нас с головой и норовит изломать машину, но максимум, чего удается сделать воде, так это выбить переднего из лямок, но не сбросить. Отчаянно цепляясь, он удерживается за раму. Ему помогают, он снова усаживается, даже гребет. Река же мотая катамаран, уносит нас все дальше и дальше.
Измученные, мы не смогли стать на чалку, там, где прикидывали. Маленький пятачок ровной воды, за камнем у берега, увидели слишком поздно. «Эх!» - только мелькнуло в голове, - «Промахнулись!». Сразу обреченно бросаемся перегребать строй бушующих валов к другому берегу. Там тоже есть местечко. Успеть бы! И опять не успеваем. Хотя даже развернулись, как положено. Развернулись прямо в валах, в пене. Но всего лишь на одно мгновенье катамаран зацепил бортом уютную лагуну, где можно было пристать к берегу. Лишь на мгновенье притормозил свой бег, коснувшись ровной воды. Вздрогнул. Замер. Но этого мгновения никто не решился использовать. Надо было прыгнуть в воду, в неизвестность. И уж очень дорогим мог оказаться прыжок. Чуть что не так, сам бы сгинул, да на катамаране трое остались. Сейчас этого мало. Это гибель всем.
Начинаем снова: «Вперед! Крутимся! Нос по струе!» Маячивший где-то вдалеке низенький подвесной мостик теперь стремительно приближается. Он щетинится кусками проволоки. Клыками выставляет остатки ржавой арматуры, забившиеся под него коряги. Грозит. Грозит при неудачном заходе посносить нам головы, насадив катамаран на какой-нибудь прут, как на вертело. Теперь остались считанные секунды, чтобы найти место, где проскочить.
Виден проход. Он чуть правее центра. Смещаемся. Как кролики перед удавом, не отрываем глаз от опасности. Только бы попасть точно. Только бы не зацепиться. Любая проволока в этой, бешеной воде, просто располосует нас на куски. Здесь не до команд. Здесь уже часы пущены. Здесь флажок на них дрожит, готовый вот-вот упасть.
Завороженные мостом, мы не смотрим на воду и сходу влетаем со слива в огромную пенную яму. Еще секунду назад все у нас шло более-менее хорошо, а тут вдруг исчезла река, вернее ушла вниз, катамаран носом уперся в небо, в пустоту и … рухнул в пропасть - в водопадный слив, перегородивший почти всю реку. Рухнул в черную кипящую яму за ним. И ушли мы под воду. И навалилась она на нас, своей многотонной массой, сминая все на своем пути. Потащила куда-то далеко. Вглубь. В темноту. В неизвестность. Вряд ли кто засекал, сколько времени мы пробыли под водой. Долго. Страшно долго. Запомнилась только чернота и ужас. Физическое ощущение невыносимой тяжести ломающей катамаран. Лопнуть бы ему. Треснуть брезенту, да капроновым нитям. Сбросить нас. А он выстоял! Крепок, «черт», оказался. Лезет, лезет носом вверх. Вырывается из клокочущей пены. Нас тащит. Вот уже воздух. Небо. Вылезли.
Когда мы увидели небо, когда вздохнули облегченно, катамаран вдруг встал на ребро, и начал опрокидываться. Опрокидываться назад в пенную яму, чтобы накрыть нас собой сверху, и утопить. Чтобы никто из под него не выскочил.
- Теперь все! – мелькает в голове, - Готовьте цветы и речи!
Холодок неизбежности касается лица. Касается столь сурово и уверенно, что лучше не дергаться. Будет только хуже. Как там у поэта: «Мы успели. В гости к богу не бывает опозданий!».
Но и паника всегда неуместна. Катамаран пока балансирует на ребре. Еще что-то не складывается наверху, на небе (мест, может, нет) и счастье нам улыбается. Какая-то неведомая сила вдруг резко крутит катамаран вокруг своей оси, плашмя бросает на воду, таким как был. Только корма вперед. «Уф-ф!» говорим мы. Но мощный противоток тут же начинает нас подсасывать назад к сливу, в надежде повторить еще раз купание и затолкать обратно в пенную яму.
- О, Господи! Только не это!
Мы дружно налегаем на весла. С трудом цепляемся за вспененную воду. Хрипим. Рвемся. Мат над рекой несется: «Давай, е…! Давай, ..ля!». Ну и другие слова, каким в школе не учат. А не выходит у нас, не осиливаем реку. Ору: «Давай, уперлись!» Еще ору. Отчаяние и уныние готовилось вновь посетить усталые души, когда катамаран со стоном, да нехотя стал медленно, кормой отползать от пенной ямы. Это все разом почувствовали, крепче налегли на весла. Отошли. Струя подхватила нас снова. Покатила спиной вперед. Выдохнули – пронесло!
Но как отчаян был следующий крик! Как выстрел, как свист пули. Горы вздрогнули, метнув эхо из стороны в сторону:
- Мост! Мост, мать вашу! Головы прячь!
Дважды такое не повторяют. Развернуться лицом к мосту мы не успевали. Он сзади, в считанных метрах. Ну, так гнись спина. Вдавливайся в тело катамарана. Ищи там убежище. И дай, Бог, счастья тому, кто все же успел это крикнуть. Пригнулись вовремя. Лишь только пропела кривая, ржавая проволока, чиркнув по оболочке машины, да черная тень моста стремительно пронеслась над самыми касками. Все.
Но все - это когда все позади. Река же несла нас и несла, не замедлив своего бега. Пляски волн не прекратила. Гоняла вверх-вниз. Тогда крикнул я сложить всем весла, отдыхать. Пусть будь что будет. Хоть минута отдыха, а она нужна. Сам глазами в реку уткнулся. Воды грязной из нее бросил пригоршню в рот. Губы пересохшие смочил.
То место, где мотать стало слабее, я ощутил мигом. Ощутил этой точкой, ну … как ее? На которой сижу. Почуял. Все за весла сразу взялись. Дух-то перевели. Вон он заливчик. А ну, дружненько! А ну, милые! Налегли! В одно мгновение мы катамаран как положено разворачиваем, тормозим против течения и … . И, когда нас река стала вновь пытаться потянуть за собой - мы с Серегой уже забились «якорями» в камнях, держа чалку и твердо веря, двоих нас реке нипочем не сдвинуть. Она и не сдвинула.
Потом, на берегу, когда народ затянулся сладким дымком, когда начал освобождаться от вымокшего снаряжения, мы с трудом разглядели наш лагерь. Бегущих по берегу ребят. Руками машущих. Все было вдали, маленькое такое. Вот, тебе, дядя и «минутный» сплав, а пару километров придется назад протопать. Правда, теперь это не страшно.
Солнце, раззолотив макушки гор, ласково прощалось с нами. День угасал. Надо было поспешать, обратно к палаткам, где сухая одежда, костерок с горячим ужином и стопочкой спирта должно быть заждались. Мелькнула мысль: «Поди, и кстати!»