Деревенские похороны
Дядя Сеня Федосеев умер в ночь на среду. На момент смерти ему было уже за восемьдесят, поэтому вся его многочисленная семья отнеслась к произошедшему по философски – все там будем, и начали подготовку к похоронам. Младший сын дяди Сени Вовка, протрезвев и осознав свалившееся на них горе, первым делом посчитал, сколько потребуется водки.
- Чой-то ты, Вовка, насчитал больно много! – возмутилась старшая дочь дяди Сеня Надя, после развода с мужем переехавшая жить к отцу. – Всю деревню упоить хочешь, что ль! Поди уж и дружков своих позвал!
Вовка в ответ благоразумно промолчал. Но Надю это не устроило, и она продолжила.
- Слышь, говорю-то что! Нету у нас столько денег, чтоб всю твою алкашню поить. Из чего угодно повод себе выпить сделаете!
Вовка смолчал и на этот раз, отчего Надя завелась ещё больше.
- Не дам я тебе денег на водку, слышь! Так и знай, не дам! Мы бумаг-то толком ещё никаких не оформили, а он ко мне с водкой приставать начал! Ууу! – тут она замахнулась на щуплого плохо выглядевшего Вовку и громогласно подвела итог сказанному – Мало отцу при жизни нервы мотал с этой водкой, так и похороны в пьянку превратить норовишь!
- Надь, ты чо, Надь … Ты, эта, не кричи громко, и так голова чугунная! Кака пьянка, кака пьянка, Надь, ты чо! Я ж помочь хочу, как лучше, а ты кричишь .. Не надо, Надь!
- Да иди ты! – в сердцах только и ответила Надя и вышла на улицу.
У крыльца уже переминались с ноги на ногу два Вовкиных приятеля и собутыльника - Юрка с Валеркой.
- Мои соболезнования! – учтиво приподнял кепку Валерка и на всякий случай улыбнулся, показав остатки зубов.
- Выпить нету, - сурово ответила Надя и добавила, - чего припёрлись?
- Так мы это ж, Надь, помощь свою предложить хотим, уважение оказать покойному, так скать. Надь, он нас ведь всех с пелёнок знал, пацанами уму-разуму учил.
- Как же, научишь вас …
- Да серьёзно мы, Надь, – пробубнил в поддержку своему приятелю Юрка. – Дядь Сеня, он нам, эта, как родной был, я те говорю. Так вот мож сделать что, сходить куда, мож дров надо, – тут Юрка окончательно запутался и, моргнув, посмотрел Наде в глаза.
Отметив про себя полную несуразицу Юркиного предложения – на дворе стоял необычно жаркий август – Надя вдруг сжалилась над обоими приятелями.
- Ладно, будет у меня к вам одна просьба …
- Давай, Надь говори, мы, эта, мы с радостью, завсегда пожалуйста, как говорится, – подхватил инициативу Валерка.
- К нам сегодня родня приедет, люди серьёзные, Витька из Москвы на своей машине с женой и с нашей подругой, так что помощников у нас много будет, справимся. Но вот одного дела без вас не сделаем, – тут Надя сделала паузу и выразительно посмотрела на обоих.
- Вовка нам трезвый нужен, понимаете.
- Нуу, - согласился Валерка, - и дальше что?
- А вот не пейте хоть до пятницы, и дружку своему не давайте – вот что, - выпалила Надежда.
Валерка первым осознал суть Надиной просьбы, присвистнул, сдвинул кепку и почесал в голове.
- Эта три дня что ль? – уточнил он.
- Молодец, считать не разучился, – подтвердила Надежда.
- Ладно, - без прежнего энтузиазма в голосе согласился Валерка, а Юрка, как всегда, лишь выразительно моргнул в знак согласия, - уважим дядь Сеню, хороший мужик был. Обсуждать было больше нечего, и оба приятеля слегка сгорбившись, побрели к калитке, засунув в карманы руки, которые, казалось, им только мешали.
Старший сын дяди Сени Виктор с женой Светланой приехал почти затемно. Приехала с ними и давняя подруга Надежды Наташа, семья которой когда-то снимала у Федосеевых полдома на лето. Расцеловавшись с Виктором и Светланой, Надежда только и смогла всплеснуть руками, увидев выходящую последней из машины Наташу. Затем последовали всхлипы, объятья, слёзы, в которых перемешалась все эмоции, на которые только могли быть способны не видевшиеся долгое время подруги детства, встретившиеся по столь грустному поводу.
- Ну, сеструха, как вы тут, справляетесь? – неуверенно спросил Виктор и торопливо, не дождавшись ответа, продолжил, – если куда на машине ехать нужно будет, то завтра с утра я в твоём распоряжении.
- Да Толька меня сегодня уже возил, Витя, бумаги мы все в городе быстро сделали, гроб купили и венки тоже, а вот в магазин нужно будет съездить.
- Слушай, а Вовка-то дома? – поинтересовался Виктор.
- Да куда ж он денется, весь день дома мрачный сидит в телевизор смотрит, – со вздохом отозвалась Надежда и добавила, – но хоть трезвый – и на том спасибо.
Виктор в ответ только ещё больше помрачнел, но от комментариев воздержался.
Светлана тем временем выгружала из машины сумки, а Наташа с любопытством оглядывала всё вокруг.
- Ну, что, Наташ, сильно всё изменилось-то? Ты, поди, уж лет двадцать как у нас не была, только всё я с Танькой к тебе в гости наезжала, - спросила Надежда.
Наталья в ответ немного поежилась и, грустно улыбнувшись, сказала, что уже давно подозревает, что главные перемены заключаются в нас самих, а совсем не в окружающем.
- Даа-ааа, Наташ, – поддержал её Виктор, – давно ли вы тут девчонками бегали, а сейчас, ты, того и гляди, бабкой станешь. Мы-то со Светкой уже дважды бабка с дедом!
- А чё, Танька-то не приедет с дедом проститься? – удивилась Надежда.
- Да детей-то на кого оставить, Надь, – вступила в разговор Светлана, – муж в плаванье, а дети маленькие, сюда их тащить тяжело, вот мы и решили – пусть уж в церковь сходит, службу отстоит, а так дед простит, не от лени ведь не приехала-то.
- Ну да, конечно – понимающе закивала Надежда, – моей-то Татьяне проще, из соседнего-то посёлка. Подружка её придет помочь, племяш с женой подъедет, да и так народ соберётся, помнят ещё батю-то – на этих словах она снова всхлипнула.
Неизвестно, сколько бы ещё они простояли у дома в палисаднике, если бы на пороге вдруг не появился Вовка.
- Ну, и долго вы здесь стоять будете? – мрачно спросил он и спустился с крыльца.
- Здорово, братан! – братья какое-то время сосредоточенно поизучали друг друга, а потом неторопливо с чувством обнялись.
- Здорово, Светка, – продолжил свои приветствия Вовка, и вдруг стушевался под взглядом Наташи.
- Ну, чё смотришь так? Не узнаёшь что ль?! – с некоторым вызовом спросил он. – Да, не молодеем мы тут, знаешь. Годы - они никого не щадят, так-то вот …
- Водка тебя не щадит, а не годы … - тихо проворчала Надежда, а Наташа, не обращая внимания на Вовкины слова, быстро подошла к нему и слегка приобняла его за плечи.
- Вовка, ты Вовка! Я ж ведь тебя почти с самого твоего рождения два лета в коляске катала, Господи, как же время летит! А сейчас, вон лысина уже светится! Сколько мы не виделись-то?
От такого приветствия Вовка притих и никак не мог найти нужных для ответа слов.
- Да как в армию его проводили, так и не виделись вы с той поры, - ответил за брата Виктор.
Затянувшуюся было паузу нарушила Надежда и позвала всех заходить в дом. Первым на призыв сестры откликнулся Вовка и, взяв первую попавшую в поле его зрения сумку, решительно зашагал по ступенькам и скрылся на терраске. За ним потянулись Виктор со Светланой, а Надежда всем своим видом показала Наташе, что зайдёт в дом только после неё. На довольно просторной терраске стало сразу тесновато, а наставленные как попало сумки только мешали проходу. Светлана начала немного суетливо разбирать привезённое, кратко перечисляя Надежде купленные наспех продукты. Наташа стояла, прислонившись спиной к входной двери, и каким-то смешанным чувством разглядывала обстановку. Вовка забился в дальний угол, где стоял видавший виды диванчик и старенький телевизор на дряхлой тумбочке.
Виктор выглядел несколько нервным, то и дело суетливо потирая руками, подтягивая брюки и приглаживая волосы. Его голос звучал немного натянуто и неестественно, когда он спросил Надежду: «Надь, а батя …». Надежда молча бросила разбирать привезённые продукты, подошла к Виктору и тихо сказала: «Да в хате он, мы уже всё сделали, что нужно было. Тётка Надя завтра хотела прийти молитвы почитать», - и пошла в дом, не оглядываясь на брата. Виктор нерешительно перешагнул через порог, немного пригнув голову. Времени, с тех пор как он покинул родительский дом, прошло немало, но маленькие окошки и низкие двери остались в его памяти как неотъемлемая часть деревенского быта, в котором прошли его детство и юность.
Гроб с телом стоял посередине самой большой комнаты, которую родители называли «залой». Из-за большого стола его пришлось сдвинуть немного в угол, так что голова покойного оказалась прямо под большими настенными часами, равнодушно отстукивающими время даже для того, для кого оно уже остановилось. Виктор напряженно вглядывался в лицо отца, но почему-то не узнавал ни единой родной черты. Волнение куда-то пропало само собой, и осталось только какое-то странное любопытство, как будто он видел лежавшего в гробу человека впервые. Некая торжественность его выражения и в то же время безучастность определяли всю атмосферу комнаты. Перед лицом Виктора вдруг проплыло лицо отца живого, с его непременной лукавой улыбкой и хитрым прищуриванием глаз, как будто он знал что-то такое, что должно было непременно всех рассмешить. Он вспомнил, как в детстве он любил ходить с отцом на рыбалку и за грибами, как они заготавливали сено, и как тот, бывало, его ругал, когда они ссорились с младшим Вовкой, и каким несправедливым это иногда ему представлялось. Казалось, детство и юность были так недавно, но прорисовывавшиеся через картины прошлого контуры настоящего развеивали все иллюзии. Окончательно вернул Виктора к реальности тихий всхлип стоявшей за его спиной Надежды.
- Он последнее время без палочки уже ходить не мог, и всё сердился на свою беспомощность, - прошептала она, - а от помощи отказывался – «ещё чего!» говорил. Я, когда он на крыльцо поднимался, смотреть не могла, в дом уходила, а что сделаешь …
Постояв немного перед гробом без всяких мыслей вообще, Виктор тихо повернулся к выходу, и увидел, что в комнате помимо него и Надежды стояли и Светлана с Наташей. Наташа стояла, прислонившись спиной к косяку двери и выглядела совершенно отрешенной. Виктор тихо её окликнул, и она, вздрогнув от неожиданности, смущённо сказала: «Развспоминалась я что-то …»
На терраске их встретил вопросительным взглядом Вовка, но Виктору совершенно не хотелось ничего говорить. Он просто молча подошёл к дивану и сел рядом с братом. Женщины какое-то время тихо продолжали разбирать оставшиеся сумки и завалы на столе, но вскоре быт окончательно восстановил свои права, и началось распределение обязанностей на следующий день. Потом к Федосеевым заглянула соседка поздороваться с приехавшими и предложить им, если надо, переночевать у неё.
- Неет, тёть Надь, спасибо, мы уж тут все как-нибудь, места хватит, - ответил за всех Виктор. Поговорив немного, соседка ушла, и Надежда начала собирать на стол, чтобы перекусить. Спать им в эту ночь за разговорами и воспоминаниями почти не пришлось.
Следующий день прошёл по предательски быстро и наступил самый тяжёлый день похорон.
Когда около дома Федосеевых собралась почти вся деревня, из окна соседнего дома вдруг раздалась громкая музыка. Все, как по команде, повернули голову в ту сторону, откуда звонкий жизнеутверждающий голос задорно пел о чём-то на иностранном языке. Женщины неодобрительно зашушукались, мужчины нервно покуривали. Вышедшая на эти же звуки из дома Федосеевых их соседка тётя Надя только всплеснула руками: «Ну Любка, ну зараза такая! Говорила ей, а?! Что ж творится-то такое, прости Господи!» Потом она отыскала взглядом среди стоявших в палисаднике людей свою подругу Зину и с возмущением в голосе сказала: «Зин, ты что, совсем что ль её урезонить не можешь?! Одурела совсем девка!»
Зина, избегая смотреть кому-либо в глаза, дёрнулась было в сторону своего дома, но её опередил её старший сын Юрка, друг Вовки Федосеева: «Не ходи, мам, я сам с ней разберусь, - мрачно сказал он, и решительно пошёл в сторону своего дома. Вскоре из открытого окна донеслись крики вперемешку с нецензурной бранью и музыку выключили. Все, казалось, вздохнули с облегчением, а Зина виновато взглянула на соседей и сказала, как бы оправдываясь: «День рождения у неё сегодня, гостей уж давно наприглашала и говорит, что не хочет себе праздника портить. Я-то уж её и так и сяк просила …» На этих словах она то ли с отчаянием, то ли с досадой махнула рукой в сторону своего дома и смахнула набежавшую слезу. На какое-то время все разговоры затихли, и только из дома Федосеевых доносились какие-то неопределённого характера звуки.
Когда в дверях терраски началась суета, пришедшие на похороны сгрудились поближе, как будто хотели хоть чем-то помочь тем, кто находился внутри. Вскоре на пороге показались двое, проделывавшие на непосвященный взгляд какие-то очень странные суетливые манипуляции. Но тем, кто уже переживал подобное событие, всё было ясно без лишних объяснений – это мужики протискивали гроб через узкие двери и умудрялись при этом протиснуться и сами, чтобы потом максимально осторожно миновать крыльцо, ставшее, казалось, ещё уже и меньше. Никто из собравшихся не проронил ни слова, слышно было только шарканье ног и сосредоточенное сопение вытаскивавших гроб, их редкий обмен короткими словами, больше напоминавшими отрывистые звуки. Как только все преграды были преодолены и мужики подняли гроб себе на плечи, в дверях показалось всё семейство Федосеевых во главе с Надеждой, которая вдруг резко и громко завыла. От собравшихся во дворе послышались тихие всхлипы, и в тот же самый момент процессию вновь накрыла громкая музыка из открытого окна соседнего дома. Видимо, Любка всё же решила не омрачать себе единственный день в году и оградиться от соседского горя таким образом. В этот раз все сделали вид, что музыки не слышат, и процессия тихо вышла за калитку, где гроб с телом дяди Сени в последний раз поставили проститься с домом, который он сам построил, с улицей, по которой он ходил всю свою жизнь, с односельчанами, с которыми у него были разные в своё время отношения и которые являлись такой же частью его жизни, как и родная деревня. Какое-то время люди сохраняли невозмутимость, но вскоре всё же стали неодобрительно оглядываться на распахнутые окна дома напротив. Любкина мать, тётка Зина, втянула голову в плечи и избегала смотреть кому-либо в глаза. Надежда с плотно сжатыми губами уже без слёз подошла к Вовке и что-то тихо сказала ему на ухо. Вовка, немного прихрамывая, потрусил к стоявшей неподалёку грузовой машине. Через каких-нибудь пятнадцать минут вся процессия загрузилась в подъехавшую машину и была готова следовать на кладбище. Тех, кто не смог залезть по символической лестнице в кузов, рассадили по двум легковушкам – и медленно тронулись под жизнеутверждающую музыку в последний для дяди Сени путь. Оставшиеся на хозяйстве женщины опрокинули им вслед табуретки, на которых стоял гроб, подождали пока машина скроется из виду, а потом неторопливо подняли их и пошли в дом. На улице никого из людей не осталась, ветер тихо кружил начавшие опадать с берёз листья, на соседней лавке расслаблено жмурилась на солнце рыжая кошка, и только небольшой мохнатый пёс Федосеевых Тузик понуро лежал возле своей будки, печально положив голову на лапы. Ничто больше не выдавало ещё недавно разлитой в воздухе грусти, а раздававшаяся из соседнего дома громкая музыка вообще ставила её недавнее существование под сомнение.
Поминки прошли как обычно в таких случаях: сначала чинно сидели, переговаривались, пили за упокой души и землю пухом, вспоминали покойного добрым словом, а потом сбились на бытовые темы. К вечеру часть из присутствующих плавно перешла в соседний дом к Любке на день рождения, и только тётя Зина не хотела идти домой и, выпив больше, чем сама ожидала, она постоянно просила у Федосеевых прощения.
Так получилось, что это был мой последний приезд в ту деревню, где наша семья отдыхала много-много лет. Вскоре грянула перестройка, жизнь для нас резко поменялась, а вслед за ней наши привычки и образ жизни. Тем не менее, я продолжаю созваниваться с Надеждой, которая пару раз после этого события приезжала к нам в гости, и до сих пор в курсе всего, что происходит в том, казавшимся мне райском уголке из моего детства и юности. Её внуки выросли и уехали учиться в город, и теперь она, также, как и её дочь Таня ждут от них продолжения их рода, чтобы было, о ком заботиться и ради кого трудиться дальше. Витька сильно постарел, располнел и сдал. Вовка, на удивление, не спился, хотя его отношения с традиционным напитком остаются непростыми. В отличие от него его дружки – Юрка с Валеркой – покатились по наклонной и докатились до туберкулёза, которым их наградил приехавший с перестройкой в их деревню Колян, выселенный за какие-то провинности из города. Любка довольно быстро спилась и теперь покоится на том же кладбище, что и дядя Сеня – по иронии судьбы с ним по соседству. Жизнь тётки Нади и тётки Зины продолжается без особых изменений, они также работают на огороде, также сажают огромное количество картошки и также держат коз – чем и питаются, также ходят к автолавке, которую воспринимают больше как возможность пообщаться, чем что-либо купить, также судачат о всех, кого знают и не знают, и с подозрением относятся ко всем вновь прибывшим. Появились в деревне и новые люди, но я о них ничего не знаю, да, если честно, и не хочется ничего знать. Всё равно, они к той жизни, в которой прошли наше детство и юность, в которой мы все чувствовали себя молодыми, полными сил и надежды, в которой перед нами были открыты, как нам казалось, многие двери и которая завершилась с уходом дяди Сени, не имеют никакого отношения, и я прекрасно понимаю, что та жизнь осталась лишь в наших воспоминаниях – неизменно светлых и всегда с небольшим оттенком грусти.