(Детям, не достигшим шестидесяти, читать воспрещено)
Две девочки перед компьютером.
Солнце за просвечивающими белоснежными, мягкими шторами, за нагревшимися сочно-зелёными листьями фикуса... зовущий ветер полощется горячими, тугими, хлопающими флажками в форточке... доносятся крики собравшейся ребятни...
Всей душой девочки уже подпрыгивают на крылечке.
Некогда ждать, по аптечному скрупулёзного, закрытия программ.
Пальчиком в выключатель - тык!
...
Где-то что-то произошло.
Кто-то за кого-то заступался.
Но было решено.
---
Некорректное завершение работы. Крушение всей файловой системы.
Исчезновение содержимого дисков.
Порхали, уменьшаясь на лету, отреставрированные фотографии детства, лики родных, фотоэссенция множества походов... накопленные бесценные книги... умолкала, забываясь, психоделика текущей реки и умиротворённого моря.
Торжествовала безвозвратность. Исчезло прошлое.
И я, осиротев, нуль, онемение, незавершённость...
Завис. Но под ногами ощущаю твердь.
Ревизия...
Ведь будущее не ушло... и я совсем не тот - иной... я каждым утром новый просыпался, накапливал себя самим собой.
Лишь информация опала шелухой. Разломом отделились сливки от пахтанья.
Отрепетирована маленькая проба, щадящий дан намёк. Лениво шевелясь, устало закипает обустройство снова.
---
Шестиклассниками мы ходили в поход на Полярный Урал.
Взобравшись на пологую вершину, средь солнечной полярной ночи мы с изумлением вопили в горизонт, ушами навострясь, на время придержав дыхание, разинув рот… сияя, чуда ожидали.
Оно происходило, вновь и вновь. Альты и примы наших голосов, перелетев через десяток километров ночного воздуха, над речкой Собью - над перекатами её - просторными гольцами - над рединою лиственниц прозрачных и зарослями тальников… от горного, речной долины, края, обратно возвращались к нам, совсем непорченными, чёткими... и даже многократным эхом умножались.
В двух километрах ниже нас никак не мог посёлок задремать.
Весь мир хрустален, твёрд и чуток к тёплым обертонам человеков. Так дека скрипки ждёт прикосновения руки, движения смычка.
---
А что есть человек? Исторгни дых утроб и осязай его ноздрями, несвежесть ощути носков, белья, послушай окружающих, припомни все свои дела... Спроси, вглядевшись в зеркало, в себя - Ужели "человек" не то, что нужно перепрыгнуть, одолеть, оставить за чертой, прожить?
Напрасно ль каждый инстинктивно рвётся к идеалу?
Вошед с мороза, занырнёт с изнеможением в тепло, к печи... и вот, не в силах слова молвить мёрзлыми губами, руками колотя, чтоб боль прогнать из оживляющихся пальцев, блестя разжижившимся снегом на щеках...
Блестит ещё глазами, вернее радостью в глазах от ощущения тепла... и от его существования, пусть не внутри ещё, пусть рядом, пусть даже далеко... да пусть в абстрактных очертаниях.
Заложен априори идеал - "Мой папа может всё на свете, он может океаны переплыть и льва перебороть, пусть злого самого... но папе некогда - тарелки помогает маме мыть"...
Влечение пробуждает мысль, энергию... и свинство.
Форштевень корабля двуногого со скрежетом проламывает мир.
Я действую кувалдой, бью онемевшей жадностью своей по скупердяйской наковальне окружающих. И слившись с окружением, удары жадин принимаю на себя.
Выковывая мир, страдаю с ним.
Чему ты улыбаешься, бедняцкое дитя? Чем огорчён, прилипнувши под толстым слоем шоколада, дитя нувориша?
Все мы равны, под кружевами рвани или под хламом модного прикида... В дар получив, богатством - шанс, а бедностью - настырство... но главное, но главное - себя. Чтобы преобразиться.
Жизнь придирается:
- "Как это могло произойти? Для чего я дал тебе часы? Не сваливай на других!"
Бунтую на её суровость - "Что ты хочешь от меня? Ненавижу... Ну убей меня, убей".
(Чудеснейший Фильм Андрея Звягинцева "Возвращение")
- Убить тебя??? (она берётся за топор)
И вот - тупик в себе самом, когда, отнюдь не самых лучших дел, изрядно натворив, проснувшись в мокрых простынях позора... обидев, может быть того, кому обязан всем, осознаёшь - прощенье не нужно, вину не искупить.
Как дальше жить?
---
Стечения обстоятельств, намёком робко дёргают рукав - за поворотом жуткий перелом. Иной виток спирали.
Суд совести? Экзамен? Переход?
Быстрее, громче плеск ночной реки... уже проносятся, подобны теням, островки... вся ширь её свивается жгутом и устремляется в жерло, в решительный обрез привычной глади.
Мгновенно смолкнув, исчезает в водопаде... низвергнувшись в надмирный гул его.
И обостряется, в последнем развороте прощального преддверия пике, любовь к попутчице случайной. (Чудеснейший рассказ Роберта Янга "На реке")
И вот оно - падение в погибель... парение в туннелях смерти... где верх, где низ? Полёт меня, уподобившегося капельке среди кружения неисчислимых капель... ровесников небытия.
И если наша скорость одинакова, я вроде бы недвижно зависаю... и если масса всех меня немного обгоняет, я даже как бы вверх рванув, кружусь сквозь радугу туманными клубами.
Но ужас общим ожиданием удара нарастает...
...который не случится никогда.
Внезапно станет всё "наоборот" - стресс обернётся сном, а задыхающийся мозг мёд эйфории испытает.
Засилья мирового зла, для новых детских глаз, не станет.
И вот он смысл - ошибка для того больна, чтобы её не делать снова.
И оправдание меня лишь в том, что хоть кому ни будь, на этом свете я помог, согрел, прижал к груди, толкнул вперёд.
Апокалипсис закрывает предыдущий неуспех.
Смерть перезагружает отношения.
Иного извинения падению топора её, по прихоти любого дуновения, нет.
---
В дороге, без начала и конца, Взрослея, созревая.
Всё человечество, противоборствуя, взаимодействуя народами, болящими телами, вживается в потребность полюбить другого.
Нет, это не идея. Идеи пламя для людей смертельно. Все эти рвущие в атаку и простирающие длань... все эти Гитлеры и Ротшильды... кумиры, боги. Весь этот рабства менеджмент и инквизиция от имени идей.
- Зачем они?
- Чтобы унизив, сделав жертвоприношением, чтоб покорив, чтобы, в конечном счете, потеряв его совсем... понять, как важен человек, сам по себе.
И что он сам конкретное, живое, драгоценное произведение.
Что человек, земным своим страданием, тот самый Бог и есть. Что он не посрамим, не принижаем.
Как важен для него в себе самом - путь.
Истина и жизнь - работа самовоспитания.
"На жизнь отдельной личности Толстой глядит как на одну из фаз ее же вечной
жизни в мало-помалу возвышающихся формах, настолько близких между собой, что
смутное воспоминание о предыдущем состоянии не исчезает в человеке никогда.
Смерть не является ужасной: это - переход. Жизнь - счастье; все наши жертвы
- не лишения, ибо весь мир - одно". ("Интервью и беседы с Львом Толстым" Лакшина)
- Ну нет уж, нужно жить, наращивая благосостояние, оформившись и приведя в порядок все дела.
Свершает человека - живя.
- Сегодня - спору нет. Но в перспективе то - спокоен ли хозяин, тлен, возводя, бесштанным умирая?
Отсрочена ли смерть? И прекращается ли смертью человек?
И познаёт ли жизнь страус?
Кто в жизни не был наковальней?
Вперёд!
Заплакал сирота, поникнув головёнкой среди бед...
Колымский зэк, отчаянно срывает рвань одежд блохастых, покрышки прокалённых на морозе башмаков и, оголяя тело худосочное, что в отрешении - даже без мурашек, ложится изнемогнув, в затоптанный охранниками снег, под ледяных ветров нечаянную радость... под взгляды мудрых удивлённых звёзд...
Вспухает кожа, морщась, промерзая, узорными кристаллами снежинок покрываясь... Ток крови отступает, угасает...
Чу - пение под звёздами, чудесный звук небесных прим, небытия альтов... и ангельские трубы детских голосов. - Ужели это я, тот новенький, тот давешний?
Под ласками теплеющего ветерка, среди полярной знойной ночи...
И в облаках, искрящихся снегами...
Весь мир, угрюмая его печаль - внизу.
Подозревают ли там, в темноте, о настоящем?
Трубит душа мальчишкой в небесах - Не бойся, я с тобой - вставай!
Волшебен, трубный звук его импровизаций, неловкостью, оттенками счастливой жалости и меди ликованием звенящим.
Ужели радость эта пропадёт?
Конечно нет.
Обиды привлекут к себе ответное прощение, враги - родительскую, к глупеньким ещё, любовь...
Предательство - нежнейший поцелуй - Что делаешь, скорее делай, я вижу, как на сердце тяжело и верю, знаю - одолеешь...
Грехи потоком вешних вод вольются в умиротворение.
---
- А может сладости библейские влекут нас на крючок коварной смерти? Нелепым обещанием жить, тем, кто согласен умереть? Чтобы в миры бессонные и безнадёжные, обманные, завлечь?
- Но разве сеятель не думает вперёд?
Твердыни скал, выветриваясь, осыпаются, уносятся потоками и расстилаются на лежаках долин пластами. Но вновь взрывается вулканами кора успокоения равнин, разломов шрамами, вздувается горами...
То нарастают, то истаивают ледники... Течения океанов и циклонов изменяются.
Огромное земное тело среди космоса, в томлении ворочаясь, дыша, желанием новизны живёт.
Планета - океан... Солярис... сгущение мыслящей материи.
Вращаясь вкруг двойной звезды, предотвращая неминучее падение на раскалённые поверхности, средь толкотни разнонаправленных их тяготений. Мозг, управляющий, в стремлении спастись, самим собой. (Ст. Лем "Солярис")
И этот тёмный глубиною океан, от края и до края, везде, вокруг, вздымается волнами, огромными холмами, в столбах, в клоках - в парениях холодного тумана, с кровавой тёмной пеной по поверхности их череды, катящейся за горизонт... Текучий мыслящий белок, телесная всевездесущая нирвана.
И общим дальним и кошмарным фоном - в его таинственных глубинах и на поверхности в разводьях пены, многоголосый человечий вой - скандал толпы огромной и далёкой, дерущейся и спорящей, друг друга заставляющей идти по несвободной воле.
Расшифровать без-сильной собственное горе.
Рефреном - временами настающий, гремящий акцентированный вопль, приливами бессчётных голосов, рыдающих огромным хором... он чем то согласован - возможно войны, революции... сплочённой, убеждённою волной.
Далёкий мерный реквием... литавры Брамса... неумолчный бой.
Не смерть - здесь варево смертей... но тем не менее, в мелькании поколений неистребим сам человек, само его явление.
И ужас этот - жизнь в кипении.
Протяжный стон над всей этой мятежной кровью, которая для размышлений всеитожащего Бога невидима, необходима лишь как ощущение, мышления зачаточек и мыслей комбинации упорные, логичная дорога.
Совсем не информация, сдуваемой пыльцой - раздумья сердцем и душой.
Преображение...
И результат - качение мудрости вокруг светил добра и зла... к себе влекущих притяжением мольбы, насилием необходимости... двух неразрывных половин единой, цельной жизни.
Балансировка бытия, эквилибрист и тонкая под ним струна... шест совести и меры.
Прообраз человека каждого и логика всечеловеческих брожений.
По сути - творческое содержание Бытия.
И полыхающее воскрешение.
И разгорается духовный свет, как оправдание всех миллиардов свеч, поставленных самолюбивым, царапучим в исправление.
Калится, горем самонагреваясь, совсем другое человечество.
Всеведение, вершащее свои мистерии, уже не в состоянии войны "всех против всех".
Воспринимающее бездну космоса, как лунную тоску по, всё ещё не бывшему...
Кипение звёздных недр и плазменное крошево межгалактических прикосновений, как ликование новых зарождений...
Распятие сынов, как сладостной любви, на пашни ожидающих миров, посев.
Лес кактусов, букет мимоз, но слившийся душой одной, огромным сердцем.
Разросшееся в мощный дух, уподобившийся пророчеству, летавшему, взывавшему среди безвидных и пустынных вод...
Вернувшись многоголосным эхом.
Само теперь вобравшее доступный мир в объятия... зачатия укрыв... детей явив.
---
Зачем вживаться в умирание?
Чтобы понять - живём мы в умирании. Одной ногою там, другою здесь.
А смерть, такой же точно, плавный переход в рождение.
Вращение... Не ждать... но жить в делах.
Вживание в смерть безсмертия умней.
Чтоб жизнь из смерти возрастала.
И становился вечностью неостановленный процесс!
Когда я говорю, - Я умираю... лишь констатирую происходящее со мной... но сам не исчезаю.
Смерть - край, стена, конец... пока за ней не видишь продолжения.
Но если разглядишь - она условная черта для оставления за ней яичной скорлупы, змеиного обременения... возникновение возможностей и свойств иных, начало жизни - по большому.
А если параллельно разрешишь существование дорог иных, других людей дозволишь устремления - толпа призывно зашумит... поманит общим увлечением.
За белоснежность штор, за фикусову зелень, на ветер и под солнышко, и в крики ребятни.
...
Кто рад, тот за неделю пьян.
Тут главное - программ дождаться завершения.