Современный социум собран очень хитро, как капкан, вырваться из которого можно только оставив клочья собственной шкуры. Всё здесь направлено на то, чтобы сделать человека наиболее зависимым от системы. То есть-рабом. Системы могут быть очень жесткие и более терпимые, но они все без исключения-системы насилия и порабощения, какие бы маски они на себя не напяливали. Большинство членов этого общества заняты ex definitione (по определению) не своим делом, они ненавидят или равнодушны к тому, чем им приходится заниматься. Бесценное время их жизней они продают по бросовой цене, в обмен на небольшое количество ден.знаков, которые будут превращены в продукты питания, жилье и развлечения. Отчуждение человека от его жизни-есть преступление подобное убийству. Дарованное на короткий срок между Небытием и Небытием существование, единственное, что принадлежит человеку без оговорок и условий.
Использование жизней людей для целей личного обогащения разрушает и „хозяев“. Бессердечие, жадность и рассчетливость иссушивает их души, а отсутствие других целей, кроме наживы и удовольствий, делает их тупыми и односторонними.
Понятно также, почему правительства никак не реагируют на катастрофу перенаселения.„Хозяевам“ выгодно и удобно иметь достаточный выбор послушных, конкурирующих между собой рабов, поэтому правительства европейских стран так озабочены падающей рождаемостью и неудовлетворительным качеством „человеческого материала“.
Власть капитала в настоящее время настолько велика, что политики готовы на любые уступки, лишь бы не вступить в противоречие с интересами концернов и банков. Как пишет Бертран Рассел, в некоторых городах рабовладельческой Греции 4-5 веков до н.э. олигархи давали такую клятву: „Я неизменно буду врагом народа и буду причинять ему такой вред,какой только смогу“(“История западной философии“ стр. 228) Довольно честно и наглядно, и без сладеньких либеральных сказочек о равенстве всех перед законом и равных возможностях.
Есть однако, очень „ненасильственный“ вид насилия, которое называется-демократическим неолиберализмом, когда государства предоставляют жизни своих граждан для использования в производстве по минимальной цене владельцам капитала (и косвенно акционерам, которые пытаются „выдавить“ из предприятий всё больший процент прибыли во всё более короткие сроки). Когда предприятие перестает приносить необходимый доход, производство переносится в другое место, оставляя безработное, быстро нищающее население (которое успело перерасти возможности обеспечения всем необходимым из природной среды, и утратило передаваемые из поколения в поколение умения) и „мерзость запустения“.
Страх остаться без средств к существованию в бетонных мешках современных мегаполисов, есть одна из причин крайнего конформизма и оппортунизма большей части общества в западных странах и сегодняшней России. Голод и нужда уже многие сотни лет крутят мельницы машины производства современных индустриальных рабовладельцев. Они платят ровно столько, чтобы „рабочая сила“ могла выжить и вернуться в стойло: в офисы, к станкам и конвейерам.
Объединяясь в фирмы и корпорации, они сделали труд независимого производителя нерентабельным. Они задушили конкуренцией кустарей-одиночек, заставив их или исчезнуть, или работать на кабальных условиях на их фабриках. Мастер-сапожник, лудильщик, столяр и портной создавали „вещи“ от начала и до конца, они были непосредственно причастны к жизни мира и передавали свои умения потомкам. Индивидуальные, с клеймом мастера-производителя вещи, порой на столетия переживали своих творцов, они (вещи) были плодами неравнодушных теплых человеческих рук и каждая вещь была уже изначально уникальна. В „новое“ время работники лишь собирают абсолютно одинаковые фабрикаты из частей, которые анонимы-другие (иногда удаленные на тысячи километров) произвели лишь как части для целого, которое они возможно никогда не увидят. В результате мы пользуемся „мертвыми“ и безликими, узкофункциональными вещами, и таким же становится наш мир, созданный как-бы бесплотными анонимами.
Современная индустриальная система помимо разрушения природы, создала новый вид-массового, одинакового человека, и они существуют как-бы друг для друга. Так сети одинаковости и стандарта были перекинуты с мертвой материи на материю живую и мыслящую, и круг замкнулся, послушные люди-роботы на поточных линиях производят „мертвые“ недолговечные вещи, которые потом сами же бездумно потребляют.
Использованные или устаревшие продукты потребления отправляются на свалку, под пресс или уничтожаются, а те кто их производил доживают в домах для престарелых остаток дней, цепляясь за малейшую возможность наслаждения, и после в пролежнях,гное и собственном дерьме мучаются до последних мгновений им отпущенных.
В больших, и даже не очень западно-европейских городах, есть фабрики сжигания мусора, а где-нибудь неподалеку крематорий, где сжигают человеческий мусор, отработавший свой срок. Конечный итог такой „жизни“- в лучшем случае мраморная табличка с именем на могиле, где нет порой и мертвого тела. Когда за место на кладбище перестанут платить потомки, его перепродадут под другое захоронение, а урну с прахом или бренные останки уничтожат. Таков унылый финал существования большинства из тех, кто сейчас ходит по улицам мегаполисов.