Елена Рихардовна отложила книгу и подошла к окну. Роман ее любимого Л. Н. Толстого сегодня казался пресным и бесцветным, мысли были совсем о другом.
Она долго думала: а что, если предел уже наступил?
Что, если она пропустила его появление, а теперь пожинает плоды эдакого чудаковатого явления, которое ее подруга называет «подменой понятий»? Ей так много теперь казалось привычным, но вовсе не оттого, что она решила смириться. Привычным от того, насколько притупилось чувство боли и отвращения к себе, и слово «привычным», наконец, стало казаться ей хорошим. Привычное не вызывает эмоций, это то, от чего легко отказаться. «Возможно…»
Маргаритки на подоконнике расцвели пышными сиреневыми бутонами. Она коснулась их кончиками пальцев и посмотрела вдаль. Солнце садилось над крышами пыльных домов, закрашивая желто-розовым цветом подступающий полумрак.
Легко ли отказаться от человека, в которого влюблен? При поправке, что это чувство не взаимно, а в глаза слышишь жестокую правду: «Давай расстанемся». Тогда она смогла его вернуть. Переступила через принципы, забыла о гордости, умоляла его вернуться. «Таких не уважают…» - часто думала она, перебирая прошлое.
Как же беспечно полагать, что после той самой первой попытки его вернуть он останется с ней. Ведь он уже однажды ушел. Такие, как он, не возвращаются. И все те восемь лет, проведенные вместе, лишь подтверждали это. Он не возвращался. Никогда.
Он как и был, так и остался верен себе, а она, сделав однажды свой выбор, пожинает плоды своей слабости, и идет который раз по одной и той же тропе унижения, просьб и молебных взываний.
Елена Рихардовна так и не могла понять, с чем же ей на самом деле было трудно расстаться? С человеком, который ее не любит? Который по сути и не любил, и не полюбит, и живет с ней лишь из жалости. Из сострадания? Или из извращенного принципа, согласно которому понятия «жена» и «домработница» - тождественны… Или труднее расстаться с ее собственными инвестициями, вложенными в этого человека, но так и не давшими прибыли?
Все эти циничные отравляющие мысли стали появляться совсем недавно, когда она, наконец, осознала начало конца.
Больше всего она боялась, что не выдержит. Ей заведомо становилось страшно от тех ночных приступов откровенности с самой собой, когда ее подсознание будет, как когда-то, нашептывать: «ты больше никому не нужна», «теперь ты осталась одна», «он был единственным хорошим человеком, которые был с тобой, и ты его прогнала», «вокруг одни моральные уроды, а достойных мужчин больше нет», и, под конец, самая ужасная: «ты не состоялась ни как жена, ни как профессионал, ни как дочь своих родителей, ни как подруга, ни как мать своего ребенка».
Это было абсолютнейшей правдой, только смотреть на все это как на очередной переломный период, благодаря которому есть шанс для роста, она стала совсем недавно. И все же, когда она плакала по ночам, кризис казался черной дырой, из которой нет выхода.
Но спустя несколько часов наступало утро, в окно били яркие лучи, освещая крыши домов по-новому, отчего все вокруг казалось прозрачно-золотистым на фоне прохладной голубизны неба. И новый день, не приносящий никакого желания жить, заставлял ее двигаться дальше.
Двигаться вперед, потому что так больше нельзя. Двигаться дальше, потому что даже омерзению и брезгливости к себе есть предел.
А для того, чтобы снова уважать себя, есть причины.
Причин много! Она обладает удивительным даром нравиться людям. Она обаятельна, красива, ухожена.
Умна, образованна, талантлива. Домовитая женщина и хорошая хозяйка.
Она мать. Прежде всего, она мать своего ребенка, который стал центром всей жизни. И никто и ничто не сможет это изменить – разве что, когда-то в ее жизни появится еще один такой центр…
Рыжий краешек солнца почти скрылся за чьей-то крышей.