Читать пред. главу http://proza.ru/2010/12/17/720
Из книги "Заходер и все-все-все" Галины Заходер,изд. Захаров"2003год 4 000 экз. 256 стр.
«Я своему отцу давно гожусь в отцы»
…Снова вспоминаю его стихи о доме, в котором «певчие птицы не живут, не поют». Задумалась, а был ли у Бориса когда-нибудь такой дом? Дом в понятии – «семья». Дом, который он захотел обрести со мной.
Тогда я не могла ответить на этот вопрос. Теперь, когда его уже нет, попробую вспомнить то, что он мне рассказывал, пересмотреть его записки, стихи и представить, какой дом был у него до нашей с ним встречи.
Строчки, вынесенные в заглавие, Борис написал, вспоминая своего рано ушедшего из жизни отца. Но что тогда говорить о его матери, которая сделала своего сына сиротой в 14 лет, отравившись уксусной кислотой. Страшная кончина, да еще с последним криком о помощи, обращенным к мужу: «Володечка, спаси меня».
Кончилось детство. Вместе с кончиной матери ушло понятие родного дома.
Отец, боясь одиночества, женился, да не один раз. Мачехи, сменяя одна другую, не приносили успокоения ни отцу, ни сыну. Каждая меняла уклад жизни по своему усмотрению. Исчезали привычные с детства вещи, менялся распорядок дня, а последняя мачеха, уже после смерти отца в 1941 году, лишила Бориса любимых книг, вещей и всех семейных документов, которые просто сожгла.
Остались у Бори от домашнего очага лишь фотографии родителей и собственная, где ему два с половиной года.
Из записок Бориса Владимировича. 1971 год:
«Как тронули меня те страницы «Нильса» (имеется в виду книга шведской писательницы Сельмы Лагерлеф «Wunderbare Reife des fleinen Nils…»; глава Ein fleiner Berrenhof), где писательница говорит о возвращении в свое старое имение, в те места, где прошла ее молодость. Меня, у которого нет таких мест, нет родного угла и чье детство прошло в переездах, во временных квартирах – без устоявшегося быта, без обрядов, без традиций, без семьи с каким-то подлинным укладом жизни, - интеллигента 20 века…»
Ранняя любовь к девушке, которая на три года старше (что очень существенно - Борису не полных 16 лет), принесла ему много поэтических переживаний, но и ранила. Речь идет о дочери писателя Ефима Зозули, Нине.
Вот как описывает К.И.Чуковский в своем дневнике за 1927 год их дом и саму Нину:
«У Ефима Зозули всегда полон дом каких-то родственников, нахлебников, племянниц – и в довершение всего на шкафу целая сотня белых крыс и мышей, морских свинок, которые копошатся там и глядят вниз, как зрители с галерки, - пугая кошку. Есть и черепаха. Все это – хозяйство Нины, Зозулиной дочки, очень избалованной девочки с хищными чертами лица. В доме – доброта, суета, хлебосольство, бестолочь, уют, телефонные разговоры, еда».
Атмосфера хлебосольства, уюта, телефонных разговоров, еды – сохранялась всю жизнь, мне тоже посчастливилось наблюдать ее позднее.
Чтобы узнать некоторые подробности жизни Бориса Заходера и Нины Зозули в те годы, я позвонила их общей подруге Г. В. Дробот. Она вспоминает, что Боря поражал всех своей феноменальной памятью. «Он мог прочитать две страницы совершенно нового текста и тут же пересказать его слово в слово».
А что можно сказать о человеке, который в 16 лет написал такое?
Пусть ни один сперматозоид
Иллюзий никаких не строит;
Поскольку весь наш коллектив
Попал в один презерватив.
Передо мною лежит толстая общая тетрадь за 1934 год.
На первой странице посвящение:
Боре Заходеру,
Товарищу, поэту, беспокойному мальчику, с верой в него.
Арон Копштейн,
(который немного ему завидует).
Не на день, не на неделю, -
Мы сдружились в Коктебеле.
Свяжем, Боря, навсегда
Наши дерзкие года. 23.VI. 34.
Видно по надписи на обложке, что эта тетрадь принадлежала поэту Арону Копштейну и он подарил ее Борису в Коктебеле, где тот находился вместе со своей подругой Ниной Зозулей, впоследствии ставшей его женой.
…Совершенно неожиданное соприкосновение с именем Арона Копштейна произошло у меня 8 мая 2003 года, в канун дня победы.
Вдовы писателей пригласили меня присоединиться к их союзу. Программа встречи состояла из поминовения павших, а затем общего чаепития в малом зале ЦДЛ. Не уверена, что меня соблазнило бы чаепитие, но возникло желание почтить память погибших писателей - и я поехала.
Хор студентов консерватории исполнил песни военных лет. Прозвучали в записи стихи фронтовиков, среди которых стихи Арона Копштейна. Вторично услышала его имя, когда ведущий упомянул Копштейна как очень одаренного поэта. Вспомнила, что Борис с Ароном вместе были на войне, где тот и погиб. Захотелось узнать о нем что-нибудь еще. Потихоньку покинула свое место и подошла к мраморной доске с именами павших, нашла его имя. У стенда с фотографиями узнала сразу - словно видела раньше - черноглазого молодого человека в вязаной шапке. (Может быть, по головному убору?) «Арон Копштейн. 1915-1940».
У Бориса хранится фотография, помеченная 27 марта 1940 года, где студенты Литературного института, вернувшись с финской войны, снялись на память (все в таких же вязаных шапках, которые трансформировались в шлем), - Арона среди них нет. Значит, он погиб в самом начале этого года, и не в Отечественной войне, как я думала, а на финской. Надпись на обороте: «…не забывай своих боевых ребят. В будущей войне ты будешь с нами». Они знали, что будущая война не за горами.
Я стояла перед фотографией старого друга Бориса, ушедшего из жизни таким молодым и плакала о нем. Может быть, я была единственным человеком, скорбящим о нем в этот день…
След глава http://www.proza.ru/2009/11/08/1015