Я была плохая дочка. Я стеснялась своей мамы. Стеснялась ее полноты, дурацкой химии на ее голове, золотых коронок во рту, нелепых мешковатых платьев старомодного фасона. У других девочек мамы были красивые, а моя – настоящее пугало. Она и родила меня слишком поздно – в 33. Из-за войны.
Я была плохая дочка. Меня раздражали вечные мамины болезни и ее бесконечные разговоры о них с приятельницами по телефону. Нет, она и вправду была больна. К врожденному пороку сердца и гипертонии потом добавился еще и панкреатит, потребовавший дитетического питания и едкого средства из оленьих рогов, от которого нестерпимо воняло в туалете. И я устала от своего страха за ее смерть, от своих ночных походов в ее комнату, чтобы убедиться – она дышит!
Я была плохая дочка. После ссоры с мамой я пугала ее, что убегу из дома, или покончу с собой. Один раз даже позвонила ей на работу и сказала: «Ищи меня в морге».
Я была плохая дочка. Я ее никогда не слушала. А потом неслась по заснеженной дороге вслед за «скорой», увозившей маму, и кричала: «Пожалуйста, не умирай! Я буду хорошей и сделаю все, что ты захочешь. Только не умирай!» И мама не умерла. А я про свое обещание забыла и снова стала плохой дочкой. Я напилась на 7 ноября, подралась с мальчиком из нашего двора, схватила «пару» по алгебре, и мне было наплевать, что станут говорить в школе об «учительской дочке».
Я была плохая дочка. А бывают ли дочки хорошие? Наверное, они бывают у красивых и здоровых мам.
А потом моя мама умерла. Неожиданно. Как будто нанесла предательский удар ножом из-за угла. Ведь мы уже давно не ссорились. И у нас все было так хорошо. И я уже не замечала ни ее полноты, ни мешковатых платьев, ни дурацкой «химии» на голове, ни того, что в свои 50 с небольшим мама выглядела на все 65. Да я и сама была уже почти мамочка – собиралась через месяц рожать. «Как ты могла! - беззвучно кричала я ей, идя за гробом. – Ведь я уже хорошая дочка и не могу без тебя жить!» Но мама молчала.
P.S.Недавно я брала интервью у друзского полковника, посвятившего армии всю жизнь и принимавшего участие в израильских войнах, начиная с Шестидневной. Он сказал мне такие слова: "Кто не был голодным, не поймет, что такое хлеб. Кто не умирал от жажды, не поймет, что такое вода. Кто не был на войне, не видел раненых, убитых, инвалидов, семьи погибших, не поймет, как важен мир". Я бы добавила к ним еще такую фразу: "Тот, кто не познал темных сторон, никогда не оценит по-настоящему светлые..."