Это было в декабре 1991 года, в самый канун католического Рождества. Я вместе с одним знакомым, в ту пору были в Москве, обналичили там приличную сумму денег, ну и решили рвануть в Южно-Сахалинск – покупать японские машины. А самолёты на Дальний Восток уже не летали около месяца, по причине взвинтившихся цен на ГСМ. Рейсы каждый день откладывались, и уставшие уже ждать пассажиры были готовы на всё, лишь бы улететь домой. Многие, махнув рукой на тяжести и лишения, сели на поезда и отправились в десятидневный круиз через весь СССР к себе на Родину, но самые стойкие ждали своего рейса.
И в это самое время, когда мы решили лететь в Южно-Сахалинск, объявили о коммерческом рейсе. Это был самый первый официальный чартерный рейс, объявленный Аэрофлотом в качестве эксперимента: способен ли народ заплатить десятикратную цену за билет или нет? Оказалось, что народ способен не только заплатить, но и ещё на кое-что, что заставило задуматься руководство Аэрофлота, МВД СССР и дало пищу для сенсаций средствам СМИ.
Мы с товарищем взяли в свободной продаже билеты по сто десять тысяч рублей (официальная цена стояла на уровне одиннадцати тысяч рублей!), и сели в самолёт. В салоне самолёта ТУ-134 располагались уставшие от многодневного ожидания хмурые и неразговорчивые пассажиры, которые молча занимали свои места. На их лицах можно было прочитать всё что угодно, но не радость ожидаемого отлёта - было такое впечатление, будто все они ожидали какого-то подвоха.
Позади меня расположились двое «братков». Они были словно близнецы-двойняшки: в длинных кожаных плащах, в одинаковых тёмных очках, оба одинаково коротко подстрижены, и оба в такт жевали жевательные резинки, синхронно поворачивая свои головы, то в одну, то в другую сторону.
Всё бы ничего, полёт как полёт, одна на весь салон стюардесса быстро обслуживала всех пассажиров, шустро разнося минералку в пластмассовых игрушечных кружечках, но, подлетая к Хабаровску, промежуточному аэропорту перед Южно-Сахалинском, стюардесса произнесла короткое дежурное объявление, которое всполошило всех пассажиров.
- Внимание, граждане пассажиры! Наш самолёт прибывает в город Хабаровск, температура… (такая-то), давление… (такое-то), время … (такое-то). Просим всех выйти из салона самолёта, для дозаправки авиалайнера. О дальнейшем Вашем полёте Вам сообщат дополнительно в справочной аэропорта города Хабаровск. Спасибо за внимание!
В салоне все загудели, тихо о чём-то перешёптываясь друг с другом. Самолёт произвёл посадку, вырулил на стоянку, и из кабинки пилотов показались сами пилоты, которые шли к выходу, с радостными лицами и с пакетами в руках – видимо, подарки своим близким.
- Извините, пожалуйста,- обратился один из пассажиров к командиру экипажа,- а когда мы полетим в Южно-Сахалинск?...
- А мне всё равно,- пьяно икнув, ответил тот.– Я уже дома!...– Командир экипажа ещё раз икнул, и пошёл к выходу!
В салоне самолёта воцарилась гробовая тишина. Все молча и с тоской смотрели вслед уходящему экипажу, и у всех в голове кружилась одна и та же мысль: «Даже если и полетим, то не с этим экипажем – пьяные ведь в стельку!». А раз не полетим, то значит задержка, значит… Вот он – подвох!
- Товарищи!– Воскликнул один из пассажиров.– Есть здесь кто-либо, кто не первый раз летает самолётом через Хабаровск? Знаете ли вы, что это всё означает?
- Знаем!- Выкрикнуло половина салона самолёта.– Нас выбросят из самолёта, и мы ещё месяц будем «куковать» здесь в Хабаровске. А здесь только тайга…
- Товарищи, у меня есть предложение!– Выступила одна инициативная дама.
- Я - правозащитник и юрист. Я знаю что делать. Мы выкупили весь этот самолёт, купив по десятикратной цене билеты. Решаем так: из самолёта не выходим, пока администрация аэропорта города Хабаровск не даст нам убедительные гарантии о нашем дальнейшем полёте. В противном случае мы не выйдем из самолёта – пусть дозаправляются при нас. А нам пусть выделят новый экипаж пилотов. Для этого предлагаю составить петицию в администрацию аэропорта со всеми нашими подписями.
Все в салоне загудели, соглашаясь с озвученным предложением. В этот момент появилась стюардесса, и, удивившись тому, что мы ещё в салоне, стала силой поднимать пассажиров и выпихивать их из самолёта. Возмущенные пассажиры, убедившись в подвохе, выраженном в предательстве экипажа, с криками и улюлюканьем дали отпор резвой стюардессе. Та скрылась от народной ярости в кабине пилотов и по радиосвязи громко стала звать на помощь, взывая: «Захват! Помогите! Спасите! Мне тоже домой надо!».
У выхода из салона самолёта встали инициативная дама и ветеран войны, в ожидании делегации от администрации аэропорта. Через пять-десять минут на взлётной полосе послышался шум двигателя легковой машины, скрипнули тормоза и по трапу протопали торопливые шаги.
- Ну, кто здесь захватчик? Ты что ли, дед?- Грозно спросил выпивший милиционер, едва ступив в салон самолёта.
- Или ты пьяный?- Также грозно вопросил второй.
- Как Вам не стыдно так разговаривать с пожилым человеком, да и ещё с ветераном войны,- попыталась усовестить их правозащитница.
- Слышь, ты, коза! В камере будешь бодаться и базарить. А твой дед на зоне будет ветеранить,- грубо ответил один из милиционеров. – А ну, все из самолёта!...
На эту грубость народ среагировал неадекватно. Все рванули со своих мест, но из-за узкого прохода никто не смог быстро добраться до аппетитного горла милиционера-хама. А одна беременная женщина, ближе всех находившаяся к ним, встала и, выпятив свой огромный круглый живот, стала напирать на зарвавшихся ментов.
- А ну, кто здесь пьяный, а? Мы щас тебя посмотрим, какой ты трезвый, козёл! – Бушевала беременная. – Ишь, ты! Думаешь что тебе всё можно? Я вот щас рожу здесь при тебе, посмотрим, что ты скажешь тогда! А ну брысь отсюда, и давай сюда нам лётчиков. Мне домой на остров рожать надо! А ну…
И, не ожидавшие такого отпора и проявления народной ярости менты, быстро ретировались, и они шустро так юркнули в спасительную дверь. После их отъезда всех поначалу охватила грусть – не миновать проблем! А кому нужны проблемы? Потом, правозащитница взяла инициативу в свои руки:
- Кто не хочет проблем – выходите из самолёта! Я остаюсь, и буду драться. Посадят – буду писать Ельцину, в ООН в конце-концов. Зоной они меня не испугают. Кто здесь родился, тот либо потомок, либо близкий родственник каторжан – края здесь такие, каторжные. Нашёл тоже, кого и чем пугать… Кто со мной, поднимите руки!
И народ единогласно проголосовал за войну! Даже «братки» не остались в стороне. Когда голосовали, то обратились к ним, мол, как - выйдете или остаётесь? «Братки», наклонили друг к другу головы, словно муравьи, встретившиеся на тропе, быстро и беззвучно посовещались, и промолвили:
- Если за народ, и против «мусоров», то базара нет – пострадаем!
Все в салоне хохотнули, и у всех стало как-то легче на душе, от такого проявления солидарности. Кто-то вспомнил о том, что в багаже есть ружьё, и полез за вооружением. За ним последовали ещё пару стрелков-охотников. У нас в багаже тоже были газовые пистолеты, и я об этом озвучил. Мне посоветовали приготовить их – всё-таки какая-то помощь при штурме ОМОНа. Народ поинтересовался у «братков» насчёт наличия оружия и они оба безмолвно подали знак рукой, мол, порядок, отобьёмся – мы, оружие!!
Через час-полтора показалась колонна грузовых автомашин из восьми-десяти единиц. Машины окружили наш самолёт, и бойцы ОМОНа вытянулись в цепочку, выставив пластиковые щиты. К трапу подъехала делегация в составе администрации аэропорта и милицейских начальников. Но мы на уговоры не поддавались – не выйдем! Самолёт наш, мы его арендовали! Вот билеты, видите, заплатили по сто десять тысяч!
В общем, пробыли мы в таком противостоянии часов десять. А нас в то время показывали по всесоюзному телевидению, и телеоператоры транслировали неслыханное в то время дело: народ не отдаёт государственное добро! А в аэропорту Хабаровска бессильно бесились местные пассажиры, которые около месяца не могли выехать из этого города-западни. И все пассажиры рвались сквозь милицейский заслон к самолёту, чтобы за горло вытащить оттуда обнаглевших пассажиров, которые не хотели выходить из самолёта…
А пассажиры самолёта были настроены самым решительным образом отстоять своё право на выкупленный самолёт и от ОМОНа, и от конкурентов. Нашлись военспецы, и они, совместно со всеми пассажирами, разработали план обороны от ожидаемого штурма… Поздно вечером ОМОНовцы снялись и уехали, и мы все с облегчением вздохнули. Через какое-то время показались несколько пассажиров, которые сели на места вышедших в Хабаровске. Всеобщую обстановку разрядил один пассажир.
Он сел в самолёт в Москве вместе со всеми и был в «немычачем» состоянии. Он, словно Женя Лукашин из «Иронии судьбы...», проспал весь рейс до Хабаровска, оглушив всех смачным храпом, и заполнил весь салон сивушным перегаром. Когда же он вышел вместе с выходящими пассажирами в Хабаровске, то все облегчённо вздохнули, а последующие события затёрли все воспоминания о нём.
И вот, в числе входящих новых пассажиров мы все увидели его, и он был всё в том же состоянии! Он еле брёл по салону, вспоминая своё место, причём делал это с закрытыми глазами, постукивая ногой в мощном ботинке по ногам пассажиров. И тут кто-то громко сказал:
- Ха! Наш спящий красавец объявился! Ты что, брат, тоже на остров, что ли? Ну, брат, ты всё проспал! Здесь такое было…
Мужчина остановился, еле открыл непослушные веки…:
- А-а? Что было? Где было? Сколько?...– И, осмотревшись вокруг себя, удивлённо так, произнёс знаменитую фразу Жени Лукашина из «Иронии судьбы..»,- где я, а?...